Какое нам дело до Латинской Америки?(7)

(статья пятая, окончание)

А.В. Харламенко

Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4.

Часть 5. Часть 6. Часть 7. Часть 8.

Часть 9. Часть 10. Часть 11.

В июле 1984 г. повстанцы вновь перешли в наступление, добиваясь не стратегической победы, а «перевеса в среднесрочном плане и поддержки общей перспективы переговоров». Повстанцы стремились «расширить работу в массах и повысить роль РДФ, не исключая участия в предстоявших выборах. Командование ФНОФМ, очевидно, полагало, что «развал регулярной армии и режима до выборов в США вызвал бы Рейгана на прямую массированную интервенцию, чтобы спасти возможность своего переизбрания»[1].

В начале августа ФНОФМ через президента Коста-Рики Л.А. Монхе передал правительству Дуарте и его армии мирные предложения. В середине октября еще ничего не было известно ни об их содержании, ни о реакции другой стороны; Дуарте даже не отвечал на звонки Монхе. В левой прессе не без оснований называли такого рода тайную дипломатию в условиях террористической войны режима против народа «преступлением столь же достойным осуждения, как ковровые бомбежки»[2].

В октябре 1984 г. Дуарте предложил повстанцам начать переговоры. Фактически это означало признание сложившихся в стране двух властей и двух армий. Но переговоры не привели к конкретным результатам, так как не получили одобрения тех, кто реально обладал властью: крупного капитала и армейского командования, а также Вашингтона. С согласия США Дуарте предложил ФНОФМ-РДФ прямой диалог о путях установления гражданского мира. Вопреки ожиданиям Вашингтона, он получил согласие. 15 октября встреча состоялась. Она явилась официальным признанием революционных организаций. Но договориться удалось не о прекращении огня, а только о создании совместной комиссии для изучения предложений сторон.

В декабре 1984 г. режим Дуарте в одностороннем порядке прервал переговоры. Предложения повстанцев его возобновить отвергались более года.

В целом, принятие конституции 1983 г. и выборы выполнили основную задачу господствующего класса в революционной ситуации – сколько-нибудь стабилизировать его власть, придать ей внутреннюю и внешнюю легитимность. Добиться этого сальвадорской буржуазии и Вашингтону помог временный спад классовой борьбы и обусловленный им кризис революционного движения.

По расстановке социально-политических сил в Сальвадоре первой половины 80-х годов было много общего с Чили начала 70-х. Как и там, спасательным кругом капиталистического строя послужил демохристианский реформизм, претендовавший на среднюю линию между фашиствующей олигархией и пролетарской революцией. Как и там, острие этой политики было обращено не против правых, а против левых. Как и там, попытки части революционного руководства найти с реформистами общий антифашистский язык закончились неудачей, приведя лишь к трагическим конфликтам в самом революционном движении. Как и там, господствующий класс, используя реформистов в своих целях, не собирался уступать им реальную власть, опирающуюся на вооруженную силу. Как и там, армия, даже отойдя от непосредственного осуществления власти, сохранила роль гаранта буржуазной политической системы с правом вето. Не случайно обе буржуазных партии США поручили центральноамериканские дела Киссинджеру, имевшему опыт подготовки переворота в Чили, а специальным посланником по Центральной Америке вместо Стоуна был назначен Г. Шлаудеманн, бывший в 1973 г. первым секретарем посольства США в Сантьяго.

Однако сальвадорские революционеры в отличие от чилийских проиграли битву, но не кампанию, тем более не войну. Глубоко расколоть ФНОФМ и РДФ, подорвать их связи с массами не удалось. Освободительное движение, хоть и дорогой ценой, выдержало испытание на разрыв. К весне 1984 г. 11 тысяч бойцов ФНОФМ контролировали от четверти до трети страны, успешно отбивая атаки 39-тысячной правительственной армии. Народ не был безоружен, как в Чили, и армия, при всем влиянии фашистов в ее рядах, не могла обеспечить победу фашиствующей контрреволюции. В воюющей стране была не одна армия, а две, противоположные по классовой природе, между которыми установилось нестабильное равновесие сил. Это и послужило главной причиной того, что в Сальвадоре, в отличие от Чили, Вашингтону пришлось сделать ставку не на фашистский, а на правореформистский путь.

Такой предварительный итог далеко не завершившегося кризиса имел важные международные последствия. В Гватемале в августе 1983 г. армия свергла генерала Риоса Монтта, лучшего друга сальвадорских фашистов. Новая хунта взяла курс на постепенную передачу власти гражданским политикам. В 1984 г. по сальвадорскому образцу была избрана конституционная ассамблея из демохристиан, центристов и ультраправых, а в следующем году президентом стал лидер местной ХДП Винисио Сересо. Гондурасский д'Обюссон, генерал Густаво Альварес, был 31 марта 1984 г. арестован и выслан за границу военными, связанными с конфедерацией предпринимателей. Оба переворота произошли в разгар совместных с США маневров, и предположить, что их не согласовали с великим северным соседом, невозможно.

Переориентация Вашингтона с фашиствующих ультра на местных дуарте не могла не способствовать демонтажу в 1983-85 гг. военных режимов в Аргентине, Бразилии и Уругвае, тесно связанных с центральноамериканскими фашистами. Транснациональные корпорации и выражавшие их интересы правительства на практике убедились, что при «демократии» эти интересы могут быть обеспечены надежнее, чем под стеснительной и для них властью «сильного государства» фашистского толка. Этот урок им дала не в последнюю очередь сальвадорская революция.

4. Поражение или победа?

США сделали ставку на ХДП в попытке расширить социальную базу режима и лишить повстанцев поддержки. С созданием правительства Дуарте экономическая помощь Вашингтона была увеличена вчетверо. После выборов к уже выделенным на 1984 г. 65 млн. долл. военной помощи Конгресс добавил 62 млн., через несколько недель – еще 117 млн., а кроме того, одобрил 132 млн. на следующий год[3]. Всего США выделили на три года около 300 млн. долл. Только армия обходилась Вашингтону в 10 млн. долл. в месяц. Продовольствия США поставили с октября 1983 г. на 49 млн. долл. с рассрочкой платежей на 40 лет, причем первые 10 лет платить не надо было ничего.

«Законно избранному» Дуарте удалось в значительной мере восстановить легитимность режима за рубежом. Многие страны, даже Франция и Мексика, признавшие в 1981 г. ФНОФМ-РДФ, снова послали в Сан-Сальвадор послов и возобновили помощь режиму Дуарте. По объему экономической помощи (20 млн. долл. на три года) ФРГ заняла второе место после США. Международные финансовые организации, отказывая в кредитах Никарагуа и все меньше выдавая их другим латиноамериканским странам, не скупились на займы Сальвадору. Только Межамериканский банк выделил 100 млн. на правительственные программы и 60 млн. частным промышленным предприятиям[4].

Благодаря зарубежным субсидиям и займам, при военных расходах в 51% бюджета инфляция была ниже, чем в большинстве стран Латинской Америки, не говоря уже о никарагуанской гиперинфляции. Но в Никарагуа до 1988 г. зарплату регулярно повышали, а в Сальвадоре у сельскохозяйственных рабочих с 1979 г., у промышленных – с 1986 г. зарплата была заморожена и, по данным ООН, с 1983 по 1988 г. фактически сократилась на 55 и 38%. Каждый второй сальвадорец не имел фиксируемой статистикой работы и вынужден был зарабатывать на жизнь в «неформальном секторе», разросшемся до рекордных в регионе размеров: 23% ВВП, 49% услуг. Уже в 1984 г. четверть населения сосредоточилась в столице, примерно столько же перебралось за рубеж, главным образом в США и Мексику.

Близкий к РДФ Центр общественных исследований и действий отмечал: «Сальвадор в значительной мере транснационализировался. Его экономика зависит от притока средств извне (официальной помощи и денежных переводов сальвадорцев, живущих в США). Его политическая система также большей частью формируется внешними силами. Ни для кого не являются секретом усилия США по «демократизации» режима. Без этой поддержки ХДП вряд ли стала бы правящей»[5].

31 марта 1985 г. состоялись выборы в Законодательную ассамблею (парламент) и местные органы власти. ХДП получила 34 места в парламенте из 60 и 200 муниципалитетов из 260. Разъяренные неудачей ультраправые обозвали выборы «фарсом, устроенным посольством США». Но за ними остался контроль над армией, полицией и судебной властью, что позволяло терроризировать правящую вроде бы ХДП и готовить реванш.

По настоянию США господствующий класс начал переходить от тотального террора к прицельному, сочетая его с ограниченной «либерализацией». Университет открыли, но под наблюдением и контролем армии. В страну допустили европейских правозащитников и профсоюзных функционеров, а те в свою очередь находили все меньше «нарушений прав человека».

Экономическая политика правительства Дуарте в первую очередь согласовывалась с Национальной ассоциацией частных предпринимателей. Самые большие уступки делались самой реакционной их фракции – латифундистам. Первой экономической мерой нового президента было разрешение владельцам хлопковых плантаций обменивать валюту по неофициальному курсу, то есть для них делалось исключение из положения о государственной монополии на экспорт основных товаров. В районах военных действий возродилось рабство: крестьян под угрозой расправы сгоняли в тайные лагеря и заставляли убирать урожай с полей латифундистов; миру стало об этом известно, когда новоявленные работорговцы похитили… депутата итальянского парламента.

Буржуазно-латифундистская олигархия Сальвадора, как раньше Чили, не стала прочной опорой демохристианского реформизма. Она продолжала ставить на крайне правых, а президента поддерживала очень выборочно. Парламент проштамповал декрет о замораживании зарплаты, но аграрную реформу заблокировал; проголосовал за внесенный правительством закон о льготном кредитовании частного сектора, но отказал в повышении налогов и выпуске облигаций; для покрытия дефицита бюджета пришлось урезать и без того куцые социальные расходы и сокращать госаппарат, т.е. выполнять неолиберальную программу правых. Уже через месяц на треть подорожало горючее, что означало повышение всех цен. Зарплата была заморожена, повышали ее только служащим, да и эту прибавку «обсуждали», пока ее не съедала инфляция.

Стремясь добиться «социального партнерства», режим пытался лавировать между патронатом и официально признанными профсоюзами. Он оставил в силе ограничения права на забастовку и профсоюзных прав вообще, в том числе запрет объединяться в профсоюзы абсолютному большинству наемных работников: трудящимся госсектора и села. В угоду капиталистам Дуарте объявлял забастовки незаконными, посылал полицию очищать занятые рабочими фабрики, разрешал увольнять профсоюзных руководителей, которых обвинял в «дестабилизации» экономики.

Тем не менее рабочее движение получило некоторую свободу организации и стало вновь набирать силу. Левая печать отмечала «преимущественно экономический характер требований, слабость сознательного элемента и, наконец, локализацию большинства выступлений среди тех, кто находится на государственной службе, и на малых предприятиях, при очень незначительном участии индустриального рабочего класса, которому не удается преодолеть политический и идеологический контроль, навязанный диктатурой с середины 1980 г.»[6]. Но постепенно в рабочем движении росли тенденции к сплочению, укреплялись позиции левых организаций. 6 отраслевых федераций и 4 независимых отраслевых профсоюза объединились в Движение профсоюзного единства, ставшее крупнейшим профцентром. В августе 1984 г. ДПЕ обнародовало платформу первоочередных требований: покончить с замораживанием зарплаты и восстановить контроль над ценами; отменить осадное положение и репрессивные законы, полностью восстановить профсоюзные свободы, предоставить всем организациям трудящихся, в том числе в госсекторе, свободу организации, выступлений и выражения взглядов; освободить рабочих лидеров и других политзаключенных, расследовать преступления эскадронов смерти и наказать виновных; вступить в переговоры с повстанцами о прекращении войны. Общий подъем захватил даже организации, далекие от революции. «Народное демократическое единство» – объединение профсоюзов, организаций крестьян и средних слоев города, созданное под контролем ЦРУ, – совместно с левыми профсоюзами требовало повышения уровня жизни наемных работников, восстановления профсоюзных свобод. Реформистский крестьянский союз, поддерживаемый посольством США, выражал протест против террора ультраправых.

В 1986 г. страну постигло еще одно бедствие – разрушительное землетрясение. Власти не выделили достаточных средств пострадавшим, и те организовались по кварталам и общинам, чтобы добиться помощи. Так возникло еще одно массовое оппозиционное движение.

Ни одну проблему страны невозможно было решить без установления мира. Правительство Дуарте не выполнило обещания договориться с повстанцами. По указке США оно, как и его предшественники, пыталось окончить войну путем их разгрома. Военные советники США первыми признали провал прежней тактики: крупными силам армии окружить и уничтожить повстанцев. Отныне упор был сделан на «войну малой интенсивности»: действия небольшими мобильными группами, патрулирование местности, широкое использование бомбардировочной и разведывательной авиации, вертолетов для высадки в повстанческих районах десантов и их эвакуации после выполнения задачи. Новая стратегия следовала образцам войны США во Вьетнаме: всеми средствами – бомбежками, уничтожением урожая гербицидами, принудительным переселением – лишить освобожденные районы жителей, среди которых партизаны чувствуют себя, как рыба в воде, – «отнять у рыбы воду». Только по официальным данным, переселению, в основном в трущобы столицы и других городов, подверглись 400 000 крестьян – почти каждый десятый сальвадорец.

Доктрина «войны малой интенсивности» включала не только вооруженную, но и политическую, экономическую борьбу, а также идеологическую и культурную «борьбу за умы и сердца». На североамериканские деньги проводились кампании «гражданского действия» и психологической войны, изображавшие повстанцев террористами. По телевидению каждый день показывали убитых чиновников и подорвавшихся на минах крестьян, интерпретируя трагедию гражданской войны как террор только одной стороны.

Партизанам тоже пришлось переходить к новой тактике. Крупные отряды трудно было снабжать и легко обнаружить с воздуха, поэтому их разделили на небольшие мобильные группы, способные при поддержке населения избегать боя с превосходящими силами противника и самим проникать в его тыл. Впервые в истории Латинской Америки, а возможно и мира, повстанцы, не имея возможности победить, не потерпели и военного поражения, сохранив и упрочив свои вооруженные силы, причем не только в отдаленных сельских районах, но и в общенациональном масштабе. В 1984-85 гг. зона операций ФНОФМ расширилась на юг и запад. Его отряды стали действовать в 13 из 14 департаментов, укрепились даже на склонах вулкана в пригороде столицы. Крестьяне, вынужденные несколько лет назад покинуть освобожденные районы, убедились в прочности позиций повстанцев и начали возвращаться в родные места. У повстанцев появились портативные ракеты, которыми можно было сбивать самолеты и вертолеты.

Новая тактика была бы невозможна, если бы повстанческие организации не повернулись лицом к возрождавшемуся движению городских трудящихся. В структуре ФНОФМ был образован Политический фронт, ядро которого составляли активисты рабочего движения, и комиссия по профсоюзному движению. Один из высших руководителей ФНОФМ, работавший под псевдонимом Ферман Сьенфуэгос, подчеркивал: «Влияние ФНОФМ в рабочем классе растет, мы начинаем процесс объединения рабочего движения»[7]. Политический фронт устанавливал и более широкие союзы. Для этого созывались форумы за мир, за решение проблемы внешней задолженности, по крестьянским делам. Нелегальная Комиссия по работе с массами активизировала работу среди крестьян, студентов, среди пострадавших от землетрясения. В освобожденных районах вновь стали создаваться выборные органы народной власти, а в зоне контроля правительства – полулегальные органы самоуправления жителей бедняцких окраин. И те и другие охватывали гораздо более широкий круг активистов, чем партии. Все это потребовало от революционеров большей гибкости, умения не навязывать массам свою точку зрения, а учитывать реальный уровень их сознания и помогать подниматься выше.

Расширение связей с массами благотворно повлияло на сам авангард. С 1985 г. ФНОФМ начал преобразовываться из объединения пяти организаций в единую партию. Объединение началось снизу и побудило лидеров к созданию единых руководящих органов. На местах стали созываться общие ассамблеи, в которых впервые участвовали активисты всех пяти организаций. На всех уровнях было налажено единое командование боевыми действиями.

Опираясь на новые организации трудящихся, возникшие снизу, ФНОФМ восстановил городское подполье и успешно соединял нелегальную работу с использованием легальных возможностей. Подпольная организация направляла гораздо более широкую систему различных объединений трудящихся, как производственных, так и территориальных. Эта сеть покрывала уже большую часть страны. Об укреплении позиций ФНОФМ свидетельствовало то, что в октябре 1987 г. ему удалось успешно провести общенациональную стачку на транспорте. Повстанческие организации не создавали временного правительства, но фактически возглавляли параллельную власть, созданную самим народом не только в освобожденных районах, но и в общенациональном масштабе. В повестку дня снова встал вопрос об общем контрнаступлении и подготовке восстания.

Активно работала политико-дипломатическая комиссия РДФ и ФНОФМ. Генеральная Ассамблея ООН приняла несколько резолюций в поддержку позиции повстанцев по политическому урегулированию конфликта. В 1986 г. РДФ и ФНОФМ были приглашены на конференцию неприсоединившихся стран, что означало признание де-факто большей частью мирового сообщества – примерно 100 государствами.