Какое нам дело до Латинской Америки?(6)

(статья пятая, окончание)

А.В. Харламенко

Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4.

Часть 5. Часть 6. Часть 7. Часть 8.

Часть 9. Часть 10. Часть 11.

6 апреля 1983 г., когда С. Каэтано Карпио находился в дальней зарубежной поездке, М. Анайя Монтес была найдена в своей квартире в пригороде Манагуа убитой. На теле было множество ножевых ран, горло перерезано. Почерк террористов напоминал деяния контрас и эскадронов смерти. Радиостанции сандинистов и ФНОФМ обвинили в преступлении агентуру ЦРУ. Похороны погибшей вылились в многотысячный митинг, ее именем назвали одну из центральных площадей Манагуа. Отряды ФНОФМ шли в наступление под лозунгом: «Команданте Ана Мария, клянемся победить!»

Через три дня МВД Никарагуа сообщило об аресте террористов. Организатором преступления был назван 28-летний команданте Марсело, ближайший помощник Марсиаля. 12 апреля лидера НСОФМ нашли дома мертвым, на следующий день похоронили в Манагуа в присутствии только близких родственников и сандинистских руководителей Д. Ортеги и Т. Борхе.

Удар был нанесен точно. Самая многочисленная и радикальная организация повстанцев потеряла обоих лидеров, шедших в первых рядах почти 40 лет, командование ФНОФМ – старейшего и наиболее авторитетного лидера. Узнав о его гибели, президент Маганья сказал: «Это многое изменит».

Правительство Никарагуа «ввиду политического характера событий… пошло навстречу просьбе близких товарища Карпио подождать, пока они известят свою организацию, прежде чем сообщать об этом трагическом событии публично». 20 апреля мир узнал, что Марсиаль «покончил самоубийством, подавленный и потрясенный неопровержимыми свидетельствами вражеской деятельности, осуществлявшейся через человека, которому он доверял». Далее в коммюнике МВД Никарагуа говорилось: «Развитие событий и наше расследование указывают нам, что эти события – результат вражеской деятельности, характерной для североамериканского Центрального разведывательного управления»[1]. Радио «Фарабундо Марти» передало заявление Политкомиссии Центрального командования НСОФМ, в котором преступление также связывалось с раскольническими маневрами ЦРУ.

Однако на августовском пленуме Революционного совета НСОФМ, избравшем новых руководителей (их знали под псевдонимами Леонель Гонсалес и Димас Родригес), в организации произошел раскол. Сторонники Марсиаля вышли из НСОФМ и образовали Революционное рабочее движение «Сальвадор Каэтано Карпио».

О сложности положения свидетельствует тот факт, что коммюнике об августовском пленуме было опубликовано только 9 декабря. В этом документе Марсиаль обвинялся в создании культа личности, в «серьезной политической отсталости и неспособности поднять свои взгляды и действия на высоту исторических требований». Утверждалось, что он «в последние годы впал в идеологическое и политическое разложение». В чем это проявлялось, было сказано расплывчато: «Марсиаль цеплялся за свои схемы, сектантский и догматический подход, что, вместе с его упрямым стремлением добиться своего любой ценой, стало сдерживать развитие НСО Фарабундо Марти и негативно влиять на процесс объединения всех революционных сил». Впервые признавалось, что между покойным и большинством руководства возникли разногласия, но политической их сути раскрыто не было, упор делался на организационные и субъективные моменты: «Упорствуя в своих мнениях и проявляя негативные черты личности, Марсиаль использовал свое положение первого руководителя НСО Фарабундо Марти, чтобы навязывать свое мнение; все чаще и по все более важным вопросам нарушал революционные принципы деятельности нашей партии, проявляя неуважение к руководящим органам, решениям и договоренностям, уже одобренным ими коллективно… Марсиаль отдалялся от руководства и от низов, окружив себя группой элементов, видевших в отношениях с ним источник авторитета и власти внутри нашей партии».

В коммюнике излагались выводы партийного расследования апрельской трагедии, по сути противоположные прежним. Согласно им Марсиаль счел, будто Ана Мария «бросает тень на его личный авторитет», на последнем пленуме выдвинул против нее клеветнические обвинения (какие – не сообщалось), а когда большинство руководства их отвергло, «отдал приказ об убийстве товарища команданте Аны Марии и спланировал его вместе с Марсело, утратив тем самым качество революционера и руководителя нашего народа… Изобличенный в преступлении, он предпочел, в последнем акте политического малодушия, совершить самоубийство».

Далее сообщалось, что еще в августе Ревсовет единодушно осудил Марсиаля, который «кончил тем, что предал интересы рабочего класса и всего нашего народа, нанеся непоправимый вред революции». Его предсмертное письмо руководству партии, содержание которого изложено не было, интерпретировалось так, что уходивший из жизни «оставил яд, чтобы продолжать вредить революции и нашей организации». НСОФМ обратились к «рабочему классу, трудовому народу и демократическим и прогрессивным кругам» с призывом «не позволить ввести себя в заблуждение кампанией клеветы и лжи, распространяемых врагом и всеми теми, кто прямо или косвенно играет ему на руку» [2].

Сторонников Марсиаля призвали признать ошибки и вернуться в партию. Однако в конце декабря партизаны, захватившие радиостанцию Сан-Сальвадора, от имени столичного фронта НСОФМ заявили о непризнании нового руководства и потребовали «достойной доверия и убедительной информации о событиях, глубокого и честного расследования происшедшего».

Что помешало разрешить противоречия коллективно, принципиально и гласно; кто и насколько отступил от боевого товарищества, прибег к недопустимым для пролетарских революционеров методам; кто и каким образом стал орудием вражеской провокации – эти вопросы и сегодня, спустя четверть века, ждут ответа. Очевидно одно: столь глубокий и трагичный конфликт в одной из ведущих революционных организаций, имевшей глубокие корни в народе, невозможно объяснить личными антипатиями, субъективными недостатками и ошибками. А политическое его содержание можно уяснить даже по документам, в которых многое недоговаривалось.

В коммюнике августовского пленума Марсиаля и его сторонников критиковали за отрицание «роли, которую могут сыграть в нашем процессе все демократические и прогрессивные силы вместе с трудящимися классами». Но вместе с трудящимися классами могут выступать только представители класса эксплуататоров. Симптоматичен и неопределенный термин «процесс», уводящий от четкого разграничения революции и реформы. В декабрьском заявлении левой оппозиции курс на диалог и переговоры расценивался как «отклонение от стратегической линии, отход от подлинных революционных целей сальвадорского народа… по содержанию и на практике ведущий к открытому примирению с буржуазией. На базе этого диалога и переговоров они пытаются создать правительство широкого участия, разделив власть с преступной буржуазией». Оппозиционеры утверждали, что «товарищ Марсиаль постоянно критиковал эти отклонения и слабости этого руководства», и призывали в соответствии с программой 1980 г. продолжать борьбу за «установление демократического революционного правительства, в котором была бы гарантирована гегемония пролетариата вместе с его главным союзником, крестьянством, и другими слоями народа, которые только и в состоянии заложить основы социализма… Процесс диалога и переговоров можно продвигать только, если это не означает уступок в принципах, сдачи неотъемлемых интересов пролетариата и нашего народа»[3]. На это сторонники нового руководства отвечали, что программу-максимум революции нельзя смешивать с программой-минимум, имеющей целью прекращение войны и предотвращение интервенции США.

Но надежды на компромисс, ради которого было принесено столько жертв, не оправдали себя. В марте 1983 г. Рейган высказался против переговоров с партизанами и направил в Конгресс программу чрезвычайной военной помощи Сальвадору в 110 млн. долл. Законодатели одобрили лишь половину запрошенной президентом помощи и проголосовали против отправки новых военных советников. Но администрации Рейгана удалось перехватить инициативу, создав двухпартийную комиссию по Центральной Америке под председательством Г. Киссинджера. Выступить по этому вопросу самостоятельно, хотя бы из предвыборных соображений, демократы не решились.

В августе 1983 г. начались переговоры делегации РДФ и ФНОФМ со спецпредставителем администрации США по Центральной Америке Р. Стоуном и «комиссией мира» президента Маганьи. Повстанцы готовы были дать США гарантии неразмещения военных баз третьих стран и безопасности международных коммуникаций, проходящих через перешеек. Представитель РДФ на переговорах заявил: «Именно у североамериканской администрации находится ключ к политическому решению конфликта путем переговоров. Но каково подлежащее переговорам политическое решение внутри страны, можем сказать только мы, сальвадорцы, и мы намерены обсуждать с Белым домом некоторые элементы такого решения, связанные с Соединенными Штатами. Речь идет в основном о том, как США уйдут из Сальвадора»[4].

Однако ни Стоун, ни комиссия не имели полномочий для серьезных договоренностей. От повстанцев потребовали участия в выборах без всяких гарантий, их предложение создать коалиционное правительство для подготовки действительного волеизъявления народа было отклонено. Но даже такой диалог встретила в штыки ультраправая партия войны в Вашингтоне и Сан-Сальвадоре: Т. Эндерс был снят с поста помощника госсекретаря, послы США в Сальвадоре и Коста-Рике сменены, эскадроны смерти совершили несколько покушений на деятелей режима Маганьи.

В октябре 1983 г. Г. Киссинджер, совершая поездку по Центральной Америке, упаковал в один пакет переговоры с никарагуанской и сальвадорской «оппозицией», не исключив при этом «военного решения проблемы». Стоун вручил представителям ФНОФМ-РДФ «мирные предложения», суть которых держалась в секрете. Лишь по дозированным утечкам информации можно было судить, что в центре их были роспуск и разоружение повстанческих вооруженных сил или включение их в состав правительственной армии; обещая содействовать чистке этой армии от участников эскадронов смерти, Вашингтон не давал никаких гарантий того, что не произойдет, как много раз бывало раньше, «зачистки» революционеров фашистскими террористами. Сальвадорский журналист Эчеверриа предупреждал: «На самом деле добиваются того, чтобы разоружить организованный в повстанческое движение народ, лишить его лучшего орудия власти, которым является его объединение в освободительную армию, слитую с эксплуатируемыми массами»[5].

Через считанные дни Пентагон вторгся на Гренаду, развернул эскалацию войны против Никарагуа, а ФНОФМ начал новое наступление. Над освобожденными районами с тыла нависли войска США, проводившие очередные «совместные» с Гондурасом маневры; к берегам Сальвадора подошли четыре военных корабля, в том числе авианосец «Америка», 150 транспортных самолетов навели воздушный мост между зоной Панамского канала и сальвадорской авиабазой Илопанго. Возможности мирных переговоров стали испаряться на глазах. Посол Т. Пикеринг отказался даже принять делегацию матерей политзаключенных и бесследно исчезнувших, которые при поддержке церкви добивались правды о судьбе сыновей и дочерей. США отказали в визе лидеру РДФ Р. Саморе, хотя Р. Стоун ранее вел с ним переговоры.

Основную ставку Вашингтон сделал на ХДП и ее лидера Хосе Наполеона Дуарте. Осенью 1983 г. правые военные опять заговорили о перевороте, рассчитывая дать США предлог к интервенции ради «спасения демократии», как в Доминиканской Республике 1965 г. Но теперь это не входило в планы Вашингтона. Посол Т. Пикеринг дал ультра понять, что если положение с демократией и правами человека не улучшится, Конгресс может и прекратить помощь. Ультраправым депутатам «ассамблеи» пришлось вместе с демохристианами одобрить в декабре 1983 г. новую конституцию и договориться о проведении в марте 1984 г. президентских выборов.

Повстанцы не признали конституцию, принятую без участия представителей трудового народа, и в выборах участвовать отказались. Они предложили демохристианам новую формулу компромисса: совместно сформировать временное правительство, которое могло бы создать условия для действительного волеизъявления народа. Платформу такого правительства ФНОФМ и РДФ опубликовали 31 января 1984 г. Оно должно было стать «выражением широкого участия политических и социальных сил, намеренных устранить олигархический режим и спасти суверенитет и национальную независимость». Это правительство должно было отменить осадное положение, восстановить демократические свободы, освободить политзаключенных, предоставить беженцам возможность вернуться, обеспечить всем трудящимся право на объединение и возместить профсоюзам нанесенный репрессиями ущерб, легализовать возникшие в ходе гражданской войны органы народной власти, распустить репрессивные органы, эскадроны смерти и их политическое крыло – АРЕНА, расследовать преступления против гражданских лиц (потери обеих сторон в ходе боевых действий преступлением не считались) и прекратить военное сотрудничество с США; в правительстве были бы представлены и вооруженные силы после их очищения от преступников. Из диалога и переговоров исключались только ультраправые полувоенные группировки. Особо отмечалось, что правительство не допустит размещения на территории страны иностранных баз и ракет или использования ее для дестабилизации правительств соседних стран, предложит США нормализовать отношения на основе взаимного уважения.

В отличие от программы 1980 г., платформа предусматривала не радикальные социально-экономические преобразования, а лишь такое положение, при котором «существование частной собственности и иностранных инвестиций не противопоставлялось бы общественному интересу»[6]. Предусматривалось разработать программу восстановления экономики с расширением занятости, ввести мораторий на долги мелких и средних предпринимателей, установить контроль над ценами на товары массового спроса, договориться об условиях выплаты внешнего долга на базе признания обязательств предыдущих правительств, восстановить университетскую автономию, начать ликвидацию безграмотности. Одной из задач ставилась подготовка и проведение всеобщих выборов.

Даже высокопоставленные функционеры ХДП предлагали отложить выборы, сформировать переходное правительство и начать серьезные переговоры с повстанцами. Но Вашингтон категорически запретил переговоры и потребовал провести «демократические выборы» во что бы то ни стало.

В ходе избирательной кампании основная борьба развернулась между Х.Н. Дуарте, кандидатом ХДП, и Р. д'Обюссоном, лидером крайне правой партии АРЕНА. Ультраправые пытались сыграть на социальном недовольстве народа и даже на его антиимпериалистических настроениях. ХДП обвиняли в развале экономики, Дуарте называли «палачом производственного сектора». Не пытаясь свести концы с концами, ультраправые заявляли, что демохристиане «зеленые (цвет ХДП) снаружи и красные внутри», что они не более и не менее как служат ФНОФМ, и тут же говорили то, что все и так знали: ХДП финансируется ЦРУ и посольством США. Демохристиане в свою очередь предупреждали избирателей, что д'Обюссон в кресле президента – это фашизм, членов его партии называли «аренацистами». Дуарте призывал к «социальному пакту», который позволит всему народу участвовать в решении проблем страны, и обещал договориться с повстанцами о мире.

Заранее было ясно, что миллион жителей партизанских районов голосовать не будут, полмиллиона вынужденных эмигрантов не получили права голоса. В нарушение конституции избирательная кампания два месяца велась при отсутствии законодательства о выборах и списков избирателей, многие из беженцев до дня выборов не знали, где им голосовать. В последний момент списки появились, но 25 марта во многих местах пропали неизвестно куда, и голосовать мог каждый, кому разрешали. В желающих недостатка не было: не имевшего в удостоверении избирателя печати о голосовании в лучшем случае штрафовали, в худшем он мог угодить в лапы эскадрона смерти. Урны из прозрачного пластика, сквозь который результаты «тайного голосования» были видны насквозь, на одних участках тоже исчезали, зато на других были доверху забиты уже к их открытию.

ФНОФМ выборы бойкотировал. В контролировавшихся им 80 из 261 муниципии они не состоялись. Повстанцы не нападали на избирательные участки, но перерезали дороги, взорвали линии электропередачи, оставив без света три четверти страны, включая столицу. Еще больше дезорганизовали выборы сами их организаторы. Один из демохристианских лидеров ворвался в помещение избиркома с телохранителями и силой вышвырнул главного специалиста по компьютерному подсчету голосов, другие в знак протеста ушли сами; кто и как подводил итоги, осталось неизвестным. По официальным данным, проголосовало 1 266 276 граждан (это с учетом всех мертвых душ), не голосовало 1 490 306[7]. В большей части страны «победили» правые партии во главе с АРЕНА. От провала ХДП спасла столица, где мэром был сын Наполеона Дуарте. 6 мая прошел второй тур, в котором участвовало еще на 600 000 избирателей меньше. Президентом был избран Дуарте: ему насчитали 54%, хотя д`Обюссон уверял, что получил 52%. Даже члены избиркома извинились перед согражданами за нарушения порядка. Только многочисленные иностранные наблюдатели знай констатировали «честные и чистые» выборы.

1 июня Дуарте вступил в должность. В сентябре сальвадорская комиссия по правам человека представила Конгрессу США доклад, где подвела итоги первых месяцев его президентства: 400 убийств, 87 «исчезновений», две массовых расправы, более 100 бомбежек деревень. По официальным данным, в 1984 г. было более 300 000 беженцев внутри страны и 500 000 эмигрантов[8]. Госсекретарь Шульц заявил: «С правами человека в Сальвадоре налицо прогресс».