Какое нам дело до Латинской Америки?(5)

(статья пятая, окончание)

А.В. Харламенко

Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4.

Часть 5. Часть 6. Часть 7. Часть 8.

Часть 9. Часть 10. Часть 11.

Закономерно, что Высший совет частного предпринимательства, столько лет боровшийся против сандинистов, не принял новую власть как свою. Выразителями его интересов стали председатель парламента А. Сесар и вице-президент В. Годой, контролировавший аппарат правящего блока НСО, а также некоторые деятели церкви. В конце 1992 г. Сесар попытался вопреки конституции изменить порядок законодательной работы. Фракция сандинистов, а за ней и центристы в знак протеста покинули зал заседаний. Несмотря на утрату кворума, Сесар пытался использовать Ассамблею для захвата власти, но был декретом президента отстранен от должности. На сессии Ассамблеи, созванной тем же указом, контроль над парламентом перешел к сандинистам в блоке с центристами. НСО распался. Годой и другие «непримиримые» обвиняли президента в перевороте, лидер частного сектора А. Боланьос заявлял: «Сандинисты вновь взяли власть». И то и другое было преувеличением. На самом деле была сорвана попытка довести буржуазный переворот до конца, до восстановления открытой диктатуры капитала. Сандинистский фронт сохранил в политической системе позиции, позволившие через полтора десятилетия вернуться к власти конституционным путем.

3. Сальвадор: испытание на разрыв

Сальвадор в первой половине 80-х годов переживал пик революционного кризиса. В ходе гражданской войны, достигшей с начала 1981 г. общенационального масштаба, установилось двоевластие.

Одной властью был Фронт национального освобождения им. Фарабундо Марти (ФНОФМ) – союз Компартии Сальвадора и четырех повстанческих организаций, выступавший в блоке с Революционно-демократическим фронтом (РДФ), объединявшим политические партии и массовые организации от идейно близких ФНОФМ до социал-демократических и социал-христианских; в освобожденных повстанцами районах возникли органы народной власти.

Другой властью была военно-гражданская хунта, удерживавшая большую часть страны путем массового террора, унесшего за 1980-84 гг. 50 000 человек – каждого сотого сальвадорца. Но в глазах собственного народа она не обладала ни юридической, ни политической легитимностью и не пользовалась признанием мирового сообщества за исключением США и их сателлитов.

Общенациональный кризис усугублялся крахом экономики. По признанию МВФ, правительство фактически обанкротилось и держалось только на субсидиях Вашингтона. Соотношение сил в войне менялось не в его пользу: 8-тысячная народная армия брала верх над 35-тысячной правительственной. В июне 1982 г. у горы Москардон отряды ФНОФМ разбили 4-тысячную группировку врага. В бою был убит командир пехотной бригады, взят в плен заместитель министра обороны. 9 октября, когда Фронт начал новое наступление, плена еле избежал сам министр. Карателям не помогли ни авиация, ни гондурасские союзники, ни североамериканские советники. За год правительственная армия потеряла убитыми, ранеными и пленными почти 4 тысячи солдат и офицеров. Потери повстанцев были в десятки раз меньше; каратели отыгрывались на безоружных крестьянах, рапортуя о тысячах убитых партизан. Многие солдаты сдавались партизанам при первых выстрелах. Примерно каждый десятый вступал в ряды Фронта, остальных отпускали. Вконец деморализованное воинство хунты становилось главным источником вооружения повстанцев, оставляя на поле боя винтовки, пулеметы, даже минометы и орудия со всем боезапасом.

Движущими силами революции были городской пролетариат и сельский полупролетариат и пролетариат. Источником ее силы и непобедимости было взаимодействие классовой борьбы в городе и вооруженной борьбы в деревне, достигшее уровня, какого не знала еще ни одна страна Латинской Америки кроме Кубы. Слабой стороной сальвадорской революции был разрыв между моментами высшего подъема этих двух форм борьбы пролетариата. В 1979-80 гг. выступления городских рабочих достигли огромного размаха, но повстанческие отряды еще не могли защитить их от террора и тем более решить вопрос о власти; в 1982-84 гг. повстанческое движение выросло в мощную силу, но в городах уже – и еще – не было массового движения, способного оказать повстанцам решающую поддержку.

В революционном движении Сальвадора, как и Никарагуа, было два подхода к стратегии и тактике вооруженной борьбы, каждый из которых отражал не только субъективные взгляды и опыт различных его отрядов, но и специфику их социальной базы. Сторонники «повстанческого» подхода стремились, прежде всего, добиться народного восстания в городах, а действия партизанских колонн рассматривали как одно из средств достижения этой цели. Сторонники другого подхода – «длительной народной войны», – опираясь на опыт Китая, Вьетнама и Кубы, утверждали, что герилья должна набрать силу в сельской местности, а на заключительной стадии войны овладеть городами.

Довоенный Сальвадор был страной наиболее развитого в Центральной Америке рабочего движения. В авангарде шли работники самой технически передовой отрасли – государственных геотермальных и гидроэлектростанций. Рабочие выступления сыграли важнейшую роль в вызревании революционной ситуации. В октябре 1977 г. энергетики провели первую общенациональную забастовку, затем – стачки солидарности с бастовавшими текстильщиками и сельхозрабочими. В марте 1979 г. 30 профсоюзов разных отраслей поддержали забастовкой требования рабочих-пищевиков; энергетики дважды на несколько часов отключали электричество по всей стране. Предприниматели были вынуждены выполнить требования бастующих. 28 ноября 1979 г. федерация профсоюзов организовала самую массовую в истории страны демонстрацию. Рабочие в строгом порядке, в спецодежде своих отраслей, прошли по улицам столицы и потребовали от хунты выполнения своих требований, в первую очередь вывода с предприятий «национальной гвардии», охранявшей капиталистов уже пять лет. В январе 1980 г. столица снова видела колонны рабочих под знаменами профсоюзов. В марте, июне и августе 1980 г. пролетариат провел три всеобщие забастовки, энергетики в мае бастовали 22 дня.

Другим оплотом левых традиционно был университет. Поэтому именно в Сальвадоре еще в 1980 г. была сделана одна из первых попыток неолиберальной реформы образования: Национальный университет был закрыт, лишен государственного финансирования, оккупирован армией, многие преподаватели и студенты арестованы и убиты. Взамен власти разрешили открыть 25 частных университетов. Но Национальный университет продолжал работать. На средства, собранные преподавателями и студентами, занятия организовывались там, где удавалось найти помещение, а иногда даже под открытым небом. За три года официального закрытия университет выпустил две тысячи специалистов и продолжал обучать 18 тысяч студентов. Его авторитет был так высок, что новоиспеченным частным вузам приходилось обращаться к нему за утверждением своих учебных программ и подтверждением дипломов.

Однако в начале 80-х годов рабочее и студенческое движение понесли большие потери. Поднять восстание в городах, как произошло в Никарагуа, не удалось. В столице и на западе страны городское подполье, не успев как следует научиться нелегальной работе, было разгромлено.

21 августа 1980 г. 38 рабочих активистов ГЭС Лемпы были убиты полицией, 36 – уволены; в тот же день профсоюз энергетиков начал общенациональную стачку протеста с отключением электричества. На следующий день на электростанции была введена «национальная гвардия» под командованием генерала Видеса Касановы. Электрики провели демонстрации протеста. Хунта Наполеона Дуарте ввела в действие декрет № 43, переводивший государственные предприятия на военное положение, а их рабочих – на положение военнослужащих. Тем же декретом профсоюз энергетиков был распущен, 16 его руководителей арестованы. Руководитель Национальной федерации сальвадорских трудящихся Эктор Бернабе Ресинос и десять лидеров энергетиков четыре года томились за решеткой без суда, за это время жена и 14-летняя дочь Ресиноса «бесследно исчезли», дочь руководителя энергетиков Артуро Валенсии была убита.

Не менее тяжелый удар, чем репрессии, нанес рабочему движению экономический кризис, усугубленный в Сальвадоре гражданской войной. За 1980-82 гг. закрылось 235 предприятий, утечка капиталов за рубеж составила 800 млн. долл., покупательная способность упала вдвое. В 1982 г. 40% самодеятельного населения не имело постоянной работы[1]. В страну хлынул поток штатовской «помощи», ставшей для многих горожан, особенно беженцев из деревни, главным источником средств к существованию. Все это не могло не сказаться на уровне сознания трудящихся. К тому же военная цензура СМИ почти отрезала жителей городов от правдивой информации о стране и мире.

Энергетики больше не могли бастовать, но партизаны могли достичь того же результата, взрывая ЛЭП. Центр классовой борьбы, как бывало в подобных условиях и в других странах, временно передвинулся в наиболее революционизированные сельские районы. Кадры, уцелевшие от разгрома, были выведены в сельскую местность и влились в отряды повстанцев. Небольшая страна разделилась на две части, примерно равные по территории: воюющую и невоюющую. Первую составили гористые районы севера и востока, где крупных экспортных хозяйств не было, а крестьяне, почти лишенные земли, жили в крайней бедности и были вынуждены наниматься на сезонную работу в других частях страны. Они составили массовую базу повстанческого движения. Но основные экономические центры, как промышленные, так и аграрные, почти не были непосредственно затронуты военными действиями. Западная часть страны по-прежнему давала господствующему классу доходы от экспорта кофе и хлопка.

В невоюющей части страны социально-политические резервы режима не были исчерпаны. Большинство профсоюзов и крестьянских организаций сохраняли связи с Христианско-демократической партией, входившей в хунту. Это не всегда защищало их от террора, но некоторые возможности легальной борьбы за обещанные хунтой реформы все же давало. За ХДП шли городские средние слои, у нее были тесные контакты с католической церковью и демохристианами Западной Европы и Латинской Америки, она пользовалась поддержкой в Вашингтоне.

В то же время в «предпарламенте» – Конституционной ассамблее – тон задавали правые и крайне правые. Их поддерживали финансово-земельная олигархия, отсиживавшаяся в Майами, и наиболее реакционные круги в Вашингтоне. Самой сильной была партия АРЕНА, основанная майором д`Обюссоном и другими фашиствующими ультра. В ее гимне были слова: «Сальвадор станет могилой красных». Будучи тесно связана с армией, полицией, контрразведкой, АРЕНА выступала против любых переговоров с повстанцами, за войну до победного конца. Она рассчитывала на поддержку Рейгана, в предвыборный фонд которого центральноамериканские ультра внесли немалый вклад.

Но политику официального Вашингтона определяли транснациональные корпорации, а им в мире 80-е годов требовалась диктатура не откровенно фашистская, а более гибкая, способная не только подавлять революционное движение, но и обеспечивать «классовый мир» с реформистскими профсоюзами. Поэтому лидеру фашистов д'Обюссону перекрыли путь во временные президенты, назначив на этот пост тоже связанного с эскадронами смерти, но не так засветившегося банкира А. Маганью. Посол США помог демохристианам перетянуть на свою сторону две небольшие партии и получить в ассамблее большинство, хотя ради этого пришлось отложить все реформы.

Однако ультраправые не отступали без боя. Они постоянно угрожали военным переворотом, их эскадроны смерти терроризировали не только левых, но и демохристиан. В буржуазном лагере шло брожение, раскол следовал за расколом. За год возникло семь новых партий; одна из них, претендовавшая на представительство умеренных левых «от социал-демократии до еврокоммунизма», высказалась за переговоры с повстанцами. Лидеры ХДП, чтобы устоять против ультраправых, тоже искали какого-то компромисса с левыми.

Руководителям революционных организаций надо было решать, идти ли на переговоры с режимом и его североамериканскими покровителями. Согласиться на это было нелегко: слишком тяжкими преступлениями запятнали себя сальвадорская олигархия и Вашингтон, слишком много пролилось крови.

Как же быть дальше? Вести народную войну до победы? Так была настроена сельская беднота, впервые завоевавшая с оружием в руках свободу и право на человеческую жизнь. Так считали многие командиры повстанцев, в том числе основатель и высший руководитель крупнейшей организации ФНОФМ – Народных сил освобождения «Фарабундо Марти» (НСОФМ) Сальвадор Каэтано Карпио. 64-летний ветеран рабочего движения, в прошлом генеральный секретарь Компартии, выбравший псевдоним «Марсиаль» («военный» или «воинственный»), один из авторов совместной программы левых сил 1980 г., придавал переговорам лишь тактическое значение. Он считал недопустимым соглашаться на меньшее, чем переход всей власти к демократическому революционному правительству. Но хватит ли сил, не истечет ли страна кровью в неравной борьбе, готово ли большинство народа к таким жертвам? Не приведет ли продолжение войны к прямой интервенции США, не навлечет ли на Никарагуа и Кубу вторжение? Э.Б. Ресинос говорил: «Интервенция в Центральной Америке будет определяться тем, что произойдет в моей стране. Ее называют слабым звеном империалистической цепи, узловым пунктом конфликта в регионе»[2].

Рабочее движение и университет выступали за достижение в Сальвадоре и во всей Центральной Америке справедливого мира, при котором народ мог бы организовываться и добиваться прогресса без иностранной опеки. Может быть, договорившись с ХДП о мире на условиях проведения реформ, удастся предотвратить интервенцию, нанести поражение фашистам, восстановить влияние революционных сил в городах и овладеть политической инициативой? Так полагали лидеры РДФ, к этому склонялись некоторые командиры ФНОФМ, в их числе второй руководитель НСОФМ Мелида Анайя Монтес, из лидера профсоюза учителей ставшая команданте Аной Марией.

Но заставить режим пойти на серьезные переговоры могла только массовая борьба трудящихся, а в начале 80-х она переживала спад; главной силой трудового народа была повстанческая армия, но противник в первую очередь требовал ее роспуска. Программа 1980 г., разработанная в условиях революционного подъема в Сальвадоре и во всей Центральной Америке, была по существу народно-демократической и стать основой компромисса с буржуазными силами не могла. Сторонники переговоров предлагали отложить ее на будущее и взять за основу программу демократических преобразований в рамках капиталистического строя. Радикальное крыло отвергало такой путь, считая его отказом от пролетарской революции. Объединение пяти организаций, составлявших ФНОФМ, затормозилось.

Чтобы переговоры не отбросили страну назад, а продвинули вперед, требовалось как минимум, чтобы все революционные организации проводили согласованную линию. Один из руководителей Компартии Сальвадора Х. Барриос подчеркивал: «Силу и мощь ФНОФМ-РДФ уже никто не может игнорировать. Именно это обостряет противоречия в стане противника. Но как только мы проявим слабость, враг укрепится»[3]. Коммунисты предупреждали всех революционеров об опасности раскола.

Международная ситуация конца 1982 – начала 1983 г. усилила было надежды на компромисс. За него выступали реформистские правительства и партии Западной Европы и Латинской Америки. В США на промежуточных выборах 1982 г. Демократическая партия укрепила позиции в Конгрессе; многие ожидали ее победы на президентских выборах, связывая с этим возможность мирных соглашений. Большинство конгрессменов-демократов и даже многие республиканцы не желали отдавать деньги налогоплательщиков боссам эскадронов смерти, среди жертв которых были и граждане США, и всерьез опасались втягивания в новую военную авантюру. Еще силен был «вьетнамский синдром». Один из лидеров демократов в Конгрессе сказал: «Американский народ хорошо знает, что мы уже следовали по этому пути однажды и что он прямо ведет в темный туннель бесконечной интервенции»[4]. Помощник госсекретаря по межамериканским делам Т. Эндерс, сторонник увеличения военной помощи Сальвадору, полагал, что ее не провести через Конгресс без переговоров с повстанцами о мире.

9 октября 1982 г. представители РДФ и ФНОФМ вручили документ с мирными предложениями архиепископу Сальвадора. 21 октября тот передал их правительству. Маганья срочно известил Вашингтон; администрация Рейгана попыталась представить инициатором переговоров себя. Через пять дней ФНОФМ и РДФ обнародовали свои предложения. Исполнительную власть, Конституционную ассамблею и вооруженные силы призывали к «прямому, заранее ничем не обусловленному диалогу с целью определения путей к установлению мира в нашей стране, что также содействовало бы разрядке напряженности в Центральной Америке»[5]. Предлагалось совместно изучить возможность участия в диалоге политических партий, профсоюзов, ассоциаций предпринимателей, церкви, университетов.

Несколько месяцев в Вашингтоне и Сан-Сальвадоре не отвечали ни «да», ни «нет», лишь давали понять, что повстанцам надо сложить оружие и подключиться к избирательному процессу. Те с полным основанием отвечали, что не собираются кончать самоубийством; один из лидеров РДФ Р. Самора рассказал североамериканским журналистам о судьбе своего друга, который воспользовался амнистией и тут же погиб от рук жандармов.

В начале 1983 г. на севере департамента Морасан, почти полностью освобожденного ФНОФМ, состоялась встреча руководителей пяти организаций. Обсуждение вылилось в острую дискуссию. Договорились не принимать предложений о перемирии и международном посредничестве, а использовать диалог с правительством «в качестве вспомогательного средства для дальнейшего осуществления военных действий в соответствии с интересами революции».

В феврале-марте 1983 г. ультраправые офицеры подняли мятеж и добились отставки близкого к ХДП полковника Г. Гарсии с поста министра обороны. Его место занял генерал Э. Видес Касанова, бывший командующий «национальной гвардией», специалист по подавлению рабочего и крестьянского движения, фактический шеф эскадронов смерти. Это означало, что армия не позволит ни демохристианам, ни президенту Маганье договариваться с левыми о чем бы то ни было.