Второе поколение, хотя и добилось освобождения Кубы от мадридской короны, не смогло обеспечить суверенитета страны. Колониальная зависимость от Испании сменилась неоколониальной зависимостью от Соединенных Штатов, превративших Кубу фактически в полигон для обкатки и насаждения в будущем неолиберализма закреплением за собой права на вооруженную интервенцию и внесением в Конституцию Кубы так называемой «поправки Платга». Однако чрезвычайно важно видеть, что уже было положено начало процессу соединения мартианской концепции суверенитета, как задачи номер один предстоящей революции, с идеологией марксизма-ленинизма. Процесс этот завершился актом создания Коммунистической партии Кубы (1925) и выходом молодого кубинского пролетариата на арену политической и классовой борьбы как самостоятельной силы.

Третье поколение. Образование КП Кубы (1925) и ориентация на максимальное использование социалистического потенциала мартианской идеологии. Революция 30-х годов, несмотря на поражение, добилась отмены ненавистного народу символа неоколониализма – «поправки Платта» – и принятия новой Конституции (1940). Взаимообогащение идеологий мартианства и марксизма привело к возникновению нового авангарда в лице Движения 26 июля. Повстанческая армия, обогатившаяся военно-гражданским опытом освободительных армий предшествующих поколений, на новом этапе освободительного (принявшего уже антиимпериалистический характер) движения заложила основы армии нового типа.

Преемственная смена поколений революционеров в освободительном движении кубинского народа способствовала не только формированию действенных традиций как нравственно-политической силы, но и кристаллизации национального самосознания по мере роста политической культуры самих народных масс, а не только выразителей их чаяний в лице общественно-политических деятелей, являющихся на арену политической жизни и борьбы.

Все это на третьем, антиимпериалистическом, этапе борьбы в концентрированном виде стало мощным самостоятельным фактором, которому не в силах была противостоять ни внутренняя, ни внешняя контрреволюция даже при нерасторжимости их союза.

II. Противоречит ли опыт революции 50-х годов марксизму?

Творить мировую историю было бы, конечно, очень удобно, если бы борьба предпринималась только под условием непогрешимо-благоприятных шансов. С другой стороны, история носила бы очень мистический характер, если бы «случайности» не играли никакой роли.

Карл Маркс. Письмо к Л. Кугельману 17 апреля 1871. (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 33, с. 175)

Маркс умел оценить и то, что бывают моменты в истории, когда отчаянная борьба масс даже за безнадежное дело необходима во имя дальнейшего воспитания этих масс и подготовки их к следующей борьбе.

В. И. Ленин. Предисловие к русскому переводу писем К. Маркса к Л. Кугельману. ПСС. Т. 14, с. 379)

Вопрос этот может показаться риторическим и вроде бы самой жизнью снятым с повестки дня теоретического осмысления опыта Кубинской революции 50-х годов. Но это лишь на поверхностный взгляд. Напротив, данный опыт, на мой взгляд, обретает особую, как практическую, так и теоретическую актуальность. Тем более после распада СССР и краха мировой социалистической системы с их «правильным» марксизмом-ленинизмом. Мир и, прежде всего, международное рабочее движение вступили в полосу всеохватного кризиса – экономического, политического и, что особенно показательно и симптоматично, идеологического. Речь, конечно, не должна идти о необратимости этого процесса. Важнее вскрыть объективные причины данного явления и понять роль субъективного, а может, и чисто (без всякой иронии) «человеческого» фактора, обнаруживающего себя в опьянении «самодостаточностью» догматически понятых идей марксизма-ленинизма! Не это ли стало «фактором», который привел к идейному и идеологическому банкротству так называемых «теоретиков зрелого социализма»?

Концентрированным отражением сущности этого всеобщего кризиса является торжество (надо надеяться, временное) различных вариантов контрреволюции в мировом масштабе. И прежде всего в образе «цветных» революций.

Примечательно, что кризис не привел к роковым последствиям социалистическую Кубу, хотя после этих глобальных перемен страна оказалась в куда более трудных условиях, чем любая из социалистических стран, включая СССР. С моей точки зрения, одним из объяснений этого обстоятельства следует считать антиимпериалистический иммунитет Кубинской революции. Это – решающий гарант неприятия обществом контрреволюции, которая проложила дорогу политически, а главное – идейно, через пропаганду «демократии» и «человеческого лица», к реставрации капитализма в большинстве стран социалистического содружества (СЭВ), полноправным членом которого с 1972 г. являлась и Куба. И, как оказалось, она была наиболее подготовленной (несмотря на свое молодое членство) к защите завоеваний революции и сбережению достижений социализма перед массированной атакой ползучей мировой контрреволюции.

Не секрет, что победа Кубинской революции 1 января 1959 г. и свержение военной диктатуры ставленника Вашингтона поначалу были восприняты с достаточно высокой степенью недоверия к потенциалу ее поступательного развития как в среде политиков и газетчиков, так и в научных кругах. Речь идет о так называемых «теоретиках» марксизма-ленинизма, увидевших в ней «незаконнорожденное» дитя марксистско-ленинской науки о революциях. Как ни странно это звучит, но их главной заботой стало не желание вникнуть в сущность исторического явления, а примитивная забота о сохранении «девственной чистоты» марксизма. В итоге – налицо невразумительный отказ от пополнения этой теоретической сокровищницы новой практикой творческого преломления науки о революциях. Свой же метод «исследования» эти «теоретики» свели к упрощенному выявлению так называемых «несоответствий» конкретного опыта догмам, которые ими и выдавались за великое учение, к пониманию сущности которого сами они имели весьма малое отношение.

Предвзятый подход данной категории теоретиков от марксизма к изучению путей развития революционной борьбы, развивавшейся на протяжении почти пяти с половиной лет (26 июля 1953 г. – 1 января 1959 г.), продолжал иметь место и после ее победы. Теперь для них речь шла уже не о признании собственных упущений, ведущих к теоретической несостоятельности, а о стремлении всеми способами «обосновать расхождения» с буквой марксизма той стратегии и тактики, которая была успешно проведена в жизнь авангардом Кубинской революции и привела к триумфальной победе.

Под «подозрение» попали в первую очередь идейные и идеологические установки Движения 26 июля. Умозаключения теоретиков на данной ниве, напоминающие скорее потешные забавы с дефинициями и с некоторыми штампованными категориями теории марксизма, сыграли такую злую шутку, что не в силах была помочь даже формальная логика.

Попытки «отлучить» Кубинскую революцию от марксизма не увенчались успехом. Пострадал же только «марксизм» в их понимании и интерпретации, основанных на наборе «аргументов» в защиту собственной правоты. Да и сам набор этих «аргументов» весьма ограничен: «отсутствие в стране революционной ситуации», «авангард революции – не компартия», «идеология авангарда – не марксизм-ленинизм».

Между тем «теория» этих доводов рассыпается при первой же серьезной попытке внимательного рассмотрения реальной практики, становится первопричиной ошибок принципиального характера при оценке побудительных и движущих сил революции. В основе же этих ошибок лежит, во-первых, изначальное игнорирование непрерывности революционного процесса, о чем свидетельствует история трех поколений борцов. Во-вторых, связанное с этим непонимание природы, сущности и социального потенциала мартианской идеологии. В-третьих, вызванное, в свою очередь, двумя отмеченными обстоятельствами неправомерное игнорирование роли революционно-демократических идей Хосе Марти в национальном самосознании кубинского общества. Хотя совершенно очевидно: именно идейный и идеологический потенциал мартианства позволил авангарду политически «распорядиться» этим наследием и «сделать» революцию по марксистским лекалам. Не отпугивая «попутчиков». Не пугая радикализмом стоящую на страже контрреволюцию. Не отходя от собственных целей перевести революцию на социалистические рельсы.

Было соблюдено основное условие марксизма: отнестись к восстанию народа как к искусству. Тот факт, что «восстание» не было в данном случае единовременным актом, а вылилось в совокупность ряда неоднократных народных антидиктаторских выступлений, последовательно сцементированных единством задач начавшейся революции, не меняет в принципе понятия «восстание» вообще и применительно к Кубе в частности. Восстание, как марксистскую категорию, в сущности нельзя сводить исключительно к штурму Зимних, Букингемских, Квиринальских и прочих дворцов. Даже казарм, материальных символов военной диктатуры! К слову сказать, в ходе революции на Кубе имел место и факт штурма Президентского дворца 13 марта 1957 года Революционным директоратом, организацией, которой руководил лидер Федерации университетских студентов Хосе Антонио Эчеверрия. Отдавая дань уважения героизму участников этого штурма, сама организация стала именоваться «Революционный директорат 13 марта».

Революция 50-х годов изначально замышлялась авангардом как восстание народа. И отнюдь не была неким спонтанным шагом романтиков или «путчем», как это пытались вменить в вину авангарду его критики. Не была и народным бунтом. Законное право народа на вооруженное восстание против тирании было обосновано в программной речи Фиделя Кастро на суде над ним и его соратниками. Мотивируя это историческим опытом, обосновав свои доводы теорией права, вождь революции доказал законность права народа на восстание. Отнес это право к разряду конституционных принципов, отметил, что с политической точки зрения «независимо от того, включено ли оно или нет в юридическую конституцию, всегда сохраняет полную силу в демократическом обществе» (1).

Открытие социалистического потенциала мартианской идеологии и максимальную мобилизацию ее на службу целям революции надо рассматривать как одно из свидетельств марксистского понимания авангардом стоящих перед революцией задач по реализации стратегии и тактики, где вооруженному восстанию (его концентрированным выражением стала партизанская война [1]) отведена решающая роль. Диалектика ситуации предопределяется непрерывностью революции, объективно «программирующей» переход от революционно-демократической диктатуры к диктатуре рабочего класса. А это и есть самая суть марксизма.

К просчетам «теоретиков» следует отнести и то, что ими была проигнорирована роль личности в истории как одно из незыблемых положений марксизма. Именно этот фактор, играющий исключительно важную роль на крутых поворотах истории (тем более в годину массовых движений, вызванных теми или иными политическими кампаниями: например, выборы) на Кубе не только имел место, но в начале 50-х годов определял характер тенденций общественно-политической жизни, все более превращаясь в определенного рода «водораздел» между силами революции и контрреволюции.

Дело в том, что состояние брожения в кубинском обществе, сам дух народа на тот момент олицетворяла растущая активность низов, вызванная и подогретая избирательной кампанией в связи со всеобщими и президентскими выборами, назначенными на 1 июня 1952 года. Это послужило катализатором повышенного интереса к личности как таковой в целом и к политической персоне в особенности.