Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4. Часть5.

При этом последнее положение разделялось не всеми. Уже после окончания Ялтинской конференции, в Москве оказалось, что один и тот же текст коммюнике, подписанный Черчиллем, Рузвельтом и Сталиным, англо-американцы и русские понимают по-разному. В русском переводе значится «проконсультироваться в Москве как Комиссия в первую очередь с членами теперешнего Временного Правительства», в то время как по-английски данное место звучит иначе: «M. Molotov, Mr. Harriman and Sir A. Clark Kerr are authorized as a Commission to consult in the first instance in Moscow with members of the present Provisional Government and with other Polish democratic leaders from within Poland and from abroad, with a view to the reorganization of the present Government along the above lines»[1], то есть Молотов, Гарриман и Керр в качестве комиссии первой инстанции, созданной для самых предварительных, первичных контактов, обязываются проконсультироваться и т.д. В этом смысле советский перевод следует признать не вполне точным, если и допустимым, то несколько надуманным.

Эта разница в текстах выявилась на первых же заседаниях комиссии Молотова, Гарримана и Керра. На этапе согласования кандидатур польских деятелей для приглашения в Москву Молотов твердо настаивал на предварительных консультациях с Варшавой, между тем как Гарриман и Керр не считали это необходимым. Допущение советской трактовки грозило крушением британских планов насчет обязательного включения в состав польского правительства Миколайчика. Пообщавшиеся с ним в Москве в октябре 1944 года Берут и Осубка-Моравский иметь дело с ним больше не желали.

Осознав принципиальную несовместимость двух вариантов ялтинского коммюнике, Гарриман доложил об этом в Вашингтон[2], попытавшись со своей стороны отстоять версию о том, что слова «в первую очередь» в английском варианте относились к Москве как месту первичных консультаций[3]. Но в принципе, как бы то ни было, Гарриман признавал, что Ялтинское соглашение предполагало ведущую роль варшавской группы, как в консультациях, так и в формировании правительства[4].

Черчилль соглашаться с этим был не намерен, он «рвал и метал». Из под его пера вышел проект послания Сталину, где констатировалось, что «дискуссии в московской комиссии по делам Польши показали, что г-н Молотов имеет совершенно отличное от нашего представление о том, как должны выполняться решения Крымской конференции в отношении к Польше», подчеркивалось, что «никто в Англии не считает существующую варшавскую администрацию действительно представительной», и утверждалось, что советская трактовка о предварительных консультациях с Варшавой из английского текста не вытекает и принята быть ни в коем случае не может[5]. Однако к изумлению и огорчению Черчилля Рузвельт не поддержал идею давления на Сталина и вообще, по мнению британского премьера, обнаружил недопустимое равнодушие к течению дел в Польше и вокруг нее.

Так или иначе, но оба варианта коммюнике были подписаны всеми сторонами, и, если англичане с американцами были не согласны с русским переводом, заявлять об этом следовало в Крыму, а не в Москве. Быть может, позицию Кремля в этом вопросе и можно трактовать как формальную и негибкую. Однако почему Сталин и Молотов должны были действовать иначе, когда им в открытую навязывали в качестве министров новой Польши лиц, не только прямо участвовавших в многолетней антисоветской пропаганде, но и приложивших руку к убийству солдат и офицеров Красной Армии?[6]

Вот в этот момент на страницах американского еженедельника «Newsweek» появляется сенсационный материал о переговорах одного из видных польских эмигрантов со Сталиным. Статья попала в поле зрения ТАСС, и ее краткое изложение под заголовком «Выдержки из «документа» польских эмигрантов в журнале «Ньюс уик»» было включено в «тассовку» – обзор международной печати, готовившийся агентством для руководства. Ниже мы приводим этот документ целиком.

«Сов. Секретно. НЬЮ-ЙОРК, 7 марта (ТАСС). Журнал "Ньюс уик", который давно проявляет симпатии к самым реакционным полякам, публикует материал, который якобы представляет выдержки из записи беседы бывшего польского посла в Москве Ромера со Сталиным и Молотовым ночью 26 февраля. С этим и другими, до сих пор неопубликованными материалами, как утверждает "Ньюс уик", журналу дала возможность познакомиться лондонская польская клика. Журнал сообщает, что в других документах речь идет о польских обвинениях по адресу Советского правительства, в которых утверждается, будто в 1939 году советские власти жестоко обращались с поляками и отправили в отдаленные районы Советского Союза 1 миллион поляков, а также говорится об утверждениях германской пропаганды, поддержанных польским "правительством", будто советские власти убили 8 тыс. польских офицеров в Катынском лесу. Однако журнал не публикует последние "документы" (что неудивительно. – Авт.).

Журнал заявляет, что публикуемые выдержки показывают "твердость дипломатии Сталина" и тщетный характер таких переговоров.

Так называемые выдержки касаются вопросов о гражданстве поляков и о польских границах.

Что касается первого вопроса, то так называемый документ утверждает, что Сталин в ответ на вопрос Ромера заявил: «Польское правительство упорно считает польскими гражданами всех поляков, находящихся сейчас в Советском Союзе. Это неправильно. Правда, некоторые советские представители превысили свою власть в некоторых отдельных случаях, однако мы должны бороться с крайностями. Я должен, кроме того, указать, что дело зависит также от желания заинтересованных лиц. Поэтому необходимо спросить всех». Сталин якобы привел пример Василевской – польки, рожденной в Варшаве, которая считает себя советской гражданкой.

В следующей выдержке говорится, что Ромер заявил, что нужны дружественные переговоры по всем спорным проблемам между двумя правительствами и что вопросы, связанные с оказанием помощи польским гражданам, находящимся в Советском Союзе и их отъездом, должны обсуждаться в дружественном духе. Сталин в ответ на это спросил – какие проблемы? Ромер заявил: "Это исторический момент, который определит направление советско-польских отношений на многие годы".

Относительно территориальных проблем журнал сообщает о якобы происходившем следующем разговоре:

"Сталин: Г-н посол, после того, как Красная Армия разбила немцев на русской земле, она вступит на польскую территорию и поможет изгнать немцев из Польши и тогда немедленно возвратит эти земли польскому правительству. Будете ли вы, г-н посол, тогда говорить, что это является односторонним действием, неблагоприятно влияющим на хорошие взаимоотношения?

Ромер: Этого не случится.

Сталин: Г-н посол, мы желаем, чтобы Польша была сильной, мы отдадим вам всю занятую немцами Польшу, несмотря на тот факт, что мы подвергнемся оскорблениям. Но мы можем вынести эти оскорбления.

Сталин заявил: В том, что касается советской территории, ни одно Советское правительство не пойдет на то, чтобы нарушить какую-либо статью нашей Конституции. А присоединение Западной Украины и Западной Белоруссии к Советскому Союзу было включено в Конституцию.

Ромер: С другой стороны, Вы не найдете ни одного поляка, который будет отрицать, что Вильно и Львов являются польскими. Я сам заявляю об этом в Вашем присутствии с полнейшем убеждением.

Сталин: Я понимаю Вашу точку зрения. Мы также имеем свою. Мы квиты…"

Журнал помещает статью под заголовком: "Поляки считают, что со Сталиным трудно иметь дело".

Отпечатано 11 экз.

1 экз. – тов. И.В. Сталину,

2 " – тов. В.М. Молотову,

3 " – тов. К.Е. Ворошилову,

4 " – тов. А.И. Микояну,

5 " – тов. Л.П. Берия,

6 " – тов. Г.М. Маленкову,

7 " – тов. А.С. Щербакову,

8 " – тов. В.Н. Меркулову,

9 " – тов. А.Я. Вышинскому,

10 " – тов. В.Г. Деканозову,

11 " – в дело.

Исх. №116сс

з.п. № 108

9 марта 1945 г.»[7]

Насколько мы знаем, впервые об этой статье из «Ньюс уик» написал историк Р.Ф. Иванов[8]. Ее появление никак не назовешь случайным.

Спор по Польше внутри антигитлеровской коалиции носил самый принципиальный и жесткий характер. Не зря Черчилль в Ялте характеризовал значимость польского вопроса как вопроса, «урегулирования которого ожидает весь мир»[9]. Появление в печати сведений о якобы имевшей место встрече Сталина с Тадеушем Ромером носило открыто провокационный характер.

Фамилия Ромера (наряду с фамилиями Миколайчика и Грабского) фигурировала в списках заграничных деятелей, участие которых в межпольских консультациях лоббировали США и Великобритания[10]. Между тем, эти лица уже не входили в состав признанного Лондоном польского правительства в эмиграции (на тот момент возглавляемого Арцишевским). Уход Миколайчика в отставку и формирование нового кабинета в эмиграции последовали вслед за октябрьскими 1944 года переговорами в Москве. Миколайчик со товарищи вернулись в Лондон с твердым убеждением, что противостоять требованиям Сталина можно лишь при поддержке Англии и США. В частности, он попытался заручиться письменными гарантиями в вопросе сохранения за Польшей Львова и нефтяных промыслов. Естественно, ни Черчилль, ни Рузвельт подобных шагов делать не собирались. Миколайчик констатировал; «мы находимся все в большей изоляции… "Большая тройка" или открыто, или скрыто смотрит на нас как на нарушителей их единства…»[11] Он ушел в отставку.

Если антисоветская политика кабинетов Сикорского-Миколайчика была хорошо известна, то кабинет Арцишевского был в этом отношении еще хлеще. Черчилль, понимая это и желая любой ценой не допустить формирования правительства, дружественного СССР, выбрал тактику лавирования: продолжая признавать в качестве легитимного кабинет Арцишевского, добиваться от Москвы назначения премьером коалиционного правительства Миколайчика, после чего отношения с Арцишевским и К^о разорвать.

Положение британского премьера в этой ситуации было незавидным. В то самое время, как в Москве начались бесплодные обсуждения в комиссии Молотова – Гарримана – Керра, в Лондоне ряд депутатов от консервативной и от лейбористской партии объединенными усилиями попытались атаковать ялтинские решения по Польше, мотивируя это тем, что при попустительстве британского правительства имеет место факт «передачи другой державе территории союзника вопреки существующему договору и статье 2 Атлантической хартии» и т.п.[12] Разумеется, в этой ситуации правительство Арцишевского демонстративно не признает ялтинских договоренностей по Польше и, по словам Черчилля, «конечно, старается не допустить, чтобы кто-нибудь из поляков, находящихся здесь, отправился в Москву или в Польшу, и ведет дело к срыву переговоров»[13].

Сообщение о негласной поездке в Москву бывшего посла в СССР, бывшего министра иностранных дел Ромера должно было навести общественность на мысль тайного сговора части польской политической элиты с Москвой. Под ударом оказывались бывшие министры во главе с Миколайчиком, а косвенно и Черчилль, очевидно бывший в курсе «переговоров». Создание скандальной шумихи вокруг и так «перегретой» проблемы менее всего способствовало трудному процессу поиска общих позиций, на который так или иначе были настроены все члены Большой тройки. Пожалуй, лишь в Кремле в этой ситуации теряли меньше всего: не смогут приехать лондонские поляки, – не очень-то и хотелось. В освобожденной Красной Армией Польше и так уже действовало вполне легитимное правительство (легитимное не менее и не более чем, к примеру, итальянское или французское).