Гангрена (3)

В.В. Цветков

^{Часть 1. Часть 2.}

^{Часть 3. Часть 4. Часть 5.}

Вывод из слов Зюганова столь же очевиден: лидер КПРФ повторяет старую троцкистскую сказку. Потому, подписывая "Постановление о Постановлении", борец с троцкизмом уподобляется унтер-офицерской вдове, что сама себя высекла. Лидер КПРФ не знает теории и истории своей партии – вот факт, который стоит за путаницей его слов. Подрывает ли он тем авторитет ЦК? Будь ЦКРК последовательна в своей борьбе с троцкизмом, первым кандидатом на вынесение дисциплинарных мер должен бы быть председатель ЦК КПРФ и его подельник–председатель ЦКРК. Подвергая погрому не конкретные ошибки и преступления Троцкого, а саму теорию, Зюганов и его идеологи препятствуют возвращению в партийную жизнь идей, обеспечивших победу революции, существование страны, народа и советской власти.

Неадекватное понимание теории перманентной революции тянет за собой длинную цепь насилий над советской и партийной историей. В этой цепи насилий одним из главных звеньев является идея лидера КПРФ о смене "самоубийственной теории перманентной революции патриотической концепцией социализма в одной стране". Здесь ничто никакими фактами не подтверждается. Потому доказательства сводятся к системе намёков на то, что "патриотический" период начался после смерти Ленина. "Сталин, по сути дела, в открытую стал заниматься русским вопросом сразу, как только получил в руки реальную полноту государственной власти". По Зюганову: "Не случайно в большинстве исследований, посвященных тому периоду и всей сталинской политике, русская тема выпадает".

"Эрудиты круглого стола" в марте с.г. вторят лидеру: "Русский вопрос четко прослеживается в событиях (!?) 1917-1920 годов, предельно обостряясь в первые послереволюционные годы. А потом наступает русский прорыв Сталина" (С.Васильцов). "Она, эта история, казалось бы не являющаяся секретом, тем не менее, очень плохо нам известна" (Б. Комоцкий). О чём всё это? Что это, как не песок в глаза товарищей?

Нужно быть и не менее как директором Центра исследований политической культуры России и доктором исторических наук, чтобы назвать великую революцию "событиями". Но бог с ней, с неприличной небрежностью языка сих "эрудитов". Важнее, что им в голову не приходит доказать смену доктрины. Зюганов отделывается словами: "Впрочем, жизнь всё же брала своё. По мере преодоления воинствующего мировоззрения радикал-революционеров менялось и геополитическое сознание советской элиты"[1]. И это всё! Нужна какая-то запредельная бесстыжесть, чтобы вместо вскрытия причин столь тектонических и исторически мгновенных подвижек мировоззрения партии, отделаться пустым звуком "впрочем". Рвется вопль крайнего ошеломления способностью лидера до такой степени не считаться с фактами, будто не только партия, которой он поставлен руководить, но и история партии, и вся человеческая история принадлежат ему лично. Но еще горше и унизительнее политическая безграмотность и бескультурье участников пленума ЦК КПРФ в "защиту культуры", молча глотающих издевательство над фактами и логикой.

Историческая правда и факт, быль и небыль превращаются ими в совершенно безразличные элементы речи, ни к каким убеждениям и фактам не имеющие отношения. Задали бы себе вопрос: "С каким геополитическим сознанием партия подошла к Октябрю? Каков был для неё "порядок вещей"? Если опираться на необъятный массив партийных документов, то ответ может быть только один. В его основе лежал вывод теории перманентной революции о том, что капитализм неизбежно идет к формированию международной системы разделения труда, к формированию планетарных структур торгового, финансового и производственного капитала. Глобализацией нынче назван этот объективный процесс. Как индивид для индивида в условиях товарных отношений и отчуждения является лишь средством удовлетворения своих потребностей, так и нация для нации. Межнациональное разделение труда тоже есть экономическое выражение общественного характера труда в рамках отчуждения, но в мировом масштабе. В эпоху империализма, делает вывод Ленин, постепенно создаётся мировая производственная система, которая включает в себя все национальные производственные системы. Эпоха империализма создаёт и всемирного совокупного рабочего. Классовая борьба неизбежно приобретает интернациональный характер. Всемирная классовая борьба развивается по тем же законам, что и внутренняя. Победа в ней зависит от интернационального единства трудящихся. А поражение – от единства своих и инонациональных эксплуататоров, ибо, говорил Ленин, "выше интересов отечества, народа и чего угодно капитал ставит охрану своего союза капиталистов всех стран против трудящихся…"[2].

Для русских марксистов это были настолько знакомые вещи, что свою первую программу они начали словами: "Развитие обмена установило такую тесную связь между всеми народами цивилизованного мира, что великое освободительное движение пролетариата должно было стать и давно уже стало международным. Считая себя одним из отрядов всемирной армии пролетариата, российская социал-демократия преследует ту же конечную цель, к которой стремятся социал-демократы всех других стран"[3]. Иные геополитические воззрения у большевиков не зафиксированы.

Задача собственно российская формулировалась так: "На пути к общей конечной цели, обусловленной господством капиталистического способа производства…, социал-демократы разных стран вынуждены ставить себе неодинаковые ближайшие задачи как потому, что этот способ производства не везде развит в одинаковой степени, так и потому, что его развитие в разных странах совершается в различной социально-политической обстановке" (там же, с. 62). Отсюда вытекали задачи программы-минимум, как способа решения "русского вопроса".

В работе "О лозунге Соединенных Штатов Европы" (1915 г.) Ленин предвидит начало эпохи социалистической революции, "которую нельзя рассматривать как один акт, а следует рассматривать, как эпоху бурных политических и экономических потрясений, самой обостренной классовой борьбы, гражданской войны, революций и контрреволюций".[4] Отсюда его вывод об обязанностях первой победившей революции: "Победившей пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального капиталистического мира, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и государств" (там же, с. 354). Троцкого в партии уже нет, но большевики остаются партией мировой революции.

"Да здравствует русская революция! Да здравствует начавшаяся всемирная рабочая революция!" Это последние слова Ленина в эмиграции. И первые, с броневика, по приезде в Россию[5]. Они оставались главными лозунгами партии на пути от апреля к Октябрю. Историю 1917 года невозможно понять, не учитывая неразрывное единство этих лозунгов.

"Апрельские тезисы" – их воплощение. Тезис десятый ставит задачу: "Обновление Интернационала"[6]. Что за ним? Прежде всего, понимание факта, что одинокая революция обречена на поражение. Поражение в смысле превращения только в победу революции буржуазной. "Русский пролетариат не может одними своими силами победоносно завершить социалистической революции. Но он может придать русской революции такой размах, который создаст наилучшие условия для неё, который в известном смысле начнет её",- подчеркивает Ленин в "Прощальном письме к швейцарским рабочим"[7].

В решениях VII (апрельской) Всесоюзной конференции РСДРП(б) записано: "Русская революция является только первым этапом первой из пролетарских революций, неизбежно порождаемых войной". "Только при условии перехода власти к рабочему классу, если его поддержит большинство крестьян, можно рассчитывать на быстрое восстановление доверия рабочих других стран, на могучую европейскую революцию, которая сломит иго капитала и разобьет железные тиски преступной бойни народов". Отсюда задача "взять на себя инициативу по созданию III Интернационала", в рамках которого можно "гарантировать наиболее планомерное развитие и возможно более верный успех всемирной социалистической революции"[8]. Этим была высказана мысль, что русскому пролетариату нужны союзники, появлению которых мешает одно – "временная победа в европейском социализме отвратительных лакеев империалистической буржуазии" в лице оппортунистов, отрицающих единство мирового революционного процесса. Надежда, что эту "грязную пену" смоет волна революции, была отнюдь не беспочвенной весной 1917 года. Это сказано до того, как Троцкий вернулся из эмиграции.

Идея мировой революции была руководящей и для VI съезда РСДР(б). "Ликвидация империалистского господства ставит перед рабочим классом той страны, которая первая осуществит диктатуру пролетариев и полупролетариев, задачу всяческой (вплоть до вооруженной) поддержки борющегося пролетариата других стран, – сказано в его решениях. – В частности такая задача станет на очереди перед Россией, если, что очень вероятно, новый неизбежный подъем русской революции поставит у власти рабочих и беднейших крестьян раньше переворота в капиталистических странах Запада"[9]. Троцкий только на этом съезде был принят в партию в составе группы «межрайонцев» и введен в состав ЦК.

Вспомним и факт, что ЦК большевиков, принимая 10 (23) октября директиву о начале восстания, выбирает его момент не только в связи со II съездом Советов, но и в связи с "восстанием во флоте в Германии, как крайним проявлением нарастания во всей Европе всемирной социалистической революции". А также в связи с "угрозой мира империалистов с целью удушения революции в России" и с "несомненным решением русской буржуазии и Керенского сдать Питер немцам"[10]. Русский ли это вопрос – восстание в чужом флоте? Для Ленина – да. Троцкий голосует вместе с ним.

Своих решений партия не скрывала, а, наоборот, всячески пропагандировала. Она была поддержана народом именно как партия интернационалистов. И осталась ею, завоевав власть. VII съезд в начале 1918 года принял эстафету VI-го. "Съезд видит надежнейшую гарантию закрепления социалистической революции, победившей в России, только в превращении ее в международную рабочую революцию", – чеканит его резолюция "О войне и мире"[11]. И передал ее второй программе РКП(б), считая это своим русским вопросом. Выполняя решения съезда, в октябре 1918 года Ленин произносит своё знаменитое "раздувая пожар в других странах"[12].

Вторая программа РКП(б) настаивает: "Только пролетарская коммунистическая революция может вывести человечество из тупика… <...> Эта победа мировой пролетарской революции требует теснейшего доверия, теснейшего братского союза и возможно большего единства революционных действий рабочего класса в передовых странах"[13].

Задача обновления Интернационала была решена к весне 1919 года созданием Коминтерна. Его первый документ "Манифест Коммунистического Интернационала" заканчивался словами: "Социалистическая критика достаточно бичевала буржуазный миропорядок. Задача международной коммунистической партии состоит в том, чтобы опрокинуть его и возвести на его месте здание социалистического строя"[14]. От России документ был подписан Лениным. Он, всегда настаивавший на том, что "партия есть высшая форма классового объединения пролетариата", воплотил свою мечту. Коминтерн стал высшей формой объединения мирового рабочего класса.

Обратимся и к Сталину. В июле 1921 г. он говорит: "...Задача развязывания революции на Западе для того, чтобы облегчить себе, т.е. России, доведение до конца своей революции, из пожелания превратилась в чисто практическую задачу дня"[15].

Трактуются ли Зюгановым и эрудитами "круглого стола” именно эти решения партии как "авантюризм", определенно сказать затруднительно. Будь они с ними знакомы, теория перманентной революции не стала бы вдруг "распространившейся троцкистской доктриной". Так подставляться можно только по невежеству. Если же люди знают эти факты, но нагло игнорируют, то предметом их борьбы опять же является не троцкизм, а сама теория марксизма. Есть простое правило: не следует искать злого умысла в том, что можно объяснить глупостью. Но есть и границы его применения. Можно глупо объяснять факты, но не их полное отсутствие. Здесь начинается ложь.

Нам не разгадать, что имел в виду эрудит, сказавший, что "русский вопрос четко прослеживается в событиях 1917-1920 годов, предельно обостряясь в первые послереволюционные годы. А потом наступает русский прорыв Сталина". Уж очень заковыриста фраза. Но ленинское "Письмо к съезду", где сказано, как о деле свершившемся, что "тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть…"[16] написано в конце декабря 1922 года. И потому можно точно сказать, какие главные политические решения последовали за тем.

Нет сомнений, что важнейшие принимались на сентябрьском (1923 г.) Пленуме ЦК. Это тезисы "Грядущая германская революция и задачи РКП"[17]. Они были снабжены грифом "Строго секретно. Только членам ЦК и членам Президиума ЦКК". На долгие десятилетия они были скрыты от партии, и именно потому сыграли важную роль в её истории, как ни парадоксально это звучит. Быть может их и стоило скрывать при жизни Сталина, но не позже того. На их незнании были построены многие порочные теоретические конструкции, в первую очередь, якобы ленинское учение о социализме в одной стране. В их числе стоит и концепт-спекуляция Зюганова о смене "самоубийственной теории патриотической концепцией".

Потому прибегнем к обильному цитированию этого пока малоизвестного документа. Секретность позволяла честно и всесторонне обсудить надежды и видение перспектив своей страны. Говоря языком нынешним, определить направление "русского прорыва". Оценки, данные пленумом, практически не требуют пояснений. Попутно они позволяют понять невежество или ложная цель руководит автором концепт-спекуляции.

"Пролетарский переворот в Германии не только неизбежен, но уже совершенно близок – надвинулся вплотную", – сообщали представители Коминтерна и РКП(б) из Германии (указ. соч., с. 185). Потому обсуждалась не гипотетическая вероятность, а конкретно-практические государственные, военные, пропагандистские меры для обеспечения его благоприятного хода и исхода.

"Грядущая германская революция приближает революцию в Европе, а затем и мировую революцию – в величайшей степени. …Большевизм ожидал победы мировой революции непосредственно после победы пролетарской революции в России. Капитализм оказался более живучим и гибким. Что касается конкретных сроков мировой революции, то большевизм давно уже признал свои ошибки в этой области. Но основной прогноз большевизма был правилен" (с. 194).

"Нельзя считать совершенно исключенным, что при счастливом совпадении ряда обстоятельств германская революция не вызовет непосредственно мировой войны, или такой войны, в которой СССР пришлось бы сразу сыграть активную роль. Но строить всю свою тактику РКП, как и германская Компартия, как и весь Коминтерн, должны не в расчете на эту более легкую перспективу, а исходя из наиболее трудной перспективы немедленной войны. Научно обоснованная, т.е. марксистская тактика обязана исходить именно из этого последнего" (с. 195).

Вот раздел тезисов "Что даст союз советской Германии с СССР?". "Первая германская революция 1918 года, при всей её половинчатости и вопреки всем изменам германской социал-демократии, в большой степени помогла советской власти устоять в гражданской войне. Надвигающаяся вторая, действительно пролетарская революция в Германии поможет советской России окончательно победить на решающем фронте социалистического хозяйственного строительства, а тем самым создаст незыблемую базу для победы социалистических форм хозяйства во всей Европе". "СССР с его преобладанием сельского хозяйства и Германия с ее преобладанием промышленности как нельзя лучше дополняют друг друга. <...> Опасные стороны НЭП'а в советской России были бы парализованы самым действительным образом" (с. 192).

"В нашей пропаганде, в особенности среди крестьянства, мы не можем апеллировать только к интернационалистическим чувствам. Мы должны апеллировать именно к кровным хозяйственным и политическим интересам" (с.200). "Каждый рабочий нашего Союза Республик должен понять, что победа германской революции означает, что буржуазия никогда уже не поднимет голову в Советской России, что отрицательные стороны НЭПа будут обезврежены в зародыше …что образуется [союз] СССР с советской Германией…" (с. 201).

"Победа на фронте германской революции сразу двинет дело мировой революции могучими шагами вперёд. Поражение на этом фронте может отбросить нас на долгие годы назад" (с. 202).

"Противники РКП, в том числе и её противники из "национально"-сменовеховского лагеря, не раз пытались конструировать противоположность между "Кремлем", с одной стороны, и Коминтерном – с другой. Одни утверждали, что политика Коминтерна есть "национально-русская" политика разложения врагов России, другие утверждали, что, наоборот, Коминтерн заставляет Кремль пренебрегать национально-русскими интересами из-за "фантома" международной революции. <...> Занять теперь позицию выжидания или нейтралитета по отношению к надвигающейся германской революции означало бы перестать быть большевиками и стать на путь перерождения СССР в буржуазно-мещанскую республику. <...>

…Узкоэгоистическая точка зрения в таком вопросе, кроме всего прочего, просто непрактична и ведет к гибели пролетарской диктатуры" (с. 196). Отсюда лозунг, провозглашенный пленумом: "Соединенные Штаты рабоче-крестьянских республик Европы" (с. 193).

Добавим кое-что о личной позиции Сталина. "Победа революции в Германии будет иметь для пролетариата Европы и Америки более существенное значение, чем победа русской революции шесть лет назад",- пишет Сталин в Германию 20 сентября 1923 г. (там же, с. 169). А как член созданной накануне пленума комиссии по решению возможных военных задач, он озабочен тем, "под каким легальным прикрытием мобилизнуть солдат, сохраняя внешность миролюбия и, по крайней мере, внешность обороны" (там же, с. 172).

Следовательно, "развязывание революции на Западе, чтобы облегчить себе" остаётся лейтмотивом его борьбы. "Русский вопрос" для него тесно связан с судьбой революции в Германии. Буржуазно-мещанская республика в качестве альтернативы республике Советов в случае её поражения не устраивает Сталина. Получение "реальной полноты государственной власти" не изменили геополитическое сознание Сталина.

Прочему принимались именно такие решения? Патриотична ли была концепция пленума? Если под патриотизмом понимать заботу о благе Родины, то искать ответ нужно в фактах бытия страны. Логика действий победившей в революции любой политической силы объективна в том плане, что революционный переворот порождает хотя и альтернативные, но не произвольные и не произвольно многие возможности. Пришедшая к власти партия оказывается вынужденной решать задачи, во-первых, не решенные прежней властью, во-вторых, вытекающие из ее собственной идеологии, в-третьих, диктуемые мировой обстановкой. Для большевиков здесь крылось глубокое противоречие между необходимостью продолжения незавершенной капиталистической модернизации в государстве без буржуазии и не буржуазными методами при сильном противодействии извне, что сужало возможности выполнения данных народу обещаний.

Строительство социализма могло продолжаться в крайне узком коридоре возможностей. Он был узок потому, что до мировой войны в России без иностранного капитала трудно было строить даже капитализм. Процесс превращения страны из аграрной в промышленно развитую был далек от завершения. По общим объемам производства Россия занимала 5-е место в мире, но структура промышленности, неразвитость и отсутствие многих отраслей, низкие размеры душевого производства в сочетании с громадной отсталостью сельского хозяйства делали проблематичным сохранение экономической самостоятельности и технической независимости страны. В начале века наша страна входила в десятку стран-производителей всего по двум видам продукции – зерну и льну[18]. В отдельные годы иностранные инвестиции составляли до половины новых вложений в русскую промышленность, а некоторые отрасли чуть ли не полностью создавались на их основе (электротехническая, химическая и др.). "Отжившее свой век самодержавие охраняло … эксплуататорскую вольность в России иностранного капитала. Под этой железной пятой страдала вся многонациональная Россия", – признает Зюганов, забыв о своих словах о "русской державной доктрине государственной самодостаточности"?[19]

Конечно, в условиях мирового рынка эта структурная "неполноценность" компенсировалась импортом, однако экономическая блокада 20-х годов изменила положение принципиально.

Однако это не было тайной и для партии, взявшей власть. Ей тоже было ясно, что в России сформировалась специфическая экономика периферийного капитализма, экономика фрагментарная и неспособная к самостоятельному существованию. Как теоретик империализма, Ленин прекрасно знал об удушающей прочности мирохозяйственных уз и пут. Потому воссоединение советского хозяйства с мировым рассматривалось не как простая экономическая целесообразность, а как вопрос жизни и смерти революции и государства.

В соответствии с теорией перманентной революции у большевиков никогда не было намерения строить социализм "в одной, отдельно взятой стране". Нет свидетельств, что подобная проблема когда-либо обсуждалась. Это было для них теоретически возможно, но практически почти невероятно. В области экономики они исходили из того, что, "поскольку крупная промышленность в мировом масштабе есть, постольку, бесспорно, возможен непосредственный переход к социализму…"[20]. "Мы кладем это в основу своих расчетов",– эту мысль многократно варьировал Ленин[21].

Внешнеполитические задачи в этой связи виделись двояко. С одной стороны, расчет был на то, что "есть сила большая, чем желание, воля и решение любого из враждебных нам правительств; эта сила – общие экономические всемирные отношения, которые заставляют их вступить на этот путь сношения с нами"[22]. Торговля действительно с 1922 по 1928 г. выросла более чем в 6 раз, с 222 до 1377 млн. руб.[23]. Называют и другую цифру: общий внешнеторговый оборот увеличился с 0,01 млрд. дол. в 1920 г. до 4,74 млрд. в 1930 г.[24].