Относительно самого документа заметим, что, во-первых, он был опубликован в восьми номерах "Правды" летом 1925 года. Более тиражного издания в стране не было, и это свидетельствует об открытом характере партийной политики. Во-вторых, слова "безотносительно к стабилизации" явно означают указание на объективную возможность перерождения партии и поражения социализма, несмотря на положение партии как правящей. В-третьих, сами вопросы студентов невероятные в послесталинские времена, говорит об интенсивной теоретической работе и характере внутренней жизни партии. В-четвертых, документ даёт представление о течении личной мысли руководителя партии, о широте охвата и глубине теоретического понимания проблем страны и эпохи. Документ и сегодня может служить ариадниной нитью для поиска выхода из лабиринтов перерождения.

Первой опасностью для партии Сталин назвал "неверие в дело превращения "России нэповской" в "Россию социалистическую", неверие в победу социализма. "Это есть путь ликвидаторства и перерождения, ибо он ведёт к ликвидации основ и целей Октябрьской революции, к перерождению пролетарского государства в государство буржуазно-демократическое"[1]. Естественно, в ответе упор сделан на злободневные тогда вопросы. Но словами об "основах и целях" Сталин фактически напоминает, что классовая борьба после завоевания власти пролетариатом по-прежнему остается объективным законом, не зависящим от воли людей; разница лишь в том, что она протекает в иных формах. Победа коммунистической революции происходит не в момент завоевания пролетариатом власти, а по достижении второй победы, и потому для перерождения пролетарского государства долго сохраняются объективные экономические и мировоззренческие условия.

О какой перспективе и каком неверии шла речь? "Что касается социализма, то известно, что он состоит в уничтожении товарного хозяйства. <…> Раз остаётся обмен, о социализме смешно и говорить", – говорил Ленин об экономической цели пролетарской революции[2]. Эта цель ставилась под сомнение многими. Нэп рассматривался частью партии не как тактика, а как эволюция большевизма. Словами о судьбе "России нэповской" Сталин подтвердил курс на уничтожение в конечном счёте товарно-денежных отношений. Сказать об этой опасности в разгар нэпа, позволившего быстро закончить восстановительный период, когда его отрицательные стороны ещё не проявились вполне, а немало коммунистов были в состоянии эйфории от его успехов, – это образец стратегической дальновидности коммуниста. В этом Сталин проявил себя как последовательный марксист, прекрасно понимавший необходимость перехода от товарного производства к нетоварному.

Поэтому политика партии при Сталине заключалась в минимизации неизбежных отрицательных последствий товарно-денежных отношений и в резком сокращении сферы их действия путём вывода из неё всех средств производства и расширения общественных фондов потребления. Оценивая хозяйственные результаты первых 15 лет советской власти, советский экономист Н.А. Вознесенский писал в 1932 году: "Величайший итог экономического развития этого периода состоит в том, что закон стоимости не стал законом движения советской экономики. Он был сведён к рамкам стихийной товарно-капиталистической тенденции крестьянства"[3]. Не будем здесь вникать в проблему закона стоимости при социализме, но, судя по тому, что Вознесенский вскоре стал членом ЦК ВКП(б), в 1938 году был назначен на пост председателя Госплана СССР, и занимал его до марта 1949 года, его взгляды не только отражали главное течение партийной экономической мысли, но и саму кадровую политику ВКП(б). Такие кадры и такая политика обеспечили возможность построения социализма в основном, а также победу советской экономики в великом противостоянии с фашизмом, невиданно быстрое послевоенное восстановление и максимально возможную в тех условиях социальную справедливость.

В 1952 году Сталин подтвердил необходимость сохранения этой линии. В работе "Экономические проблемы социализма в СССР" он укорял своих оппонентов за то, что "..они не понимают роли и значения товарного обращения при социализме, не понимают, что товарное обращение несовместимо с перспективой перехода от социализма к коммунизму. Они, видимо, думают, что можно и при товарном обращении перейти от социализма к коммунизму, что товарное обращение не может помешать этому делу. Это глубокое заблуждение, возникшее на базе непонимания марксизма". "Ну, а мы, марксисты, – продолжил он мысль, – исходим из известного марксистского положения о том, что переход от социализма к коммунизму и коммунистический принцип распределения продуктов по потребностям исключают всякий товарный обмен, следовательно превращение продуктов в товары, а вместе с тем и превращение их в стоимость"[4].

Его преемники выводом пренебрегли. В программе КПСС 1961 было записано: "В коммунистическом строительстве необходимо полностью использовать товарно-денежные отношения в соответствии с новым содержанием, присущим им в период социализма. .. С переходом к единой общенародной собственности и к коммунистической системе распределения товарно-денежные отношения экономически изживут себя и отомрут"[5].

Изжить себя "экономически", равно как приобрести "новое содержание", товарные отношения не могут в принципе. Они порождены разделением труда, и существуют пока оно сохраняется, создавая социальные противоречия. Понятно, что отказаться от них с сегодня на завтра было бы преступным авантюризмом; заменить деньги в качестве средства обращения и платежа в начале 60-х было ещё невозможно; другого инструмента хозяйствования ещё не было. Однако развитие вычислительной техники уже тогда позволяло взять курс на сокращение сферы действия "извращающей силы денег", которые, по словам Маркса, "представляют собой всеобщее смешение и подмену всех вещей, следовательно, мир навыворот, смешение и подмену всех природных и человеческих качеств"[6]. К сожалению, немногие в партии увидели новые возможности. В отличие от РКП(б), уже в 1919 году ставившей цель перехода к прямому продуктообмену, КПСС проигнорировала сущность социализма как перехода от товарного производства к нетоварному. Она пошла именно путём "ликвидаторства", стала укреплять "мир навыворот".

Первая опасность, по Сталину, заключалась также в том, что "капиталистические элементы ведут борьбу не только в области экономики. Они стараются перенести борьбу в область идеологии пролетариата, пытаясь заразить наименее устойчивые отряды партии неверием в дело социалистического строительства, <..> причём нельзя сказать, чтобы их старания оставались абсолютно бесплодными".

Основанием для вывода о небесплодности попыток было понимание факта, что пролетариат не только завоевывает политическую власть с сознанием прошлой эпохи, но и долго воспроизводит его, поскольку невозможно мгновенно перекрыть его источник – отчуждение труда, и порождённые им вековые традиции. Понимание этого отразилось в концепции культурной революции. Если в первой программе конкретные требования большевиков были нацелены только на "охрану рабочего класса от физического и нравственного вырождения", и диктовались "интересами развития его способности к освободительной борьбе"[7], то в Программе Коминтерна 1928 года концепция была сформулирована много шире: "Будучи в капиталистическом обществе классом, экономически эксплуатируемым, политически угнетенным и культурно задавленным, рабочий класс лишь после завоевания им государственной власти, лишь разрушая государственную монополию образования и овладевая всей наукой, лишь на опыте величайшей строительной работы переделывает свою собственную природу. Для массового порождения коммунистического сознания и для самого дела социализма необходимо массовое изменение людей, которое возможно только в практическом движении, в революции; следовательно, революция необходима не только потому, что нельзя никаким иным способом свергнуть господствующий класс, но и потому, что свергающий класс может только в революции очиститься от всей грязи старого общества и стать способным создать новое общество" (курсив документа)[8].

И этими выводами преемники Сталина пренебрегли. При обосновании третьей программы КПСС Хрущевым было заявлено, что культурная революция завершена. "В ходе культурной революции, – сказал он,- ликвидирована неграмотность населения, миллионы людей приобщились к достижениям культуры и науки. Создана народная интеллигенция. Мы давно заняли первое место в мире по подготовке инженеров. Сформировалась социалистическая культура – прообраз общечеловеческой культуры будущего. Идеологией советского общества стал марксизм-ленинизм"[9].

Выдать ликвидацию неграмотности и рост числа инженеров за культурную революции было предельно вульгарным пониманием её сути. Эта теза сама по себе может служить доказательством, как далека от завершения она была, если даже руководитель партии допустил не только извращение её смысла, но и грубую теоретическую ошибку, ведущую к отказу от одной из важнейших функций коммунистической партии.

Во-первых, культурная революция может быть завершена только "переделкой собственной природы" класса, а это происходит вместе с уничтожением его "собственного способа присвоения", поскольку он рожден отчужденным трудом, который является главным препятствием прогресса общества и самого класса. До тех пор, пока существует отчуждение труда и "сохраняются представители класса не мыслящие и мыслить не способные", культурная революция не может быть завершена. Она есть часть перманентной коммунистической революции и завершается вместе с ней.

Во-вторых, идеология всегда представляет собой систему взглядов и идей, в которых содержатся программы социальной деятельности, направленные на закрепление или изменение (развитие) данных общественных отношений. Идеология всегда имеет целью управление людьми путем воздействия на их сознание; это система субъект-объектных отношений. Производство идей, представлений и сознания лишь на начальных этапах человеческой истории вплетено непосредственно в материальную деятельность людей. Затем начинается разделение труда, а "разделение труда становится действительным разделением лишь с того момента, когда появляется разделение материального и духовного труда. <..> ".. разделение труда делает возможным – более того: действительным, – что духовная и материальная деятельность, наслаждение и труд, производство и потребление выпадают на долю различных индивидов; добиться того, чтобы они не вступали друг с другом в противоречие, возможно только путём устранения разделения труда"[10].*, – сказано авторами "Немецкой идеологии". Отсюда: партия как носитель идеологии – это реальность, народ сам себе идеолог – нонсенс.

В-третьих, субъект идеологии у Хрущева исчез. Вместе с ним исчезла потребность в классовой партии. "Исследовать исторические условия, …и выяснять ныне угнетенному классу… условия и природу его собственного дела – такова задача научного социализма, являющегося теоретическим выражением пролетарского движения", – говорил Энгельс[11]. Задачи партии Ленин видел в "отчаянной борьбе со стихийностью" рабочего движения, ибо "стихийное движение … идет именно к господству буржуазной идеологии"[12]. "Классовое политическое сознание может быть принесено рабочему только извне, то есть извне экономической борьбы, извне сферы отношений рабочих к хозяевам"[13]. Так всегда виделась марксистам роль классовой партии пролетариата как идеологического субъекта. Выполнение партией этой своей главной функции предопределяет ход и исход политической борьбы класса, как при капитализме, так и при социализме. Бесчисленно повторенное и повторяемое ныне утверждение о завершенности культурной революции сыграло крайне негативную роль в становлении мировоззрения коммунистов. Утверждение в качестве субъекта-носителя идеологии самого народа исключает необходимость подобной партии, а заодно и саму возможность появления научной идеологии.

Вторую опасность для партии Сталин видел в "непонимании того элементарного требования интернационализма, в силу которого победа социализма в одной стране является не самоцелью, а средством для развития и поддержки революции в других странах"[14].

Пролетарский интернационализм есть один из главных принципов всей деятельности коммунистов. Большевики уже первую свою программу (1903 год) начали словами: "Развитие обмена установило такую тесную связь между всеми народами цивилизованного мира, что великое освободительное движение пролетариата должно было стать и давно уже стало международным. Считая себя одним из отрядов всемирной армии пролетариата, российская социал-демократия преследует ту же конечную цель, к которой стремятся социал-демократы всех других стран"[15].

Созданный в 1919 году и существовавший до мая 1943 года Коммунистический Интернационал представлял собой не только "объединение коммунистических партий отдельных стран", но и "единую мировую коммунистическую партию", куда все национальные партии входили на правах секций. В § 1 его Устава 1928 года было записано, что "Коммунистический Интернационал борется за завоевание большинства рабочего класса и широких слоев неимущего крестьянства, за установление мировой диктатуры пролетариата, за создание Всемирного Союза Социалистических Советских республик, за полное уничтожение классов и осуществление социализма"[16].

Решая сугубо национальную задачу объединения страны, большевики в Декларации об образовании СССР заявили, что этот союз является "новым решительным шагом по пути объединения трудящихся всех стран в Мировую Социалистическую Советскую Республику". Само образование СССР стало возможным в силу того, что национальные коммунистические партии государств, возникших на пространстве бывшей империи, были объединены Коминтерном и стремились к общей цели.