Материалистическая концепция истории (2)

(Современная дискуссия)

Г.Д. Чесноков

Часть 1. Часть 2.

Т.И. Ойзерман подробно пишет о неясностях материалистической концепции истории и ее внутренних противоречиях. Как нам представляется, основная неясность проистекает – правда, не у Маркса, а у Т.И. Ойзермана – оттого, что Ойзерман не отличает экономические взгляды К. Маркса от его исторических взглядов. Как экономист, К. Маркс, естественно, сосредоточивает внимание на изучении производственных отношений во взаимодействии с производительными силами современного ему общества, поскольку именно они составляют предмет политэкономии как науки. То, что Маркс подчеркивает важность техники в развитии производительных сил капиталистического общества второй половины XIX в., также объяснимо. Если бы речь шла о сегодняшнем производстве, акцент был бы сделан не на машинной технике, а на современных технологиях. Но когда речь идет об исторических взглядах К. Маркса, на первое место выступает проблема не производительных сил, а общества в целом, и не в застывшем состоянии, а в развитии.

Сводить развитие общества к развитию одних только производительных сил – это в самом деле технологический детерминизм. Но ведь К. Маркс этого не делает. Для него общество выступает как сложная социальная система, как целостный социальный организм, в котором отдельные сферы общественной жизни связаны между собой и непрерывно взаимодействуют. Анализ целостного социального организма не может быть предметом исследования одних лишь частных наук, он непременно требует ответить на вопрос о причине развития самого общества. Сводить причину развития общества к развитию одного лишь производства – это грех некоторых экономистов, пытающихся доказать ненужность философского анализа общества. Маркс этим не грешил. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что ответ на вопрос о развитии общества – это ответ не частной науки (истории, юриспруденции, политэкономии и т.д.), а философии. И ответить на этот вопрос невозможно, обходя вопрос о соотношении общественного бытия и общественного сознания.

Т.И. Ойзерману не понравилось, что в «Материализме и эмпириокритицизме» В.И. Ленин в полемике с А.А. Богдановым страстно отстаивал вопрос о первичности общественного бытия по отношению к общественному сознанию и даже провел параллель между общефилософскими категориями «бытие» и «сознание», с одной стороны, и «социально-философскими» категориями «общественное бытие» и «общественное сознание» – с другой[1]. Такое различение Т.И. Ойзерман считает отходом от материалистического понимания истории. «Нетрудно понять, – пишет он, – что если из общественного бытия исключается субъективная реальность (сознание и воля людей), то тем самым оно фактически трактуется как нечто сверхчеловеческое, сверхчувственное, т.е. по существу трансцендентное. О каком же материалистическом понимании истории, – патетически восклицает Т.И. Ойзерман, – может идти в таком случае речь»[2]. Такой грозный окрик может в самом деле испугать, но, пожалуй, только тех, кто на слово поверит Т.И. Ойзерману, что уж кто-кто, но он-то лучше всех понимает содержание понятия «материалистическая концепция истории».

Мы, употребляя это понятие, имеем в виду, разумеется, марксистскую концепцию истории, поскольку другой материалистической концепции истории никто еще не придумал. Так вот, послушаем на этот счет мнение создателя материалистической концепции истории: «Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание»[3]. Как же так, ведь Т.И. Ойзерман уверял нас, что исключать сознание людей из их общественного бытия сторонник материалистической концепции истории не может, а вот такой ее сторонник, как К. Маркс, явно его исключает, ведь не может же общественное бытие воздействовать на общественное сознание, если последнее уже находится внутри него? Если голова составляет часть нашего тела, то из этого не следует, что и мысли – часть тела. Значит, В.И. Ленин в «Материализме и эмпириокритицизме», различая общественное бытие и общественное сознание, лишь повторил К. Маркса. Итак, материалистическая концепция истории не просто допускает, но настаивает на выделении общественного бытия и общественного сознания в качестве самостоятельных категорий.

Пойдем, однако, дальше и посмотрим, как представляет себе философский материализм соотношение категорий бытия и сознания, отделяет одно от другого или нет. Материалист Л. Фейербах, например, оценивал гегелевский принцип тождества бытия и сознания как растворение Природы в Духе и был в этом безусловно прав. Но если тождество бытия и сознания есть несомненный идеализм, то на каком основании включение общественного сознания в общественное бытие оказывается, по Ойзерману, отвечающим сути материалистического взгляда на историю? Автор, правда, «поясняет», что он под общественным бытием понимает общественную жизнь (читай: общество в целом. – Г.Ч.)[4]. Но Маркс потому и различает общественное бытие и общественное сознание, чтобы не растворить одно в другом. У Т.И. Ойзермана они растворены, правда в понятии общества в целом.

Если Ойзерман так широко понимает «общественное» бытие (общественное бытие – это общественная жизнь, и, следовательно, оно включает в себя общественное сознание), то он, конечно же, не сторонник материалистической концепции истории, даже если он прямо этого не говорит. Но в таком случае ему не надо претендовать на роль третейского судьи в споре между сторонниками и противниками исторического материализма. Впрочем, его «субъект-объектная реальность» – это отнюдь не новая, а значит, и не оригинальная идея все того же тождества общественного бытия и общественного сознания.

Теперь, когда мы прояснили философскую позицию Т.И. Ойзермана в понимании истории, сводящуюся к растворению категории общественного бытия в понятии общества, т.е. к его фактическому устранению, мы вправе спросить его о том, как с его точки зрения, происходит процесс развития истории. У Маркса на этот вопрос дан совершенно четкий ответ: развитие общества происходит потому, что процесс производства, составляющий основу общественной жизни людей, непрерывно возобновляется. Многообразные потребности людей требуют удовлетворения. В результате общество методично наращивает имеющиеся в его распоряжении производительные силы. Но рост производительных сил со временем требует совершенствования форм их использования, другими словами – изменения существовавших до этого производственных отношений. Эти объективные общественные отношения (отношения производства и обмена), и только они, составляют, по Марксу, общественное бытие, или реальный базис общества. Если мы допустим, что отношения людей в процессе производства и обмена каким-то неведомым нам образом исчезнут, то общество немедленно распадется, как карточный домик, ибо только производственные отношения составляют реальный фундамент, на котором зиждется общество, на каком бы этапе своего развития оно ни находилось.

Нам на это могут возразить, что нет и не было такого общества, в котором не существовали бы общественные взгляды и идеи. Разумеется, это так, но суть-то в том, что в конечном счете от чего зависит – производственные отношения людей от их взглядов и идей или взгляды и идеи от производственных отношений. Можно бесконечно долго выводить одни идеи из других, но рано или поздно встанет вопрос, откуда появились самые первые общественные идеи, если общества до этого еще не существовало. Здесь в самом деле не обойтись без признания существования некой трансцендентной причины, а проще говоря Бога, к признанию которой, по словам Ойзермана, должны прийти те, кто не считает, что общественная жизнь в целом должна именоваться общественным бытием.

К вопросу о том, как сам Т.И. Ойзерман объясняет ход истории, мы обратимся чуть ниже. Пока же закончим рассмотрение проблемы соотношения общественного бытия и общественного сознания в интерпретации Т.И. Ойзермана. Из сказанного выше вытекает, что проблема соотношения общественного бытия и общественного сознания представляется автору разбираемой здесь статьи надуманной, и он предлагает от нее легко избавиться, включив сознание и волю в расширительно толкуемое им общественное бытие. Но тут в его видении теории исторического материализма естественно появляются «логические нестыковки», которые он готов непременно устранить. Сказанное относится, в частности, к его оценке писем Ф. Энгельса 90-х гг. XIX в., в которых речь шла об относительной самостоятельности общественных взглядов и идей относительно базиса общества.

Ф. Энгельс, настаивая в своих письмах на объективности общественного бытия и субъективности общественного сознания, вместе с тем признавал, что материализм в контексте истории не может быть сведен к отрицанию роли идей в общественном развитии. Это уточнение Ф. Энгельсом диалектической природы его и Маркса взглядов на историю Т.И. Ойзерман представляет как проявление непоследовательности сторонника исторического материализма. Справедливости ради стоит заметить, что эта мысль не нова. Ее за сто лет до Ойзермана высказывал другой «крупный специалист» по марксизму, провозгласивший себя критическим марксистом, – Эдуард Бернштейн. Причина столь «трогательного» совпадения взглядов Э. Бернштейна и Т.И. Ойзермана объясняется, по-видимому, тем, что диалектический материализм (а исторический материализм есть также диалектический материализм), с их точки зрения, не настоящий материализм. Настоящий материализм никакой относительной или неотносительной самостоятельности сознания признавать не должен. Относительная самостоятельность общественного сознания в устах материалиста – это contradictio in adjecto (внутреннее противоречие). Между тем и относительная независимость общественного сознания от общественного бытия, и относительная независимость надстройки от базиса все-таки существуют, и признание этого никак не подрывает основ материалистического взгляда на историю.

Объективная человеческая история – это не история развития одного только общественного производства, как и не исключительно история развития его морали, искусства, философии и других форм общественной идеологии. Это история развития общества как целостного социального организма, в котором не может действовать механический принцип подчинения разных сторон общественной жизни какому-то одному «фактору». Социальная сфера общественной жизни оказывает определенное воздействие на политическую и духовную сферу жизни людей, и каждая из них, в свою очередь, по-своему воздействует на экономическую жизнь общества. Мы уже слышим торжествующий возглас Т.И. Ойзермана: «И это вы называете материалистическим взглядом на историю». Да, мы так считаем. Суть материализма в понимании истории – это признание объективности исторического развития, а вовсе не сведение духовной жизни общества к одной только экономике.

Объективность исторического процесса не может быть объяснена наличием в обществе взглядов и идей (философских, религиозных, правовых, нравственных, эстетических), или с помощью институтов надстройки, ибо их появление – это только следствие существования объективных экономических отношений. Последние, продолжая развиваться в силу собственных внутренних причин, меняют все остальные стороны общественной жизни, в конечном счете – и общество в целом. Но вместе с тем те же общественные идеи, изменяясь под воздействием изменившегося базиса, могут, изменив прежнее свое содержание, сохранить ту старую форму, которая отразила базис старого общества, предшествовавшего данному. Другими словами, изменения общества никогда не происходят под воздействием одних только экономических причин. Если бы влияние экономики на общество выражалось в заранее просчитанных последствиях, это была бы уже не история, во всяком случае не история человечества.

Реальная история человечества – это всякий раз рождение нового. Материализм в истории в советском общественном сознании (и в этом есть немалая вина советской догматизированной истматовской философии) действительно нередко ассоциировался с движением истории по четко установленному расписанию. Когда же стало очевидно, что движение объективной истории не соответствует графику движения, придуманному за нее, в том числе и советскими истматчиками, что те страны, которые, как ожидалось, должны были либо вообще не двигаться с места, либо двигаться, но крайне медленно, в 70–80-х гг. XX в. в экономическом отношении начали обгонять Советский Союз, оставляя его далеко позади, вот тогда идея объективной истории в виде прямолинейного движения вдруг показалась недиалектически мыслящим людям ошибочной. И не случайно. Ведь линейного движения истории никогда не было, и быть не может. Развитие истории – процесс спиралевидный, определить заранее можно лишь его общие контуры. Но если при этом игнорировать намечающиеся тенденции исторического движения, то результат, вопреки социально-философским прогнозам, окажется для подобного рода прогнозистов самым что ни на есть обескураживающим. И отнюдь не потому, что это неожиданный поворот в развитии истории, а потому, что это субъективный произвол тех, кто возложил на себя задачу исследования объективной истории, но справиться с этим не сумел.

Стремление осмыслить причины распада Советского Союза вполне естественно, но объяснение этому, как правило, пытаются искать на поверхности. Одна из причин наблюдающегося сегодня в отечественной философии отхода от диалектического понимания истории заключена в опасной иллюзии, взращенной в СССР официальной советской пропагандой, будто бы философия Маркса сверхпонятна и сверхдоступна каждому знакомящемуся с ней. Сегодня эта иллюзия оборачивается попыткой заменить слишком «простую» марксистскую философию философией, рассчитанной на «профессионалов». Т.И. Ойзерман, публикуя свою статью, принял на себя роль «улучшателя» марксистской материалистической концепции истории. Если уже в названии статьи ставится вопрос о плюсах и минусах концепции истории К. Маркса, то само собой разумеется, что данная концепция рассматривается автором как требующая основательной реконструкции. Устаревшую концепцию следует обновлять, но Т.И. Ойзерман, во-первых, не доказал, что материализм в истории действительно устарел, а во-вторых, не объяснил, какой новой философской концепцией следует нам заменить материалистическую концепцию истории К. Маркса. Впрочем, догадаться, чего хочет «улучшатель» марксизма, все же можно, но об этом ниже.

Дело, видимо, не только в том, что упрощение марксизма стало ценой, которую пришлось заплатить советскому обществу за опасную иллюзию, что к пониманию марксистской философии можно прийти и не так, как в свое время пришли к нему Маркс и Энгельс, т.е. не через усвоение предшествующей философской мысли, а через, если так можно выразиться, «ускоренные курсы» подготовки специалистов по марксистско-ленинской философии. Классическая немецкая философия, и особенно Гегель, немало сделала в обосновании тезиса о том, что интерес философов к эмпирическим фактам сам по себе не должен отрицательно сказываться на глубине философского мышления.

Материалистическая концепция истории создавалась и развивалась на основе углубленного изучения ее создателями объективных фактов. Советская философия, и в частности советский исторический материализм, по существу отошли от традиции, заложенной К. Марксом и Ф. Энгельсом в своей философии, заменив кропотливое изучение конкретных фактов реальной действительности оторванными от реальности прогнозами будущего мировой истории человечества.

Отсюда первоочередная задача современной отечественной философии состоит отнюдь не в том, чтобы выискивать несуществующие слабости исторического материализма К. Маркса и Ф. Энгельса, а в том, чтобы правильно уяснить себе их исторические взгляды и, разумеется, в той последовательности, в какой они складывались у основоположников материалистической диалектики.

Т.И. Ойзерман, в чем нетрудно убедиться из его статьи, занял в отношении материалистической концепции истории примерно такую же позицию, какую когда-то занимал Л.Д. Троцкий на переговорах с немецкой делегацией о заключении Брестского мира. Троцкий охарактеризовал ее крылатой фразой: «Войны не вести, но и мира не заключать». Ойзерман вроде бы не выступает против материалистической концепции истории, но он решительно против технологического детерминизма, по его словам, внутренне не отделимого от данной концепции. Мало того, Т.И. Ойзерман обеими руками голосует за эту концепцию, но не понимает, как можно признавать общественное бытие содержанием общественных взглядов и идей. Наконец, он просто-напросто отождествляет общественное бытие и общественное сознание, объединив их в единое целое под громким названием «субъект-объектная реальность». Чтобы остаться верным материализму в понимании истории, от философа требуется, во-первых, признать, что история существует не только в головах людей, а еще и объективно, подчиняясь собственным объективным законам, и, во-вторых, не объяснять общественное развитие причинами, лежащими за пределами общества, т.е. искать источник развития истории в самом обществе.

Идея объективности истории была впервые осмыслена Марксом и Энгельсом только после того, как из всей совокупности общественных отношений они выделили отношения производства и обмена и показали, что именно производственные отношения составляют реальный фундамент общества. Что же касается установления внутреннего источника общественного развития, то он стал очевиден после того, как в «Капитале» Маркс напал на след объективного закона, которому подчинялось развитие современного ему капиталистического производства.

Объективные законы действует в любом обществе, правда, форма их проявления в каждой новой формации меняется. Речь может идти здесь, прежде всего, об общесоциологическом законе соответствия производственных отношений характеру и уровню развития производительных сил, хотя и не только.

Благодаря обнаружению Марксом объективных законов, исторический процесс в целом наряду с реальным обществом, имеющим свой материальный фундамент, обрел, наконец, вполне видимые очертания.

Стоит сказать несколько слов о форме статьи Т.И. Ойзермана. Ее предмет – материалистическое понимание истории, но материалом для умозаключений автора служит не анализ конкретных исторических фактов, а работы основоположников этой концепции и их учеников, тех, кто на рубеже XIX и XX вв. причислял себя к сторонникам материалистического взгляда на историю. Мы обращаем на это внимание вот по какой причине. Казалось бы, если интерес Т.И. Ойзермана относится непосредственно к концепции исторического материализма, то вопрос о том, кто конкретно защищает эту концепцию, не столь уж и важен. Между тем в его статье К. Маркс явно оказывается отделен и от Ф. Энгельса, и от Г.В. Плеханова, и от В.И. Ленина, и от всех вообще последовательных сторонников материализма в истории, как если бы они в этом вопросе отстаивали разные с К. Марксом позиции. Если К. Маркса Т.И. Ойзерман еще признает достойным себя оппонентом, то мнение других сторонников исторического материализма его, вообще-то говоря, интересует лишь постольку, поскольку ему приходится, причем вопреки своему желанию, касаться взглядов «учеников» на «данный вопрос».

О размежевании на «чистых» и «нечистых» исторических материалистов свидетельствуют детали. «Несуразность такого понимания истории, – пишет, например, Ойзерман, – не проникала в сознание ортодоксальных марксистов (это по поводу исключения общественного сознания из общественного бытия»)[5]. Автор статьи полностью игнорирует аргументацию Г.В. Плеханова по вопросу о теоретической несостоятельности эклектической теории факторов[6], с ноткой снисхождения упоминает письма Ф. Энгельса 90-х гг., в которых обращается внимание на опасность отождествления исторического материализма с экономическим детерминизмом – опасность, которой, как мы убедились, сам Т.И. Ойзерман в своей статье так и не избежал. Он его разве что чуть-чуть «осовременил», сменив старый термин «экономический материализм», который приписывали К. Марксу его философские оппоненты на Западе и в России на рубеже XIX и XX вв., на новый – «технологический детерминизм».

Освободив исторические взгляды К. Маркса и его «учеников» от диалектики (о какой диалектике сторонника технологического детерминизма можно вообще всерьез говорить?), Т.И. Ойзерман победно заявляет, что материалистическая концепция истории К. Маркса абсолютно неспособна объяснить происхождение и развитие искусства. Согласно приведенной выше цитате из «Немецкой идеологии», Маркс и Энгельс важным достоинством нового (материалистического) взгляда на историю считали как раз то, что он позволяет установить причину различия в многообразии форм общественного сознания, приняв за исходное производственные отношения.

Для Т.И. Ойзермана верх бессмыслицы – надеяться обнаружить в произведениях художественного искусства влияние экономических отношений существующего общества[7]. Нам, конечно, трудно возражать Т.И. Ойзерману по поводу искусства, так как мы не специалисты в этой области, но вот любопытное место из книги А. Смита «Исследование о природе и причинах богатства народа». Смит, ссылаясь на «Илиаду» Гомера, сообщает интересный факт, что вооружение Диомеда стоило только 9 быков, тогда как вооружение Клавка стоило уже 10 быков. О чем это говорит? О том, что в обществе, которое описывает Гомер, процесс развития товарно-денежных отношений находился лишь на начальной стадии, а потому в качестве денег выступал товар, пользовавшийся тогда наибольшим спросом. «В варварском состоянии общество, – поясняет А. Смит, – таким общим орудием обмена, как говорят, был скот; и хотя скот был весьма неудобен для этой цели, однако мы находим, что в древние времена предметы часто оценивались по тому количеству скота, которое давалось в обмен на них»[8].

Выходит, что это не такая уж и бессмыслица – смотреть на искусство как на отражение эстетическими средствами содержания общественного бытия. Т.И. Ойзерман, судя по всему, намерен был обнаружить в произведениях искусства экономические отношения в их чистом виде. Но кто же виноват, что он так примитивно понял основополагающий тезис материалистической концепции истории, будто общественное сознание (искусство – это тоже одна из его форм) способно зеркально отражать общественное бытие. Искусство отражает жизнь людей конкретного общества, а значит, и производственные отношения как его основу, но в своих эстетических формах. В силу этой специфики художественного отражения как раз и оказалось возможным то, что экономический прогресс общества в условиях капитализма привел не к подъему, а, наоборот, к упадку современного искусства, на что обратил внимание К. Маркс. «Если гибель прежних классов, например, рыцарства, – писали в одной из своих рецензий Маркс и Энгельс, – могла дать материал для грандиозных произведений трагического искусства, то мещанство, естественно, не может дать ничего другого, кроме бессмысленных проявлений фантастической злобы и изречений, достойных Санчо Пансо»[9].

Поскольку тезис об определяющей роли материальных производственных отношений преподносится Ойзерманом едва ли не как главный аргумент в пользу технологического детерминизма материалистической концепции истории, то у читателей его статьи не может не возникнуть вопрос к самому Т.И. Ойзерману. А как же, по его мнению, может протекать общественное развитие? Оригинального ответа на этот вопрос академик Т.И. Ойзерман, судя по всему, найти не сумел и, видимо, поэтому отсылает читателя к хорошо известной, хотя и далеко не новой для специалистов в области социальной философии теории факторов.

В свое время весьма острой и вполне убедительной критике указанная теория была подвергнута в марксистской литературе не кем иным, как Г.В. Плехановым[10].  Т.И. Ойзерман, судя по всему, вознамерился реанимировать данную теорию. В своей статье он не отвечает на аргументы Г.В. Плеханова по существу, а обвиняет последнего в том, что тот якобы в ней не разобрался. Всякая система, рассуждает Ойзерман, основана на взаимодействии составляющих ее элементов, а вот Г.В. Плеханов почему-то оставил взаимодействие элементов развивающейся системы, т.е. общества, без внимания. Здесь Т.И. Ойзерман, мягко говоря, явно передергивает факты, ошибочно полагая, что те, кто его будут читать, не удосужатся обратиться к работам самого Г.В. Плеханова.

Плеханов никогда не ставил под сомнение факт взаимодействия различных сторон единой общественной системы, но, рассуждал он, прежде чем разные социальные факторы начнут взаимодействовать между собой, они должны наличествовать. Ведь если их нет, то нет места и их взаимодействию. Но как они могут появиться, если, согласно теории факторов, все факторы без исключения равноценны. Остается предположить, что-либо все они появились одновременно, т.е. сверхъестественным путем, либо не одновременно, но тогда они уже неравноценны, ибо тот «фактор», который появился раньше, и есть причина всех остальных.

Во втором случае мы отходим от теории факторов и приходим к монизму – либо материалистическому, тогда вместе с Марксом, Энгельсом, Плехановым, Лениным, либо идеалистическому, тогда вместе, например, с Сорокиным, которого, так же как и Плеханова, абсолютно не устраивал эклектизм теории факторов.

Впрочем, послушаем лучше самого П.А. Сорокина, предпочитавшего эклектической теории факторов идеалистический монизм. «Число теорий факторов чрезвычайно велико, – писал П. Сорокин, – и одного уже этого факта достаточно, чтобы заключить, что каждый из социологов односторонен и не вполне прав». Что же касается самого П. Сорокина, то он пришел к выводу, что существовать может только один определяющий фактор социального развития. Для него в качестве такового выступает мышление. «Так как сущность социального процесса составляет мысль, мир понятий, – утверждает Сорокин, – то, очевидно, он же и является основным первоначальным фактором социальной эволюции»[11]. Как видим, эклектизм не по душе не одним только сторонникам материалистического понимания истории. Он в равной мере не разделяется всеми, кто смотрит не развитие истории как на целостный процесс.

Но есть и другой эклектический взгляд на историю – когда последнюю представляют как простую сумму, в качестве слагаемых которой выступают история техники, история науки, история искусства, морали, философии и т.д. Судя по всему, эта точка зрения Т.И. Ойзерману более близка (ведь ее разделял сам К. Леви-Стросс), в противном случае он не стал бы так настойчиво пропагандировать, как это имеет место в его статье, теорию факторов.

По мысли Т.И. Ойзермана, материалистическое понимание истории Маркса и Энгельса базируется на двух главных положениях. Первое – признание роли общественного производства в качестве движущей силы общественного развития. Это положение статьи Т.И. Ойзермана ошибочно даже чисто фактологически. Первыми на важность материально-производственной деятельности в жизни общества обратили внимание не Маркс и Энгельс, а А. Смит и Д. Риккардо. Чтобы быть последовательным, Т.И. Ойзерману именно их следовало бы признать создателями материалистической концепции истории, но он этого не делает. Что же касается К. Маркса и Ф. Энгельса, то они, в отличие от Т.И. Ойзермана, свой материалистический взгляд на историю выразили не двумя, а одним, не допускающим кривотолков положением, суть которого – в признании в системе общественных отношений определяющей роли отношений производственных. Второе «основоположение» исторического материализма, по Ойзерману, – признание определяющей роли общественного бытия по отношению к общественному сознанию. Первое свое положение автор статьи оценивает как плюс, второе, действительное, – как минус. Ну а поскольку плюс и минус в математике взаимно уничтожаются, то Т.И. Ойзерман советует отказаться от второго положения материалистической концепции, дабы уберечь первое. Нам представляется, что подобный совет a la Прудон по отношению к Марксу неуместен, ибо между первым и вторым «положениями» нет никакого противоречия. В самом деле, если причиной общественного развития является постоянное воспроизводство условий человеческого существования, то отношения, складывающиеся между людьми в процессе данного воспроизводства, оказываются, безусловно, объективными. Предлагать же включать общественное сознание в общественное бытие – это такие же «сапоги всмятку», как и объявление объективно существующего общества «субъект-объектной реальностью».

Свою статью Т.И. Ойзерман без ложной скромности назвал «Материалистическое понимание истории: плюсы и минусы». В чем плюсы этой концепции, мы, прочитав его статью, откровенно говоря, так и не поняли. Зато мы поняли минусы. Они, по Ойзерману, состоят в том, что эта концепция страдает, как он считает, односторонностью. Она не может соединить воедино общественное сознание с общественным бытием, надстройку с базисом, субъекта с объектом. Одним словом, она, к огорчению Т.И. Ойзермана, не соединяет «плюсы» идеалистического понимания истории с «плюсами» материалистического взгляда на историю.

Итак, Т.И. Ойзерман отчасти за исторический материализм, но чтобы при этом не забывался и противоположный взгляд на историю. Такая точка зрения существует очень давно и имеет в философии свое название – эклектизм. Но она не всех может устроить. О вкусах, как говорится, не спорят. Хочешь быть эклектиком, будь им, но только при этом не надо изображать из себя крупного знатока исторического материализма. Т.И. Ойзерман таковым не является.