Охваченные страхом и оттого еще более неспособные понять суть исторического момента и исторической перспективы, многие интеллигенты ринулись в эмиграцию, другие открыто перешли на сторону контрреволюции. Так интеллигенция предала свой народ, начисто забыв о том, как она звала его к социализму и проклинала капитализм. Первыми по времени появления за рубежом были те эмигранты, которые представляли собою «обломки» рухнувшего царского самодержавия, – петербургская и царскосельская титулованная аристократия и высшее чиновничество. Основу антисоветской контрреволюционной эмиграции составляли монархисты (князья, дворяне, высшее офицерство, крупные чиновники, «владыки» церкви, реакционная часть старой интеллигенции)[1]. Побежали и другие интеллигенты, почувствовав социальный дискомфорт и утрату прежнего положения в обществе. За рубежом оказалась значительная часть верхнего слоя русского общества: писатели, философы, богословы, профессора, художники, артисты[2].

Свидетели тех лет воссоздают примечательную во всех отношениях картину поведения интеллигентской эмиграции. И. Гурович в «Записках эмигранта» сообщает: «Не гражданин, а обыватель спасался в эмигрантские палестины. Не ради благ культуры, а ради говяжьего мяса перебегал обыватель через границу. Попадаются, конечно, за границей серьезные политические деятели антисоветского лагеря, но ведь это –песчинки в море. Их всех можно пересчитать по пальцам. И не они создают эмигрантский тон. Напротив, невольно или полубессознательно они поддаются властной задаче этого тона, духовно попадают к нему в плен и начинают веровать в него, как в бога, уже не токмо, что за страх, но и за совесть. Ему они и служат, и поют акафисты, его велениями диктуется их «работа»[3].

Лев Любимов, один из образованнейших русских людей, много повидавший и много прочувствовавший на чужбине, подметил главное в жизни эмигрантов 1920–1930-х годов: «Эмиграция потому и была эмиграцией, что не приняла революции. Не приняла в той или иной мере, по разным причинам... но не приняла со всеми последствиями...»[4]. А.В. Луначарский, хорошо знавший настроения в интеллигентской среде, говорил, что «к грядущей диктатуре Советов» у «интеллигентного обывателя» «отношение было злобно-трусливое»[5].

Интеллигент из этой среды плохо узнавал свой народ – рабочих и крестьян. Так что, когда говорят о том, что якобы «отличительной чертой российской интеллигенции является народолюбие, доходящее до народопоклонства», что «она всегда думала и думает о народе, способна на самоотречение во имя истины», надо хорошо помнить отечественную историю и ничего не принимать на веру... Правы те исследователи, которые честно и объективно отмечают: только небольшая часть интеллигенции сразу и искренне перешла на сторону Великой Октябрьской социалистической революции[6]. Большая же часть интеллигентов заняла нейтральную, выжидательную позицию, заявляя о своем «невмешательстве» в политику. Была также и немалая часть тех, кто прямо вступил на путь не только саботажа действий Советской власти, но с оружием в руках сражался против Рабоче-Крестьянской Красной Армии, против своего народа.

На сторону рабочих и крестьян, молодой Советской Республики встали большевики. В пролетарской партии большевиков в канун Октября насчитывалось около 350 тысяч человек, из которых примерно 60 % составляли передовые рабочие[7]. А это означает, что сама большевистская партия, возглавившая революционный поток, была органической частью трудового народа, выражала его исторические социальные чаяния и устремления. Но нужно подчеркнуть, что в партию большевиков шли наиболее сознательные и социально зрелые представители лучшей части русской интеллигенции. По разным подсчетам, к октябрю 1917 г. в ленинской партии состояло от 6 до 10 % ее численности представителей интеллигенции[8]. Среди вступавших в ее ряды были учителя А.Г. Черняков, И.И. Долматов, медик М.В. Фофанова, инженеры Н.П. Горбунов, Н.С. Абельман, журналистка Р.М. Азарх. Ученые П.К. Штернберг, Н.М. Лукин, Д.П. Боголюбов, врачи Н.А. Семашко, И.В. Русаков, М.И. Барсуков, инженеры П.В. Точисский, Л.Я. Карпов, Г.М. Кржижановский и другие, которые активно боролись за дело революции, вели пропагандистскую работу среди масс[9]. Тянулись к большевикам А.А. Блок и В.В. Маяковский. «Один только Ленин верит, что захват власти демократией действительно ликвидирует войну и наладит все в стране», – писал Блок за несколько дней до Октябрьского вооруженного восстания[10]. А Маяковский говорил о «большевиках искусства» и провозглашал: «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй».

И тем не менее после известных событий июльского кризиса численность интеллигентов в партии большевиков уменьшилась. Об оттоке ее, о недостатке в партийных организациях интеллигентских сил говорили делегаты VI съезда РСДРП (б)[11].

Такова, говоря чрезвычайно кратко, историческая канва событий, высвечивающая подлинную, а не мнимую роль интеллигенции в революционных процессах первой четверти ХХ века в России. Из этого становится ясно, что интеллигенция с ее колебаниями и шатаниями не могла сама по себе осуществить Великий Октябрь. Но из этого совершенно не вытекает и противоположный вывод о полной ничтожности роли русской интеллигенции в революции. Нужно опять согласиться с Бердяевым Н.А., считавшим, что «вся история русской интеллигенции подготовляла коммунизм. В коммунизм вошли знакомые черты: жажда социальной справедливости и равенства, признание классов трудящихся высшим человеческим типом, отвращение к капитализму и буржуазии... Все эти черты всегда были свойственны русской революционной и даже просто радикальной интеллигенции»[12].

Интеллигенция в течение почти 200 лет была активным ферментом в русском освободительном движении, выражая и отражая многие генетические свойства характера русского народа. Выдающийся советский историк А.И. Клибанов, глубоко изучавший внутренний мир русских людей, пришел к фундаментальному выводу: «Идейным фокусом, стягивавшим все линии развития народной культуры, являлась социальная Правда»[13] (выделено мной – В.С.). Эту социальную Правду, идущую из глубин русской народной жизни, концентрированно (на уровне идей, научных и публицистических произведений, художественной литературы и т.д.) выражали лучшие русские люди из числа интеллигентов (писатели, поэты, ученые, художники и др.). Именно их имел в виду В.И. Ленин в работе «О национальной гордости великороссов»: «Нам больнее всего видеть и чувствовать, каким насилиям, гнету и издевательствам подвергают нашу прекрасную родину царские палачи, дворяне и капиталисты. Мы гордимся тем, что эти насилия вызвали отпор из нашей среды, из среды великорусов, что эта среда выдвинула Радищева, декабристов, революционеров-разночинцев 70-х годов, что великорусский рабочий класс создал в 1905 году могучую революционную партию масс, что великорусский мужик начал в то же время становиться демократом, начал свергать попа и помещика»[14] (выделено мной. – В.С.).

Все примечательно в данном выражении Ленина, но прежде всего то, что он рядом ставит дворян, офицеров и революционную партию, великорусского мужика. При этом он подчеркивает, что всех их выдвинула «эта» среда, «среда великорусов», то есть сам «НАРОД». А это говорит о том, что в России не было единой интеллигенции. В данном конкретном случае одна ее часть находилась с народом, другая – была страшно далека и даже выступала против него, предавала его. Ленин прямо относил себя, дворянина-интеллигента, к «великорусским сознательным пролетариям», к «великорусским рабочим, полным чувства национальной гордости», к «революционному классу», строящему «свободную, независимую, самостоятельную, демократическую, республиканскую гордую Великороссию»[15]... (Это его ответ прошлым и нынешним национал-патриотам и либералам). Так в идеологии, в мировоззрении он преодолевал историческое противостояние «мужика» и «интеллигента», «крестьянина, рабочего» и «интеллигента». Он выражал интересы всего русского народа, но прежде всего его трудовых слоев. И, конечно, Ленин своим революционным учением, классовой позицией и политической борьбой выражал интересы и всех других народов России, жаждавших освобождения от социального и национального гнета царизма. Не случайно Н.А. Бердяев позже скажет: «Плеханов, глава меньшевистской фракции, был книжным теоретиком марксизма, а не революционным вождем. Настоящим революционным вождем был Ленин, создатель русского и мирового коммунистического движения»[16] (выделено мной – В.С.).

Как подлинный вождь он сумел объединить исторические социальные интересы в созданной им большевистской партии. Академик П.В. Волобуев, крупный специалист по истории Великого Октября, отмечал, что проблема «большевистская партия и революция» заслуживает особого разговора. По его мнению, в советское время роль партии и революции показывались декларативно. Сама партия, ее организация представали безликой массой, неким монолитом, действующим на всех уровнях не иначе, как по команде сверху. Нет ничего антиисторичнее этой картины. Большевистская партия, став в 1917 году массовой, преимущественно рабочей по составу, объединяла революционеров, спаянных преданностью общему делу, интересам народа, идейной убежденностью. Каждый из большевиков был поистине самобытной личностью. Умение работать в гуще масс, убеждать их и вести за собой – отличительная черта ленинской партийной гвардии. Большевистская партия не только учила, политически просвещала и организовывала массы, но и сама училась у масс, впитывая их революционную решимость, энергию и опыт[17]. (Вот бы нынешним многочисленным «вождям» раздробленных отрядов комдвижения начать работать так, как это делал В.И. Ленин...)

Именно в деятельности партии большевиков и соединялись исторические интересы «мужика» и интеллигента», «пролетариев физического и умственного труда», всех народов многонациональной России. Ни одна другая партия, коих было немало тогда в России, не смогла и близко подойти к такому историческому рубежу в своей идеологии, политике и деятельности. Увы, сегодня большевизм клеймят и справа, и слева. А вот Н.А. Бердяев, сам наблюдавший работу большевиков, говорил: «Очень интересна самая судьба слова «большевизм». Первоначально это слово совершенно бесцветно и означает сторонников большинства. Но потом оно приобретает символический смысл. Со словом «большевизм» ассоциировалось понятие силы... В стихии революции 1917 года восставшие народные массы пленялись «большевизмом», как силой, которая больше дает... Скромное и мало значащее по своему происхождению слово «большевизм» приобрело значение знамени, лозунга, самое слово звучало сильно и выразительно»[18] (курсив мой – В.С.).

Да, из всех политических партий и течений именно большевизм оказался на высоте исторического момента, показал свою теоретическую, политическую и социально-практическую состоятельность. Именно за это его сегодня ненавидят и клеймят позором как жириновцы, так и зюгановцы. В этом они едины. Сделав социальную демагогию орудием сбора голосов «электората» и, следовательно, средством пребывания в буржуазной ельцинской Госдуме, они наперегонки клевещут на большевиков-революционеров и большевизм как великий феномен русского освободительного движения. Между тем большевизм – это «применение революционного марксизма к особым условиям эпохи» (Ленин), это единство революционной теории и практики, гибкого сочетания идейных, организационных и тактических принципов, вырботанных и осуществленных В.И. Лениным.

При этом всем невеждам и клеветникам в адрес большевизма надо напомнить один принципиальный исторический факт: не большевики начали революцию в России в октябре 1917 года. Она сама явилась великим апофеозом исторически длительного революционного процесса, который почти 200 лет тлел, горел, вырывался наружу сквозь бетон царизма. Это был саморазвивающийся, самовоспроизводящийся процесс борьбы народных масс против угнетения, рабства, нищеты, эксплуатации. Великую Октябрьскую социалистическую революцию совершил Русский Народ в союзе и братском единении с другими народами России. То была поистине рабочая и крестьянская революция, победа которой превратила людей труда из объекта в генеральный субъект истории, в подлинного демиурга величайшего прорыва из предыстории к подлинной истории человечества. Но большевики не были ни статистами, ни наблюдателями и тем более «зеваками» в этом историческом процессе. Их несомненная интеллектуальная, политическая и социальная заслуга состоит в том, что они видели направленность революционного движения масс и готовы были прийти к ним на помощь, поддержать их в смертельной схватке с эксплуататорами-кровососами. Но когда грянет революционный взрыв, этого знать не мог никто. «Мы, старики, быть может до грядущей революции не доживем»[19], – говорил В.И. Ленин в одном из своих докладов в Цюрихе (Швейцария) за два месяца до Октября 1917 г. Впрочем, ни одна политическая организация России того времени не ожидала, сколь стремительно будут развиваться события. Н. Суханов отмечал: «То, что началось в Питере 23-го февраля, почти никто не принял за начало революции...»[20]. Левый эсер Мстиславский признавался: «Революция застала нас, тогдашних партийных людей, как евангельских неразумных дев, спящими»[21]. Другой эсер Зензинов вторит: «Революция ударила, как гром с неба, и застала врасплох не только правительство, но и Думу и существующие общественные организации»[22]. Этот перечень исторических свидетельств можно продолжать и дальше.

Но большевики во главе с Лениным быстро сориентировались в исторических коллизиях и выбрали одну единственную позицию: быть вместе с пролетариатом, со всем своим народом в борьбе против царизма и капитализма. Иначе повели себя другие политические партии и их лидеры. Многие, очень многие в России, напуганные растущим революционным движением народа, пытались отвратить нарастание революционного процесса, убедить народные массы в крайней пагубности их радикальной решимости. Г.В. Плеханов даже обратился с «Открытым письмом к петроградским рабочим», в котором предупреждал их о «величайшем историческом несчастьи» взятия власти в свои руки. «Не подлежит сомнению, что многие из вас рады тем событиям, благодаря которым пало коалиционное правительство А.Ф. Керенского и политическая власть перешла в руки Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов.

Скажу вам прямо: меня эти события огорчают. Не потому огорчают, чтобы я не хотел торжества рабочего класса, а, наоборот, потому, что призываю его всеми силами.... Готов ли наш рабочий класс к тому, чтобы теперь же провозгласить свою диктатуру? ... Нет, наш рабочий класс еще далеко не может, с пользой для себя и для страны, взять в свои руки всю полноту политической власти. Навязать ему такую власть значит толкать его на путь величайшего исторического несчастья, которое было бы в то же время величайшим несчастьем для всей России»[23].

Но петроградские рабочие, как позднее и весь народ России, пойдут не за меньшевиком Плехановым, не за другими буржуазными партиями, а за большевиком Лениным. И это тоже историческая правда! Пойдя за большевиками, трудящиеся России в октябре 1917 года сделали свой исторический выбор: диктатуре контрреволюционной военщины, а значит, и господству буржуазии, они предпочли диктатуру пролетариата. То был исторически сложнейший, нередко драматический и даже трагический процесс развития революции с огромными жертвами и разрушениями. Но Октябрьская революция, завоевывая власть для Советов, вырывая политическое господство из рук буржуазии и передавая его в руки пролетариата и беднейшего крестьянства, шла от этапа к этапу последовательного развития, вовлекая в революционно-освободительный процесс все новые и новые массы трудового народа.

Для объективного научного и честного политического анализа и оценки развития широкого, поистине общенародного революционного процесса 1917–1920 гг. в России надо сопоставить исторические свидетельства разных людей, но которые сами были в гуще тех событий. Это, конечно, В.И. Ленин – теоретик, стратег и вождь Великой Октябрьской социалистической революции; Н.А. Бердяев – религиозный философ, идейный противник марксизма и идеолог антикоммунизма; В.В. Шульгин – монархист, принимавший отречение от престола Николая II, один из создателей Добровольческой (белой) армии в ноябре 1917 года; А.И. Деникин – генерал-лейтенант, один из главных организаторов и руководителей внутренней контрреволюции на юге России. Не современные политобозреватели – отъявленные демагоги, «рвачи и выжиги» (Маяковский), еще вчера – в партаппарате ЦК КПСС, а сегодня – в «Единой России»; не конъюнктурные приспособленцы и циничные конформисты, еще вчера – на кафедрах научного коммунизма, истории КПСС, а ныне – «вольные стрелки», живущие на гранты Сороса и К^о, а именно те – давние классовые противники и идейные враги революции являются лучшими экспертами, историческими свидетелями того, как развивался и чем закончился революционный процесс в России в 1917–1920 гг. Еще и еще раз подчеркну: во-первых, названные люди были самыми акривными его соучастниками, даже организаторами и вдохновителями; а, во-вторых, в отличие от нынешних антисоветчиков они хранили свою личную честь... Если и врали, то не столь примитивно и вульгарно, как современные капитализаторы России.

Итак, слово историческим свидетелям РУССКОЙ НАРОДНОЙ, РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ 1917 года (наш вопрос и их ответ):

Хотели ли защитники царизма спасти монархию? «... Я отчетливо понимал и тогда, как теперь, как и всегда ... что без монархии не быть России. И мысль вертелась: как спасти монархию...» (Шульгин В.В.)[24]; «Николай I повесил пять декабристов, но если Николай II расстреляет 50000 «февралистов», то это будет за дешево купленное спасение России»[25];

Не получилось так «легко» спасти монархию... «Жестом государь пригласил нас сесть... Голос его звучал спокойно, просто и точно. Только акцент был немножко чужой – гвардейский. – Я принял решение отречься от престола...»[26] (Это произошло 2 марта 1917 года в 10 часов утра в вагоне-гостиной поезда на станции Дно Псковской губернии, т.е. почти за 8 месяцев до Октябрьского восстания большевиков) (Шульгин В.В.);

Почему же не получилось удержать на престоле самодержца российского? «Разложение императорской России началось давно. Ко времени революции старый режим совершенно разложился, исчерпался и выдохся... Монархия в России сама пала, ее никто не защищал»[27] (Бердяев Н.А.);

Но говорят, что большевики – агенты немецкого Генштаба – организовали эту революцию? «Если бы не было войны, то в России революция все-таки в конце концов была бы. ... Наступил час, когда он (народ) не пожелал больше терпеть...»[28] (Бердяев Н.А.);

Россию сбил с истинного пути перенесенный с Запада марксизм? «Характер русской революции был таков, она произошла в столь своеобразных условиях, что идеологически ей мог соответствовать лишь очень трансформированный марксизм... В Советской России появилась новая философия марксизма-ленинизма. Она продолжает считать себя марксистской философией, но марксистской философией эпохи пролетарских революций.... Основной категорией для нее является категория самодвижения»[29]. (Бердяев Н.А.);

«Большевиков обвиняют в антигосударственном заговоре с целью свержения законного правительства?»

---