Какое нам дело до Латинской Америки?

(статья пятая, продолжение) (6)

А.В. Харламенко

Вынужденная смена экономической политики, ухудшение жизни народа оттолкнули от сандинистов прежних союзников и попутчиков. «Умеренные» призывали к примирению с Вашингтоном даже ценой переговоров с контрас, «левые» отмежевывались от бандитов и их пособников, но не желали понять, что своими стенаниями о нехватке демократии льют воду на их мельницу. Ни те, ни другие не предлагали реальной альтернативы, годами твердя одно: сандинисты забрали всю власть, никому не дают ходу, а как только дадут, мы себя покажем.

В марте 1985 г. А. Крус, несостоявшийся кандидат Координадоры в президенты, отправился в Гондурас и выступил с речью перед контрас. Его коллеги, пользовавшиеся в воюющей Никарагуа полной легальностью, заявили о непризнании итогов выборов. Единственным путем к миру они признали рейгановский: «национальный диалог» сандинистов со всей «демократической оппозицией», включая контрас, создание коалиционного правительства с их участием и проведение новых выборов под наблюдением иностранных правительств. Эту линию открыто повела «Ла Пренса».

Связующим звеном между парламентской правой оппозицией и внепарламентской, в свою очередь смыкавшейся с контрас, стали «независимые либералы». В начале 1986 г. лидер НЛП В. Годой вместе с партиями НДКК подписал призыв к правительству прекратить «враждебные действия» в отношении «противостоящих ему нерегулярных сил» и провести новые выборы, обратившись за помощью к «международным политическим силам». В документе не упоминалось ни о преступлениях контрас, ни о поддержке их США, ни о прекращении Вашингтоном переговоров с Манагуа. Лидеры легальной оппозиции прямо заявляли: «Если бы не контрас, мы не имели бы и той малой свободы, которую имеем». Оформился единый контрреволюционный блок с программой «признания частного предпринимательства основным мотором экономического и социального развития и существенным фактором демократического устройства»[1]. Такая программа не сулила оппозиции симпатий народа. Оппозиционеры даже не пытались организовывать массовые антиправительственные выступления. Зарубежной публике это объясняли угрозой репрессий, но в Никарагуа все знали, что у оппозиции даже среди частных предпринимателей куда меньше сторонников, чем у лояльного правительству Союза земледельцев и скотоводов. Она делала ставку на то, что «международные политические силы» так или иначе заставят сандинистов и народ принять ее требования.

На роль ключевой фигуры оппозиции Вашингтон и Ватикан наметили архиепископа Обандо и Браво. В апреле 1985 г. Папа Римский пожаловал ему пурпурную мантию. Из Рима новоиспеченный кардинал направился в Мекку латиноамериканской контрреволюции – Майами, где отслужил мессу перед бывшими сомосовцами, кубинскими гусанос и им подобными. Когда он вернулся в Манагуа, его встреча в аэропорту вылилась в контрреволюционную демонстрацию с издевательствами над сандинистской полицией, выполнявшей приказ не поддаваться на провокации. Затем Обандо начал поездку по стране и везде призывал правительство выполнить требование Рейгана: вступить в диалог с контрас. Каждую его поездку контрреволюционеры пытались превратить в антиправительственную демонстрацию; всех приходивших послушать кардинальскую мессу выдавали за оппозиционеров. Фактически контрреволюционеры в сутанах предали дело защиты национальной независимости, перешли на сторону контрас и их вашингтонских хозяев, навязавших стране войну. Без них контрас и их пособники не имели бы и видимости массовой базы.

В январе 1986 г. сандинисты попытались возобновить диалог с епископатом, но кардинал Обандо и второе лицо в церкви, епископ Вега, тут же отправились за инструкциями в США. Через два месяца оба ездили туда снова – жаловаться в ООН на преследования церкви, встречаться с лидерами контрас, а главное, помогать Рейгану добиваться для них помощи от Конгресса. Монсеньор Вега дошел до того, что выступил против решения Международного суда, признавшего виновность США в агрессии против Никарагуа.

Сандинисты долго сносили провокации «демократов» и употребляли власть, только когда терять становилось нечего. Глобализация классовой борьбы привела к тому, что ход и исход внутренних событий в огромной мере решался за пределами страны. Та же «Ла Пренса» (да и вся, с позволения сказать, оппозиция) служила верхушке буржуазии, ее политиканам и церковникам каналом общения не столько с народом, сколько с дипломатами «цивилизованных стран» и транснациональными медиа-магнатами, формирующими «общественное мнение» этих стран. Любое событие в Никарагуа немедленно становилось объектом манипулирования буржуазных СМИ в целях обеспечения поддержки контрреволюции. «Демократы» были не национальной политической силой, а внутренним фронтом необъявленной войны. Отношение революционной власти к ним в каждый момент могло определяться только соотношением сил в этой войне. В октябре 1985 г. был снова принят Закон о чрезвычайном положении. Хозяева «Ла Пренсы» демонстративно нарушали его. Голос епископата «Радио Католика» нарушил закон дважды, отказавшись включиться в единую радиосеть и занявшись изданием газеты без разрешения. Если они думали, что им, как прежде, все сойдет с рук, то просчитались. В июне 1986 г., когда Конгресс США одобрил военную помощь контрас, в соответствии с Законом о чрезвычайном положении «Ла Пренса» была закрыта, вещание «Радио Католика» прекратили, а ее главе, священнику Бисмарку Карбальо, и епископу Веге запретили въезд в страну. Епископ незамедлительно выразил желание стать викарием контрас в Гондурасе.

Тем временем формирование новой политической системы близилось к завершению. Сандинистский проект основного закона, внесенный президентом, предлагал закрепить принципы смешанной экономики и политического плюрализма. В то же время СФНО заявил, что жертвы, принесенные народом, требуют «такой конституции, которая официально закрепит искоренение эксплуатации человека человеком». Сформированная в новой Никарагуа народная демократия провозглашалась властью трудового народа. Эти принципы вызвали ожесточенные нападки оппозиции. Осенью 1985 г. обе мелкобуржуазные партии вышли из комиссии по подготовке конституции. Консерваторы обусловили свое участие предварительным принятием своих требований к основному закону и разделом правительственной власти, либералы – отменой чрезвычайного положения.

В мае 1986 г. проект основного закона был вынесен на всенародное обсуждение. Еженедельно проводились встречи представителей правительства и различных кругов общества под девизом «Лицом к народу». В соответствии со старинной испано-латиноамериканской традицией с мая по июль 1986 г. по всей стране прошло 73 «открытых кабильдо» – своего рода народных собраний, в которых приняло участие 100 тысяч граждан¹. Туда приглашали и оппозицию, но открытое обсуждение «демократов» не устраивало: они настаивали, чтобы заранее, без участия народа, приняли их главное требование – «плюрализм исполнительной власти». Поэтому в обсуждении участвовали в основном сандинисты и их сторонники.

В ноябре текст конституции был утвержден парламентом, 9 января 1987 г. подписан президентом и вступил в действие. Статья первая гласила: «Независимость, суверенитет и национальное самоопределение являются неотъемлемыми правами народа и основами никарагуанской нации». Далее говорилось: «Никарагуанский народ создал новое государство для содействия своим интересам и гарантии своих политических и социальных завоеваний. Государство является главным инструментом народа для устранения любой формы угнетения и эксплуатации человека, призвано дать импульс материальному и духовному прогрессу всей нации и гарантировать преобладание интересов и прав большинства»².