Преобразованиями руководили Министерство сельского хозяйства и аграрной реформы, Национальный комитет по продовольственной программе, национальный и региональные советы аграрной реформы. Работу «предприятий аграрной реформы» планировали национальная и региональные комиссии по производству, финансирование шло через систему кредитных советов в центре и на местах. Предложения об экспроприации, конфискации и распределении земель, распределении кредитов, политике в отношении мелких и средних хозяев, планировании сельхозработ вносили Сандинистский профцентр трудящихся, куда входили постоянные сельхозрабочие, Ассоциация сельских трудящихся, объединявшая сезонников, Национальный союз земледельцев и скотоводов, объединявший мелких и средних производителей.

«Предприятия аграрной реформы» управлялись совместно государством и трудящимися. По декрету 1981 г. на них должны были создаваться «консультативные советы» с участием администрации и трудящихся, полномочные принимать технико-экономический план и любые его изменения, контролировать всю хозяйственную деятельность; к концу 1982 г. они были созданы на каждом втором предприятии.

В 1982 г. из 77 сельхозпредприятий сектора народной собственности было 22 агропромышленных, 35 агроэкспортных или требовавших крупных инвестиций, 20 обслуживающих; госсектор давал 59% риса, 50% табака, 41% сахарного тростника, 23% хлопка, 14% кофе, 12% мяса. Главные зерновые культуры – маис и фасоль – производились в основном, как и раньше, мелкими крестьянскими хозяйствами[1].

За первые четыре года революции было создано 2 849 кооперативов; к 1985 г. их число сократилось из-за войны и экономических трудностей примерно до 2 500, в 1986 г. снова выросло до 2 800. Обычно в кооперативе было от 5 до 30 семей на 20–300 га земли. Формы кооперирования определялись социальными условиями и настроениями сельских тружеников. Сезонные рабочие агроэкспортных хозяйств, получавшие от предприятия бесплатно или в аренду участки земли, создавали сандинистские сельскохозяйственные кооперативы (ССК) производственного типа. Крестьяне внутренних районов, имевшие свою землю или арендовавшие ее у частных владельцев, объединялись в кредитно-снабженческие кооперативы (КСК). Были хозяйства переходного типа, где крестьяне сохраняли свои участки, но некоторые работы производили совместно. С 1983 г. государство стало передавать кооперативам обрабатываемую ими землю.

В первые годы предпочтение отдавалось ССК. Сандинисты рассматривали их как «плацдарм коллективизации на селе». За 1981-84 гг. кредитование ССК выросло в 15 раз, КСК – втрое, крестьян-единоличников – осталось на прежнем уровне. 50% всех кредитов на покупку техники получали ССК, 37% – КСК, 11% – единоличники; учетная ставка равнялась для ССК 8%, для КСК – 10, для мелких и средних производителей – 13, для капиталистов – 17%. К 1985 г. в руках ССК было 10%, КСК – 9% обрабатываемых земель; всего они объединяли 40 тысяч семей – около трети крестьянства. 50% ССК и 14% КСК работали на механической тяге, доля товарной продукции составляла у них 75 и 53%.[2]

Но полукрестьяне-полупролетарии, в недавнем прошлом экспроприированные латифундистами, относились к крупным хозяйствам с подозрением и мечтали о своей земле. Революция пошла навстречу их чаяниям не сразу. В первые годы получить землю в пользование можно было, только вступив в кооператив и обязавшись продавать урожай государству по фиксированной цене, на что соглашались не все, да и хватало земли не всем. Крестьян, занимавших неосвоенные земли, новая власть не преследовала, как при Сомосе, но и не узаконила их права, как на Кубе в самом начале аграрной реформы. Не получая государственных кредитов, такие крестьяне оставались в кабале у местных богатеев. Иные директора народных предприятий сгоняли их с земли, уверяя, что борются с пережитками феодализма.

Ни госхозы, ни кооперативы не могли сразу показать деревне преимущества крупного производства. Не все рабочие и крестьяне выдержали испытание свободой. Многие коллективы сократили рабочий день, некоторые – до трех часов. Народная власть оплачивала простои как рабочее время, и производительность труда в госхозах снизилась. Были и такие кооперативы, где льготные кредиты не вкладывались в производство, а проедались.

Латифундистов реформа вынуждала переходить от экстенсивного хозяйства к интенсивному, от аренды с докапиталистическими пережитками – к чисто капиталистической. Мелким арендаторам, не получившим земли, это грозило разорением. Сандинисты старались защитить их, обязав хозяев заключить арендные договоры на прежних условиях. Но нельзя было заставить землевладельца кредитовать арендаторов и скупать их продукцию, если это не отвечало критериям капиталистической эффективности, ограждавшей хозяйство от экспроприации. А сразу взять эти функции в сельской глуши на себя государство не могло. Централизованного снабжения в лучшем случае хватало работникам госхозов и кооперативов, остальным все необходимое для хозяйства и жизни приходилось покупать у частных торговцев. Спекулянты драли с крестьян в пять и более раз дороже официальной цены, по которой скупали товары в городской госторговле, и, по меньшей мере, вдвое дороже, чем на городском черном рынке. Государственные закупочные цены на продукцию сельского хозяйства, особенно на зерно, в этих условиях не покрывали издержек. Крестьяне сеяли все меньше зерновых, а остальной урожай старались сбыть спекулянтам.

Нерешенность аграрно-крестьянского вопроса играла на руку контрреволюционерам. Крупные капиталисты-аграрии, сохранившие в экономике сильные позиции, возглавили контрреволюцию не только в деревне, но и по всей стране. Некоторые из них, не надеясь удержать латифундии, поспешили сами разделить землю между арендаторами, чтобы заручиться их поддержкой. Единоличникам внушали, что сандинисты, обещавшие дать землю тем, кто ее обрабатывает, не сдержали слова.

3. На фронтах необъявленной войны

В 1980-81 гг. в провинции Матагальпа, где заправляли владельцы крупных скотоводческих и кофейных хозяйств, возник первый очаг вооруженной контрреволюции. Бандиты нападали на кооперативы, расправлялись с работниками Министерства аграрной реформы, с сельскими активистами. Беззащитность и экономическая зависимость часто заставляли крестьян отдавать сыновей в бандформирования, дочерей – в служанки и наложницы бандитов. Кооперативы не могли противостоять вооруженным до зубов бандформированиям. Крестьянам-кооператорам приходилось покидать насиженные земли и объединяться в более крупные «кооперативы обороны и производства». Государство обеспечивало беженцев плодородными землями, строило для них дома, школы, медпункты и вручало оружие для защиты своих очагов. Возделывать землю часто приходилось с автоматом за плечами.

Но внутренняя контрреволюция не смогла бы продолжать необъявленную войну десять лет, если бы не интервенция США, использовавших контрас как орудие, а то и просто прикрытие. 9 марта 1981 г. президент Рейган подписал директиву о тайных операциях против Никарагуа, и ЦРУ начало сколачивать из бывших сомосовцев армию вторжения. Основной базой агрессии стал Гондурас. По размерам военной помощи США эта небольшая страна заняла третье место в Латинской Америке, ее армия была увеличена с 11 до 25 тысяч. Многие гондурасские офицеры давно были связаны с сомосовцами. Прикрывая контрас, гондурасские войска обстреливали территорию Никарагуа, сами не раз пересекали границу. Но весной 1983 г. Вашингтону стало этого мало. США решили фактически оккупировать Гондурас. Согласие на размещение иностранных войск было прерогативой главы государства как главнокомандующего, но договорились прямо с командующим армией генералом Альваресом. Парламентарии «банановой республики» пытались было воспротивиться попранию Конституции, но войска Альвареса оцепили Конгресс, и депутаты послушно проголосовали за передачу верховного командования генералу.

Сложнее было с Конгрессом США, перед которым исполнительная власть обязана отчитываться при посылке войск за рубеж. Но и тут нашли выход: Пентагон формально не размещал в Гондурасе баз, а только проводил маневры, конечно, совместные с гондурасской армией. С 1981 по 1986 г. он провел около сорока «учений» с участием десятков, а иногда и сотен тысяч военнослужащих США и других стран. В ходе маневров были построены 10 новейших аэродромов, готовых к приему сверхзвуковых истребителей и транспортных самолетов с войсками и тяжелой техникой, а также радиолокационные станции, прослушивающие воздушное пространство над всем перешейком. Этим хозяйством, позарез необходимым беднейшей стране региона, управляли тысячи военнослужащих США, постоянно расквартированных в Гондурасе. Еще несколько сотен прислали непосредственно для помощи контрас, по официальной версии – чтобы помешать снабжению сальвадорских повстанцев оружием.

Войска США вошли и в демократическую Коста-Рику, где сразу начали строить стратегические шоссе к границе Никарагуа. Советники из Штатов занялись подготовкой сил безопасности страны, по конституции не имевшей армии, к борьбе с «марксистской угрозой».

Усилиями ЦРУ и на средства США разрозненные банды контрас, действовавшие из Гондураса, были собраны в единый кулак – Никарагуанские демократические силы. В «политический директорат» вошли сомосовский полковник Бермудес, А. Калеро, бывший управляющий филиалом «Кока Колы» и по совместительству глава Консервативной демократической партии, плюс еще несколько сбежавших с родины представителей «гражданской оппозиции». В январе 1983 г. директорат опубликовал политическую платформу. Характеризуя себя как «националистическое движение граждан различных политико-идеологических убеждений и социально-экономических слоев», НДС требовали от правительства отмены чрезвычайного положения, всеобщей амнистии и возвращения эмигрантов, роспуска всех «репрессивных» организаций, замену Сандинистской народной армии «аполитичной» и проведение выборов в ближайшие восемь месяцев. С НДС координировала действия самая крупная сепаратистская группировка индейцев-мискито «Мисура».

Ренегат СФНО Э. Пастора, обосновавшийся в Коста-Рике, возглавил «Революционно-демократический альянс», куда вошли буржуазная партия «Никарагуанское демократическое движение» во главе с А. Робело и группировки, отколовшиеся от Социал-христианской партии, Мисуры и НДС, а также «Солидарность никарагуанских демократических трудящихся» во главе с бывшим лидером желтого профцентра. В июне 1983 г. РДА распространил программу «правительства национального единства», он требовал вывода сандинистских руководителей из правительства, деполитизации госаппарата и армии, проведения выборов в шестимесячный срок. Программы РДА и НДС по существу совпадали, и Вашингтон отводил Альянсу вспомогательную роль.

К середине 1983 г. у НДС было свыше 10 тыс. боевиков, у РДА – до 5 тысяч. ЦРУ составило для контрас учебник, где подробно излагалось, как устраивать диверсии и теракты, пытать и казнить пленных. Пентагон и ЦРУ снабдили контрас легкими самолетами и быстроходными катерами «Пиранья», приспособленными для диверсионных рейдов. Специально отобранные боевики прошли в США обучение методам диверсий.

19 июля 1982 г., в третью годовщину революции, самолет без опознавательных знаков выпустил по нефтехранилищам в порту Коринто две ракеты, но в цель не попала ни одна. 7 сентября 1983 г. атаке подвергся международный аэропорт Манагуа, но один из нападавших самолетов врезался в здание аэропорта. Пытались бомбить электростанцию Манагуа и снова Коринто, но тоже безуспешно. Ученики не оправдали надежд учителей. Тогда ЦРУ посадило за штурвалы своих людей. Боссам контрас, пребывавших в Гондурасе, после каждого теракта посылали сообщение с приказом немедленно взять ответственность на себя. «Пираньи», ведомые «тихими американцами», потопили несколько рыбацких судов, подожгли нефтехранилища в Коринто и на Атлантическом побережье.

В марте 1983 г. необъявленная война вступила в новый этап: из Гондураса в Никарагуа были заброшены крупные формирования НДС под командованием сомосовских «гвардейцев», взявших псевдонимы «Зверь», «Бык», «Псих». Они намеревались укрепиться на севере страны, соединиться с действовавшими из Коста-Рики отрядами РДА и сформировать на захваченной территории временное правительство, а затем обратиться за помощью к США. Калеро, Бермудес, Робело и прочие уже поделили посты в будущей хунте. Но захватить хотя бы один поселок, удержаться дольше нескольких часов хоть в одной деревне контрас не смогли. Понеся потери, они откатились в Гондурас или засели в горах.

В начале 1984 г. контрас двинули в бой все силы. С воздуха их прикрывали и снабжали припасами североамериканские самолеты и вертолеты, взлетавшие с баз в Гондурасе. В территориальных водах Никарагуа постоянно дежурили боевые корабли ВМФ США, оснащенные разведывательной аппаратурой, воздушное пространство регулярно нарушали самолеты-разведчики. О передвижениях частей народной армии немедленно сообщалось контрас. Но ничто не помогло: потеряв в боях почти половину состава, бандформирования были отброшены за линию границы. Один из главарей НДС Э. Чаморро признал, что для победы контрас нужна численность минимум в 25 тыс. плюс поддержка народа; и первое и особенно второе относились к разряду мечтаний.

В начале 1984 г. были заминированы подходы к никарагуанским портам. Ответственность за это взяли на себя контрас. Но через несколько лет на слушаниях в Конгрессе США выяснилось, что мины ставили не они, а «тихие американцы» с катеров, спущенных с разведывательного судна США. С воздуха диверсантов прикрывали вертолеты ВВС США, стрелявшие по позициям сандинистской армии. Мины были изготовлены в США; их не снабдили маркировкой, чтобы они походили на самодельные. На этих минах подорвалось несколько никарагуанских траулеров и иностранных судов. Многие судоходные компании отказались доставлять грузы в Никарагуа. Нефть и сжиженный газ пришлось выгружать в портах соседних стран и везти оттуда автотранспортом. Контрас получили возможность подрывать автоцистерны вне Никарагуа, не рискуя столкнуться с народной армией.

Вооруженная агрессия дополнялась пропагандистской войной. В чем только не пытались обвинить сандинистов: и в экспорте революции, и в наркобизнесе, и в нарушении прав человека, и в геноциде индейцев, и даже в антисемитизме. Каждый раз выяснялось, что экспорта революции нет и в помине, а вот экспорт контрреволюции налицо; что права человека в самом что ни на есть западном понимании сандинисты нарушают меньше любого буржуазного правительства, не говоря уж о контрас; что Никарагуа первой в Западном полушарии предоставила автономию индейцам, о которых Вашингтону лучше бы помолчать, как о веревке в доме повешенного; что из двух живших в стране еврейских семей одна эмигрировала еще до революции, а вторая активно участвует в сандинистском движении. Но все документированные опровержения буржуазные СМИ замалчивали или давали мелким шрифтом на последних страницах, а с первых аршинные заголовки уже кричали об очередном преступлении сандинистов.

Никарагуа поднялась на защиту независимости и свободы.

Прежде всего, надо было не дать Вашингтону возможности устроить крупномасштабное вторжение. Командование народной армии предупредило, что, если агрессору и удастся оккупировать города, его ждет партизанская война в масштабе всей Центральной Америки. Сандинистские профсоюзы и комитеты защиты готовили к обороне каждое предприятие, каждый квартал, строили тысячи убежищ от бомб.

Необъявленная война разгоралась: в 1982 г. в среднем на два дня приходился один бой, в 1983 г. их было в день один-два, в 1984 г. – четыре. В 1982 – первой половине 1983 г. основная тяжесть легла на ополченцев. На помощь сельским милисианос пришли экстерриториальные батальоны добровольцев, сформированные в городах. Контрас обломали зубы, но и добровольческие отряды понесли большие потери. Горожанам нелегко было воевать в горной сельве и еще сложнее находить общий язык с жителями этих мест. У многих «гвардейцев», ставших контрас, тут жила родня; своими для них были и те, кого революция лишила возможности заниматься контрабандой. Среди крупных и средних хозяев, не попавших под аграрную реформу, встречались такие, кто только для виду соблюдал лояльность властям, а втайне помогал их врагам. Против народной власти выступили индейцы-мискито, для которых создание на их землях плантаций какао было нарушением старинных обычаев. Следуя указаниям учебника ЦРУ, контрас пытались заручиться поддержкой крестьян: мучили и убивали только тех, кого считали сандинистами, остальным за все, что брали, платили по рыночной цене, молодежь привлекали на службу высоким жалованьем, верующих звали бить безбожных коммунистов. Пользовались и тем, что у многих были основания опасаться сандинистов. Крестьянин, давший бандитам кров и пищу или предупредивший их об опасности, становился для ополченцев контрой. Не все понимали, что крестьяне, не имевшие ни организации, ни оружия, бывали просто вынуждены помогать бандитам, чтобы не быть замученными вместе с семьей, едва ополченцы уйдут.

Стало ясно, что возлагать всю тяжесть на добровольцев больше нельзя. Война была объявлена национальной, патриотической и народной. В августе 1983 г. Госсовет принял Закон о патриотической воинской службе.

В старой Никарагуа не было армии не только в европейском, но даже в латиноамериканском понимании. Были ополчения разных партий во время гражданских войн, были партизанские отряды Сандино, была жандармерия Сомосы, громко названная национальной гвардией. В эти формирования кто-то вступал по убеждению, большинство – ради самозащиты, пропитания или карьеры, но понятия о службе Отечеству в рядах регулярной армии не существовало. Не существовало и воинского призыва, если не считать насильственного рекрутирования крестьянских парней разными каудильо, к чему народ привык относиться в духе нашей поговорки «Паны дерутся, а у хлопов чубы трещат».

Сандинистская народная армия, рожденная народным восстанием против Сомосы, первые четыре года строилась на добровольной основе. Теперь же все мужчины от 17 до 24 лет должны были отслужить в армии два года. Сандинистская ассоциация женщин добилась права добровольно служить в вооруженных силах и для девушек. В стране, никогда прежде не знавшей воинской обязанности, закон вызвал противоречивую реакцию. Буржуазная оппозиция и церковь развернули кампанию против призыва. Но все же народная армия стала массовой, в ней служили не только горожане, но и крестьяне. Такая армия могла успешнее воевать в сельской местности.

Об уверенности революционной власти в поддержке масс говорил лозунг, выдвинутый в июне 1983 г.: «Все оружие – народу». В короткий срок было роздано 200 000 винтовок. Милисианос стали проходить более серьезную, чем раньше, военную подготовку. Лучше других были обучены те, кто отслужил два года в народной армии и после демобилизации перешел в ее резерв. Поворот в аграрной политике открыл путь к созданию массовой сельской милиции. Вместе с удостоверением о владении землей крестьянин получал винтовку – защищать свою жизнь, свободу и землю. Из пограничных селений, которые нельзя было надежно прикрыть от налетов и обстрелов, людей переселяли на другие земли, выкупленные государством у частников. По призыву сандинистских массовых организаций студенты, старшеклассники, служащие отправлялись на уборку кофе вместо тех, кто ушел в армию и ополчение. Некоторые плантации находились в зоне военных действий; уборка главной экспортной культуры стоила сотен жизней.

Революционная власть отказалась от чрезмерной, граничившей с всепрощением, мягкости в отношении врагов, особенно сомосовских «гвардейцев», вновь поднявших руку на народ. Весной 1983 г. были созданы антисомосистские народные трибуналы, разбиравшие дела вооруженных контрреволюционеров и их пособников. Рядовым контрас, добровольно сложившим оружие, объявили амнистию.

Новый курс был взят в национальном вопросе. Сандинисты осознали, что сепаратистское движение индейцев-мискито не порождено одними происками ЦРУ, но превратно выражает действительную потребность народов Атлантического побережья в уважении к их обычаям и культуре, в самоуправлении, которого их лишили почти сто лет назад. Мискито стали называть восставшими, а не наемниками, как контрас. Начали проводить различие между продавшейся врагам частью племенной знати и массой коренных жителей. В декабре 1983 г. всем мятежным мискито, кроме лидеров, была объявлена амнистия, арестованные освобождены. Представителями правительства на побережье назначили местных уроженцев. Была сформирована индейская организация сандинистской ориентации, отстаивавшая законные интересы соплеменников перед властями и, когда надо, критиковавшая их. Выполняя ее требования, власти разрешили мискито вернуться в родные места у границы с Гондурасом, откуда их переселили три года назад. Индейцев освободили от службы в армии, но выдали оружие для охраны своих поселков от контрас. Вскоре с большинством вождей мискито были заключены соглашения о прекращении огня. Впервые в истории Америки государство признало право индейцев на территориальную автономию. Была создана комиссия по автономии во главе с ветераном Сандинистского фронта, министром внутренних дел Т. Борхе.

Проект автономного статуса, обнародованный в декабре 1984 г., был доработан с учетом предложений, внесенных всеми народами побережья. В июне 1985 г. комиссией были обнародованы «Принципы и политика по осуществлению прав на автономию туземных народов и общин Атлантического побережья Никарагуа». В обеих провинциях побережья учреждались автономные правительства, избираемые местным населением. В рамках единой полиэтнической страны за коренными народами признавалось «право коллективной или индивидуальной собственности на земли, которые они традиционно занимали»; подчеркивалось, что «должен уважаться порядок передачи собственности и землепользования, установленный их обычаями».

С 1985 г. в необъявленной войне наступил перелом. Новая аграрная и национальная политика подорвали базу контрреволюции на селе. Артиллерия и вертолеты, полученные от социалистических стран, позволили народной армии наносить врагу неожиданные удары и беречь своих солдат. Крупные формирования контрас были разбиты и рассеяны, пути их снабжения из-за границы перерезаны. Люди, вовлеченные в их ряды силой или обманом, приходили с повинной и возвращались к мирному труду.

В Вашингтоне поняли, что на победу контрас нечего рассчитывать, и поручили им нанести стране как можно больший урон. Они взрывали линии электропередач, мосты, элеваторы, охотились за строителями дорог и сборщиками кофе, устраивали засады на лесных дорогах и судоходных реках, где можно было пропустить военный транспорт и напасть на гражданские машины. Бессильные перед вооруженными крестьянами, бандиты обстреливали кооперативы издали, захватывали отдельных людей и вымещали на них злобу. Но убийства, пытки, насилия, грабежи только множили народную ненависть. За семь месяцев 1986 г. контрас понесли почти такие же потери, как за шесть с половиной предыдущих лет; возмещать их было уже некем. В сафру 1986/87 года впервые ни один сборщик кофе не погиб от рук бандитов. Южный фронт вообще прекратил существование: Э. Пастора отказался от вооруженной борьбы.

Сандинисты могли с полным основанием сказать: врагу нанесено стратегическое поражение. Но это далось дорогой ценой. Только с 1980 по 1985 г. более трех тысяч защитников новой Никарагуа пало в необъявленной войне, три тысячи были похищены бандитами и в большинстве «бесследно исчезли». Всего необъявленная война унесла до 45 тысяч жизней. Стране, еще не залечившей ран землетрясения 1972 г. и гражданской войны 1978-79 гг., был нанесен только с 1980 по 1984 г. экономический ущерб в 3 млрд. долл.[3] 40-50% госбюджета приходилось тратить на оборону. За 1981-87 гг. контрас разрушили 502 школы[4]. Десятки тысяч крестьян были вынуждены бросить дома и поля.