И «так ли уже у нас и нет Бога? – иронически спрашивает Плеханов. – Ведь в этом образе все человеческое поднято до высшей потенции, отсюда вся красота его». Отсюда туманные рассуждения «богостроителя» об обожании человеческих потенций. «Да придет царство Божие», – взывает он. – Да будет Воля Его. Да святится Имя Его». И далее: «На троне миров воссядет Некто, ликом подобный человеку…» и т.д. Плеханов назвал «религию» Луначарского «модной игрой», а его отношение к религии – прямо противоположным отношению к ней Маркса и Энгельса. «Выкраивая религиозный костюм для социализма, он, как рак, пятится назад», к религиозным социалистам-утопистам[1]. Тем не менее, концепция Луначарского оказала влияние даже на М. Горького, «нашего поэтического «Буревестника»«, который «заговорил теперь мистическим языком святоши»[2].

Философскую борьбу Плеханова с богоискательством, замешанном на махизме, поддержал В.И. Ленин, несмотря на их разногласия в тактических вопросах. Он писал А.М. Горькому 25 февраля 1908 г. о том, что внимательно читает «наших партийных философов» – «и все мои симпатии они толкают к Плеханову!...В философии он отстаивает правое дело»[3].

Общеизвестно, что Ленин придавал огромное значение борьбе против оснащения марксизма (напомню: подлинно революционной теории!) чуждыми его природе идеями, не в последнюю очередь, религиозно-идеалистическими. Но в современной коммунистической пропаганде этот момент иногда как бы забывается. Обсуждая новую редакцию Программы КПРФ, Юрий Белов в статье «Сверяясь с Лениным» заметил, что «в ряду задач идейного и организационного (хорошо бы добавить – и нравственного) укрепления КПРФ, необходимо записать: «непримиримая борьба со всеми проявлениями оппортунизма»; при этом Ю. Белов подчеркнул, что изложил свои размышления, «обращаясь к Ленину, сверяясь с ним» («Правда» от 19 мая 2008 г.). Золотые слова! Но, наверное, следует обязательно добавить, что идейное, организационное и нравственное укрепление коммунистической партии возможно лишь при условии непримиримой борьбы и с мировоззренческим оппортунизмом, или, как говорил Ленин, с философским ревизионизмом. А мировоззренческий оппортунизм и есть уступка религии и идеализму, попытка соединить учение социализма с религией. Нынешний мировоззренческий оппортунизм, временами проявляющийся в коммунистической пропаганде, к сожалению, уже не просто «модная игра». И если мы действительно хотим «свериться с Лениным», вспомним его слова о том, что философской основой марксизма является диалектический материализм, воспринявший традиции «материализма безусловно атеистического, решительно враждебного всякой религии»[4]. Неслучайно в период острой политической борьбы с самодержавным строем он не пожалел времени и сил, в том же 1908 г. написав знаменитый «Материализм и эмпириокритицизм», изданный в 1910 г.[5], где показал несостоятельность философии махизма, полную неприменимость ее идей, и, соответственно, возросшего на нем богостроительства, к марксизму. Приведу некоторые суждения Ленина по данному поводу, высказанные в письмах этого периода. Луначарскому 3(16) апреля 1908 г.: «А у меня дороги разошлись (и, должно быть, надолго) с проповедниками «соединения научного социализма с религией…»[6]. М. Горькому, который звал Ленина на Капри, 6(19) апреля 1908 г.: «…разговаривать с людьми, пустившимися проповедовать соединение научного социализма с религией, я не могу и не буду»[7]. А.И. Ульяновой 21-22 марта 1909 г.: «Я вовсе не нахожу ничего смешного в заигрывании с религией, но нахожу много мерзкого»[8].

Сверимся же с Лениным! В предисловии к первому изданию «Материализма и эмпириокритицизма» Ленин писал, что истребители диалектического материализма безбоязненно договариваются до прямого фидеизма, «но у них сразу пропадает всякая смелость, всякое уважение к своим собственным убеждениям, когда дело доходит до прямого определения своих отношений к Марксу и Энгельсу»[9]. Ныне же, добавлю, неплохо было бы пропагандистам социализма, как склоняющимся к религии, так и безжалостным ее «уничтожителям», «прямо определить» свое отношение и к Ленину, и, в частности, к его статье «Об отношении рабочей партии к религии»[10] (1909). На первый взгляд, она кажется парадоксальной. С одной стороны, Ленин пишет о том, что марксизм «беспощадно враждебен религии». С другой стороны, на вопрос: «может ли священник быть членом с.-д. партии?» отвечает положительно, но в то же время «безусловный положительный ответ здесь не верен». Может, если он добросовестно участвует в совместной политической работе, но не выступает против программы партии, а его религиозные убеждения касаются только его лично. Но если бы верующий стал вести в партии активную проповедь религиозных воззрений, «то партия, безусловно, должна бы была исключить его из своей среды».

А если член с.-д. партии заявляет: «социализм и есть моя религия»? Осуждать его за это? «Отступление от марксизма (а, следовательно, и от социализма) здесь несомненно», но нужно учитывать обстановку, в которой сделано это заявление, пишет Ленин. Если агитатор выступает перед рабочей массой и пропагандирует социализм в терминах, «наиболее обычных для неразвитой массы», то стеснение свободы агитатора было бы неуместной придиркой. Замечу, что у Ленина здесь нет и мысли о внесении религиозного социализма в сознание «неразвитой массы», о пропаганде религии. Причем речь идет о возможном единичном выступлении агитатора, который, осознавая в данном случае «несомненное отступление от социализма», вынужденное в целях «педагогических», всё же содействует переходу рабочих от религии к социализму. Но обратим внимание на следующую мысль: «Другое дело, если писатель начинает проповедовать «богостроительство» или богостроительский социализм (в духе, например, наших Луначарского и К˚)». В этом случае «партийное осуждение необходимо и обязательно. Положение «социализм есть религия» для одних есть форма перехода от религии к социализму, для других – от социализма к религии».

И далее Ленин ставит (не в первый раз!) вопрос: является ли религия частным делом для партии пролетариата? Его ответ однозначен: «Партия пролетариата требует от государства объявления религии частным делом, отнюдь не считая «частным делом» вопрос борьбы с опиумом народа, борьбы с религиозными предрассудками и т.д.». Этот вопрос разбирался им еще в статье «Социализм и религия», опубликованной 3 декабря 1905 г. в журнале «Новая жизнь». «Мы требуем, чтобы религия была частным делом по отношению к государству, но мы никак не можем считать религию частным делом по отношению к нашей собственной партии… Партия наша есть союз сознательных, передовых борцов за освобождение рабочего класса. Такой союз не может и не должен безразлично относиться к бессознательности, темноте или мракобесничеству в виде религиозных суеверий». И, поскольку «наша программа вся построена на научном, именно материалистическом мировоззрении», мы обязаны разъяснять истинные исторические и экономические корни религии, пропагандировать атеизм[11].

Но и в последнем случае всё не так просто. Ленин подчеркивает, что нельзя выдвигать религиозный вопрос на первое место, ибо это ведет к раздроблению сил трудящихся в их борьбе против капитализма, этого главного, социального, корня религии. «Никакими книжками и никакой проповедью нельзя просветить пролетариат, если его не просветит его собственная борьба против темных сил капитализма»[12]. Эта мысль повторяется в 1909 г.[13]: если массы не научатся объединенно, сознательно бороться против господства капитала во всех формах, то им не поможет никакая просветительская книжка против религии. Тем более что в борьбе против религии должна быть определенная мера. «Анархист, проповедуя войну с богом во что бы то ни стало, на деле помог бы попам и буржуазии…». Ленин обращается к опыту борьбы Энгельса против «шумливого провозглашения войны религии» бланкистами и Дюрингом. «Энгельс требовал от рабочей партии умения терпеливо работать над делом организации и просвещения пролетариата, а не бросаться в авантюры политической войны с религией». Более того, диалектика самой жизни требует диалектического подхода к этому вопросу. Ведь в некоторых частных случаях (например, во время стачки) атеистическая проповедь может оказаться даже вредной, ибо она разделит рабочих на атеистов и верующих. Атеистическую пропаганду следует подчинить основной задаче – борьбе за социализм, борьбе, направленной на устранение социальных корней религии. В то же время Ленин одобрил выступление в III Государственной думе рабочего депутата-большевика П.И. Суркова, заявившего с думской трибуны, что религия есть опиум народа, создав тем самым «прецедент, который должен послужить основой для всех выступлений русских с.-д.».

Поверхностному взгляду может показаться, что позиция марксизма в отношении религии – какая-то «каша из «последовательного» атеизма и «поблажек» религии». На деле же, говорит Ленин, тактика Маркса и Энгельса в отношении религии последовательна и глубоко продумана, она есть прямой вывод из диалектического материализма.

А вывод этот, надо думать, такой: научный социализм как революционная идеология трудящихся масс может развиваться и совершенствоваться не путем его насыщения религиозными идеями, а в результате обобщения современных знаний в самых разных областях, в том числе в религиоведении, обобщения опыта революционных движений во всем мире, научного осмысления идеологий народных движений в истории человечества. Соединение же религии и научного социализма недопустимо для марксиста, что вовсе не исключает союза между верующими и неверующими трудящимися в их общей борьбе против угнетения.

Но возникает вопрос: зачем понадобилось нам воспроизводить некоторые положения известных работ Ленина, знакомых многим современным коммунистам, изучавшим их еще в советские времена в вузах? К сожалению, они почти не упоминаются в партийной коммунистической печати, в которой иногда публикуются статьи религиозного содержания. С пропагандой атеизма и философии диалектического материализма дело обстоит тоже неважно. Не мешало бы вспомнить и одну из последних работ Ленина – «О значении воинствующего материализма» (1922). А ведь здесь речь идет о марксистском журнале, который должен стать органом воинствующего материализма и воинствующего атеизма, который вел бы «неутомимую атеистическую пропаганду и борьбу». Есть ли у нас хотя бы какое-то подобие такого журнала, кроме журнала «Марксизм и современность»? [14] Между тем назревает потребность в повороте коммунистической пропаганды в сторону атеистического просвещения трудящихся, а для этого следует коллективно продумать и разработать современные методы атеистического воспитания.

Опасность мировоззренческого оппортунизма в коммунистическом движении нашей страны, к сожалению, значительна, и этот оппортунизм подпитывается настойчивым стремлением некоторых православных членов КПРФ (их можно по традиции назвать христианскими социалистами) «укрепить» коммунистическую партию посредством установления «стратегического союза коммунистов и христиан». Так, православные христиане Д. Галкин и В. Макарцев в статье «За стратегическое сотрудничество»[15] советуют «ухватиться за основное звено в цепи» – заменить положение Проекта Программы КПРФ о том, что партия будет «следовать принципу отделения церкви от государства и школы от церкви», другим, а именно: «КПРФ будет добиваться восстановления симфонического единства государства и Русской православной церкви…». При этом авторы ссылаются на слова Фиделя Кастро о том, что «Христос был великим коммунистом» и что есть много общего между целями христианства и целями коммунистов, а также на «одно из интервью» Г.А. Зюганова, где он говорит о необходимости союза с православно-патриотическим движением. Но, как мы уже знаем, в Латинской Америке революционно-освободительное движение и, соответственно, его идеология обладают своей спецификой, и дело не только в крепости традиций католицизма в сознании трудящихся. Во второй половине XIX в. часть духовенства и профессоров теологии (Г. Гутьеррес, У. Ассман, Л. Бофф и др.), не будучи марксистами, но проникшись протестными настроениями масс, разработала «теологию освобождения», варианты которой в разной мере включали элементы марксизма[16]. Это было начало «перехода от религии к социализму». И не столько собственно богословские рассуждения, сколько именно идеи марксизма – критика капитализма, учение о классовой борьбе, о революции, о необходимости экономических и социально-политических преобразований – помогали (и продолжают помогать) революционерам разобраться в тех или иных ситуациях.

Что касается необходимости союза коммунистов и христиан (или верующих иных конфессий), то кто же будет возражать против этого, если речь идет именно о союзе коммунистов с верующими трудящимися на основе общности социально-политических целей? Ведь это, выражаясь словами Ленина, азбука марксизма. Но лукавые авторы, заявив сначала о том, что Г.А. Зюганов – сторонник стратегического союза коммунистов и христиан[17], настойчиво навязывают идею «восстановления симфонического единства государства и Русской православной церкви» (выделено мною) как «основное звено в цепи», оговариваясь при этом, что, правда, многие церковные иерархи сейчас служат капиталу. Подлинная суть позиции авторов выявилась в конце статьи: «у коммунистов нет ни сил, ни средств, с помощью которых можно наполнить силой ослабевший дух человека, оздоровить его морально», а «врачует духовные и нравственные пороки человека», с точки зрения авторов, именно церковь. Создается впечатление, что компартию стараются превратить в филиал православной церкви. Спрашивается, зачем понадобилось христианину вступать в партию, которая, по его мнению, не может укрепить «ослабевший дух человека, оздоровить его морально»? Если же он вступил в компартию (это допускается ее нынешним Уставом), то почему отрицает нравственную силу коммунистического учения?

Наверное, целесообразнее было бы людям подобного типа создать свою партию христианских коммунистов (или социалистов), ставящих политическую цель: борьбу за социализм. Вот на такой социально-политической (не религиозной!) основе и мог бы быть заключен союз с компартией, стоящей на позициях марксизма и не допускающей мировоззренческого оппортунизма внутри своей организации.

От редакции.

Когда статья З. Тажуризиной была уже написана, в «Советской России» (3.07.2008) появились разноречивые отклики на идею «стратегического сотрудничества» в понимании Д. Галкина и В. Макарцева. Большинство читателей не согласилось с этой идеей и методами ее обоснования, приведя убедительные доказательства ее несостоятельности. Читатель, подписавшийся Moreman, сделал совершенно справедливый вывод о том, что многие коммунисты не знают домарксистской истории коммунистического движения. Согласимся и с тем, что «коммунисты должны определять своих союзников и противников не по вере или неверию в Бога, а по реальным действиям, направленным на защиту интересов тех или иных классов». Однако автор обращается к истории христианства, стремясь доказать, что истоки марксистского учения – в христианстве: «…Утопический социализм берет свое начало от первой христианской коммуны. …Энгельс назвал первых христиан социалистами и революционной партией переворота, Энгельс писал, что социализм прежде существовал и даже достиг своего господства в лице христианства… Энгельс утверждал, что пролетарские требования равенства вытекают из христианских требований равенства. Более того, сам марксистский «Союз коммунистов» образовался в Германии из христианского «Союза справедливых», идеологом которого был проповедник раннехристианского коммунизма В. Вейтлинг». Надеемся, что в нашей статье некоторые проблемы, затронутые «Moreman»ом, прояснены с позиций марксизма.