IX
IX.1. Двадцатилетие, с середины 1960-х до середины 1980-х
годов в «перестроечно-демократической» публицистике получило ярлык «периода
застоя». Именно эта оценка позволила «перестройщикам» начать свою диверсионную
деятельность под фальшивым флагом «концепции ускорения», совершать «поворот к
рынку». На деле же, при всех недостатках сложившейся хозяйственной практики, советская
плановая экономика полного застоя не знала.
Так, с 1970 по 1988 год
общее промышленное производство в СССР возросло в 2,38 раза против 1,32 в Англии,
1,33 – в ФРГ, 1,48 – во Франции, 1,68 – в США и не более 2 раз – в Японии.
Выработка электроэнергии в Советском Союзе в 1988 году превосходила соответствующие
показатели Италии и Англии, была однопорядковой с Японией, Францией и ФРГ и
достигала 58% этого показателя в США. Среднегодовые темпы роста общественного
производства у нас несколько снижались – это вызывало тревогу, но было во
многом связано с возрастанием его абсолютных объемов. Объем конечного
общественного продукта СССР за 1960 год был превышен в 1970-м в 2,1 раза, в
1980-м – в 3,5, а в 1988-м – в 4,7 раза. Объемы розничной торговли, по которым
обычно судят о жизненном уровне населения, в те же годы выросли соответственно
в 1,99, 3,3 и 4,8 раза. К тому же как раз в это время Советский Союз достиг оборонного
паритета с блоком НАТО.
Тем не менее, застойные процессы имели место, но протекали они
в тех сферах, на которые, как правило, не обращают внимания и не указывают.
Налицо были инерционность хозяйственно-политической практики в ее давно
сложившихся формах, фактическое прекращение социалистических и коммунистических
преобразований, сдерживание научно-технического прогресса и, по
сути, изоляция
от развернувшейся в развитых капиталистических странах научно-технической революции.
Буквальное привязывание к тогдашнему советскому обществу характеристик
развитого (зрелого) социализма в этот момент служило в писаниях многих авторов
явной данью конъюнктуре.
IX.2. Было бы опрометчиво объяснять застойные явления только
субъективными просчетами. В целом оправдавшая себя в 1930-50-е годы практика
управления экономикой стала давать постоянные сбои, ибо производительные силы
СССР переросли из стадии формирования отдельных производств и отраслей в стадию
«фронтального» охвата страны, образовали единый народно-хозяйственный комплекс,
естественно потребовали замены экстенсивных методов развития всесторонней
интенсификацией производства. Нужны были творческое видение задач, неутомимый
поиск. В этих условиях в 1965 году предпринималась оригинальная попытка
применить на практике обновленный аналог ленинского продналога к
колхозно-совхозному производству. И тут же был сделан весьма рискованный шаг:
восстановив централизованное управление плановым хозяйством, руководство страны
ввело в него чужеродное начало. Критерием эффективности хозяйствования вместо
показателей
удовлетворения потребностей общества была заявлена прибыль.
Это не могло не привести к подрыву условий действия основного
экономического закона социализма, социалистической сущности советской экономики
в более или менее близкой перспективе.
IX.3. Приходится только удивляться прочности и живучести
советской политической и экономической системы, которая, перенеся столько
ударов, при длительном неучете требований научного социализма и неадекватности
руководства, продержалась свыше 40 лет. Однако загоняемая в организм
бацилла капитализма делала свое дело. В то время как ученые искали «механизм
торможения» совсем не там, где он скрывался, расширял свои позиции и накапливал
средства теневой капитал. Он выращивал собственную
интеллигенцию, ускорял процесс возвратного, регрессивного классообразования.
К началу 1980-х годов 62% советского общества составлял
рабочий класс, 12% – кооперированное крестьянство. Одна четверть населения
приходилась на интеллигенцию и прочие социальные слои. При этом весомой (но не
регистрируемой) частью общества оказывались также теневики. Именно в этот
момент было бы своевременно активизировать формирование социально однородной
структуры населения, изолируя возродившиеся буржуазные элементы и растворяя их
в массе трудящихся, предотвращая возможные антисоциалистические эксцессы.
Обоснованные предложения на сей счет высказывались на протяжении ряда лет. Они
вошли и в подготовленную согласно решению ХХVI съезда КПСС (1981 г.) новую
редакцию Программы партии, но реализованы не были. Объясняется это тем, что
реставраторские элементы, будучи не в состоянии оспорить названные предложения
в общетеоретической
форме, блокировали их на прикладном уровне хозяйственной
практики.
IX.4. Попыткой придать
социализму новое дыхание явилась кратковременная деятельность
Ю.В. Андропова, возглавлявшего ЦК КПСС в 1982-1984 годах. Он подчеркивал,
что главным
критерием, по которому каждое министерство и ведомство должно оценивать
свою работу, служит «степень удовлетворения отраслью постоянно растущих общественных
потребностей». Тогда и родилась известная констатация, что «мы в своем
историческом развитии подошли сейчас к такому историческому рубежу, когда не
только назрели, но и стали неизбежными глубокие качественные изменения в
производительных силах и соответствующее этапу совершенствование
производственных отношений». Было откровенно признано, что «мы еще до сих пор
не изучили в должной мере общество, в котором живем и трудимся, не полностью
раскрыли присущие ему закономерности, особенно экономические. Поэтому порой вынуждены
действовать, так сказать, эмпирически, весьма нерациональным способом проб и
ошибок». События, развернувшиеся с середины 1980-х годов, убедительно
подтвердили правоту этих слов.
X
X.1. Советское общество, его экономическая и политическая
система 1980-х годов безотлагательно нуждались в качественной реорганизации. Не
случайно появление М.С. Горбачева с его обещаниями второй после Октября
социалистической революции – и притом мирной, регулируемой сверху – было с
сочувствием и доверием воспринято большинством народа.
X.2. О нестабильности пред-»перестроечного» советского
общества свидетельствует ряд противоречий. С одной стороны, социальные
изменения в нем зашли настолько далеко, что подавляющая масса трудящихся утратила ощущение
каких-либо классовых перегородок и проявляла классовую беспечность.
С другой стороны, подспудно развивался их классовый антагонист в лице растущего
слоя теневых буржуа и компрадоров, которые уже строили планы захвата и дележа
народного достояния, готовили для этого своих людей.
Поскольку «революция-перестройка» подавалась в пропаганде как
деяние «верхов», основной состав трудового населения – рабочие, колхозники,
массовая интеллигенция (производственная и гуманитарная) – занял
одобряюще-выжидательные позиции «доверия и послушания» и позволил новоявленным «прорабам»,
потом легко перекрасившимся в «реформаторов», проделывать все, что они считали
нужным.
X.3. Трагедия была бы
предотвращена, если бы на высоте оказался актив КПСС, партийно-государственный,
хозяйственно-управленческий и военный аппарат. Но в том и беда, что к этой поре
из среды и того, и другого, и третьего были в основном устранены здоровые силы,
а оставшиеся либо лишены классового чутья, либо подвержены моральной эрозии.
Многие годы не принимались рекомендованные Лениным меры против обывательщины в
партийной среде, против такого неравенства, которое создается рядом привилегий
ответственных работников в отличие от трудящейся массы, «нарушает демократизм и
является источником разложения партии и понижения авторитета коммунистов...».
То, что Ленин называл «бюрократическим извращением» рабочего
государства, превратилось в раковую опухоль, где завелась червоточина буржуазности.
Рядом с нравственно безупречными рыцарями идеи все больше активничали
потенциальные хапуги, уже вошедшие в контакт с теневиками. Эти-то элементы позднее
и составили кадровую базу антисоветского ельцинского режима. За спиной народа капиталисты-подпольщики
и чиновники-взяточники
вступили в сговор против трудящихся, предварительно заручившись поддержкой
западных спецслужб и американо-сионистских финансовых кругов. Под личиной «демократизации»
они осуществили перехват власти и постарались превратить послеоктябрьские социалистические
накопления людей труда – от общенародной собственности до личных сбережений – в
первоначальное капиталистическое накопление номенклатурной,
криминально-компрадорской буржуазии. В Советском Союзе – России одержала верх буржуазно-бюрократическая
контрреволюция.
X.4. Переворот готовился не один день и прошел в несколько
этапов. Централизованная аккумуляция Советским государством основных
материальных и финансовых ресурсов с ориентацией на прибыль отдельных звеньев
производства, его планирование в рублях и рублевая отчетность за выполнение
планов, при недооценке натуральных показателей, в течение ряда пятилеток
укоренили как государственно-, так и частнокапиталистические тенденции и
интересы. Во многом поэтому в 1985-1986 годах была провалена выдвинутая в
качестве «козыря» «перестройки» программа подъема отечественного машиностроения.
Перевод предприятий в 1987 году на первую и вторую «модели» хозрасчета
обернулся разложением единого народнохозяйственного комплекса, стимулировал
национал-сепаратизм, а поощрение псевдокооперативного движения вылилось в
экспериментальное «микрокапиталистическое» строительство.
X.5. Мировая история не
знала еще такого масштаба коварного демонтажа общественного строя – строя, который
трудовой народ не отвергал. Он доказал это своим волеизъявлением на Всенародном
референдуме 17 марта 1993 года, но его результатами пренебрегли. В подобные
деструктивные действия никогда до сих пор не включалось столь «высокое» («первые
лица» государства) и кощунственное предательство и не практиковался
столь массированный и бессовестный обман. «Перестройка» начиналась под
благовидным предлогом возродить «ленинский облик социализма», но на деле
культивировала «товарный фетишизм». Переданные псевдодемократам средства
массовой информации, особенно телевидение, стали проводить изощренную кампанию
по отучению
и отчуждению
граждан, прежде всего молодежи, от производительного и творческого труда,
прививать им страсть к «деланию» денег. Постарались лишить все общество
понятной каждому облагораживающей цели, опустошили понятие патриотизма,
оболгали отечественную историю, превратили зоологический индивидуализм,
разврат, невежество, мракобесие и поп-культуру в устои действующего общественного
порядка. Пассивно-отчужденную или же цинично-поощрительную позицию предпочла
занять при этом «элитарная» часть интеллигенции. Потребительская психология
стала главным структурным элементом ее духовного мира и жизненной побудительной
силой.
X.6. Первый этап контрреволюции
(1985-1988 гг.) носил маскировочный характер. Только после
решающих кадровых перетрясок, монополизации СМИ и подрыва экономической
устойчивости общества «прорабы» приступили к ликвидации Советской власти.
Второй этап контрреволюции (1988-1991 гг.) открывается XIX конференцией
КПСС, делегаты которой безответственно одобрили самоубийственное
реформирование советской политической системы: отказ от преимущественного
представительства рабочих и крестьян в законодательных органах, введение
профессионального парламентаризма, разделения властей, института президента.
Уже к концу 1989 года стало ясно, что избранный согласно новым нормам Съезд
народных депутатов СССР, чиновничье-интеллигентский по своему составу,
совершает юридическую контрреволюцию, пересматривая Советскую
Конституцию и узаконивая частную собственность. Еще более правые позиции заняло
большинство Съезда народных депутатов РСФСР, где рабочие и крестьяне составляли
менее 6%.
После избрания
председателем Верховного Совета РСФСР Б.Н. Ельцина и двусмысленного
объявления «суверенитета» Российской Федерации все явственнее ощущалась
ситуация союзно-российского двоевластия, которая приобрела конфликтный
характер и разрешилась августовским спектаклем 1991 года. За кулисами событий
орудовали американские советники, а на сцене разыгрывался фарс из трех действий:
имитация путча, якобы совершенного ГКЧП; имитация его подавления с роспуском
КПСС и арестом представителей законной власти; наконец, подлинный путч, роспуск
последнего Съезда народных депутатов СССР без каких-либо законных мотивов. За
ним последовал развал Союза ССР по произволу трех соучастников беловежского
сговора.
Третий
этап контрреволюции (1992-1993 гг.) был отмечен нарастанием напряженности
между исполнительной (президент РФ и его «команда») и законодательной (Съезд
народных депутатов и Верховный Совет РФ) властями, к которому добавилось
подобие еще одного, третьего двоевластия: «субъекты Федерации – Центр». Эти
противоречия в результате нескольких месяцев конфронтации были разрешены
откровенно насильственным путем – сначала попытками президента разогнать
парламент декретами (20 марта и 21 сентября 1993 года), затем его расстрелом 4
октября. Все Советы сверху донизу были распущены. После протаскивания через
референдум конституции частных собственников и выборов V Государственной думы (декабрь 1993 г.)
наблюдается относительная стабилизация реанимированного буржуазного строя. Есть
и признаки (очевидная несостоятельность «реформаторства», трезвое осознание
гражданами случившегося с 1985 года, массовые протестные действия, левеющая
активность молодежи и т.п.) его стагнации.
X.7. Обширный опыт былых реставраций убеждает, что они, как
правило, исторически недолговечны. К сожалению, отечественные марксисты
своевременно не осознали, что переходный период от капитализма к социализму в
высшей степени чреват возможностями социально-политических приливов и отливов,
и не имели достоверных прогнозов на этот счет. В отличие от буржуазных
революций, которые, по словам Маркса, «скоропреходящи, быстро достигают своего
апогея», пролетарские революции «постоянно критикуют сами себя, то и дело
останавливаются в своем движении, возвращаются к тому, что кажется уже
выполненным, чтобы еще раз начать это сызнова, с беспощадной основательностью
высмеивают половинчатость, слабые стороны и негодность своих первых попыток,
сваливают своего противника с ног как бы только для того, чтобы тот из земли
впитал свежие силы и снова встал во весь рост против них еще более
могущественный, чем прежде, все снова и снова отступают перед неопределенной
громадностью своих собственных целей, пока не создается положение, отрезывающее
всякий путь к отступлению…». Это было верно уже в середине XIX века. Это тем
более верно сейчас, в эпоху, которая, начиная с Октября, объективно приобрела
характер – и объективно не может его утратить при всех колебаниях
процесса – эпохи перехода от капитализма к социализму во всемирном масштабе.
X.8. Политические революции
локального действия – суть неизбежные эпизоды в ходе социалистической
Революции как куда более разностороннего и длительного процесса. По мнению
Ленина, эту Революцию следует рассматривать не как один акт, а как долгую череду
и гамму бурных политических и экономических потрясений, переменчивой классовой
борьбы, гражданских столкновений, перемежающихся революций и контрреволюций.
Продолжая ленинскую мысль, следует понимать историческое пространство, в
котором развертывались «акты» российской контрреволюции 1980-90-х годов,
неизмеримо шире, чем полагают «демократы». Это пространство
бесконечно противоречивого социально-освободительного потока, вызванного Октябрем,
– потока, в котором нынешняя контрреволюция выглядит лишь временным прогибом,
изворотом, сбоем прогрессивных перемен, чистилищем и суровой школой, но никак
не началом или же финалом.
Не успела мировая реакция
отпраздновать третий «миллениум» как веху бытия, наконец-то, без «призрака
коммунизма», как тот вновь появился, на этот раз уже в «мягком подбрюшье»
главной цитадели империализма – в Южной Америке. Если в XVIII-XX веках центр
мирового революционно-освободительного движения перемещался в Европе и из нее на
восток, посетив Нидерланды и Великобританию, Италию и Германские
государства, надолго задержавшись во Франции и особенно в России, преобразив
Китай, то в XXI веке он, подтверждая давние прогнозы и подкрепляя пример
Острова Свободы, укореняется в Венесуэле и Боливии, по-своему задевает Мексику
и Ямайку, Колумбию и Гренаду, Бразилию и Гайану. По словам Уго Чавеса, «капитализм
– это искусство эксплуатации человека, тогда как социализм основывается на
любви… В Венесуэле боливарианский проект – это идейное течение, которое служит
основой для создания марксистской идеологии… Революционная демократия – это
переход, мост, движение к социализму XXI века, боливарианскому, венесуэльскому
и латиноамериканскому». Тройка Кастро-Чавес-Моралес ждет пополнения. Процесс
уже «опоясывает»
земной шар. Движение продолжается через взаимопритяжение и взаимопроникновение
противоположностей, через отрицание отрицания, и финансовый капитал, очевидно,
преждевременно ощутил себя «хозяином» истории. Но настоящий хозяин, не он. Сквозь
тернии – к звездам – это девиз не только для романтиков прошлых веков;
это действенный императив и для наших современников, если они не лишены творческого
чутья, если они обладают исторической дальновидностью, владеют методологией
живой диалектики и не изменяют ей никогда.
Разумеется, мировой революционный процесс отнюдь не покинул и
Восточное полушарие. Если в Западном полушарии радикальные движения ныне напрямую
противостоят северному соседу, имея опыт вековой борьбы непосредственно против
американского империализма и приобретая более зрелый, полупролетарский и прямо пролетарский
характер, то в Восточном – от Индокитая до Средиземноморья – они направлены
против наглого проникновения империализма США по эту сторону земного шара,
против стремления по произволу повсеместно диктовать нормативы «демократии» и «наказывать»
за ее «нарушения», распоряжаться и здесь энергетическими ресурсами и культурным
наследием других народов, как у себя дома. По большей части, эти движения
принимают пока что религиозную форму и носят национально-демократический
характер. Их последующая эволюция вряд ли предсказуема в деталях, но достижение
ими все большей зрелости и их слияние в общий многоцветный поток в дальнейшем
не вызывает сомнений.
XI
XI.1. На фоне общего кризиса капитализма и кризисов
перепроизводства, время от времени потрясавших отдельные капиталистические
страны, Советский Союз десятилетиями являл пример непоколебимого поступательного
роста. Однако с 60-х годов дали себя знать иные тенденции. Неверно понятые
условия мирного сосуществования двух систем, ложное толкование политики разрядки
породили сорт деятелей, которые ринулись выручать буржуазных партнеров в
сложных для них социальных перипетиях, смягчать за счет, как казалось,
необъятных ресурсов нашей державы внутренние противоречия капиталистического
строя. Размещение заказов западным фирмам с целью гашения безработицы в их
странах, закупка там неликвидов, другие уступки стали частью советской
внешнеэкономической практики. Особенно примечателен в этом смысле экспорт сырой
нефти, который своей долларовой отдачей отвлек брежневское руководство от необходимости
форсировать научно-технический прогресс. Обладая уникальным резервом новейших высоких
технологий в засекреченных отраслях, мы, тем не менее, приобрели
репутацию технологически отсталой державы и стали перенимать недуги капиталистической
мирохозяйственной системы. За этим само собой последовало импортирование
закона неравномерного экономического и политического развития, который
действует при империализме и порождает социализм, но ему самому органически
противопоказан.
XI.2. Вместо того, чтобы переводить планирование народного
хозяйства на базу научно измеряемых здоровых (физиологически, нравственно,
социально) общественных потребностей и подчинять его целям их
оптимального удовлетворения, наши «реформаторы» сделали идолом рынок,
оторвали его от естественного основания, производства, и сбили с толку страну.
Рыночные заклинания и романсы не осчастливили население России, а лишь освятили
уступку
ее внутреннего рынка западным производителям и поставщикам. Если
раньше, помогая зарубежным партнерам в их кризисных затруднениях, Советское
правительство все же блюло государственные интересы, то теперь на них был
поставлен крест.
Свертывание отечественного производства стало государственной политикой.
В 1990-х оно ежегодно сокращалось в индустрии в среднем на 10%, в сельском
хозяйстве – на 8%. Специалисты констатировали потерю половины национального
дохода по сравнению с одной третью (естественно, при существенно меньшем
объеме) в годы Отечественной войны. Падение производства у нас оказалось сопоставимо
с последствиями «великой депрессии» в США (- 48%) и Германии (- 42%), оно
уступало только показателю разгромленного рейха (- 66%).
Усыхают главные «точки роста» – наука и машиностроение.
Сократилась продукция легкой и пищевой промышленности на 70-80%, строительства
– на 2/3, сельского хозяйства – на 1/3. Более чем 40% потребляемого
продовольствия, далеко за допустимыми пределами продовольственной безопасности,
составляет импортная продукция. Соотношение внутреннего валового продукта
России и США снизилось в 90-х годах с 1/4 до 1/10. По производству на душу
населения Россия заняла «почетное» место чуть ли не позади Маврикия, Тринидада
и Тобаго. За счет ее истощения «цивилизованный» Запад реализовал систему компенсационных
мер, призванных обезопасить его от ударов обостряющегося общего кризиса
капитализма. Впервые в истории великая держава была брошена собственным
правительством под ноги иностранных монополий, низведена до положения колонии.
Перед марксистами встала актуальная задача творчески
возобновить применительно к рубежу XX-XXI веков исследование,
проделанное Лениным 110 лет назад, – «Развитие капитализма в России». И они эту
задачу в основном постарались решить.
XI.3. По сравнению с
капитализмом, сметенным с лица Российской земли Октябрьской революцией, его нынешнее
подобие имеет ряд весьма специфических черт.
Во-первых, оно не является
результатом восходящего естественно-исторического развития, а представляет
собой искусственно
организованное сверху и извне попятное нисходящее движение. Эта деградация
подпитывается общими усилиями внутренних антикоммунистических и
антипатриотических элементов и международного империализма. Она чужда, не
органична русской культуре, строю души и обычаям российских народов,
и это усугубляет причиняемый ею вред.
