Ленинский анализ роли интеллигенции в революции
1905–1907 гг. и его современное значение (2)

Г.Д. Чесноков

Часть 1. Часть 2. Часть 3.

Объясняя кризис меньшевизма, выразившийся в отходе теоретиков меньшевизма от революционного марксизма, Ленин писал: «Мы знаем уже подкладку этого кризиса меньшевизма, этого вырождения его в казенщину: – неуверенность мелкобуржуазного интеллигента в возможности дальнейшей революционной борьбы, боязнь признать революцию законченной, боязнь признать реакцию окончательно победившей…». Меньшевизм – стихийная тоска интеллигента по куцей конституции и мирной законности, скажем мы. Меньшевизм – это якобы объективная апология реакции, исходящая из революционной среды» [1]. К моменту начала революции меньшевики и эсеры формально представляли из себя две различные политические партии страны. Первые именовали себя социал-демократами и даже претендовали на то, что выражают интересы российского пролетариата. Были ли у меньшевиков на то хоть какие-то основания? В каком-то смысле, вероятно, да, если вспомнить, что начинали они с того, что боролись против либерального народничества в России, а какое-то время спустя еще и против русского экономизма. Но в том-то и состоит диалектика революционного развития общества, что вчерашний революционер, скатившись на позиции оппортунизма, в дальнейшем мог оказаться уже и в лагере реакции. Таким образом и протекала эволюция меньшевизма после образования в 1903 г. в России социал-демократической партии. Неслучайно В.И. Ленин в ряде своих статей издевался по поводу того, что бывший марксист Плеханов оказался на следующем этапе развития революционного движения едва левее своих бывших идейных оппонентов – авторов небезызвестного «Credo».

Итак, эволюция меньшевизма шла от марксизма к оппортунизму, а в довершение всего она завершилась альянсом меньшевиков с либералами.

Несколько по-иному эволюционизировала партия социалистов-революционеров. Эсеры на рубеже XIX и XX вв. попытались спасти давно устаревшие народнические идейки о якобы особой приверженности русского крестьянина к социализму с помощью на сей раз псевдомарксистской, а точнее, бернштейнианской терминологии. Вчерашние марксисты (сегодняшние меньшевики) и бывшие демократы (именуемые партией социалистов-революционеров) к концу Октябрьской революции оказались в одном лагере противников социалистической революции. Как те, так и другие поддержали идею созыва беспартийного рабочего съезда, подтвердив тем самым, что они порвали с социал-демократизмом в политике. «Да, да, – писал по поводу наметившегося идейного сближения меньшевиков и эсеров В.И. Ленин, – история умеет пользоваться иронией. Годы и годы трубили меньшевики о близости большевиков эсеровщине. И вот большевики отвергают рабочий съезд. А меньшевик стоит за слияние с эсерами в связи с защитой рабочего съезда» [2].

Отказ мелкобуржуазной интеллигенции от участия в революции проявился, в частности, в том, в каком лагере после начала революции в стране они намерены были искать и находить для себя политических союзников. Меньшевики, как известно, отказались поддерживать подлинно революционную демократию России – трудовиков в Государственной Думе, а вместо этого поддержали партию крупной либеральной буржуазии – кадетов. Эсеры, со своей стороны, предпочли союзу с социал-демократами политический союз с энесами, полукадетской группировкой. Мелкобуржуазные партии, отвергнув решительную борьбу с самодержавием, взяли на себя роль парламентской оппозиции в стране, где сохранялся самодержавный строй. Другими словами, эти партии в ходе борьбы предпочитали передать инициативу в руки главного врага революции – самодержавия. В.И. Ленин, разоблачая непоследовательность мелкобуржуазных партий, отмечал, в частности, что психология русского интеллигента (имеется в данном случае в виду мелкобуржуазная интеллигенция. – Г.Ч.) особенно отчетливо проявляется в период революционных сражений. Двойственная природа мелкого буржуа по ходу развития революции порождала политическое двурушничество у мелкобуржуазной русской интеллигенции. «Вот она, психология российского интеллигента: на словах он храбрый радикал, на деле он подленький чиновник»[3]. Мелкобуржуазные интеллигенты предпочитали сражаться за места в парламенте в то время, когда пролетариат мужественно сражался на баррикадах. «Об этой иной (внепарламентской. – Г.Ч.) борьбе, – писал В.И. Ленин, – склонны забывать мнящие себя образованными интеллигенты, у которых сочувствие свободе сидит не дальше как на кончике языка. О ней склонны забывать мелкие хозяйчики, которые стоят в стороне от самой острой и повседневной борьбы с капиталом и его прислужниками. Но об этой борьбе не забывает пролетариат» [4].

Может возникнуть вопрос, не отходит ли автор настоящей работы в сторону от поднятого им вопроса о роли и месте интеллигенции в первой русской революции, прибегнув к анализу деятельности мелкобуржуазных политических партий (меньшевиков и эсеров)? Нам представляется, что нет. Ведь мы поставили перед собой задачу проанализировать ленинские работы, относящиеся к периоду революции 1905–1907 гг. и мы обязаны не отступать от ленинской логики анализа проблемы. А его логика строилась на том, что политические партии отражают интересы определенных социальных слоев. Выразителями же интересов мелкобуржуазных слоев российского общества как раз и были меньшевики и эсеры.

Ленинская постановка вопроса о месте разных классов и партий в революции 1905–1907 гг. не только не исключала, но, наоборот, предполагала, и даже выразимся сильнее, усиливала глубину теоретического анализа проблемы о роли и месте интеллигенции в революции. Ленинский анализ роли интеллигенции в революции определялся двумя главными обстоятельствами, которые мы, в свою очередь, также не должны упускать из внимания. Первое, это то, что интеллигенция не представляла из себя целостной группы в полном смысле этого слова. Часть ее оказалась на стороне революции, в то время как другая, и притом, несомненно, большая часть русской интеллигенции старалась заручиться поддержкой самодержавия. Несмотря на свою невысокую численность в общем составе населения дореволюционной России, интеллигенция ходом революции оказалась поделенной на еще более мелкие группы и группочки, выступавшие с позиций разных, а подчас прямо противоположных, социальных сил. Интеллигенция страны, неспособная стать движущей силой революции, несмотря ни на что, оставалась все время на поверхности непрерывно менявшихся событий. Отсюда явно преувеличенное представление интеллигенции о себе самой и своей способности оказать воздействие на ход развития революции. В.И. Ленин, со своей стороны, оценивал «силу» интеллигенции как «силу», узурпированную последней у ведущих классов российского общества начала XX в. В этой связи В.И. Ленин справедливо замечал, что истинная ее «сила» – это всего лишь «сила тех ошибочных мнений о сущности демократии и о способе борьбы за нее, мнений, которые в буржуазной массе народа проводятся и культивируются буржуазной интеллигенцией» [5].

Другая причина, заставившая В.И. Ленина подвергнуть скрупулезному анализу вопрос о роли интеллигенции в революции, состояла в том, что буржуазная революция произошла в России во время, когда страна продолжала двигаться по пути превращения в современное капиталистическое государство. Старые противоречия российского общества к началу революции не были до конца преодолены, а теперь к ним добавились еще и новые, обусловленные ростом противоречий между трудом и капиталом. Поскольку классовая борьба угнетенных против своих угнетателей вступала в завершающую фазу, то победа в буржуазной революции должна была привести к передаче власти тому классу или тем классам, которые в организационном отношении, по уровню своей теоретической зрелости стояли выше всех остальных классов и социальных слоев российского общества. Задача пролетариата России в революционную эпоху состояла не в том, чтобы замкнуться в себе, а в том, чтобы успешно воспитывать в духе безусловной преданности интересам всех революционных сил страны не только себя как класс, но, что, пожалуй, еще важнее, другие социальные слои страны, включая интеллигенцию. Это требовало, с одной стороны, ведения революционным авангардом пролетариата решительной борьбы со сторонниками враждебных этому классу буржуазной и оппортунистической идеологий, но с другой – совершенствования работы революционной пролетарской партии по доведению сознания самого угнетенного класса российского общества до уровня социал-демократического. Вопрос об интеллигенции в этих условиях должен был ставиться таким образом, чтобы он был тесно увязан с анализом интересов самых различных классов российского общества, а, значит, и с политикой разных политических партий в начавшейся революции.

Одним из наиболее важных выводов в ленинском анализе роли интеллигенции в первой русской революции является вывод о том, что в случае поражения революции интеллигенция в своем подавляющем большинстве непременно начнет отходить от революции. Данное положение вполне уместно сравнить с известным положением Манифеста Коммунистической партии» о переходе части буржуа-идеологов на сторону пролетариата в периоды наивысших подъемов революционного движения. «В те периоды, когда классовая борьба приближается к развязке, – читаем мы в «Манифесте Коммунистической партии», – процесс разложения внутри господствующего класса, внутри всего старого общества принимает такой бурный, такой резкий характер, что небольшая часть господствующего класса отрекается от него и примыкает к революционному классу, которому принадлежит будущее. Вот почему, как прежде часть дворянства переходила к буржуазии, так теперь часть буржуазии переходит к пролетариату, именно – часть буржуа-идеологов (подчеркнуто нами. – Г.Ч.), которые возвысились до теоретического понимания всего хода исторического движения»[6]. На первый взгляд может даже показаться, что русские меньшевики, призывавшие, как известно, широко открыть двери пролетарской партии перед буржуазной интеллигенцией, не вступали в противоречие с явно приветствовавшими союз пролетариата с интеллигенцией К. Марксом и Ф. Энгельсом. В действительности они едва ли до конца осознали, что на самом деле имели в виду авторы Манифеста, говоря о переходе идеологов обреченного историей класса на сторону класса революционного. Маркс и Энгельс нигде и никогда не высказывались в том плане, будто бы переход буржуа-идеологов на позиции пролетариата следует понимать так, что стоит только некоему буржуазному идеологу где-то заявить, что он разделяет теорию научного социализма К. Маркса, как одним этим своим заявлением он раз и навсегда разрывает старые узы, связывавшие его долгие годы с господствующим классом буржуазного общества. Переход буржуазной интеллигенции на позиции пролетариата – крайне сложный диалектический процесс, и он, естественно, не может проходить во всех случаях гладко. В период подъема революции интеллигенция, как правило, «решительно» разоблачает Власть, приветствуя революционное выступление народа против нее, но, когда по прошествии времени выясняется, что борьба за свободу требует не только полного напряжения сил всех участников революционной борьбы, но, помимо этого, еще и принесения в жертву делу свободы многих личных благ, интеллигент начинает задумываться над тем, насколько все происходящее ему в самом деле нужно. В конечном итоге лишь малая толика представителей буржуазной интеллигенции предпочтет героическую смерть предательству интересов угнетенного класса, тюрьмы и лишения – безмятежному существованию интеллигента вдали от опасностей «революционного кошмара».

Таким образом, переход буржуазной интеллигенции на сторону пролетариата – процесс непростой. И до тех пор, пока позиции капитализма в стране остаются достаточно прочными, число буржуазных интеллигентов, решающихся навсегда порвать со своим классом, обладающим огромным капиталом в буржуазном обществе, остается крайне незначительным.

В.И. Ленин, в отличие от меньшевиков, никогда не идеализировал «революционность» буржуазной интеллигенции, поддерживавшей пролетариат на этапе подъема революции. Но именно потому, что Ленин не идеализировал поддержку пролетариата интеллигенцией на этапе несомненных успехов революции, он не утратил веру в конечную победу революционных масс, когда вслед за поражением первой революции в стране пришла пора бегства значительной части мелкобуржуазных революционеров-интеллигентов из рядов пролетарской партии. Выход интеллигенции из социал-демократической партии после революции поражения был в такой же степени закономерным, как и ее первые восторги по поводу революции, если мы не будем забывать о мелкобуржуазной природе русской «революционной» интеллигенции. «Тут, – писал В.И. Ленин, – есть своя логика, логика разочарованности в партии и в народной революции, разочарованности в способности масс к непосредственной революционной борьбе. Это логика интеллигентской взвинченности, истеричности, неспособности к выдержанной, упорной работе, неумения применить основные принципы теории и практики к изменяющимся обстоятельствам, неумения вести пропагандистскую, агитационную и организационную работу при условиях, резко отличных от тех, которые мы пережили недавно. Вместо того, чтобы направить все усилия на борьбу с обывательским развалом, проникающим не только в высшие, но и в низшие классы, вместо того, чтобы крепче сплачивать разрозненные партийные силы на отстаивании испытанных революционных принципов, вместо этого неуравновешенные люди, оторванные от классовой опоры в массах, выкидывают за борт все, чему они учились, и провозглашают «пересмотр», т. е. возврат к старенькому хламу, к революционному кустарничеству, к раздробленной деятельности группок. Никакой героизм этих группок и отдельных лиц в теоретической борьбе не изменит того, что деятельность их как людей партии есть проявление распада. И чрезвычайно важно усвоить себе ту истину, – подтверждаемую опытом всех стран, переживших поражение революции, – что одна и та же психология, одна и та же классовая особенность, например, мелкой буржуазии, проявляется и в унынии оппортунизма и в отчаянии террориста» [7].

Вывод В.И. Ленина, сделанный им после наметившегося на II съезде РСДРП раскола, о том, что меньшевики представляют собой не всю, а всего лишь интеллигентскую часть пролетарской партии, был полностью подтвержден всем последующим ходом развития первой русской революции. Но если большевики, несмотря на ощутимый урон, понесенный их фракцией в ходе революции, сумели в дальнейшем сравнительно быстро перегруппировать свои силы и приняться за подготовку к продолжению борьбы с самодержавием теперь уже в изменившихся условиях, то меньшевиков поражение революции деморализовало полностью. «Не подлежит, конечно, ни малейшему сомнению, – указывал в этой связи В.И. Ленин, – что такого развала и такой деморализации, какая наблюдается в рядах правого крыла партии, левое ее крыло избегло» [8].

Мелкобуржуазная интеллигенция оставалась на протяжении революции разве что попутчиком, но никак не союзником пролетариата. Освобождаясь от идущих от интеллигенции упаднических настроений, изгоняя из рядов пролетарской партии всех неустойчивых и колеблющихся, пролетариат извлекал для себя необходимые уроки из нанесенного ему поражения в революции, и уже этим доказывал, что готов к дальнейшим битвам с капиталом.

Третью заметную часть интеллигенции, выступившую в качестве относительно самостоятельной группы в первой русской революции, составили представители только начавшей формироваться в стране пролетарской интеллигенции. Данную группу нельзя отождествлять ни с либеральной, ни с мелкобуржуазной интеллигенцией России. Это был совершенно новый слой интеллигенции, а именно интеллигентов-революционеров. Пролетарская интеллигенция в годы революции до конца сохранила свою связь с рабочим классом и трудовым крестьянством. Собственно говоря, пролетарская интеллигенция, в полном смысле этого слова, впервые выковалась лишь в ходе первых революционных боев. События революции, и в первую очередь меньшевистская тактика поддержки либералов в революции, требовали, чтобы каждый пролетарский интеллигент не только и даже, пожалуй, не столько идейно, сколько организационно еще теснее связал себя с единственным революционным классом российского общества – пролетариатом. Эта связь могла быть реализована не иначе как через революционный авангард класса. Появление первых отрядов пролетарской интеллигенции при всей их малочисленности был принципиально новым моментом в развитии российского общества. Если капитализм, с одной стороны, углубляет противоположность умственного и физического труда, то этот же самый общественный строй создает и важные предпосылки для последующего преодоления, причем начало процесса закладывается появлением пролетарской интеллигенции, сознательно отстаивающей интересы угнетенных слоев буржуазного общества. В этой связи заслуживают безусловного внимания некоторые исключительно глубокие мысли В.И. Ленина, высказанные им в хорошо известной статье «Партийная организация и партийная литература». Это, с нашей точки зрения, тем более важно, что сегодняшние отечественные либералы характеризуют данную статью В.И. Ленина как едва ли не самое неприкрытое посягательство большевиков на свободную мысль интеллигенции. «Литература, – писал В.И. Ленин, – должна стать партийной. В противовес буржуазным нравам, в противовес буржуазной предпринимательской торгашеской печати, в противовес буржуазному литературному карьеризму и индивидуализму, «барскому анархизму» и погоне за наживой, – социалистический пролетариат должен выдвинуть принцип партийной литературы, развить этот принцип и провести его в жизнь в возможно более полной и цельной форме». «…Литературное дело, – продолжал свою мысль автор, – не может быть вообще индивидуальным делом, не зависимым от общего пролетарского дела»[9]. Если внимательно отнестись к тому, что говорится в статье В.И. Ленина, то главная мысль автора в том, чтобы каждый отдельный пролетарский интеллигент, ставший членом пролетарской партии, каждый социал-демократ-партиец строго соблюдал требования единой для всех членов партии пролетарской дисциплины. Тот же, кто этого не хочет или не готов принять, не должен оставаться в рядах пролетарской партии. «Каждый волен писать и говорить все, что ему угодно, без малейшего ограничения, – подчеркивал В.И. Ленин. Но каждый вольный союз (в том числе партия), – продолжал он, – волен также прогнать таких членов, которые пользуются фирмой партии для проповеди антипартийных взглядов»[10].

Таким образом, пролетарский литератор, а это, само собой понятно, непременно интеллигент, для В.И. Ленина – это не литератор вообще, каких хватает в буржуазном обществе, но это непременно именно партийный литератор. Участвовать в общепролетарской борьбе – значит для подобного литератора отдавать себя всего без остатка общему делу пролетарской борьбы, отбросив в сторону, если это прежде ему было в какой-то степени свойственно, интеллигентский анархизм, а вступив в пролетарскую партию полностью подчиниться единой для всех коммунистов пролетарской дисциплине. Понятно, что, как член пролетарской парии, пролетарский литератор перестает быть интеллигентом в общепринятом смысле данного слова. Итак, пролетарский интеллигент, по Ленину, есть прежде всего член пролетарской партии, добровольно признающий над собой контроль со стороны партии, членом которой он является. Партия пролетариата как передовой отряд рабочего класса, разумеется, формируется в первую очередь из числа наиболее сознательных рабочих, вступающих в нее, но, с другой стороны, небольшой процент членов пролетарской партии составляют выходцы из среды навсегда связавших собственную судьбу с судьбой рабочего класса интеллигентов. Противопоставлять первых вторым было бы, пожалуй, не меньшей ошибкой, чем, допустим, противопоставлять теоретическую деятельность революционной пролетарской партии ее повседневной практической работе по руководству массами. Передовой отряд класса – партия – выступает как признанный руководитель широких масс, но это не означает, что только партия может учить массы. В свою очередь, партия и сама многому учится у передового класса, интересы которого она отстаивает. Пролетарские интеллигенты – выходцы из среды непролетарских классов, передают народу имеющиеся у них знания, доступа к которым угнетенные слои в капиталистическом обществе лишены. С другой стороны, став добровольно членами пролетарской партии, вступившие в нее интеллигенты начинают еще более ценить ту исключительную преданность делу революционной борьбы масс против угнетателей, которая так выгодно выделяет пролетариат из всех классов и социальных групп буржуазного общества. Объединение в полном смысле слова пролетарских интеллигентов и передовых пролетариев в рядах единой социал-демократической партии – важнейшее условие успеха начавшейся революции. Задача пролетарских интеллигентов – членов социал-демократической партии заключается, между прочим, еще и в том, чтобы подготовить достойную себе смену, теперь еще и из числа рабочих. Именно этим упорно занимались пролетарские интеллигенты-большевики. «Не забудем, – писал В.И. Ленин, – что на смену профессиональному революционеру из интеллигентов или вернее в подмогу ему идет профессиональный революционер с.-д. рабочий (как бы меньшевики ни злобствовали против этого, но это факт) и, следовательно, новая нелегальная организация не будет вполне походить и не должна вполне походить на старую»[11].