Стыд как причина для правки партийной программы (2)

В.В. Цветков

Часть 1. Часть 2. Часть 3.

В резолюции XIV конференции РКП(б) сказано: "...страна рабочей диктатуры, являющаяся основной базой международной революции, должна рассматривать себя, как ее могущественный рычаг и подспорье...” 16. В Программе Коминтерна 1928 г., принятой уже после изоляции Троцкого от партии, записано: "...СССР неизбежно становится базой мирового движения всех угнетенных классов, очагом международной революции, величайшим фактором мировой истории”. Опасность военного нападения, говорилось далее, не помешает ВКП(б) и СССР "выполнять свои интернациональные обязанности ...в какой бы то ни было форме” 17. Дела партии по выполнению этих решений выстраиваются в очень длинный ряд. Мы ни за кого не делали революций, ибо кредо марксизма – "революции не начинают, они начинаются”, но никогда во времена Сталина не отказывали им в помощи, ибо это лучшая защита наших национальных интересов, вплоть до окончательной победы социализма.

Очевидно, пора перестать пугать себя "мировым пожаром” и встать на точку зрения, неоднократно фиксированную в документах РКП(б): "Спор с троцкизмом шел и идет по вопросу о том, какова должна быть тактика Коммунистического Интернационала в ...период замедленного развития мировой революции” 18 (курсив – документа). Нужно признать, наконец, что спор с троцкизмом шел в рамках одной теории. Сталин защищал теорию от извращения эпигонами, а не социализм "в одной стране” ...от теории мирового социализма.

С точки зрения программного тезиса КПРФ все перечисленные решения и действия необходимо числить по разряду "лжекоммунистических”. Впору поразмыслить о ее родословной: не пора ли откреститься от РСДРП – РКП(б) – ВКП(б)? Либо всерьез задуматься об идеологии "государственного патриотизма”, которая не в ладах с партийным прошлым, но навязывается с упорством, достойным лучшего применения. Ведь получается, что если факты партийной истории не укладываются в нее, то тем хуже для фактов; они забыты или извращены. Ответ очевиден. Предпочтительнее остаться без парочки партийных публицистов, чем без мысли и деяний великих предшественников.

Пойдем далее. Лишь бездумье национальной исключительности могло продиктовать тезис (абзац 2.3) о социальном творчестве народных масс, породившем "невиданные ранее государственные и общественные институты всемирно-исторического значения, как ... Советская многонациональная федерация”. Во-первых, заметим, что многонациональная федерация – форма "виданная” и не в России рожденная. И средневековая Швейцария опередила нас, и США, и еще кое-кто. Пустячок, оговорка, но для программы неприятно.

Во-вторых, у социального творчества масс есть ограничения, особенно по части понимания своих коренных интересов. Россия не была исключением. СССР был образован в 1922 г., в результате многолетней деятельности РКП(б) и ряда национальных компартий. Коминтерн здесь был главным инструментом политического действия, поскольку был не союзом национальных компартий, вроде нынешнего, а единой организацией, состоящей из национальных секций, объединенных теорией, общностью целей и уставом.

Как социалистическое сознание необходимо вносить в массы, так и представления о справедливом решении национального вопроса. Обращение коммунистов к классовому инстинкту трудящихся, а не к национальным чувствам позволило преодолеть мощное сопротивление буржуазно-националистических противников, опирающихся на "самобытность”, "незалежность” и т.д. и т.п. Классовое содержание национальной политики всегда было определяющим в деятельности партии и в борьбе против национал-сепаратизма и против великорусского шовинизма. Использование ими идеи "славянского Большого Пространства” партийной историей не отмечено; ни тогда, ни когда-либо позже. Только партия интернационалистов была способна на объединение осколков империи в Союз. В нашей истории нет фактов, которые подтверждали бы создание федеративного государства в результате именно спонтанного творчества масс. Так что и этот тезис программы КПРФ неверен.

Национальная политика коммунистов во всех аспектах разрабатывалась, начиная с Маркса. В первой четверти ХХ в. наша партия прошла путь от стремления к унитарному государству и отрицания федерации к признанию необходимости ее, но, если вспомнить логику тогдашних решений, не для того, чтобы поставить здесь предел, "его же не прейдеши”. Вторая Программа РКП(б) гласила, что в национальном вопросе партия руководствуется тем, что "во главу угла ставится политика сближения пролетариев и полупролетариев разных национальностей для совместной революционной борьбы... В целях преодоления недоверия со стороны трудящихся масс угнетенных стран к пролетариату государств, угнетавших эти страны, ... как одну из переходных форм на пути к полному единству, партия выставляет федеративное объединение государств, организованных по советскому типу” 19. Основополагающая для деятельности Коминтерна резолюция его II Конгресса "Национальный и колониальный вопросы” также утверждала, что "федерация является переходной формой к полному единству трудящихся”, поскольку тенденция к единству даже всемирного хозяйства "вполне явственно обнаружена уже при капитализме и безусловно подлежит дальнейшему развитию и полному завершению при социализме” 20.

Не отрицая переходного характера федерации к унитарному государству в будущем, Сталин объяснил, почему партия остановилась на ней. Во-первых, отметил он, в результате развала империи, ряд народов "оказался на деле в состоянии полного отделения и полной оторванности друг от друга”. Здесь федерация оказалась шагом вперед. Во-вторых, форма советского федерализма "оказалась далеко не столь противоречащей целям экономического сближения трудящихся”, как казалось ранее. В-третьих, "удельный вес национального движения (т.е. опасность национализма – В.Ц.) оказался гораздо более серьезным, а путь объединения наций – гораздо более сложным, чем это могло казаться раньше...” 21. Другими словами, корректировалась не теория, не цель, но сроки. Неизбежность федерации не выдавалась за вечное благо.

Зюганов в "Строителе державы” тоже процитировал это объяснение Сталина и обратил внимание на схожесть послереволюционной и сегодняшней ситуации: развал Союза, резкий всплеск национализма и пр. Однако опустил главное. Большевики пошли к восстановлению единства страны путем создания единой партии – Коммунистического Интернационала, видя в нем инструмент достижения этой цели, ибо границы разделили и коммунистов. На I Конгрессе Коминтерна Россия, Украина, Белоруссия, Армения, Латвия, Литва, Эстония, немцы Поволжья были представлены самостоятельными компартиями.

Зюганов пишет иное: "...центробежные тенденции оказались слишком сильными. Бороться с ними "в лоб” означало бы сделать серьезную политическую ошибку. Они раскололи бы саму партию. И тогда, в апреле 1918 года, ... Сталин смягчил свою позицию, признав за федерализмом право на существование”. Странный Сталин. Сначала как член ЦК в январе 1918 года одобряет написанную Лениным "Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа”, где сказано, что "Советская Российская республика учреждается на основе свободного союза свободных наций, как федерация Советских национальных республик”, потом ждет три месяца и ...”смягчает позицию”. Причем написано это у Сталина на той же (!) странице, откуда Зюганов берет свою цитату.

Однако, ладно, с кем не бывает. Важнее вывод, сделанный лидером КПРФ: "По сути дела, сейчас, как и тогда, задача состоит в том, чтобы создать в России устойчивую конфигурацию государственной власти, которая сочетала бы в себе наиболее конструктивные качества централизма и федерализма”. Почему же "сейчас, как и тогда”? Тогда партия считала, что "в вопросе о том, кто является носителем воли нации к отделению, РКП стоит на исторически-классовой точке зрения, считаясь с тем, на какой ступени ее исторического развития стоит данная нация: на пути от средневековья к буржуазной демократии или от буржуазной демократии к советской...” 22. И "Платформа Коминтерна” указывала, что социализм есть производное от деятельности Интернационала, если он "окажется способен подчинить так называемые национальные интересы интересам интернациональной революции, и осуществит тем взаимную помощь со стороны пролетариата различных стран, а без экономической и других видов взаимной поддержки пролетариат не в состоянии построить новое общество” 23.

Сейчас выводы совершенно иные. Вот они: "...как внутри России, так и по всему пространству бывшего СССР, главное противоречие сегодня состоит не в противоречии между основными классами и социальными слоями, а в антагонизме между правящими режимами, опирающимися на узкий слой либо компрадорской, либо националистической бюрократии, которая стремится к слому евразийской цивилизации в лице России...” 24. Как говорится, почувствуйте разницу. Тогда классовая точка зрения, подчинение национальных интересов социализму и партийная программа, позволяющая делать конкретный вывод относительно способа решения национального вопроса во всей многоликости его проявлений. Теперь отрицание классовых основ национализма и призыв к спасению ...”евразийства”.

Что объективно означает выпячивание федеративности и забвение стремления к унитарному государству как принципов коммунистической политики? Федеративность сегодня одно из самых уязвимых мест для России, точно так же, как для Союза в 80-х. Послесталинская национальная политика, при всех ее достоинствах, оказалась ущербной, потеряв направление движения. Догматизированное право наций на самоопределение и федерализм из способа решения классовых пролетарских задач, встроенного в специфику времени и страны, из ступени к преодолению отчуждения между народами, превратились в свою противоположность. Национальные «элиты», появившиеся только вследствие изначального интернационализма коммунистов, однажды ощутили это застывшее "право” как собственное право на определение судеб наций. И реализовали его в развале Союза. Можно ли считать, что ими руководил не классовый инстинкт собственников, а жажда "слома евразийской цивилизации”? Нет. Они стали строить не нечто антиевразийское, а капитализм.

КПРФ, положив в основу программы те же принципы без учета их преходящего характера, способна дезориентировать коммунистов в судьбоносном для России вопросе. Экономическая деградация и обнищание создают весьма благоприятную ситуацию для национального и религиозного экстремизма. "Национально” ориентированные элиты новой волны, безусловно, поддержат его. Куда они зовут? От буржуазной демократии к советской или от советской назад, чуть ли не в феодализм? Кто им будет противостоять, если коммунисты будут блуждать в поисках "конструктивных качеств централизма и федерализма”. Кто сегодня является носителем воли нации к федерации? Как организовать партийную работу, чтобы нести народам истину "устойчивой конфигурации”? Надо же понимать разницу между объединяющей народы федерацией государств и разъединяющей федерацией областей. Зло и благо диалектичны и способны меняться местами. Идея федерализма, вырванная из контекста коммунистической идеологии, способна стать инструментом разрушения России.

Тезис о происхождении советской федерации вновь вынуждает обратиться к сюжету мировой революции. Так уж как-то получается, что о чем бы Зюганов ни говорил, все упирается в троцкизм. Поэтому и нам приходится следовать извилистым путем его мысли. В статье "Строитель державы” он пишет, что принципы сталинской национальной политики родились "в ходе жестокой внутрипартийной борьбы между приверженцами национально-ориентированной, исторически преемственной стратегии развития страны и сторонниками русофобской троцкистской теории "перманентной революции”. Опять "похвала” Сталину чудовищная и чудовищно бездоказательная.

В самом деле. Кого персонально в ленинской партии можно отнести к преемникам "национально-ориентированной стратегии”? Какой стратегии? Как ими понималась преемственность в решении национального вопроса? Какими фактами, сколь бы незначительны они ни были, можно подтвердить это? Никого и никакими. Просто не мыслили большевики той поры категориями "госпатриотизма”. Можно спорить, была ли Россия "тюрьмой народов” худшей или лучшей на планете, о методах и последствиях колониальной политики царизма и пр., но это споры сегодняшнего дня. Большевики же четверть века боролись против российской "тюрьмы народов”, а не за ее "благоустройство”. Им нельзя навязывать историческую преемственность в национальном вопросе; их патриотизм исключал наследование традиций царской национальной политики. В Первой мировой войне их лозунгом было "поражение своего правительства”. А после революции национальная политика большевиков была направлена на выравнивание уровней экономического развития республик, на создание фактического равенства народов, на создание национального рабочего класса и интеллигенции. Ничего подобного ни царизм, ни буржуазные политические партии не намечали.

Есть ли доказательства, что теория "русофобская и троцкистская”? И опять обратимся к источникам. Основные теоретические работы Сталина 20-х годов – "Об основах ленинизма”, "Октябрьская революция и тактика русских коммунистов”, "Троцкизм или ленинизм?” и др. – это изложение видения проблем теории в их российской ипостаси. Вот первая из названных. Она издана через 2 месяца после смерти Ленина, и ее надо воспринимать как программное заявление нового руководителя партии. Идею "перманентной” революции нельзя рассматривать как новую идею, – говорит Сталин. – "Ее выдвинул впервые Маркс... в 1850 г.” Наши "перманентщики” видоизменили и испортили ее, "сделав непригодной для практического употребления. Понадобилась опытная рука Ленина для того, чтобы исправить эту ошибку, взять идею перманентной революции Маркса в ее чистом виде и сделать ее одним из краеугольных (курсив мой – В.Ц.) камней своей теории революции”. "Ленин воевал ...со сторонниками "перманентной” революции не из-за вопроса о непрерывности, ибо Ленин сам стоял на точке зрения непрерывной революции...” 25. Иного отношения к теории не зафиксировано.

По Сталину получается, что Троцкого у истоков теории перманентной революции "не стояло”. Маркс с Энгельсом и Ленин – да; Троцкий – нет. По Зюганову иное: "В первые годы советской власти в среде партийных и государственных руководителей распространилась троцкистская геополитическая доктрина, основанная на авантюристической теории "перманентной революции” 26. Почему? У Зюганова ответа нет. Есть у Сталина. Правда, полный сарказма по поводу попыток Троцкого навязать мнение о себе, как создателе теории. "Судите сами, – говорит Сталин, – жили мы, большевики, и развивались без перспектив и без революционной теории, ... а потом, "начиная с 1917 года”, глотнули незаметно теорию перманентной революции и стали на ноги. Бесспорно, это – очень интересная сказка. Но как же это могло произойти незаметно, без борьбы, без встряски в партии? Как же это могло случиться так просто, ни с того, ни с сего?” 27. Как видим, сарказм не только в адрес Троцкого, но и всех его последователей в вопросе о первородстве теории.

Зачем сегодня упорно и многократно повторять эту неумную старую сказку? 28 Не проще ли признать, наконец, что теория перманентной революции в понимании Маркса–Ленина и в понимании Троцкого суть разные вещи. Они росли от одного корня, но как ствол дерева и гнилой сучок. Первая отрицала вторую, а вторая паразитировала на первой. "В то время как Ленин расценивает пролетарскую диктатуру как инициативнейшую силу, которая, организовав социалистическое хозяйство, должна пойти потом на прямую поддержку мирового пролетариата, на борьбу с капиталистическим миром, оппозиция, наоборот, рассматривает пролетарскую диктатуру в нашей стране как пассивную силу, живущую под страхом немедленной потери власти перед лицом консервативной Европы” 29.

В этом и только в этом смысле Сталин говорил, что "Ленин и его партия боролись с теорией перманентной революции с первых же дней ее появления на свет” 30. И не с 17-го года, а и много ранее. Троцкистское толкование, т.е. "уродливое изображение марксовой схемы революции” (Сталин), было отвергнуто партией в напряженной идейной борьбе. Жестокие споры с ним шли по вопросам судеб крестьянства, о социализме в одной стране, о китайской революции, о помощи восстанию 1923 г. в Германии и многих других, ныне забытых. Но обвинений по части приверженности теории перманентной революции не было; обвинений в русофобии тоже. Не станем спорить относительно авантюризма Троцкого. Любую теорию или мысль можно довести до абсурда. Троцкий это сделал. Зачем же его абсурд сегодня возводить в степень и тиражировать? Надо же не только пописывать о Сталине, но и почитывать его. Иначе получается то самое "механическое воспроизведение марксистских терминов, за которыми прячется совсем не марксистское содержание”, сказанное Зюгановым не по адресу.

Сама теория оставалась в фундаменте экономики социализма, его внешней и национальной политики в эпоху Сталина. Можно еще какое-то время закрывать глава на геополитическую доктрину марксизма, на великий Проект мирового социализма, но зло глобализации заставляет искать не национальные, а интернациональные ответы на вызовы нашей эпохи. И тут старый опыт бесценен, если не забыт и не искажен.

"В философии марксизма, вылитой из одного куска стали” (Ленин), нет никаких частей, которые можно было заменять или отменять из-за устаревания и т.д. "по вкусу” пользователя. Желание убрать теорию мировой революции из советской истории, выпячивание национального момента, постоянно заводит в логические тупики. Обратимся к еще одному сюжету, который у лидера КПРФ тугим узлом завязан с троцкизмом. Это вопрос о строительстве социализма в одной стране.

В "Строителе державы” Зюганов пишет, что "в экономической области Сталин был, безусловно, марксистом”. Не стоит обольщаться этим признанием; это верный посыл, чтобы сделать антисталинский, антимарксистский вывод. Вот он: "Однако есть все основания говорить и об особой сталинской модели экономики. Главной, чисто российской особенностью этой модели является опора на собственные силы, стремление к созданию самодостаточной экономики”. Доводов два: 1) "для геополитика несомненно, что самодостаточная экономика базируется в первую очередь на колоссальных природных богатствах Евразии”; 2) "для коммуниста этот же принцип хозяйственного строительства логически вытекает из ленинского тезиса о "построении социализма в одной стране” и враждебности капиталистического окружения”. Рождалась такая экономика, по Зюганову, в борьбе с теорией "перманентной революции”, подлинная суть которой есть "презрение к русскому народу, неверие в силы и способности российского пролетариата”.

Сначала несколько слов о "традиции самодостаточности”. Занимая 1/6 территории земли с населением около 150 млн. чел., наша страна производила до революции всего 4,7 % мировой промышленной продукции, или почти в 10 раз меньше, чем США, в 2,5 раза меньше, чем Германия, и на 1/3 меньше, чем даже Франция. Уменьшение русской доли было устойчивой тенденцией, несмотря на приличные темпы роста промышленности. Финансовая и технико-технологическая зависимость от Запада в большинстве отраслей была значительной, часто абсолютной. Россия просто не имела "прорывных” отраслей. "Колоссальные природные богатства Евразии” пребывали втуне, не открытыми и не исследованными, не обеспеченными геологоразведкой, наукой, транспортной инфраструктурой. Никакие панслависты не подвигли ни правительство, ни капиталистов на конкретное дело. Поэтому заявления об "имперской традиции самодостаточности” необходимо оставить за пределами того, что уже доказано наукой.

В связи со сказанным вызывает сомнение тезис о "необходимости "доделывать” нерешенные капиталистической Россией экономические задачи, что наложило заметный отпечаток на весь облик советского государственного и общественного строя” (абзац 2.6). Задачи советской власти оказались совершенно иными: пришлось не доделывать, а создавать иное.

Далее. Важно понять подлинный смысл тезиса о построении социализма в одной стране, смысл ленинский и сталинский и смысл зюгановский, ибо это "две большие разницы”. Понять в связи с тезисом о "запредельных возможностях мобилизационной экономики” (абзац 2.8) и "исторической оправданности такого пути нашего развития” (абзац 2.9).

Возьмем работу "О лозунге Соединенных Штатов Европы”, откуда пошла быть "теория социализма в одной стране”. О чем она? Она о ближайшей перспективе мировой революции. Большевики, выступающие в войне под лозунгом "превращения войны империалистической в войну гражданскую”, прогнозируют близкий революционный взрыв в Европе. Обсуждают экономическое содержание лозунга. В статье Ленин говорит, что социалистическую революцию "нельзя рассматривать, как один акт, а следует рассматривать как эпоху бурных политических и экономических потрясений, самой обостренной классовой борьбы, гражданской войны, революций и контрреволюций” 31. Ошиблись ли они? Скорее, нет.

В этих условиях они решают национальную задачу – о будущей русской революции. Ее социалистический характер теоретически уже установлен. Они не выясняют вопрос, "можно ли в одной стране построить социализм”, ибо незачем гадать по-пустому, о чем знать нельзя. Его решает сама победившая революция. Они спорят с оппортунистами из II Интернационала, для которых социалистическим революциям должно предшествовать объединение Европы. Ответ большевиков – категорическое нет. Лозунг Соединенных Штатов Европы (СШЕ) мог бы породить, говорит Ленин, "неправильное толкование о невозможности победы социализма в одной стране и об отношении такой страны к остальным” 32. Обратим внимание на строение фразы: так говорят о хорошо известном, а не в момент открытия закона.

У этой статьи Ленина странная судьба. В ней вычитали то, чего в ней нет, и отказались видеть основное содержание. Вычитали якобы открытый здесь закон о неравномерности экономического и политического развития капитализма в эпоху империализма, из которого, опять же якобы, следует, что "возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране”. Конечно, возможна. У Ленина есть эти слова. Только не потому, что неравномерность есть специфическая характеристика новой, империалистической, эпохи, а потому что в принципе, изначально, "при капитализме невозможен равномерный рост экономического развития отдельных хозяйств и отдельных государств”. Нарушенное равновесие восстанавливается кризисами в промышленности и войнами в политике. Это сказано Лениным на предыдущей странице статьи, а до него уже в "Манифесте Коммунистической партии”. Неравномерность развития такая же имманентно присущая капитализму, безусловная его черта, как специфическое товарное производство и получение прибавочной стоимости. Ее можно и нужно использовать в интересах революции. Дико было бы для Ленина ломиться в широко распахнутые марксизмом ворота.

Это было настолько очевидно, что никогда ни у кого не вызывало сомнений. Например, уже в первой программе партии было отмечено, что на пути к общей конечной цели, обусловленной господством капитализма, "социал-демократы разных стран вынуждены ставить себе неодинаковые ближайшие задачи как потому, что этот способ не везде развит в одинаковой степени, так и потому, что его развитие в разных странах совершается в различной социально-политической обстановке” 33. Что еще нужно сказать, чтобы стало ясно, что речь идет о возможности социализма в одной стране, если партия ставит эту цель программной? Многолетняя борьба за перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую, т.е. за перманентность русской революции, велась именно с убежденностью в возможности строить социализм в одной стране.

_________________________

16 КПСС в резолюциях. – М., 1970. Т. 2. – С. 214.

17 Коминтерн в документах. – М., 1933. – С. 34, 35.

18 КПСС в резолюциях. – М., 1970. Т. 2. – С. 215.

19 КПСС в резолюциях. – М., 1970. Т. 2. – С. 45.

20 Коминтерн в документах. – М., 1933. – С. 127.

21 Сталин И.В. Соч. Т. 3. – С. 30-31.

22 КПСС в резолюциях. – М., 1970. Т. 2. – С. 45.

23 Коминтерн в документах. – М., 1933. – С. 66.

24 Зюганов Г.А. Россия – родина моя. Идеология государственного патриотизма. – М., 1996. – С. 52.

25 Сталин И.В. Соч. Т. 6 – С. 104, 103.

26 Зюганов Г. Постижение России. – М., "Мысль”. – 2000. – С. 433; его же. География победы. – И., 1997. – С. 125.

27 Сталин И.В. Соч. Т. 8. – С. 337.

28 См. Зюганов Г. География победы. – М., 1997. – С. 126; он же. Постижение России. – М., 2000. – С. 433.

29 Сталин И.В. Соч. Т. 8. – С. 348.

30 Там же. – С. 337.

31 Ленин В.И. Полн. собр. Соч. Т. 26. – С. 352.