Коммунистический Интернационал и перманентная мировая революция (2)

К 85-летию образования Коммунистического Интернационала

В.В. Цветков, Э.Д. Суханов

Часть 1. Часть 2.

Теория перманентной революции во всех частях и с самого начала принадлежит марксизму-ленинизму. Понятия «социалистическая революция», «мировая» и «перманентная» суть синонимы. Последние подчеркивают лишь пространственно-временные компоненты: от одной страны через череду революций к всемирному коммунизму и везде от общества, которое противостоит личности как навязанная историей и природой сила, к обществу, где люди смогут сознательно творить свою историю, где «приводимые ими в движение общественные причины будут иметь в преобладающей и все возрастающей мере те следствия, которые они желают» 28. Приписывать создание теории перманентной революции Троцкому в той же мере правильно, как верить мухе, которая «пахала вместе с волом».

В марксистской теории революции концептуально важным является вывод о том, что исторический прогресс имеет две стороны: объективную и субъективную. При наличии объективных условий переход к социализму целиком зависит от субъективного фактора. Субъектом освобождения человечества назван пролетариат. Не будем повторять общеизвестное о его исторической миссии. Обратим внимание на то, что его роль рассматривается диалектически. С одной стороны, экономический и политический гнет делает его «действительной основой и исходным пунктом всех социальных движений» 22 против капитализма, но с другой – в каждый данный момент времени большая или меньшая часть рабочего класса является силой, стабилизирующей капитализм.

«...Без помощи рабочего класса, – говорил Энгельс, – буржуазии никогда не удастся добиться полного социального и политического господства над нацией» 29. Следовательно, социальная сила рабочих, заключенная в их численности, уничтожается их разобщенностью; закон неравномерности экономического и политического развития действует и применительно к рабочему классу как в национальном, так и в международном масштабе.

Борьба за социализм есть борьба на два фронта. Один фронт борьбы – против капитала, другой фронт борьбы – с рабочим классом за его же коренные интересы против его же частных, цеховых, узконациональных интересов. Эта борьба весьма продолжительна во времени даже после победы на первом фронте, ибо «отдельные индивиды образуют класс лишь постольку, поскольку приходится вести общую борьбу против какого-нибудь другого класса; в остальных отношениях они сами враждебно противостоят друг другу в качестве конкурентов» 24. Ленин фиксирует ту же проблему. «В каждом классе, – говорит он, – даже в условиях наиболее просвещенной страны, даже в самой передовой и обстоятельствами момента поставленной в положение исключительно высокого подъема всех душевных сил, – всегда есть и, пока существуют классы, пока полностью не укрепилось, не упрочилось, не развилось на своей собственной основе бесклассовое общество, неизбежно будут – представители класса не мыслящие и мыслить не способные. Капитализм не был бы угнетающим массы капитализмом, если бы это было не так» 18.

Противоречие между объективной тенденцией к социализму и реальными действиями масс может быть решено деятельностью революционной партии пролетариата в конкретной стране и Коминтерном в мировом масштабе.

Их функциональное назначение виделось в преодолении раскола рабочего класса, в организации единства действий пролетариата и непролетарских неэксплуататорских масс, в подрыве идеологических и политических основ капитализма и в борьбе за политическую власть. Первоначально эта сумма идей, где партия есть организованное сознание и организованная воля класса, была воплощена в большевизме и постепенно перенесена в Коминтерн. Коммунистический Интернационал мыслился и создавался как практическая политическая сила для объяснения мировому пролетариату его коренных интересов, как инструмент концентрации и целеустремления единых действий трудящихся всех стран, как генеральный штаб всемирной революции, даже как «зародыш всемирного рабочего правительства» 2.

Большевистское представление о функциональном назначении коммунистической партии отразила специальная резолюция II конгресса Коминтерна, о которой Ленин сказал, что «она объясняет все» 19. Там говорилось, что компартия отличается от всей массы рабочих тем, что она обозревает весь исторический путь рабочего класса в целом и старается на всех поворотах этого пути защищать интересы не отдельных групп, не отдельных профессий, а интересы рабочего класса в целом. Она создается «путем отбора лучших, наиболее сознательных, наиболее самоотверженных, наиболее дальновидных рабочих» 9. Диалектичность положения партии эта, «объясняющая все», резолюция отмечала не только до момента завоевания власти, но и, главное, после него. Из опыта большевизма она зафиксировала то, что подразумевалось, но не было отражено в документах РКП(б). «Необходимость политической партии пролетариата, – сказано в ней, – отпадает лишь вместе с полным уничтожением классов. На пути к этой окончательной победе коммунизма возможно, что удельный вес трех основных пролетарских организаций современности (партия, Советы и производственные союзы) будет изменяться... Но коммунистическая партия растворится полностью в рабочем классе лишь тогда, когда коммунизм перестанет быть объектом борьбы и весь рабочий класс станет коммунистическим» 9. Фактически это означает, что задача партии, даже имеющей государственную власть, виделась в критике существующего порядка вещей и борьбе против условий, сохраняющих отчужденную политику и отчужденный труд, т.е. в диалектическом отрицании собственной политики предыдущего этапа. Другими словами, в основу развития самой партии как субъективного фактора социализма была положена та же методология непрерывности революции.

Эпоха «бури и натиска», эпоха революционной ситуации в Европе, которая порождала иллюзии о скорой победе у части партии, кончилась во второй половине 20-х годов частичной стабилизацией капитализма. Коминтерн не смог полностью использовать ее для экспансии революции, не хватило сил. Их оказалось достаточно только для того, чтобы стабилизировать положение СССР. Мы получили возможность от восстановления народного хозяйства перейти к строительству социализма. Но это означало, что в обозримом будущем страна должна была развиваться в условиях хозяйственной автаркии. Е. Варга на VI конгрессе Коминтерна обращал внимание, что СССР вынужден добиваться «своего рода самодавления. Он вынужден отказываться от преимуществ международного разделения труда до тех пор, пока не будут созданы социалистические республики Европы» 34.

Тут и вспыхнул спор между Сталиным и Троцким о возможности не только строить, но и построить социализм в одной стране. Этот спор, также как полемика Ленина с Плехановым, проходил в рамках одной теории перманентной революции. Сегодня важно понять именно это. У них были разные выводы о практической реализации глобального проекта марксизма, но это не резон для того, чтобы отдавать теорию на откуп Троцкому. Из двух планов более глобалистским был сталинский, именно потому что он исходил из приоритета стратегии перед тактикой. Для Сталина одна шестая часть планеты была достаточным плацдармом для строительства мирового социализма; для Троцкого один процент мирового производства слишком мал. Сталин видел в богатствах России и творческих силах народа достаточное условие для превращение одного процента в десять и в двадцать, а Троцкий впадал в истерику от слабости и «варварства» России. Сталин считал, что партия большевиков, вооруженная лучшей социальной теорией эпохи, несмотря на возможность бюрократизации и перерождения части кадров, сумеет привести народ к социализму. Троцкий утверждал, что она уже растеряла свой большевизм и превратилась в «жандармерию» Сталина. Сталин видел в хозяйственной автаркии СССР не благо, а жестокую необходимость, Троцкий – разрыв с марксизмом. В этом великом споре Сталин представлял партию практической революции, партию «становления», а Троцкий – партию схемы и догмы. Сталин знал, что единственной гарантией окончательной победы социализма, т.е. гарантией от реставрации, является победоносная социалистическая революция в ряде стран. И Троцкий это знал, но предлагал фактически сдать свою революцию, чтобы разжечь всеобщую. Несомненно, в этом сказался его авантюризм, аналогичный авантюризму периода Бреста.

Нам, сегодняшним коммунистам, нельзя отрекаться от правильных принципов на том основании, что они были нарушены. И дело не в троцкизме как таковом. Он не претворялся в жизнь ни при Ленине, ни при Сталине. Для нас важно существо марксистского проекта, ибо именно он лежал в основе всей внутренней и внешней политике партии той поры. Нужно очень насиловать мысль, чтобы увидеть у Сталина отказ от марксистской методологии всемирности революционного процесса. Нужно совсем не читать документов партии, например, резолюций XIV партконференции, где 10 страниц текста посвящены именно теории мировой революции, чтобы сделать вывод, как это удалось Г. Зюганову, о «долгожданном синтезе двух традиционных русских геополитических концепций: имперской – с ее государственной самодостаточностью и панславистской – с ее идеей славянского Большого Пространства» 4. Для Сталина, что показала резолюция XIV партконференции, «спор с троцкизмом шел и идет во вопросу о том, какова должна быть тактика Коммунистического Интернационала в этот период замедленного развития мировой революции». Может быть, И.В. Сталин и изучал труды Данилевского и Семенова Тян-Шанского, на которых строит свою «географию победы» Г. Зюганов. Но достаточно открыть документы партии той поры, чтобы увидеть, что сталинская геополитическая доктрина базировалась не на факте «растянутости территории России и ее делении на развитый центр и отсталую периферию», не на необходимости создания сети «опорных культурно-экономических баз», а на совсем других соображениях. Еще раз заглянем в Программу Коминтерна: «Разбив русский империализм и раскрепостив бывшие колонии и угнетенные нации царской империи, систематически подводя прочный базис их культурно-политического развития путем индустриализации… закрепляя в государственной конституции Союза правовую позицию автономных областей, автономных республик и союзных республик и полностью реализуя право наций на самоопределение, – диктатура пролетариата в СССР обеспечивает тем самым не только формальное, но и фактическое равенство различных национальностей Союза» 7. Фактическое равенство – это не сеть «опорных» баз, это другой тип социально-экономического развития и индустриализации. Может быть, с точки зрения «русского коммунизма», столь милого сердцу Г. Зюганова, этих баз было бы достаточно, чтобы чувствовать себя благодетелем для отставших народов (отставших именно в силу реализации русской имперской политики). Но в основании коммунистического интернационализма всегда лежала идея всечеловечности, соединения, даже братства народов, идея отрицания и «снятия» причин их конкуренции. С точки зрения всемирного революционного процесса, социализм не может не быть национальным, ибо велика специфика каждой страны, но он не может быть и только национальным, ибо мир един и неделим.

Внешняя политика СССР в 20-40-е годы также не дает ровно никаких оснований приписывать Сталину разрыв с теорией мировой революции. Поддержка Испанской республики, присоединение Прибалтики и западных областей Украины и Белоруссии, создание максимально благоприятных условий для победы народной демократии в странах Восточной Европы, система послевоенных границ, поддержка революций в Китае и Корее, принципы получения репарационных платежей, даже знаменитый лозунг периода войны: «Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается», – все свидетельствует о выполнении Советским Союзом своего интернационального долга. Марксистско-ленинская теория наполняла внешнюю политику страны смыслом братства и дружбы народов.

Есть только один факт, который при очень большом желании можно трактовать как факт изменения Сталиным основ советской политики. Это роспуск Коминтерна. Несомненно, что роспуск Коминтерна – это исторический компромисс в условиях, когда становой хребет фашизма еще не сломлен, когда его армии еще в сердце Советского Союза, когда крайне необходим второй фронт и поставки оружия. Это своего рода Брест 1943 г., но не отказ от принципов.

Был ли роспуск Коминтерна верен с точки зрения судеб мирового социализма и наших государственных интересов? После войны при относительно небольшом сопротивлении империализма появилась система социалистических государств, были удовлетворены территориальные требования СССР (Калининград и пр.), в интересах народов решен вопрос европейских границ (Ялта). Однако цена компромисса была велика с точки зрения мирового коммунистического движения: был утрачен эффективный инструмент воздействия на мировые процессы. Поэтому попытка в 1947-48 г. создать Коминформбюро (с более мягкими, но по сути коминтерновскими функциями), была попыткой вернуть утраченные позиции. Она означала понимание необходимости сочетания каждого шага своей страны с высшими интересами мирового пролетариата. Сталин четко выразил это на XIX съезде КПСС: «Было бы ошибочно думать, что наша партия, ставшая могущественной силой, не нуждается больше в поддержке. Это неверно. Наша партия и наша страна всегда нуждались и будут нуждаться в доверии, в сочувствии и в поддержке братских народов за рубежом... Понятно, что наша партия не может оставаться в долгу у братских партий и она сама должна в свою очередь оказывать им поддержку, а также их народам в их борьбе за освобождение, в их борьбе за сохранение мира. Как известно, она именно так и поступает» 33.

Несомненно, здесь акценты не те, что в Программе Коминтерна, их переставило время. Коммунисты всегда считали, что «революции не начинают, они начинаются», и приписывать Сталину некую новую геополитическую доктрину есть попытка с негодными средствами. Сталин всегда исходил из непреложного для коммуниста принципа: делать «максимум осуществимого в одной стране для развития, поддержки, пробуждения революции во всех странах» 17. Это не некая «наднациональная коммунистическая идеология», которую Г. Зюганов обнаружил у И.В. Сталина. Это национальный коммунистический интернационализм.

Великий исторический спор между Сталиным и Троцким, а точнее между ортодоксальным марксизмом и его эпигонами, о возможности построения социализма в одной стране завершила история в пользу… теории перманентной революции, отрицавшей возможность окончательной победы социализма до момента решающего изменения баланса мировых сил в пользу социализма. КПСС, опираясь на военно-хозяйственную мощь образовавшейся системы социализма, в 60-е годы сделала вывод о невозможности реставрации капитализма, об окончательности нашей победы. Она убрала методологию непрерывности процесса строительства социализма из своего идейного арсенала, отдала ее на откуп троцкистам. КПСС ощутила себя «хозяйкой» истории, материализовала свое верховное положение в обществе, но именно в этот момент она превратилась в консервативную силу, утратила способность к социальной критике достижений своего прошлого. Забвение теории непрерывности борьбы за социализм привело к тому, что партия, концентрировавшая в себе в первой половине прошлого века интеллектуальную элиту эпохи, подняла во второй его половине к вершинам власти пигмеев мысли, но великанов предательства. Кислота оппортунизма незаметно разъела ее.

Есть ли место для теории перманентной социалистической революции в сегодняшних битвах с современным капитализмом? Ее методология отрицается на том основании, что якобы теория перманентной революции не позволила предвидеть развитие событий, породила «идеологический мираж» мировой революции как ложную цель. В действительности можно предвидеть только борьбу, но не конкретные ее моменты, которые всегда бывают результатом противостояния общественных сил, постоянно меняющих свои количественные и качественные характеристики. Более того, чем точнее социальная модель отражает реальность, тем менее она устойчива, поскольку влечет концентрацию противоположно направленных усилий. Поэтому реально можно предвидеть что-либо лишь постольку, поскольку совершается определенное действие. «Предвидение, – как справедливо заметал А. Грамши, – выступает не как наилучший акт познания, а как абстрактное выражение прилагаемого усилия, как практический способ создать коллективную волю» 3. История XX века подтвердила, что, пока коммунисты мира объединяли свои силы и концентрировали их на развитии социализма вглубь и вширь, они были одной из главных сил мирового прогресса.

Сегодня перед коммунистами вновь стоят те же проблемы, которые были решены с помощью Коминтерна и теории перманентной социалистической революции: возможность победы социализма в одной стране, поиск союзников внутри и вне страны, содержание и методы решения задач переходного периода, положение страны в цепи мировых связей и др. Предложенный марксизмом инструментарий их решения: теория мировой революции и специфическая организация – Коминтерн – доказали свою эффективность. Они были основой системы внутренней и внешней безопасности страны Советов и создавались задолго до Октября. В условиях непрерывных атак империализма они хорошо выполнили свои задачи. Продолжающиеся атаки на теорию и практику большевизма – лучшее свидетельство того, что, пока этот инструмент, хотя бы потенциально, остается в руках коммунистов, он опасен для врагов. Его нужно чистить от коррозии времени, а не отмахиваться от него на том основании, что он побывал в руках Троцкого и иных эпигонов марксизма. 

Список литературы