К
"новому социализму"?
(размышления по поводу двух книг)
А.Н.Омельченко
Боль за
поражение социализма и. попытки разобраться в его прошлом и будущем объединяют
две книги[1] замечательных людей,
истинных интеллигентов, не отрекшихся от социалистической идеи и интересов трудящихся.
Переосмыслить
советское прошлое под углом зрения современности, чтобы обосновать
"новосоциалистическую альтернативу" -— вот основная интенция этих
двух авторов. Б.Курашвили выдвигает концепцию "нового социализма",
черты грядущей социалистической Украины яркими красками рисует и В.Кудин. Но у
этих работ есть и более глубинное сходство — сходство, обусловленное общностью
методологии обоснования "нового социализма".
Вот в эту методологию нам бы и хотелось вглядеться
попристальней.
Важнейшей
задачей движения за социализм сегодня является формирование субъекта
социалистических преобразований — рабочего класса — именно как класса в
марксовом понимании, т.е. как политически организованного, осознающего свои
цели и интересы. Коммунистическая партия как политическая самоорганизация
класса формируется тогда, когда в результате соединения рабочего движения и
теории социализма образуется авангард трудящихся, сознательно (со знанием дела
— дела социализма) преобразующий общество. Необходимо признать, что такой
партии сегодня нет а есть партии левой ориентации, возникшие на обломках КПСС,
парламентские по типу — не потому, что работают в парламенте, а потому, что
не имеют классовой основы и потому действуют по принципу зазывал на
политическом рынке — идите к нам, у нас лучше.
Эти партии
еще и не партии в марксистском понимании, а только политические клубы по
организации митингов, они еще могут превратиться в партии, если свяжут свою
судьбу с субъектом социалистического развития. Это не значит, что они должны
ждать, когда их программа и политический опыт будут "востребованы"
рабочими. В соревновании левых партий победит та, которая активно будет
формировать сам этот субъект, разделив с ним все тяготы политической борьбы. В
горниле этой борьбы переплавятся и сами партии, и вожди, и их программные
установки. А сейчас даже внутри партий коммунистической ориентации мы встречаем
такой "разброс" мнений по принципиальным вопросам теории социализма,
стратегии и тактики социалистических преобразований, который как раз и
доказывает размытость и неопределенность их социально-классовой позиции.
Практическая
"неоформленность" субъекта социалистического развития и порождает,
на наш взгляд, попытки модифицировать марксистско-ленинское учение о
социализме в различные варианты "демократического", "рыночного",
"неатеистического" "социализмов". Вместо того, чтобы
работать над формированием рабочего класса, внося социалистическое сознание
(теорию научного социализма) в рабочее движение, наши "социалистически
настроенные" интеллигенты изобретают новые социалистические концепции,
скроенные по меркам "современности" и при этом выражают скепсис по
поводу социалистических "потенций" современных рабочих. Все это
выдается за творческое развитие марксизма.
Действительно,
кто ж против развития теории марксизма! Но весь вопрос в том — как развивать и
в чем критерий этого развития? Взять демократию (свободное развитие каждого
есть условие свободного развития всех) и отбросить диктатуру пролетариата?
Оставить научный анализ капитализма, но отказаться от теории коммунизма как
положительного уничтожения частной собственности? Или может извлечь из
марксизма принципы гуманизма, социальной справедливости и отсечь теорию
социалистической революции? Нет, это не развитие, а либо вульгаризация, либо
сознательный ревизионизм.
Развитие
теории марксизма возможно только путем овладения марксистским методом анализа
общества и истории. Таким методом является материалистическая диалектика. А
суть метода заключается в научно-материалистическом объяснении законов
развития общества на конкретной стадии его развития с позиции передового класса
мировой истории — пролетариата. Собственно говоря, научное понимание
процессов, происходящих в обществе, только и возможно с позиции этого класса.
История человеческого познания, поставленная на службу сознательного,
коммунистического преобразования общества, доведенная до конкретных принципов
стратегии и тактики борьбы пролетариата, — вот что такое материалистическая
диалектика как метод. Овладеть им трудно, но совершенно необходимо, особенно
для тех, кто претендует на творческое развитие марксизма. К сожалению, в
рассматриваемых работах мы не найдем диалектико-материалистического, классового
анализа ни причин поражения социализма, ни сталинизма, ни демократии, ни тем
более диалектико-материалистического обоснования стратегии и тактики
современного коммунистического движения.
Авторы
этих книг очень боятся, что их обвинят в антидемократизме, в признании насилия
(т.е. социалистической революции) в качестве метода преобразования общества или,
не дай бог, в приверженности диктатуре пролетариата. Отсюда постоянные клятвы в
следовании "общечеловеческим ценностям" — закону, праву, демократии.
Но ведь закон, право, демократия — это тоже форма насилия определенного класса.
Это знал диалектик В.И.Ленин, когда в работе "Государство и революция"
обосновывал, что демократия — наиболее выгодная для буржуазии форма правления,
так как позволяет грабить законным, цивилизованным путем трудящихся, прикрываясь
парламентом, всеобщими выборами и другими атрибутами демократии. Бороться с
буржуазным государством с помощью законных, демократических средств, т.е. с
помощью самого буржуазного государства — дело утопическое.
Но не для
Б.Курашвили. Он все время делает ставку на демократические, парламентские формы
перехода к социализму. То он выступает за принятие закона "О
самоуправляемых народных предприятиях", то надеется с помощью
демократической процедуры принятия новой конституции (включением
социалистического альтернативного проекта в бюллетени) добиться изменения политической
ситуации. И даже после принятия "ельцинской" конституции и расстрела
парламента все еще сохраняется эта надежда: "Затруднен, но вовсе не
исключен и пересмотр Конституции, даже в ее "вечных" формационных
статьях. Словом, и эта Конституция, скроенная "на Ельцина", при
умелом использовании ряда ее положений для законнейшего противостояния
демокапитализаторскому компрадорскому разбою, "шоку без терапии" может
стать невыносимой для этих властей. Возможности есть — было бы кому их использовать"
(с. 119). Все надежды на действительно коммунистическую фракцию в парламенте,
т.е. на вождей и партию парламентского типа.
В.А.Кудин
прекрасно пишет, что на Западе господствует демократия денег, но как только
дело доходит до характеристики истинной, социалистической демократии, то тут
классовый анализ уступает место абстрактному и по сути мелкобуржуазному понятию
"демократии для народа": "Головне в тому, щоб завжди рахуватися з інтересами
власного народу, його долею, щоб утверджувати у житті ті демократичні принципи,
які сприятимуть його благу, розквіту талантів, постійному удосконаленню його
матеріального і духовного буття" (с. 91). Под таким заявлением подпишется любая буржуазная партия, проводящая "рыночные реформы в интересах народа". Получается,
история ничему не учит: забвение классового содержания Советской власти
обернулось ее поражением. Демократия как обеспечение равных прав и свобод, как
одинаковое действие законов для всех, о которой так вдохновенно пишет В.Кудин,
это и есть буржуазная демократия, уравнивающая всех в правах, но не в
действительном социально-экономическом положении.
Старый
социализм, согласно Б.Курашвили, погубил бюрократизм. А бюрократическое
извращение социализма есть следствие предельного огосударствления (этатации)
управления обществом. Опять-таки отсутствует классовый анализ бюрократизации
общества, как и путей преодоления бюрократизма. Выход видится такой — передача
управления собственностью от государства к самоуправляемым народным
предприятиям. "В отношении бюрократизма, — пишет автор, —- социализм
допустил принципиальную ошибку. Не ту, что позволил ему вообще появиться.
Бюрократизм не может не появиться в развитой системе управления, в которой
субъект и объект управления в той или иной мере отделены друг от друга, где
субъект управления специализируется и профессионализируется. Каждый
государственный служащий в потенции бюрократ. Но отсюда не следует, что для
уничтожения бюрократизма необходимо уничтожить государственную службу,
профессиональный аппарат власти и управления
("властеуправления")" (с. 194). Отсюда следует, что необходимо
переместить центр власти от государства к самоуправляемым народным предприятиям.
Именно они (через разгосударствление управления собственностью) становятся
"главными механизмами территориального и производственного
самоуправления, органично встроенными в независимое от государства социалистическое
гражданское общество".
На наш
взгляд, здесь две методологические ошибки: во-первых, не учитывается
зависимость субъекта собственности от обобществления производительных сил.
Если уровень обобществления таков, что производительные силы представляют
единый народно-хозяйственный комплекс, то дробление собственности (даже
управления ею) может привести к разрушению производительных сил. Во-вторых,
есть реальная опасность, что эти самоуправляемые народные предприятия будут
отстранены от решения общегосударственных, политических задач, — ведь для
последних сохраняется государство как бюрократический аппарат, а о Советах у
автора речи нет. А если Советы и упоминаются в связи с организацией политической
системы будущего социализма, то без всякого анализа их классового содержания.
Беда
старого социализма, как считает В.Кудин, состояла в том, "що в дійсності
власність колективною ніколи не була. Бо ні робітники на заводі, ні колгоспники
на селі
— не були господарями цієї
власності. Не були тому, що державні чиновники, прикриваючись словами про
суспільну власність, не давали ні робітникам, ні колгоспникам розпоряджатись
плодами своєї праці" (с. 99). Выход
видится, естественно, в передаче собственности трудовым
коллективам.
Что же
предлагает диалектик В.И.Ленин для преодоления отчуждения производителя от
собственности? Не разделение властей (и управления собственностью), а превращение государства в орган господства и
управления рабочего класса и переходящих на его позиции других классов и
слоев. Не просто государство в интересах рабочего класса, а государство как
политическое управление обществом классом, организованным в Советы. Поэтому
гораздо важнее сейчас осмыслить причины, побуждающие подменять власть класса
властью партии и партийных чиновников, и разработать формы и механизмы
политического самоуправления рабочего класса, препятствующие классовому
перерождению государства. Речь идет о превращении объектов хозяйственного
управления — рабочих и других трудящихся классов — в субъекты
государственного, политического управления. Только став субъектами
политического управления обществом, они смогут определять и хозяйственную
политику
— и
не на одном предприятии, а в обществе в целом. Только так возможно
обобществление производительных сил (и собственности) без опасения опять впасть
в бюрократизм.
Авторы же
предлагают в качестве форм государственного устройства "советский
парламентаризм" (Курашвили) или "демократическую республику"
(Кудин) с разделением властей и многопартийностью. И хотя Б.Курашвили
подчеркивает, что такие нововведения в политической системе, как
"постоянная работа Совета, разделение властей при обеспечении единства
власти Советами, многопартийность" (с. 115), демократизируют Советскую
власть, все равно непонятно, что же, кроме названия, осталось в ней советского
и социалистического? Только форма без классового содержания. А это уже не
Советская власть. Такие постоянно действующие советы мы имеем и сейчас, но
назвать их социалистическими, органами политического самоуправления рабочего
класса нельзя. Они лишились своего классового содержания в результате
разработки буржуазно-демократической системы выборов. Но даже форма, лишенная
своего содержания, мешает нынешним "реформаторам", откровенно
выступающим за десоветизацию общества.
У В.Кудина
"рабоче-крестьянская" основа украинского государства вроде бы
подразумевается. Но она (эта классовая основа) не входит в определение формы и
принципов государственного устройства. А потому "украинская
демократическая республика" строится на принципах любой буржуазной
демократии и, прежде всего, на принципе равенства всех перед законом (с. 14).
Робко упомянутое социальное равенство по существу не раскрывается.
Бороться с
бюрократизмом, оставаясь на принципах буржуазной демократии, бессмысленно, ибо
последняя как раз и создает условия для превращения политики в
профессиональную сферу деятельности, недоступную для трудящихся, —
профессиональный парламент, профессиональные суды и т.п. В.И.Ленин как раз
видит выход в том, чтобы сломать профессионализацию политической деятельности,
т.е. закрепление ее за узким кругом чиновников. Это возможно путем создания
таких форм и институтов власти, которые позволяли бы трудящимся определять
политику государства, а значит, назначать, сменять и контролировать чиновничий
аппарат.
Материалистическая
диалектика не берется авторами в качестве сознательного метода анализа. О
методе речи нет вовсе. Мы имеем дело с такой "логикой", которая не
отдает отчета в собственных основаниях. Такая логика есть неизбежно идеализм
или идеология как ложное сознание. "Идеология
— это процесс, который совершает так называемый мыслитель, хотя и с сознанием,
но с сознанием ложным. Истинные побудительные силы, которые приводят его в
движение, остаются ему неизвестными, в противном случае это не было бы
идеологическим процессом. Он создает себе, следовательно, представление о
ложных или кажущихся побудительных силах", — так писал о такой
"логике" Ф.Энгельс.
Фундаментальным
метафизическим постулатом, который мы обнаруживаем в основании логических рассуждений
уважаемых авторов и истинные побудительные причины которого остаются для них
"за кадром", является постулат о "природе" человека,
вернее, о соответствии социализма "природе" человека. Особенно
Б.Курашвили старается дополнить, на его взгляд, абстрактное положение К.Маркса
о человеке как существе разумном (как будто у Маркса сущность человека действительно
сводится к этой абстрактной формуле!) представлениями о трех психологических
классах в обществе, различающихся по врожденным, природным свойствам. Так, в
отношении к потребностям других людей люди рождаются радикальными альтруистами
(10%), эгалитами — разумными эгоистами (80%) и эгоцентристами (10%). На
определенные типы делятся люди и по врожденным различиям в творческих
способностях (демиургов, фаберов, репродуктов и т.п.), и по природной
склонности занимать то или иное место в системе управления (доминаторов,
паритентов и сервилентов). Большинство общества — эгалиты, а потому социализм
— это естественная, соответствующая природе человека форма общества. А
поскольку все-таки эгоцентристы вечны, "то следует признать беспочвенность
и утопичность мечты о бесклассовом и безгосударственном обществе" (с.
220). Да и религия и церковь вечны — ведь нельзя же лишать людей, терпящих от
эгоцентристов и доминаторов, утешения в форме "опиума для народа".
В общем,
такие выводы очень придутся по сердцу всем профессиональным политикам и
юристам: государство и право вечны, так как присущи самой природе человека.
Хорошее государство — то, что соответствует хорошей природе (эгалитарной), а
плохое государство — то, что возглавляется эгоцентристами. Если игнорируется
классовый подход, и социализм не выводится из интересов и целей прогрессивного
класса мировой истории, то обоснование такой теории социализма только и возможно
путем обращения к "природе" человека. Но ведь ссылками на
"природу человека" можно обосновать (что и делается современными
буржуазными идеологами) вечность частной собственности и отчуждения человека.
Как раз с помощью этого понятия происходит возведение частных интересов
буржуазии в ранг всеобщих путем отнесения последних к неизменной природе
человека. Но если идеологи восходящей буржуазии аппелировали к природе
человека, чтобы обосновать "естественность", неотъемлемость прав и
свобод, то современные ее идеологи убеждают нас в вечности и неизменности
частнособственнического инстинкта, государства и религии.
Логика
"природного", натуралистического объяснения социальных феноменов
действует и у наших теоретиков, которые конкретно-историческую, т.е. ограниченную,
сущность человека принимают за его вечную и неизменную природу (природа и
может быть только неизменной). Главный удар по такой логике был нанесен Гегелем
и Марксом.
Как
показал Гегель, в основе формально-логического, метафизического понимания
человека лежит сведение всеобщего к абсолютно тождественному признаку эмпирических
объектов. Такое понимание всеобщего как присутствующего в каждом месте и
моменте бытия свойства, по Гегелю, абстрактно, односторонне, поскольку не
раскрывает сущность вещей. С точки зрения такого абстрактно-всеобщего сущность
человека как раз и сводится к природе, т.е. к его телесной, биологической
организации. Подлинное, конкретное всеобщее существует всегда в особенной
форме, точнее, в форме закономерной связи различных и даже противоположных
вещей. Противоречие всеобщего содержания и особенной формы составляет
источник и сущность развития общества и человека. Логика противоречия,
развития, т.е. диалектика позволила Гегелю покончить с натуралистическим
пониманием человека. Нет "природы" человека, тождественной всем
людям и равной себе самой. То, что делает человека человеком — это мир
культуры в многообразных формах.
Распредмечивая многообразные, но всегда конкретно-исторические формы
культуры, биологический, природный индивид и становится человеком.
У Гегеля
мир культуры принял облик абсолютной идеи, которая как Молох подчиняет человека
своим целям. Это человеку может казаться, что он сознательно реализует
собственные интересы и цели. На самом деле он лишь средство для развития Духа.
Как прекрасно показывает Э.В. Ильенков, Гегель лишь некритически отражает
реальную ситуацию — господство над человеком в определенных исторических
условиях отчужденного от него "духа" в образе государства, права,
морали и т.п. В мире общественного разделения труда, в котором одни ставят
цели, а другие их лишь реализуют, творчество по меркам всей общечеловеческой
культуры действительно доступно только "божественному Духу".
По Марксу,
Гегель не удержался на высоте диалектического понимания всеобщего, ибо он
"не рассматривает всеобщее как действительную сущность действительно
конечного". Всеобщее же в отрыве от особенного может существовать только в
мысли. Если общечеловеческое рассматривается вне связи с особенным, т.е. социально-классовым
(с национальным, семейным тоже, но именно с классовым, поскольку классовое есть
на данном историческом этапе высшая форма, самая развитая форма социального),
то оно выступает в виде провозглашенного лозунга, недостижимого идеала, к
которому можно только стремиться, но никогда не достигнуть. Маркс показал, что
оборотной стороной превращения всеобщего в нечто самостоятельное, существующее
лишь в мысли, является "некритический позитивизм", когда ограниченное
особенное (современное состояние общества и человека) принимают за выражение
всеобщего. У Гегеля таким воплощением всеобщего, общечеловеческого оказывается
гражданское общество, провозгласившее демократические свободы.
У наших
теоретиков-демократов в качестве общечеловеческого выступают
"ценности", т.е. рыночные отношения. В таких отношениях гуманизм
оборачивается благотворительностью, свобода — плюрализмом форм собственности и
политических партий, а равенство — одинаковыми "стартовыми
возможностями" при переходе к рынку. Не перевелись еще
"некритические позитивисты". Что им до проблемы отчуждения, поднятой
Гегелем и раскрытой Марксом. Его (отчуждение) можно объявить присущим
человеческой "природе", а значит, вечным и неизменным. Только такая
логика есть возврат в прошлое, к логике догегелевской и даже докантовской. Эта
логика есть логика Просвещения только со знаком минус: там в качестве
природных, естественных свойств человека фигурировали свобода и равенство,
здесь — отчуждение, а значит, неравенство.
Вся
культура входит в определение человека, ибо сущность человека не есть присущее
каждому индивиду природное свойство, а есть "ансамбль общественных отношений"
(К.Маркс). Мера усвоения культуры определяется социально-экономическим
положением человека, прежде всего, классовой принадлежностью.
К сожалению, эти принципиальные положения марксизма, не нашли себе места
в теориях "нового социализма", представленными и данных работами.
[1]Б.П.Курашвили "Куда идет Россия?" (Москва,
"Прометей", 1994) и В.А.Кудін "Якою бути нашій Україні?"
(Київ, 1994).