Присутствовали: Молотов, Брук, Кадоган, Уэйвелл, Джекоб, Гарриман, Теддер;

переводчики – Денлоп, Павлов.

Сталин заявляет, что он резюмировал результаты вчерашней беседы в виде меморандума (см. следующий документ. – Ред.).

Черчилль, ознакомившись с меморандумом, говорит, что он даст письменный ответ. Мы, продолжает он, рассматривали эти вопросы день за днем в течение нескольких месяцев, и те выводы, к которым мы пришли, являются наилучшей помощью, которую мы можем предложить нашим русским союзникам. Английские и советские военные могут обсудить в деталях каждый пункт наших заявлений и объяснить положение дела. Эти решения были приняты совместно с американцами и являются окончательными. Мы надеемся, что мы сможем доказать, что наши предложения будут лучшей помощью русским союзникам. Мы были бы рады коснуться как положительной, так и негативной сторон вопроса на специальном совещании английских и советских военных с представлением карт и статистических данных, которые могут быть приведены на этом совещании с большей полнотой, чем здесь. Но Черчилль хочет подчеркнуть, что они исполнены величайшего желания оказать помощь русской армии в настоящее время и в течение будущих месяцев. То предприятие, которое даст повод немцам торжествовать и окажется потерей для нас, не будет помощью русской армии. Он надеется, что мы можем считать эту стадию обсуждения законченной, за исключением рассмотрения вопросов с военной точки зрения.

Черчилль спрашивает Гарримана, есть ли у него какие-либо замечания к его заявлению.

Гарриман отвечает, что эти предложения были результатом серьезного анализа, который закончился несколько недель тому назад. Решения были приняты с согласия президента. Президент исполнен величайшей решимости использовать большие ресурсы в момент, который будет наиболее благоприятным для дела Объединенных Наций. Решения приняты на основе политики наилучшего использования сил, имеющихся в его распоряжении. Президент готов принести любые жертвы, если имеются какие-либо достаточные шансы на успех. Англо-американские предложения нельзя рассматривать как отсутствие помощи в этот критический момент в боях, которые ведут советские армии.

Сталин отвечает, что он считает с военной точки зрения намеченные операции в Северной Африке правильными. Расхождения между нами состоят в том, что англичане и американцы оценивают русский фронт как второстепенный, а он считает его первостепенным.[1]. С военной точки зрения «Факел» является правильной операцией, хотя она недостаточно обставлена политически. Но это можно сделать. Черчилль говорил о том, чтобы наши и английские военные обсудили некоторые вопросы. Сталин не видит, какие вопросы они могут обсуждать. Он за то, чтобы наши военные больше общались друг с другом. Что касается операции в Северной Африке, то мы не имеем к ней прямого отношения. Поэтому он не видит, какие вопросы представляли бы общий интерес для обсуждения. Что касается материальной помощи, которую нам оказали Англия и США и будут оказывать, то мы благодарим за эту помощь и ценим ее. Но в этой связи он должен также сказать следующее. Составлялось столько планов, назначались эскорты для конвоев, а затем снова отменялись, так что теперь мы мало что получаем от англичан и американцев. Он не жалуется, но хотел бы, чтобы было отправлено то, что обещано.[2] Например, предполагалось отправить в СССР поставок 4 400 тыс. тонн, но потом это отменили. Его недовольство вызвано не тем, что нам мало дают, а тем, что дают не то, что обещано. Но если даны обещания, они должны быть выполнены. Здесь предлагают обсудить новую программу поставок. Это нарушает наши планы. В этом причина его, Сталина, недовольства, не в том, что нам мало дают. Что касается нашего фронта, то Черчилль считает этот фронт второстепенным, а мы считаем его первостепенным. Поэтому союзники дают свои дивизии в другие места. Среди союзников бывают разногласия, и в этом нет ничего трагического. Сталин выражает благодарность за поставки Англии и США.

Черчилль заявляет, что англичане и американцы имеют в настоящее время для отправки в СССР ценные грузы на 100 пароходов. Весь вопрос в доставке этих грузов в СССР. Черчилль заявляет, что в отношении обещания по поставкам он должен сказать, что они сделали все, что лежит в пределах человеческих усилий, чтобы выполнить свои обещания. Он должен напомнить о том, что они обещали доставить товары для СССР только в порты погрузки. В этом отношении они свое обязательство выполнили. В нарушении планов, о котором говорил Сталин, виноват Гитлер.

Сталин говорит, что в нарушении планов виноват не Гитлер. Дело в том, что мы получаем из Англии и США только остатки. Эти остатки посылаются в СССР тогда, когда они накапливаются. Если их нет, то нет и поставок[3].

Черчилль отвечает, что он не принимает этого заявления.

Гарриман говорит, что выполнение поставок СССР, согласно указанию президента, производится в первую очередь и поэтому он также не может согласиться с заявлением Сталина.

Сталин заявляет, что все дело в различной оценке значения нашего фронта, который мы считаем единственным фронтом, где в больших размерах заняты силы противника.

Черчилль возбужденно заявляет, что они завидуют славе своего русского союзника. Мы, говорит он, хотели бы заверить русских союзников в том, что мы хотим участвовать в этой жестокой борьбе. Если русские союзники не верят нам, продолжает Черчилль, то мы должны предоставить событиям убедить их в этом. Черчилль не видит смысла протестовать по этому поводу.

Сталин заявляет, что он не протестует. Мы, говорит он, теряем ежедневно 10 тыс. человек. Мы имеем против себя 280 дивизий противника, из них 25 танковых дивизий по 200 танков в дивизии. Однако мы не плачем.

Черчилль отвечает, что он вполне согласен с тем, что сказал Сталин. Мы, говорит Черчилль, восхищаемся доблестью русских армий, и мы скорбим об их потерях. Мы надеемся в ходе войны доказать, что англичане и американцы не медлят в своих действиях и не лишены храбрости, что они готовы пролить кровь, когда будут шансы на успех. Но океаны, моря и транспорт – это факторы, в которых их нельзя обвинять.

Сталин говорит, что он хотел бы пригласить Черчилля и Гарримана завтра на обед часов в 8–8.30.

Черчилль благодарит. Он заявляет, что хотел бы установить со Сталиным товарищеские отношения. Его сердце болит по поводу той доли, которую приходится выносить России. Но он хочет напомнить о том, что в течение года Англия была одна в своей борьбе против врага. В настоящее время на стороне Англии две могучие страны – США и Россия. И поэтому впереди верная победа. Мы имеем силы и возможности, чтобы устроить будущее мира. Черчилль хочет добиться дружбы со своими русскими союзниками. Он заявляет, что готов пожертвовать 100 тыс. британских солдат при высадке на побережье Франции, если бы это смогло помочь России. Он хочет, чтобы Сталин верил в преданность, искренность и в решимость Англии драться.

Сталин заявляет, что между союзниками могут быть разногласия. Это результат различных взглядов на военные вопросы. Он считает, что главным условием высадки на побережье является господство в воздухе. Сталин считает, что если англичане преобладают в воздухе, то возможно расстрелять артиллерийскую и минометную прислугу на побережье Франции. Он, Сталин, может это сделать. Черчилль считает, что он не может этого сделать. Война учит, и возможно, что Черчилль или он, Сталин, откажутся от своего мнения. Это есть различная оценка положения, мораль здесь не имеет значения. Если бы не было господства авиации, Сталин не ставил бы вопроса о втором фронте в Европе. У немцев сейчас не хватает авиации на Западе. При господстве авиации в воздухе Сталин уверен, что на побережье можно создать очаг сопротивления. Черчилль считает, что это невозможно[4]. Однако Сталин иначе смотрит на дело, он спрашивает, может ли он поставить несколько вопросов перед Черчиллем.

Черчилль выражает согласие.

Сталин заявляет, что немцы нападают на конвои, следующие из СССР со своих баз в Северной Норвегии. В этой связи он хотел бы знать мнение Черчилля о том, почему бы не разгромить немцев в Северной Норвегии, например, устроив засаду в Норвегии[5]. В этой операции могла бы принять участие наша и английская авиация. Маршрут конвоев определенный. Им некуда маневрировать. У немцев флот небольшой, и надо его уничтожить, а не распускать конвой. Затем, говорит Сталин, отдельные английские ведомства часто обращаются к нам с просьбами показать им новые образцы вооружения. Мы не возражаем, если это принесет пользу. Но в этой связи Сталин хотел бы узнать, нельзя ли заключить соглашение по этому вопросу, чтобы англичане также показывали нам новые образцы своего вооружения.

Черчилль отвечает, что есть один класс британских изобретений, которых английское правительство не желало бы раскрывать. На британских самолетах имеются приспособления, которые, в случае попадания их в руки немцев, облегчили бы уничтожение английских бомбардировщиков над Германией. Черчилль заявляет, что английское правительство чувствует себя в долгу, ввиду борьбы Советской Армии, и не считает себя вправе просить о показе тех или иных видов новинок. Что касается предложения о заключении соглашения, то Черчилль приветствует это и считает, что этот вопрос следует обсудить.

Сталин говорит, что немцы, захватывая территорию, строят первую, а затем вторую линии укреплений, используя для этой цели лес, камни, бетон. Эти укрепления не выдерживают огня наших новых минометов ракетного образца. Мы имеем в настоящее время противопехотный 132-мм миномет ракетного типа. Он прост в устройстве и подобен ракетным установкам для авиации. В течение нескольких секунд миномет дает залп в 36 снарядов. Можно дать три залпа по 36 снарядов. Эти залпы покрывают 2 гектара земли, на которой не остается ничего живого. Сталин указывает, что эти минометы особенно пригодны для действий против немцев, которые любят предпринимать контратаки[6]. Сталин заявляет, что если английские военные изъявят желание, то мы готовы показать эти минометы в действии.

Черчилль выражает большую благодарность за это предложение. Далее он заявляет, что беседы были просты и искренни. Была возможность сообщить о своих затруднениях, а также о том, что можно сделать для общей пользы. Он надеется, что результатом бесед будет еще более тесное сотрудничество наших стран. Советские и английские военные представители могли бы встретиться для рассмотрения подробностей тех или иных предложений, которые обсуждались между ним и Сталиным. С другой стороны, имеются политические и дипломатические вопросы. Их могли бы обсудить между собой Молотов и Кадоган. Кроме того, остается еще обсудить вопрос о гласности пребывания Черчилля и о том, как использовать его поездку с максимальным эффектом, чтобы вызвать величайшее раздражение у противника.

Сталин заявляет, что мы думали причинить раздражение немцам англо-советским коммюнике. Обещали то, чего не будет. Он хотел бы сказать в коммюнике то, что можно исполнить, не давать невыполнимых обещаний и не повторять прежней ошибки.[7]

Черчилль отвечает, что, с другой стороны, нельзя дать противнику повод думать, что между союзниками имеются разногласия и что он может чувствовать себя спокойно на Западе. Во всяком случае, Черчилль предлагает, чтобы вопрос о тексте коммюнике обсудили Молотов и Кадоган.