Полная победа инноваций над российским образованием (1)
Размышление российского профессора о реформах высшего образования
В.А. Сухомлин
Прокатившиеся за
последние полтора десятка лет над страной бури реформ, направляемых опытной рукой
западных доброжелателей-советчиков (или покровителей), смели многие завоевания
страны Советов.
В состоянии кризиса
оказались все основные сферы государственной жизни – промышленность и сельское
хозяйство, наука и образование, оборонка и армия, правоохранительная система,
культура, здравоохранение, общественная мораль, геополитическая сфера и пр.
Старателями-реформаторами и их пособниками разворованы огромные богатства
огромной страны, создаваемые десятилетиями всем народом и неимоверной ценой
защищенные от врагов нашими отцами и дедами.
Все последние годы
беззакония и правового беспредела самым стойким орешком по отношению к реформам
по-российски (а по сути, антиреформам) оставалась унаследованная от Советского
Союза система образования. И это несмотря на то, что науке и образованию был
нанесен непоправимый ущерб. Напомню, что правящей элитой был спровоцирован
вулканический выброс мозгов из страны: за пятнадцать лет Россию покинуло около
1 миллиона высококвалифицированных научных и инженерно-технических кадров.
Прямые потери государства от этой «операции», по оценкам экспертов, составили
более 1 триллиона долларов, что сравнимо с потерями в Великой Отечественной
войне с фашистской Германией. И процесс утечки мозгов не закончился.
Однако система
образования сумела отбиться от реформистских атак и уберечься от посягательств
на приватизацию государственных образовательных учреждений (факт согласия
Ельцина на приватизацию Чубайсом МГУ стал общеизвестным).
Атаки на отечественное
образование многие годы сдерживались благодаря стойкости Совета Ректоров,
который все эти годы возглавлял академик В.А. Садовничий.
Но
чиновничья рать отступать не собиралась. Система образования представляла собой
не только лакомый кусочек. Она во многом оставалась символом прошлой эпохи,
когда предоставление бесплатного общедоступного качественного образования было
законом для государства. Такая система являлась как бы социальным укором власть
имущим, взявшим курс на привилегированное платное образование для богатых и доведшим
своей ползучей тактикой уровень бюджетного образования в России до самой низкой
отметки в Европе – ниже 40% (для сравнения: в Германии и Франции объем
бюджетного образования превышает 90%).
Кроме
того, безответственная государственная политика по отношению к науке и
образованию на протяжении пятнадцати лет, в результате которой профессора,
доценты, преподаватели университетов превратились в нищих и стали посмешищем в
обществе, не могла не оставить в образовании значительный потенциал негативного
отношения к системе российской власти.
Поэтому чиновничье
войско правящей элиты взялось за систему образования с новой силой, чтобы ее
перемолоть и накинуть на нее чиновничий хомут. В ход были пущены все приемчики.
Это и приближение к верхам элитных фигур из сферы образования. И непрекращающиеся
попытки расслоить систему образования: выделить и обласкать десятку элитарных
университетов, затем погладить по головке еще пару десятков и бросить на произвол
дикого рынка основную массу российских университетов, сняв с них (с помощью
законокрючкотворства) защиту от приватизационных посягательств. Также широко
эксплуатировалось желание бизнеса подменить в возможно большей мере
профессиональное образование тренингом или натаскиванием на текущие задачи
практики. Последнее драматизировалось как фатальное несоответствие системы
образования требованиям растущего российского бизнеса, который якобы из-за
этого стоит перед дилеммой – встать на якорь или развивать альтернативную
систему профессиональной подготовки.
Венцом всему стал
стремительный рывок в Болонский процесс, который оказался в роли катка для реформирования
национальной высшей школы. Рывок без оглядки, без тени сомнений, без шансов на
научный анализ и полемику, хотя ранее министерство громогласно заявляло, что будет
проведено тщательное исследование Болонского процесса, поставлены эксперименты
и пр., прежде чем будут приниматься какие-либо решения. Рывок такой, какой
должен быть при выполнении спецназовцами боевого задания, например штурма
объекта, занятого террористами.
Итогом штурма образовательных
бастионов стали законодательные решения, открывшие путь к практическому
реформированию высшей школы. Я имею в виду закон о поправках, вводящий в России
двухуровневую систему высшего образования (бакалаврат – магистратура), а также
закон «О внесении изменений в отдельные законодательные акты РФ в части
изменения понятия и структуры государственного образовательного стандарта».
Эти законы мы,
конечно, не оставим без обсуждения. Но временно сделаем заход с другой стороны.
Почему так много
говорят об образовании? Может, это не так уж и важно, каким образованию быть?
Что значит система образование сегодня?
Уточним роль системы
образования для современного общества. В 90-х годах международным сообществом
разработана концепции информационного общества (ИО), основанного на знаниях.
Признание концепций ИО привело к созданию и планомерной реализации национальных
стратегий построения ИО большинством стран мира. Всемирный саммит по информационному
обществу «Женева 2003 – Тунис 2005» стал одним из механизмов интеграции усилий,
направленных на построение ИО. В документах этого саммита образование и наука
провозглашены важнейшими социокультурными технологиями построения нового, постиндустриального
общества. Именно им отдана роль локомотива современного прогресса.
Образование и наука
стали важнейшими сферами жесткой конкурентной борьбы за мировое лидерство. Тот,
кто обеспечит здесь себе превосходство, обеспечит и достойное место под солнцем
в международном экономическом пространстве.
В чем особенности системы образования?
Какими особенностями
обладает система образования? Что с ней можно делать, а чего нельзя?
Одним из характерным
ее свойств, которое не учитывается реформаторами, является так называемая
унаследованность (legacy). Унаследованные системы за долгое время использования
становятся неотъемлемой частью жизни и деятельности многих людей. Когда такие
системы начинают заметно отставать от требований современных или грядущих технологий,
то встает естественный вопрос об их обновлении. Учитывая наработанную за годы
практическую ценность унаследованных систем, их чрезвычайную сложность, а также
высокую стоимость их полной реконструкции, для обновления унаследованных систем
применяют специальные технологии. Такие технологии позволяют сохранить все
полезные функции унаследованной системы, перевести ее на рельсы современных
решений, обеспечить гибкую интеграцию со всем информационным миром. В таких
технологиях сам я разбираюсь, но в популярной и сжатой форме их объяснять пока
не умею.
Конечно же,
госчиновникам во власти в высоких технологиях разобраться сложно. Но амбиции и
жажда карьеры зовут их на подвиги.
Для того чтобы
чиновнику сделать карьеру, ему надо выдать на-гора быстрый и хорошо
пропиаренный результат. Для этого необходимы, во-первых, относительно несложная
для понимания, хорошо разрекламированная, лучше, если подхваченная из-за
рубежа, догма или концепция, и, во-вторых, конъюнктурные условия, позволяющие
зацепить за эту догму денежные потоки (вот тут уж чиновник будет на коне, а на
политической-то волне он будет еще и неуязвим).
О том, во что
обойдется стране, другим людям очередная тяп-ляп кампания и, вообще, о том, что
будет, когда время обнажит кошмарный итог, чиновнику дела нет – карьера
сделана, благополучие достигнуто, безнаказанность гарантирована.
Выше говорилось, что
система образования – это унаследованная система, к обновлению которой
нужен особый подход. А уж кувыркать такую систему с ног на голову никак нельзя.
Хорошая она или нет, но прошла она через жизни большинства жителей страны, проникла
она всем им в каждую клеточку. Десятки, если не сотни, тысячи школьных учителей
и вузовских преподавателей отдали этой системе свои талант, душу, творчество.
Конечно, госчиновнику, решающему задачи высокого полета, на эти мелочи наплевать.
Еще одно свойство,
характерное для образования, состоит в том, что это сфера с последействием в несколько
лет, т.е. эффект от инвестирования и модернизации этой сферы, как правило,
отложенный.
Порушить науку и
образование можно в считанные месяцы, а для того чтобы вернуть к плодотворной работе,
нужны многие годы. Например, лично проверено: чтобы создать, апробировать и
внедрить в систему высшего образования новое образовательное направление,
требуется около десяти лет. Такой срок, как правило, больше срока полномочий
выбранных на государственные должности чиновников. Поэтому, если с министерствами
и министрами происходит чехарда, за серьезную и большую задачу лучше и не
браться.
Итак,
противоречие – госчиновнику требуется сделать с наукой и образованием
что-нибудь сиюминутное, эффектное, искрометное, как спецназовская атака. А они,
эти глыбы, такие упертые, никак не хотят крутиться в темпе чиновничьей мысли, в
сроки чиновничьих полномочий.
Примером бездумной,
поспешной и безответственной государственной/чиновничьей политики в сфере образования
может служить относительно недавнее обрушение до основания системы профессионального
среднего образования. А ведь сохранись эта система – и не было бы такого дефицита
кадров по ряду позиций в ИТ-отрасли (кодировщиков, системных администраторов,
тестировщиков, эксплуатационщиков могла бы готовить именно эта система).
Сколько теперь потребуется средств и времени на ее возрождение? А то, что это
необходимо делать, не вызывает сомнений: без квалифицированных рабочих рук
развитие экономики невозможно, а сами эти руки не вырастут.
К чему ведет реформа российской системы образования?
Прежде всего, к
снижению уровня массового профессионального образования.
Уровень массовой
подготовки специалистов с высшим образованием, достигнутый отечественной высшей
школой, существенно выше бакалаврского уровня – первой академической степени,
декларируемой Болонским процессом. Так сказать, Россия переросла короткие
штанишки болонских бакалавров. Чиновники, которые навязывают стране образовательную
модель бакалавр-магистр, по существу добиваются того, чтобы для 80% выпускников
вузов их уровень знаний был ниже на 20% (только в количественном отношении, а в
качественном разрыв будет выше), чем уровень нынешних выпускников или
выпускников советского времени. Магистратура охватит не более 20% выпускников,
возможно, эта цифра и будет чуть выше, но тогда в ущерб качеству. Сам я являюсь
энтузиастом магистерского образования, десять лет назад по собственной
инициативе открыл магистерское обучение на одном из математических факультетов
МГУ, за десять лет реализовывал несколько магистерских программ, в том числе и
с зарубежными университетами. Это элитарное обучение, трудное для реализации,
тем более в существующих условиях. Так как главной его опорой являются
прикладная наука и hi-tech. Однако первая под корень срублена в период
лихолетья 90-х, второй компонент развивается только эпизодически по телевизору
в речах первых лиц государства.
Итак, государство
хочет, чтобы народ поглупел. Это тогда, когда весь мир строит общество знаний,
россиянам навязывается всенародное поглупение. Парадокс, да и только! Конечно,
и нам много говорят об инновационной экономике. Но при этом не объясняют, кто
же будет создавать новшества. Для бакалавров такая деятельность не предусмотрена
по определению. А для подготовки качественных магистров научная база в неудовлетворительном
состоянии – наука, особенно прикладная, и высокотехнологичная индустрия
представляют собой прискорбное зрелище. Видимо, чиновники думают, что эти самые
инновации можно будет купить на нефтедоллары.
Правда, шуму много
наделано по поводу нанотехнологий. Действительно, если предыдущие эры человечества
назывались атомной, космической, компьютерной, сейчас все чаще нашу эру
называют нанотехнологической: наука, технологии, производство стали более
тонкими, широко используют свойства микромира. Но наши госчиновники и здесь отличились.
Во-первых, они нашли одно место на всю Россию, откуда должны произрастать эти
самые нанотехнологии и которое должно окропляться живительной силой денежных
потоков (хотелось бы надеяться, что это не черная дыра для слива денег). И
второе достижение – они даже российские нанотехнологии сделали «партийной»
наукой! Даже бывшие менты, разложившие полностью МВД, теперь стали наноучеными.
Последние годы я
старался развивать технологии сенсорных сетей, поэтому интересуюсь прогрессом в
области нанодатчиков. Однако теперь не знаю, могу ли заниматься этим делом, не
приняв постриг в партии власти.
Но вернемся к
нашим бакалаврам
Надо признаться, что
если Россия будет развиваться по так называемому сырьевому сценарию, то
действительно наши правители правы. Бакалаврского уровня россиянам будет в
основном достаточно, чтобы грамотно сопровождать нефтегазовую канализацию.
Видимо, за нас уже все
решили?
У народа, правда, не
спросили, хочет ли он поглупеть или нет? Может это ему не понравится, как и те
госчиновники, которые пытаются одурачить страну. Но это уже политика, а мы
хотим с Болоньей разобраться.
Прежде чем перейти в
Болонскому процессу, пожалуй, уместен еще один вопрос. А как Европа относится к
тому, что россияне возьмут и поглупеют? А это, оказывается, с планами Европы
хорошо согласуется.
Одна
из основных задач Болонского процесса – привлечь наших студентов в европейские
университеты, чтобы те развивались за счет соседей, а также отбирали бы
наиболее талантливых студентов для продолжения обучения в магистратуре –
европейской науке и экономике нужны молодые и талантливые кадры. А с теми россиянами,
кто обучаться высоким наукам не способен и не нашел бы себе места с бакалаврским
дипломом в европейской экономике, была бы большая проблема, если бы в России
признавался только диплом специалиста. А теперь гуманные европейцы будут
спокойны за судьбы своих выпускников – некондицию можно спокойно возвращать
обратно.
Что же наиболее ценного теряет при
реформировании наша система образования?
Самым ценным
накоплением в системе образования является весь объем преподавательских технологий,
преподавательского опыта, т.е. вся совокупность выстраданных каждым творческим
педагогом собственных разработок, конспектов лекций, дидактических материалов,
лабораторных, заданий, тестов, методик и пр. Сюда же следует отнести и тысячи
спецкурсов и семинаров, предназначенных для подготовки добротных специалистов.
Ценность этих накоплений никем не оценивалась, а она исключительно велика.
Специалисты-системщики, занимающиеся обновлением унаследованных систем, конечно
же, сделали бы все, чтобы заставить служить наработанный багаж максимально
полно и в новых условиях. Но специалисты, к сожалению, у нас не принимают
решений. Ныне в моде решения спецназовского типа: вперед без страха и сомнений,
а там – что будет.
Итак, все! Решено –
бросаемся в Болонский процесс. А все ли знают, что это такое, и ждут ли нас
там, в этом процессе, а если и ждут, то в каком месте и в каком качестве?
Погладят ли по головке, одарят ли дорогими подарками или, наоборот, высосут всю
кровушку, а потом кинут?
Откуда вырос Болонский процесс?
Лидеры ведущих стран
послевоенной Европы достаточно быстро поняли стратегическую важность интеграции
своих экономик. В противном случае их страны навсегда остались бы вассалами
США.
Огромной сложности
задача решалась поэтапно. Важным шагом на этом пути было создание в начале 70-х
системы европейской стандартизации с целью обеспечения развития свободной
торговли товарами и услугами в Европе на основе использования региональных
стандартов международного уровня. Основу системы европейской стандартизации
составили известные организации CEN (европейский многопрофильный комитет по стандартизации
товаров и услуг, основанный в 1971
г.), CENELEC (европейский комитет по стандартизации в
электротехнической и электронной индустрии, образованный в 1973 г.), ETSI (европейский
институт по стандартизации в области телекоммуникаций и информационной
инфраструктуры, образованный в 1988
г.).
Заслугу этих
организаций в формировании общеевропейского рынка (1992 г.) трудно переоценить.
И вот, в начале 90-х родился европейский экономический колосс, способный
достойно конкурировать с всемогущей американской экономикой. Казалось, цель
достигнута, Европа может жить спокойно.
Но в 90-х годах на
уровне крупнейших международных организаций (ООН, ЮНЕСКО, МЭФ и др.) приходит
понимание того, что общество и экономика становятся другими. Основным
экономическим резервом развития объявляется человеческий потенциал. Всеми
осознается, что экономика должна ориентироваться на человека, на его развитие,
экономика все в большей и большей мере должна носить инновационный характер,
постепенно трансформируясь в экономику знаний, а главным оружием в достижении
конкурентоспособности, экономического благополучия оказываются наука и
образование.
И здесь выявляется
следующее. Несмотря на то, что Европа по численности превосходит Америку в
полтора раза, американская система образования оказывается в полтора раза
эффективней и рентабельнее европейской.
И тогда Европа
начинает новый интеграционный проект, выстраивая единое образовательное пространство
и единый рынок труда, с тем чтобы обеспечить в итоге конкурентоспособность
своей экономики, своей системы образования.
Болонский процесс – европейский проект
Таким интеграционным
проектом стал Болонский процесс – чисто европейский проект, направленный на создание
зоны европейского высшего образования в интересах развития европейской экономики
и процветания граждан Европы.
Ни в одном из
документов Болонского процесса ничего не говорится о месте России в этом процессе.
Основные цели
Болонского процесса четко определены. Это обеспечение конкурентоспособности, привлекательности,
рентабельности европейского образования.
Расшифруем подробнее,
что под этим подразумевается.
Во-первых, европейская
система образования должна быть конкурентоспособной с американской, иначе
европейской экономике не выдержать конкуренции с экономикой США – сейчас все
решает уровень образования и науки.
Далее, европейское
образование хочет быть привлекательным и привлечь в Европу (!) как можно больше
талантливой молодежи. Здесь меж строк подразумевается Россия. Стареющая Европа
задыхается без нового пополнения, и она с удовольствием приняла бы молодых и
талантливых людей из Восточной Европы в свои университеты, чтобы они затем
влились в европейскую экономику.
Точно
так же Европа хочет заработать деньги, предоставляя нашим гражданам
качественные образовательные услуги, в том числе с использованием современных
информационных и коммуникационных технологий – Европейские университеты должны
процветать. Поэтому большое внимание Европа уделяет развитию системы
дистанционного обучения, обучения по франчайзинговым программам и с помощью
развертывания зарубежных филиалов, а также созданию соответствующей законодательной
базы.
Таким образом, на роль
донора Россия для Болонского процесса вполне подходит. Значит, когда говорят,
что Россия вступила в Болонский процесс, надо понимать, что она согласилась
помогать Европе строить конкурентоспособную с американской европейскую систему
образования в роли поставщика своих лучших молодых мозгов, а также согласна
инвестировать развитие европейских университетов.
В этом случае
становится понятным, что для обеспечения наибольшего объема такой помощи (переливания
в Европу российской серого вещества), нужно унифицировать структуру и формат обучения,
чтобы не возникало никаких преград для студенческой мобильности с Востока на
Запад (и для мобильности некондиции в обратном направлении).
То есть получается
следующая картина. Стоит и красуется американский небоскреб науки и образования,
Европа спешно строит свой дворец знаний, который должен не уступать
американскому, а Россия старается почему-то угодить бедной Европе, помогать ей
в строительстве, отдавая свой лучший строительный материал задаром, при этом
разбирая собственные университеты, уничтожая накопленный ими задел знаний для
подготовки добротных специалистов, с тем чтобы потом принять недоученных в Европе
наших же бакалавров.
Разве в наших
интересах объединяться с Европой против США и быть донором для европейской
системы образования? Европейских товаров на российских рынках 70-80%. Кто кому
конкурент?
Конечно, возможно
возражение. Что, мол, профессор просто сгущает краски. Что наши правители и не
думают строить европейский дворец знаний, а хотят построить наш собственный по
образцу и подобию европейскому.
Это возражение легко
опровергнуть.
Во-первых, кто же
начинает обновлять сложную систему с разрушения ее добротно работающих функций.
Построй вначале что-то лучшее, а затем и заменяй. Тем более в образовании и
науке, где все хорошее быстро не делается.
Во-вторых, а где
концепция и план какого-либо строительства, где соответствующие проекты,
расчеты, обоснования, программы? Ведь начинают чиновники не с бизнес-планов, а
с обрушения огромного научно-методического достояния национальной высшей школы,
которое позволило нашим ученым первыми укротить атом, поднять в космос корабли,
создать систему противоракетной обороны. Уже говорилось, что за последние
пятнадцать лет весь мир с большим удовольствием заглотал около миллиона наших
ученых и специалистов, подготовленных этой системой и выдавленных из страны ее
радетелями. Причем заглотал – и еще хочет. Сейчас российские университеты
захлестнуты волнами рекламных акций с Запада и Востока, зазывающих выпускников
наших университетов для продолжения учебы в заграничных университетах по
магистерским и докторским программам.
А мы этого не ценим!
|