Харпал Брар

Части:

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 

10, 11, 12, 13, 14, 15, 16.

Маловероятно, что это приведет к кризису, который, по словам Артура Кребера, потребует а) быстро растущего долга и б) триггерного (запускающего) события, которое заставит неустойчивых заемщиков заплатить или обанкротиться. Он утверждает, что у Китая был долг, но не спусковой механизм.

Продолжая, он говорит, что причиной долгового кризиса на развивающихся рынках является неспособность выплатить долг иностранным кредиторам. В случае Китая, однако, его внешние заимствования составляют около 10% ВВП, и он имеет огромные валютные резервы в размере около 3,5 трлн. долларов, помимо профицита текущего счета в размере 2,3% ВВП.

Таким образом, Китай не сталкивается с кризисом ликвидности. По его словам, нет спускового механизма ликвидности, нет кризиса.

Кроме того, практически все кредиты в Китае обеспечиваются индивидуально. Депозиты, самый безопасный и стабильный вид фондирования.

Имея дело с теневым банкингом[1], банковское дело осуществляется вне балансов обычных банков, – г-н Крёбер говорит, что в США и Великобритании теневые банковские операции были шире, чем официальные банковские системы, и, вероятно, способствовали финансовому кризису.

К 2010 году теневой банкинг начал появляться в Китае по двум каналам:

1) Банки и трастовые компании начали предлагать «продукты управления благосостоянием», при этом инвесторы получали более высокие процентные ставки, чем банковские депозиты. Эти организации не являются банками, но иногда работают в тесном сотрудничестве с банковскими партнерами.

Китайский теневой банкинг довольно невелик. В то время как в США небанковские активы составляли почти 60% всех финансовых активов и равнялись 150% ВВП, в Китае небанковские активы составляли всего 9% финансовых активов и относительно скромные 31% ВВП (эта цифра намного меньше, чем принято большинством экспертов в данной области).

2) Почти все теневое банковское финансирование Китая состоит из обычных банковских кредитов, которые направляются через небанковские учреждения. Теневые банки возникли как способ обойти систему регулируемых процентных ставок и правила, требующие, чтобы общая сумма ссуд в банковских книгах не превышала 75% их депозитов.

Можно только надеяться, что г-н Крёбер прав и что Китай не столкнется с финансовым кризисом из-за резкого роста кредитования – банковского и небанковского. Большинство других, включая китайские власти, крайне обеспокоены размером китайской задолженности.

Пока китайские власти справляются с ситуацией очень компетентно и умело. И все же день расплаты нельзя отложить навсегда. Если экономика работает по рыночным принципам, а рынок продолжает все глубже проникать в китайскую экономику, то последнее слово остается за рынком, независимо от того, насколько компетентны и искусны регулирующие органы. Как выразился один китайский обозреватель: «Приближается зима. Вы все еще можете снять пальто и притвориться, что Вам тепло, но на самом деле мороз начинает кусаться»[2].

Экономика Китая интегрирована с внешним миром – и этот внешний мир капиталистический. В своем развитии Китай во многом зависит от внешнего мира, от событий, которые отражаются на экономике Китая и наоборот. Худший экономический кризис империализма, начавшийся с 2007-2008 гг., затронул, помимо капиталистического мира, и Китай. Экспорт, составляющий такую большую долю китайского ВВП, резко упал, поскольку рынки в США и других странах иссякли, что привело к закрытию десятков тысяч фабрик и к потере более 30 миллионов рабочих мест. Отсюда гигантский правительственный пакет стимулов и проблемы, которые он принес с собой, как вкратце изложено выше. В китайской экономике в течение 30 лет темпы роста выражались двузначными числами, теперь же они достигли новой нормы – 7% в год, после того как в мировую капиталистическую экономику дуют холодные ветры.

Пока продолжается реализация политики «реформ» с ее зависимостью, в частности, от экспорта, в дополнение к действию законов рынка внутри страны, китайская экономика, как и любая другая рыночная экономика, будет продолжать испытывать спады и пики, со всеми вытекающими отсюда нарушениями равновесия, какими бы могущественными ни были власти, как бы грамотно они ни управляли экономикой. И это не учитывает политические последствия укрепления рынка.

Перепроизводство в жилищном и других секторах, снижение доходов местных органов власти (зависящих от продажи земли) затрудняют возможность заемщиков обслуживать и возвращать ссуды. Огромное количество домов стоит пустыми, построенными и купленными так, как будто они были спекуляциями, а не предназначены для проживания.

В свою очередь, снижение темпов роста китайского ВВП имело бы, и действительно уже имело, пагубные последствия для многих других экономик, поскольку 40% глобального экономического роста с момента кризиса 2008 года было обусловлено ростом в Китае.

Поскольку Китай потребляет 40% мировой меди, алюминия, сырой стали, никеля и олова, падение темпов роста Китая отрицательно сказывается на производителях этих товаров – от Австралии до Африки и Латинской Америки. То же самое и с европейскими автопроизводителями.

Только на основе обобществления средств производства, централизованного планирования производства, государственной монополии на внешнюю торговлю и усиления диктатуры пролетариата Китай сможет предотвратить нависшие над ним опасности. А это означает разрыв с так называемыми реформами и прекращение процесса интеграции в мировую капиталистическую экономику. Такой курс, несомненно, был бы болезненным. Но альтернатива в конечном итоге будет еще более болезненной для масс китайского народа.

Мы, как друзья и доброжелатели китайского народа, можем лишь констатировать необходимость «…экономики планировать, чтобы гарантировать независимость народной экономики, чтобы наша экономика не превратилась в придаток капиталистической экономики. От нас зависит не стать придатком капиталистической экономики»[3].

То, что относилось в недавнем прошлом к Советскому Союзу, в равной мере сегодня применимо и к Китаю. От Коммунистической партии Китая зависит предотвратить судьбу, ожидающую китайские массы, если нынешний курс будет продолжен.

Глава 13. Валютные резервы

«Если вы должны своему банку сто фунтов, у вас начнутся проблемы. Но если вы должны ему миллион, то все идет как надо»

Джон Мейнард Кейнс

«Если Кейнс был прав, то у стран-кредиторов есть огромная проблема, а у США – вообще нет. Однако предположение, что кредиторы должны быть напуганы больше, чем должник, неверно, если последнему необходимо продолжить заимствование. Если кредиторы сталкиваются с бесконечным потоком дополнительных заимствований и хорошей вероятностью дефолта в конце, они не должны бросать на ветер хорошие деньги за плохими. Тогда они должны облагать должника огромными расходами.

Этот баланс финансового террора, как его еще называют, характеризует нынешние огромные финансовые потоки в США. Если мир хочет выбраться из этого затруднительного положения, необходима тщательно продуманная экономическая политика. Увы, мы можем рассчитывать на то, что администрация Джорджа Буша не предоставит этого»[4].

«Ругань и нападки на Китай», охватившие политику США с начала этого века, напоминают оскорбления Японии в предыдущие десятилетия. Поступая так, США играют с огнем и кусают руку, которая их кормит, – так утверждал в 2005 году профессор Нуриэль Рубини из Нью-Йоркского университета.

Учитывая дефицит бюджета и счета текущих операций, американцы могут потреблять и инвестировать, как если бы дефицита не существовало. В таком случае Джон Сноу, тогдашний министр финансов, «… возможно, самой безответственной с финансовой точки зрения представитель администрации США со времен Второй мировой войны (то есть, администрации Джорджа Буша), должен пасть на колени в знак благодарности, а не разражаться жалобами»[5].

И это, по словам профессора Рубини, из-за жестоких экономических потрясений, которые последуют за прекращением потока официальных международных кредитов: «Последствия почти наверняка будут включать в себя обвал доллара, при этом рост внутренних цен, скачок процентных ставок, падение цен на жилье, резкий рост банкротств домашних хозяйств и, что немаловажно, резкая рецессия в США. Чем больше и быстрее будет корректировка во внешних счетах, тем серьезнее будут эти последствия. Приземление будет тяжелым»[6].

Далее г-н Вольф предположил, что в долгосрочных интересах США было бы предотвратить взрывное накопление своих обязательств, поскольку, как он разумно указал, «каким бы серьезным ни был кризис, если бы внезапная коррекция произошла сейчас (это было всего 15 лет назад), это было бы ничто по сравнению с тем, что произошло бы после еще одного десятилетия роста чистых обязательств».

Вместо того, чтобы выбирать между внезапной коррекцией тогда и гораздо более жесткой внезапной коррекцией позже, «почему бы не пойти на более плавную коррекцию, которая начинается сейчас?», – спросил г-н Вольф. Да, в самом деле. Почему бы и нет? Если бы только капитализм руководствовался здравыми соображениями!

В высшей степени разумный рецепт г-на Вольфа заключался в том, что, в то время как США должны сократить свои расходы, их кредиторы, в частности Китай, должны делать наоборот – тратить больше и, вместо накопления положительного сальдо торгового баланса, иметь дефицит текущего счета. Все дело в том, что каждая сторона – страны с профицитом и США – имеют свои собственные побуждения, которые движут их экономикой. Даже когда они знают, что движутся к катастрофе, они оказываются бессильными действовать.

Между прочим, многие развивающиеся азиатские страны, имевшие тогда дефицит, не избежали разрушительных последствий азиатского финансового кризиса, поразившего их в 1997 году; они пострадали еще больше из-за дефицита в масштабе, к которому мистер Вольф хотел бы, чтобы они вернулись.

Четыре года спустя г-н Вольф вернулся к этой теме, заявив, что, по его мнению, накопление Китаем 2 000 миллиардов долларов (сейчас это 3 000 миллиардов долларов) в валютных резервах было "ошибкой" перед тем, как сделать следующее предупреждение: «… Теперь у него есть выбор. Если он хочет, чтобы его претензии к США были безопасными, он должен способствовать корректировке глобального платежного баланса. Если он и другие страны с профицитом желают иметь огромные профициты и накапливать огромные финансовые требования, им следует ожидать дефолта. У них не может быть одновременно надежных зарубежных активов и огромных излишков. Они должны выбирать между этим. Это может показаться несправедливым. Но кто сказал, что жизнь справедлива?»[7].

Китайские власти, обеспокоенные безопасностью своих долларовых инвестиций, часто заявляют, что хотят диверсифицировать свои резервы за счет доллара. В превосходной статье в Financial Times[8] Джон Плендер предположил, что крупнейший в мире кредитор «находил эту задачу в значительной степени равной усилиям Сизифа по продвижению валуна в гору».

Ссылаясь на увеличение вложений Китая в ценные бумаги Казначейства США, которые на конец 2010 года составляли 1160 миллиардов долларов (и это была лишь часть долларового компонента резервов, которые в то время составляли порядка 2750 миллиардов долларов), по сравнению с годом ранее, г-н Плендер заметил, что его усилия не увенчались успехом.

Пока Китай продолжал накапливать все больше и больше долларов за счет положительного сальдо торгового баланса, он был обречен на покупку долговых расписок правительства США, поскольку альтернативные пути инвестирования в США были в значительной степени закрыты для него властями США по надуманным соображениям национальной безопасности.

Договор между должником и кредитором, лежащий в основе торгового дисбаланса, означал, что «… бедные китайские домохозяйства в конечном итоге облагались налогом для субсидирования потребления богатых домохозяйств в развитых странах».

«Где, – спросил г-н Плендер, – здесь мораль?»

Г-н Плендер убедительно утверждает, что стоимость китайских долларовых инвестиций «сомнительна, и рычаги воздействия страны-кредитора не могут быть использованы без нанесения серьезного ущерба самому себе. Продажа долларов просто уменьшит стоимость их портфолио, нанеся серьезные убытки Центральному банку».

Он добавляет, что Китай – «невротический триллионер, застрявший на беговой дорожке», сопротивляющийся удорожанию своей валюты и сохраняющий огромный торговый профицит. «Кредитное плечо, создаваемое крупнейшим в мире кредитором, вряд ли можно назвать даже мягкой силой. В большинстве случаев это не более чем импотенция. В противном случае это может привести к взаимно гарантированному уничтожению».

Г-н Пендер делает зловещий вывод: «Два возможных исхода – это усиление протекционизма со стороны США и, в конечном итоге, огромная потеря валюты Китая по его долларовым резервам».

Другими словами, Китай будет проклят, если он диверсифицируется, и будет проклят, если он этого не сделает.

С начала «реформ» и открытия четыре десятилетия назад китайская экономика также выстраивала дисбалансы на международном уровне, как и внутри страны. Рост Китая, обусловленный экспортом, привел к значительному положительному сальдо торгового баланса, особенно с Соединенными Штатами. Эти излишки не могут поддерживаться в течение длительного периода времени[9].

На основе своего положительного сальдо торгового баланса Китай накопил огромные резервы иностранной валюты. Так же, как Япония и Южная Корея до этого, Китай ссудил деньги США, чтобы последние могли покупать его товары. Эта договоренность должна была быть нарушена, как это действительно было с началом последнего экономического кризиса империализма в 2008 году. В результате китайский экспорт резко упал, что, в свою очередь, привело к закрытию заводов в Китае в крупных масштабах, к сокращению в промышленном производстве Китая и к падению роста его ВВП. Попытка китайских властей справиться с этим драматическим поворотом событий с помощью массивного пакета стимулов в размере 4000 млрд. юаней оказала некоторое временное смягчающее воздействие, после чего темпы роста производства в Китае снизились с 10% в год до менее 7%. К сделке добавились стимулы к уже существующей избыточной мощности в китайской промышленности, высокому уровню задолженности и пузырю на рынке недвижимости, который может взорваться в любой момент.

Внутри страны высокие темпы роста обусловлены инвестициями за счет внутреннего потребления. В начале 2010 года China Daily писала: «Представитель ACFTU заявил, что доля ВВП Китая, направляемая на заработную плату, сокращается в течение 22 лет подряд, что свидетельствует о потенциальном социальном конфликте…»[10]. Поразительным фактом было то, что доля заработной платы в ВВП упала с 57% в 1983 г. до 37% в 2005 г. и с тех пор оставалась неизменной.

Газета China Daily также сообщила, что «недавняя волна самоубийств у финансируемого Тайванем производителя Foxconn и широкомасштабная забастовка на заводе японского автопроизводителя Honda в Фошане,… обострила условия жизни рабочих, многие из которых борются с низкой заработной платой и плохими условиями труда».

Успех китайского роста, основанного на экспорте и инвестициях (экспорт и импорт составляют 70% ВВП, в то время как инвестиции составляют около 50% ВВП, в отличие от среднемирового показателя в 24%) в период «реформ» был основан на дешевой рабочей силе, дешевой энергии, дешевой земле, низких экологических стандартах – особенно на дешевой рабочей силе – все это стало магнитом для Fortune 500 Forbes, который ворвался в Китай и создал производственные мощности, ставшие двигателем экспортной машины Китая.