Рабочий класс: переходы и перспективы (2)

В.А. Сычёв

Часть 1. Часть 2.
Часть 3. Часть 4.

То есть, по самым завышенным оценкам, только один рабочий из 370 в 2022 году имел какое-либо отношение к организованным акциям протеста трудящихся (на самом деле, если не делать вышеуказанных допущений, это соотношение ещё больше не в пользу сегодняшнего организованного рабочего движения).

В России 1133 города разной величины, более трёх миллионов юридических лиц. Если предположить, что забастовки равномерно были распределены по стране, то этот вид акций протеста происходил только в одном из 11 городов и в очень незначительном от общего числа количестве предприятий. Не сложился и какой-либо центр протестной активности, где происходила бы концентрация существенного числа забастовок из общего их количества.

По данным того же «zabastcom», в 2022 году трудовых конфликтов было больше, чем в предыдущем году. Получается, что сейчас мы имеем тренд на увеличение количества акций протеста. Но из приведённых данных понятно, что данный тренд имеет, к сожалению, все признаки статистической погрешности.

Какие же главные выводы следуют из всех этих цифр?

Забастовки крайне редки в наше время, опыт организованной борьбы не накапливается. Количество рабочих, хотя бы раз в жизни бывших участниками борющегося трудового коллектива, крайне незначительно. Да и без цифр, просто общаясь с рабочими разных предприятий, можно уяснить – о классовых союзах и стачках помышляет абсолютное меньшинство из них.

То, что мы видим – это и есть упадок рабочего движения, позволяющий утверждать, что трудовой народ сегодняшней России не готов к организованной борьбе.

Некоторые наблюдения

Навскидку можно привести несколько особенностей современного рабочего класса России.

- Массовое нежелание рабочих вести даже экономическую борьбу. Люди устраиваются на работу, сталкиваются с низкими зарплатами и другими ущемлениями своих прав, но совсем не спешат протестовать. Если поговорить с любой категорией трудящихся и спросить, готовы ли они бороться и требовать улучшений, то очень редко, кто ответит утвердительно. Ещё реже встретим тех, кто действительно борется.

- Неумение объединяться для борьбы даже за самое малое. Казалось бы, что группа всегда сильнее и даже выглядит весомее, чем одиночка. Но рабочие нашего времени не просто не умеют выступать как коллектив с требованиями к «работодателю», а часто даже избегают такого поворота событий.

- Нежелание усваивать классовые традиции борьбы. Никакие разговоры с рабочими обычно не приводят к признанию ими своей преемственности с теми пролетариями, которые когда-то строили баррикады и создавали Советы. Мы, коммунисты знаем, что даже обычный независимый профсоюз – это уже большая сила для борьбы рабочих за свои элементарные права. История на нашей стороне, а современные рабочие (за редким исключением) с этим не согласны. Попробуйте их убедить.

- Нежелание причислять себя к рабочему классу. Многие живущие от зарплаты до зарплаты настолько далеки от всякой классовой борьбы, что даже рабочими себя не считают. Можно быть водителем, токарем, или, например, крановщиком. И при этом осознавать себя свободным горожанином, будущим бизнесменом, представителем «среднего класса» и вообще кем угодно. Но только не рабочим. К сожалению, это явление сейчас распространено. Работать с такими, не осознающими свою истинную классовую принадлежность людьми, особенно трудно.

- Нежелание идти на обострение, когда это необходимо. Обычная картина: на предприятии группа энтузиастов решает выступить за очевидно нарушенные права коллектива, администрация тут же начинает «прессовать» активистов, а основная масса рабочих наблюдает за происходящим со стороны. Энтузиастам могут даже посочувствовать в курилке, но действиями не поддержат – не хотят сами идти на обострение с начальством. Вся эта печальная картина заканчивается травлей или увольнением «выскочек». А оставшаяся на предприятии масса работников делает молчаливый вывод – нечего было и выступать. То есть отказываются от борьбы даже при явной несправедливости со стороны «господ» капиталистов. Тут можно вспомнить и политические примеры. Отказ широких масс от борьбы против людоедской пенсионной «реформы» в 2018 году привёл к лёгкому воплощению задуманного со стороны господствующего режима.

Мы, коммунисты, разве не призывали людей выходить на улицы? Может быть мы виноваты, что громче не кричали? Не надо строить иллюзий. Нас слышали все. Но только лишь опыт классовой борьбы помогает развеять туман буржуазной пропаганды и даёт возможность адекватно оценивать все лозунги. Не имея такого опыта, тысячи окружающих нас рабочих предпочли внимать аргументам буржуазии, а также сладким речам представителей КПРФ, которые вместе с СР разыграли спектакль с попытками организации референдумов, однако в итоге слили этот референдум и по факту подыграли действующему режиму. Буржуазия и прислуживающие ей оппортунисты удержали людей от обострения, но и сами трудящиеся показали, что они всё ещё полны ложных надежд на парламент и демократию.

Конечно, на всё это можно возразить, вспомнить, что в России есть и борющееся коллективы и боевые независимые профсоюзы. Да, мы видим, они есть – но в ничтожном количестве. Капля в море. Основная масса трудящихся на текущий момент не осознаёт потребности в адекватном понимании окружающей действительности и просто в элементарной организованности.

Класс-в-себе и класс-для-себя

Зачастую марксисты используют совсем странные термины, да ещё и трактуют их по-разному, в зависимости от выбранных теоретических школ и глубины познаний.

Когда представители РКРП говорят, что рабочий класс сейчас является классом-в-себе, то имеют ввиду то, что он пока не осознаёт себя классом, а отсюда и не стремится к единению. Он в основной своей массе не видит своих классовых интересов, не является субъектом политики, не умеет объединяться даже в самые элементарные клеточки коллективной борьбы и является, по сути, пока ничем внутренне не скреплённой социальной группой, обобщённой термином «рабочие».

Даже в этом состоянии полнейшей разобщённости классовая борьба продолжает тлеть, но для работников она обычно носит характер индивидуального сопротивления: смена работы, споры с начальством, судебные тяжбы, мелкий саботаж.

Если в определённой стране и в определённый исторический момент организованная борьба хотя бы понемногу разогревается и опыт в среде трудящихся накапливается, то постепенно безмолвная масса трудящихся превращается в нечто другое – в то, что и было когда-то на прежнем историческом этапе описано классиками. Когда конкретный коллектив сплачивается и доходит до определённой стадии единства, то капиталисты (или представляющие их интересы администраторы) уже не могут с привычной лёгкостью надавить на рабочих лидеров. Если борющийся коллектив один – его рано или поздно всё же задавят в назидание другим «бунтарям». Но в случае распространения организованного подъёма на множество коллективов, происходит самый настоящий качественный скачок. Постоянная экономическая борьба становится естественным состоянием в рабочей среде.

Развитое состояние этой борьбы – с профессиональными и отраслевыми союзами, со стачками, многотысячными манифестациями и даже с общенациональными забастовками – это важная веха в развитии рабочего класса. В начале ХХ века российский пролетариат подошёл примерно к такому уровню перед Первой русской революцией 1905 года. В наше время рабочий класс целого ряда европейских стран постоянно демонстрирует миру своё умение применять все перечисленные формы единства и средства давления на буржуазию.

Из современной России достижение такого уровня классового сплочения видится чуть ли не началом новой социалистической революции. Мы мечтаем об этом, агитируем рабочих создавать профсоюзы и выходить на улицы с экономическими требованиями.

Однако никогда нельзя забывать, что у рабочих есть два круга интересов, которые могут вступать друг с другом в противоречия. Во-первых, это чисто корпоративные экономические интересы, которые даже не нуждаются в каком-то особом осознании. Рабочий и так понимает, что зарплата должна быть выше, условия труда лучше, а жизнь устроенной. Если капитализм это обеспечивает, то и бороться с ним, получается, незачем. Рабочие требуют для себя большей доли при распределении имеющихся благ, и борьба за эти корпоративные интересы со временем выходит на организованный профсоюзный уровень.

Носители корпоративно-ограниченного сознания могут проявлять жёсткое конкурентное поведение к другим отрядам рабочего класса, например, к гастарбайтерам. И ни о какой революции здесь речь пока не идёт. К продаже своей рабочей силы можно относиться как к продаже любого другого товара. И тут всё правильно – рабочий класс чувствует свою силу и использует своё монопольное положение для борьбы, но пока, к сожалению, не против капитализма. С точки зрения рынка труда профсоюзы – это специфические торговые предприятия для организации выгодной продажи рабочей силы. Интересы данной торговли могут рассматривать даже рабочую солидарность как всего лишь инструмент, в каких-то случаях выгодный, а в каких-то нет.

Те профсоюзы, которые мешают деятельности коммунистов, культивируют среди рабочих отношение к классовой борьбе как к средству повышения экономических выгод, т.е. корпоративное[1] поведение.

Но в это же время у рабочих есть – и это уже во-вторых – интересы коренные, классовые, которые связаны с полным разрушением системы эксплуатации, с борьбой против капитализма за социализм. Когда мы говорим о классовом сознании рабочих, мы подразумеваем их переход именно на этот уровень понимания действительности.

По сравнению с неорганизованными рабочими, не умеющими выступить за самое малое, те их собратья по классу, кто достиг организованного уровня борьбы за корпоративные интересы, выглядят едва ли ни как тот самый исторический пролетариат, вышедший из эпохи революционного подъёма.

Но мы, коммунисты, не должны очаровываться корпоративным уровнем сознания. История знает немало примеров, когда корпоративно ограниченные рабочие вступали в открытое противостояние с трудящимися, вышедшими на уровень подлинного классового сознания. Классический пример – контрреволюционное Ижевско-Воткинское восстание 1918 года. Более свежие примеры: польские докеры из профсоюза «Солидарность» или советские шахтёры времён перестройки, требовавшие расширения рыночных отношений (и в итоге ради призрачных выгод потерявшие всё).

Нет никаких сомнений – и современная история этому вполне является доказательством – развитая экономическая борьба это, пусть и важная, но далеко не достаточная ступень для социальной революции. К смене одного буржуазного правительства на другое такой подъём привести может. К замене капитализма на социализм – нет. Коммунисты должны готовиться к работе в профсоюзах, не питая иллюзий об их совсем не революционной сущности.

Не осознавший свои коренные политические интересы рабочий класс, будь он как угодно опытен в деле проведения экономической борьбы (даже в высших её формах) остаётся не зрелым для борьбы за социализм классом, на полпути не дошедшим до подлинного классового сознания, готовым питаться буржуазными иллюзиями и поддающимся на провокации со стороны господствующей буржуазии. Это промежуточное состояние созревания класса – уже не толпа одиночек, не класс-в-себе, но ещё не класс-для себя.

Корпоративное сознание – это необходимая ступень на пути к классовому сознанию. Но корпоративная стадия должна быть преодолена, и сложность этого перехода может быть большим препятствием для дела революции.

Для нас, современных марксистов, проблема рабочего класса, застрявшего в целом ряде развитых стран на корпоративном уровне, заключается в том, что это уже длится десятилетиями.

Известно явление: империалисты где-то с середины ХХ века откровенно подкармливали трудящихся своих стран за счёт сверхэксплуатации третьего мира. Попавшие в такое клиентское состояние рабочие перестали (на время) быть частью мирового пролетариата, превратились в бытовом плане в мещан. Вся их развитая борьба свелась к требованию у своей империалистической буржуазии большей доли от грабежа неоколоний. Ждать солидарности со своими собратьями по классу от большинства обуржуазившихся рабочих империалистических стран пока, к сожалению, не приходится. Это не значит, что солидарности совсем нет, но её проявления сейчас настолько слабы, что ни на что не влияют.

Что касается России, то её ныне господствующие слои не смогли реализовать свои амбиции и присоединиться к пулу стран, грабящих весь остальной мир. По этой причине говорить здесь про «подкорм» рабочих буржуазией не приходится – нет того награбленного за границей продукта, которым бы местные олигархи и чиновники могли «от щедрот» делиться с трудовым народом.

И поэтому, с большой вероятностью, грядущая стадия развитой экономической борьбы и корпоративное сознание не остановят надолго развитие нашего рабочего класса. Не так уж сытно будет нашим рабочим на этом профсоюзно-забастовочном этапе.

Однако коммунисты должны отдавать себе отчёт, что ожидающий нас всех впереди профсоюзный бум не станет – и просто не может стать! – началом революции. Он даст лишь приближение к ней.

И что же тогда ждёт нас там, на подъёме экономической борьбы? Профсоюзы с успехом могут вписаться в мир буржуазной политики, а профлидеры умеют не без пользы для себя принимать парламентские правила игры. Обычный подкуп срабатывает в большинстве случаев. Профлидеры как бы говорят буржуазии: «Видите за нашей спиной готовые к стачкам коллективы? Мы умеем с ними разговаривать на одном языке, а вы нет. Дайте денег и подобающий статус нам – и киньте подачку рабочим массам. И тогда мы, рабочие и их вожаки, не будем якшаться с коммунистами и прочими революционерами».

Всё это не досужие размышления автора, а, к сожалению, доступный всем для изучения опыт взаимодействия рабочей аристократии и профлидеров с буржуазией.

«Профсоюзы были гигантским прогрессом рабочего класса в начале развития капитализма, как переход от распыленности и беспомощности рабочих к начаткам классового объединения. Когда стала вырастать высшая форма классового объединения пролетариев, революционная партия пролетариата (которая не будет заслуживать своего названия, пока не научится связывать вождей с классом и с массами в одно целое, в нечто неразрывное), тогда профсоюзы стали неминуемо обнаруживать некоторые реакционные черты, некоторую цеховую узость, некоторую склонность к аполитицизму, некоторую косность и т. д.»[2].

Отсюда видно, что даже умеющие соединяться в союзы и бастовать рабочие – не такая уж простая для марксистов аудитория. Нас примутся изгонять с профсоюзных митингов и сами рабочие будут нам в лицо говорить, что они борются всего лишь за зарплату и коллективный договор, а со всякими экстремистами не хотят иметь ничего общего. Буржуазия сумеет идеологически обработать большинство экономических стачечников.

Но всё равно в этих условиях заниматься агитацией и пропагандой можно будет гораздо эффективнее, чем сейчас. Почему? Да потому, что даже экономическая организованная борьба пробуждает классовое сознание. Даже если вы, обычные работяги, не хотите никакого коммунизма, а просто вышли побастовать за улучшение условий труда, то всё равно вы смещаетесь к пониманию: рабочие – это один класс, а буржуазия – другой.

В данный момент мы, коммунисты, способны выцеплять из массы аполитичного трудового народа лишь единицы людей (можно сказать, редких «прозревших») для участия в работе наших партийных организаций. А в ситуации развитой экономической борьбы появится шанс создать ядро, авангард рабочего класса, необходимый субъективный фактор будущей революции.

И поэтому сегодня вся наша работа должна быть направлена не на попытку немедленного подъёма класса на свержение капитализма (в имеющихся условиях это невыполнимо, и за 32 года существования современной России в этом можно было убедиться). А на будущий подъём и на создание внутри массы трудящихся пролетарского авангарда. Это никак не означает, что мы должны свернуть или ослабить коммунистическую пропаганду, агитацию и марксистское просвещение рабочего класса. Но мы должны ясно осознавать задачи и цели этой агитационной и пропагандистской работы на текущем этапе. Ленин на этот счёт говорил, что задача коммунистов – слиться с повседневной жизнью и борьбой масс.