Эскалация оппортунистического уклона
и последовательный пересмотр
революционной теории[1]

Димитрис Пателис[2]

Часть 1. Часть 2.

Вступительные замечания:
оппортунизм, догматизм и ревизионизм

В современном «партийно-сектантском жаргоне» слово «оппортунист» употребляется просто как ругательство, как упрек, который с пророчеством бросается в адрес всякого, кто открыто, своевольно и легкомысленно не подчиняется всегда «научной правой линии» какого-то руководства... Как правило тот, кто громогласно или многоголосо кричит и клеймит уклониста от линии, как «оппортуниста»:

1.  не воспринимает рассматриваемое понятие/категорию в буквальном смысле ее значения в контексте марксистско-ленинской революционной теории, как обозначающую:

а) практику различных форм представительства интересов буржуазии в рабочем движении,

б) сползание движения на позиции, удобные для буржуазии, империализма и финансовой олигархии на национальном и международном уровне,

в) оппортунизм,

г) отсутствие революционной теории/методологии (с заменой ее версиями ревизионизма, для практических смен режима),

д) отсутствие диалектической связи стратегии-тактики, средств-цели и т.п.

2. он не понимает, что такое идиотское и конформистское отношение и поведение являются вопиющим симптомом оппортунистического бюрократического вырождения некогда революционной партийности и
3.  у него иллюзия, что он не является буквальным воплощением оппортунизма…

Оппортунизм (франц. opportunisme, от лат. opportunus = благоприятный, выгодный) в рабочем движении – это та «теория» и практика, которые противоречат действительным интересам рабочего класса и толкают рабочее движение на путь, выгодный буржуазии. Оппортунизм различными способами прямо или косвенно приспосабливает и подчиняет рабочее движение интересам буржуазии: «Оппортунизм в верхах рабочего движения, это - социализм не пролетарский, а буржуазный. Практически доказано, что деятели внутри рабочего движения, принадлежащие к оппортунистическому направлению, - лучшие защитники буржуазии, чем сами буржуа. Без их руководства рабочими буржуазия не смогла бы держаться»³.

Оппортунизм после победы марксизма в рабочем движении, как правило, выступает под прикрытием марксистских фраз.

По своей классовой природе оппортунизм является проявлением мелкобуржуазной идеологии и политики внутри рабочего движения.

Что касается теории, то оппортунизм сначала проявляется как догматизм, а затем развивается в скептицизм и ревизионизм.

Догматизм и ревизионизм – два, на первый взгляд, диаметрально противоположных и взаимоисключающих направления перерождения революционной теории. Фактически, они оба касаются убеждений и идеологий, которые производятся и мобилизуются оппортунистами, чтобы оправдать их сползание на позиции, которые служат интересам классового противника рабочего революционного движения.

Догматик везде и всегда выдвигает безусловную и безграничную абсолютную силу своей «истины», сводя революционную теорию к запасу фрагментарных, разрозненных, внеисторических незыблемых «позиций», напр. отрывков из произведений классиков марксизма-ленинизма на любой вкус...

Ревизионист защищает безусловную и безграничную абсолютную относительность всей истины, ссылаясь на исторически изменчивый характер каждой теории, и в конечном итоге отвергая саму истину. Поэтому он стремится недооценить, игнорировать качественные и существенные отличия марксизма от любой предшествующей, современной или даже позднейшей буржуазной философии и теории, стремится «поженить» марксистскую науку с буржуазными и мелкобуржуазными идеологиями, и в конце концов оказывается на рыночных буржуазных позициях.

Догматик, столкнувшись с обстоятельствами, которые воспринимаются как подрывающие обоснованность его доктрин, легко обращается к ревизионизму. Легкость этого обращения представляет собой законную тенденцию вырождения, имеющую общей основой неспособность понять и применить марксистскую диалектическую логику и методологию. Общей методологической основой догматизма и ревизионизма является метафизика.

В организационной области оппортунизм сначала проявляется как сектантство, а затем перерастает в практику подрыва и растворения партии и движения (в «ликвидаторство»). Оппортунист без колебаний использует сектантскую и раскольническую практику в каждом конкретном случае, пока это продвигает стратегические интересы правящего класса.

По политическому направлению влияния, которое он оказывает на движение, проявляется «гибко»: то как «левый», то как «правый» оппортунизм. На самом деле, явление инвестирования в «левую» или даже «правую» фразеологию оппортунистических дегенератов, сползающих на крайне консервативные или даже реакционные позиции- явление обычное.

Правый оппортунизм плавает в мешанине реформистских практик и компромиссных тактических позиций, которые направлены на прямое подчинение рабочего движения интересам буржуазии и которые отказываются от коренных и стратегических интересов рабочего класса во имя временной и вторичной выгоды. По этой причине правые оппортунисты прибегают к различным ревизионистским доктринам, таким как: фаталистическая концепция, заменяющая трезвое исследование противоречий объективных условий развития общества культом стихийного экономического развития (экономизм, эволюционизм), который продвигает некоторые микрореформы внутри буржуазной системы как «постепенную реализацию социализма», который практически отвергает скачкообразные революционные преобразования, ставя на их место мягкую преемственность и постепенное развитие, и лепечет с ожиданием «автоматического созревания» условий», с «эволюцией капитализма в социализм».

Идеологической основой правого оппортунизма являются: принцип «кооперации» классов, отказ от идеи социалистической революции, диктатуры пролетариата, отказ от революционных методов борьбы, недооценка или даже игнорирование роли субъективного фактора в революционном процессе, постепенный отказ от самой подготовки (теоретической, практической, социальной, политической, идеологической, культурной и т. д.) конституирования субъекта, поскольку история трактуется как «процесс без субъекта»; адаптация к буржуазному национализму и/и замена коммунистического интернационализма космополитизмом капитала, идеологиями империалистических региональных интеграций (например, ЕС), превращение в фетиш легитимности и буржуазной демократии.

Чаще всего правый оппортунизм является отражением настроений тех слоев мелкой буржуазии или отдельных групп рабочего класса – рабочей аристократии и бюрократии, – которые имеют относительно сносные условия жизни и привилегии.

«Левый» оппортунизм представляет собой довольно неустойчивую смесь ультрареволюционных идеологических схем и доктрин и авантюристической тактики, которая толкает революционное рабочее движение на неоправданные действия, ненужные жертвы и поражения. «Левый» оппортунизм находится под влиянием авторитарных концепций, переоценивающих и/или абсолютизирующих субъективный фактор (с соответствующим обесцениванием и/или игнорированием объективных условий), делающих ставку на революционный энтузиазм масс. Оно в одностороннем порядке ориентировано на фетишизацию «революционного насилия» как панацеи от всех бед. Он игнорирует противоречивый процесс социально-экономической закономерности поэтапного развития, подчеркивая прерывистость, «чистую стратегию», вне зависимости от обстоятельств «здесь и сейчас разрыв и опрокидывание» и поспешное ускорение революции, рассчитывая на немедленные завоевания по типу «кавалерийской атаки» в области экономики и т.д.

«Левый» оппортунизм вообще выражает психологию и настроения тех групп мелкой буржуазии, крестьянства, представителей средних классов, которые под давлением жесткой эксплуатации и необеспеченности, либо ввиду трудностей социалистического строительства, скатываются в анархистский тип «революционера».

Правый и «левый» оппортунизм – две взаимосвязанные тенденции дегенеративных сдвигов движения, которые сталкиваются, чередуются, дополняют друг друга и воспроизводят друг друга в различных исторических формах, посредством которых происходит манипулирование и подчинение движения интересам и стремлениям капитала, финансовой олигархии.

Ленин в своей работе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» (1920) выделил сущность и различные формы «левого» оппортунизма в период становления мирового коммунистического движения. В своих работах, посвященных дегенеративным явлениям легализма, экономизма, эволюционизма, фетишизации парламентаризма и мирной борьбы в социал-демократии и банкротстве Второго Интернационала, он подробно анализировал особенности правого оппортунизма.

Но давайте кратко посмотрим, как появляется и как действует оппортунизм в революционном рабочем движении.

Поклонение личности?

Здесь уместно провести четкое различие между дегенеративными явлениями и сползанием к оппортунизму в правящих партиях ранних социалистических стран и соответствующими процессами в партиях, действовавших и действующих в капиталистических странах. В социалистических странах эти явления требуют иного типа специального исследования с акцентом на историческую специфику каждой страны, на наличие или отсутствие субъекта, способного разрешить их основное противоречие. В любом случае, вот несколько кратких моментов по этому поводу.

По мере усиления процесса социалистического строительства само существование рабочего класса, каким мы его знаем при капитализме, подвергается сомнению (следовательно, не существует наемного труда как товара без его противоположности в основном противоречии между трудом и капиталом). Партия и ее союзники по социализму (по мере выполнения ими своей новой роли) превращаются в стратегический и тактический штаб планомерного развития, в органический элемент управленческого механизма, а сам процесс управления постепенно теряет свою роль, как установившиеся черты капитализма.

В любом случае, этот подход является скорее метафизическим, чем научным и марксистским, сводящим проблемы правильного или неправильного направления социалистического строительства или хода крупной общественной формации – такой, как историческая коммунистическая партия, – к воле, решениям и к действиям какой-либо ведущей личности, какими бы блестящими или темными они ни были, к существованию или отсутствию «правильной линии», независимо от объективных и субъективных условий, при которых эта линия проводилась и преобладала, с точки зрения реальных социальных потребностей и конкретного исторического соотношения сил.

Есть, например, традиции определенного типа, которые, идентифицируя себя как «антиревизионистские», сводят «правильную линию» к воле какой-либо ведущей личности (Сталина, Мао, Ким Ир Сена и т.д.) в скорее метафизический путь, то есть, ревизионистский. Есть люди, которые утверждают, что до смерти Сталина 05.03.1953 в СССР был социализм, а на следующий день, 06.03.1953, СССР вдруг стал «капиталистическим»! Научный марксистско-ленинский подход, не умаляя специфической роли личности в истории, никогда не сводит ее роль к главной и определяющей. Для коммунистов, бесспорно, чрезвычайно важен вклад Сталина в значение социалистического строительства, в торжество антифашистской победы, в эпическое восстановление после огромной разрухи, понесенной СССР во Второй мировой войне, и т.д. Однако сказанное не сводится исключительно к личности великого исторического лидера. Оно органично вписываются в глобальное и конкретно-историческое исследование законов времени, соотношения сил революции и контрреволюции в связи с разрешением или неразрешением противоречий социалистического строительства героическим советским народом под руководством большевистской партия.

Та же «критика» культа личности Хрущевым представляют собой явно метафизическую идеалистическую идеологию и практику с катастрофическими последствиями. Таким образом, признание уникальных исторических достижений СССР при Сталине в борьбе с некоторыми постсталинскими переходами и переворотами может составлять необходимое, но недостаточное условие для научного понимания соотношения революция-контрреволюция.

Конечно, после Сталина, начиная с Хрущева, мы наблюдаем тенденцию к снижению глубины и влияния лидеров СССР. Однако этот факт для науки марксизма является скорее проявлением более глубоких процессов в обществе и руководстве, чем решающим фактором на пути к окончательной победе буржуазной контрреволюции. Просто с научной точки зрения невозможно свести как революционный, так и контрреволюционный процесс метафизически и идеалистически к субъективно-личностному фактору и к бюрократии. Более того, ревизионизм и контрреволюция не возникли и не могли возникнуть сразу после смерти Сталина. Достаточно элементарного знания последующих исторических достижений СССР, чтобы разрушить эту точку зрения: формирование военно-промышленного комплекса, «стратегической триады ядерного щита», аэрокосмической отрасли, мирное использование атомной энергии, международная помощь (финансовая политическая, военная, технологическая, научная и др.) в мировом революционном и антиимпериалистическом движении (Китай, Корея, Вьетнам, Лаос, Куба, Ангола, Мозамбик, Алжир, Египет, Сирия, Ирак, Индия и др.).

Деградация теории и ревизионизм

Рассмотрим некоторые аспекты скатывания некогда революционных партий на оппортунистические позиции, сопровождаемые соответствующей ревизионистской идейно-пропагандистской оберткой.

В некоторых кругах любое упоминание марксистской революционной теории и методологии, научной философии и любой науки воспринимается с подозрением как нечто чужеродное. Это не случайно. Оно органически связано с тем отвращением к подлинной диалектической науке, которое представляет собой абсолютное вырождение левых сил в странах, находящихся под евроатлантическим империалистическим контролем, таких как Греция.

Как это произошло? Процесс, который привел к таким ужасным результатам, хотя и очень прост, не виден непосредственно на поверхности, пока его более глубокий законопослушный порождающий механизм не будет научно диагностирован. Здесь я эпиграмматически коснусь некоторых аспектов манипулятивного механизма законного объединения дегенеративных сдвигов с необходимыми для их закрепления ревизиями марксизма.

Истинная революционная теория выполняет свои фундаментальные научные функции: описание, объяснение и особенно предсказание (предыдущая концепция беззакония и грядущего диапазона возможностей оптимального революционного участия в нем субъекта). В подлинно революционном действии, основанном классиками марксизма-ленинизма, именно эти функции теории с самого начала составляют условие обоснования и построения диалектической взаимосвязи стратегии и тактики, политики и организационной практики.

Напротив, в нарастающей дегенеративной рутине включения в режим капитала, связанной с закреплением и воспроизводством практик долговременной мирной эксплуатации в условиях легитимности и буржуазного парламентаризма (в сочетании с феноменом «рабочей аристократии»), вырисовывается законопослушные явления, которые научно описывали и объясняли классики, и особенно Ленин, применительно к перерождению/банкротству Второго Интернационала. Для идеологов последних (австромарксизма, Каутского, Бернштейна и др.) характерно постепенное скатывание к тактике протестного управления и согласования условий деятельности движения и партии внутри режима, в фактически отказ от революционной программы, в практическом и идеологическом сотрудничестве с буржуазией и ее империалистическими коалициями, с соответствующим мутнением воды, с напыщенными клятвами верности рабочему классу, «чистой классовой борьбе», «марксистской ортодоксии», «к непосредственной стратегии» и т.д.