Скажи мне, кто твой друг...

При вербовке агентов либо при использовании спецслужбами членов СЕПГ, при формировании внутрипартийных тенденций и фракций решающую роль зачастую играла личная неудовлетворенность либо ревизионистское мировоззрение. Вот два примера:

– агенты ЦРУ Гертруд Либинг и Эрика Локенвиц, многолетние сотрудницы аппарата ЦК СЕПГ. Им удалось в течение 10 лет работы на заказчиков в Ленгли построить шпионскую сеть, причем основным направлением их агентурной работы была вербовка «критически настроенных» членов СЕПГ[1];

– группа Вольфганга Гариха, сложившаяся в конце 50-х годов в издательстве «Ауфбау» и вокруг него.

На этой группе я хотел бы остановиться подробнее, потому что на ее примере можно особенно отчетливо проследить плавный переход от ревизионизма к объективно контрреволюционной деятельности. В. Гарих был одним из издателей «Немецкого философского журнала», выходящего в издательстве «Ауфбау». В ноябре 1956 года В. Гарих опубликовал программный документ под заглавием «О задачах СЕПГ в борьбе за укрепление своих рядов, за социалистическую демократизацию ГДР и мирное воссоединение Германии на основе демократии, социализма, национального суверенитета, независимости и дружбы со всеми народами». Впоследствии этот документ получил название «Платформы». Как и другие работы Гариха, он носил однозначно ревизионистский характер и был нацелен на устранение марксистско-ленинского руководства СЕПГ:

«Уже в преамбуле с отрадной откровенностью была названа основная проблема ГДР в 1956 году: в ЦК СЕПГ преобладают силы, не осознающие необходимости сделать серьезные теоретические и практические выводы из событий, произошедших на ХХ съезде КПСС. (...)

Сама программа включала три основные момента. В самом начале указывалось на необходимость комплексного обновления СЕПГ. (...) Для этого следовало изменить устав партии, принятый еще в сталинский период. (...) В новой редакции устава необходимо было учесть положения о внутрипартийной демократии из прежних уставов, принимавшихся в процессе развития рабочего движения в Германии, а также устав Союза коммунистов Югославии (sic! – Автор), организационные принципы ХХ съезда КПСС (sic! – Автор), VIII съезда Коммунистической партии Китая и VIII пленума Польской объединенной рабочей партии. (...)

Приемлемым было преодоление исторических догм марксизма-ленинизма, его творческое развитие в соответствии с новейшими научными данными. В качестве примера подобных догм назывался сталинское положение об обострении классовой борьбы по мере роста успехов социалистического строительства. Выдвигалось также требование переосмысления истории. Политика СКЮ после 1948 года (sic! – Автор), народное восстание в ГДР в июне 1953 года, ХХ съезд КПСС (sic! – Автор), народное восстание в Познани в июне 1956 года (sic! – Автор), народное восстание в Венгрии в 1956 году трактовались как звенья одной цепи, а именно протеста рабочего класса против бюрократии сталинской эпохи. Для этой цели использовались труды именитых социал-демократических историков. Гуманитарные науки должны были внести свой вклад в разработку фундаментального тезиса о многообразии форм перехода к социализму. (...)

Что касается отношений СЕПГ с другими партиями, проект устава предусматривал «отказ от односторонней зависимости от братской советской партии». Вместо этого предлагалось интенсивно развивать отношения СЕПГ с партиями, уже достигшими больших успехов в борьбе с наследием сталинизма. К таким партиям относились: Союз коммунистов Югославии (sic! – Автор), Коммунистическая партия Китая, Польская объединенная рабочая партия, Коммунистическая партия Венгрии, Итальянская коммунистическая партия и Коммунистическая партия США. Поскольку СЕПГ была образована путем слияния КПГ и СДПГ, необходимо было также установить дружественные отношения с Социалистической партией Италии. (...)

Особое значение уделялось пересмотру отношений между СЕПГ и СДПГ. Для этого, однако, СЕПГ обязана будет создать соответствующие предпосылки для взаимопонимания с СДПГ путем последовательной десталинизации. Кроме того, СЕПГ должна признать реальную возможность мирного, парламентского перехода к социализму в ФРГ на базе Основного закона. Одним из условий была также бескомпромиссная критика ошибок КПГ, которые в прошлом затруднили восстановление единства в рабочем движении.

Решающим аргументом против восстановления единства для многих социал-демократов было влияние КПСС на СЕПГ и КПГ. Сомнения, высказанные доктором Шумахером в 1946 году, впоследствии оказались абсолютно справедливыми. (sic! – Автор) (...)»[2].

В этом программном документе указывались также пути осуществления программы. В самом начале говорится следующее:

«1. Смена руководства СЕПГ, провозглашение партией программы особого, немецкого пути к социализму, осуществление программы в части, касающейся ГДР. Создание внутренних предпосылок к установлению взаимопонимания с СДПГ, внутри ГДР – последовательная десталинизация и демократизация»[3].

Нет никаких сомнений, что смена марксистско-ленинского руководства СЕПГ, реализация программы Гариха и его сторонников уже в 50-е годы привели бы к ликвидации социализма в ГДР с неизбежной последующей аннексией ГДР западногерманским империализмом, – и все это под флагом «демократического социализма», при тесном сотрудничестве с СДПГ. Одним словом – «перестройка» и «гласность» в более ранние сроки...

Однако Гарих пошел еще дальше, что вполне логично вытекает из его позиций. В поисках союзников, поддерживающих его программу, он вошел в контакт с СДПГ в Западном Берлине, которая сразу же направила его в «Восточное бюро». Уже обильно цитировавшийся выше бывший функционер «Восточного бюро» Гельмут Бервальд вспоминает: «С началом превращения СЕПГ в «партию нового типа» в 1948-1949 годах, и в особенности после основания ГДР в октябре 1949 года, все больше таких людей искало контакта с «Восточным бюро», среди них – многочисленные оппозиционные коммунисты и социалисты, иногда даже занимавшие высокие посты в СЕПГ, так называемых массовых организациях и государственных административных органах. (...) Иногда в «Восточное бюро» обращались с просьбами о публикации различных оппозиционных сочинений, меморандумов и политико-идеологических «платформ». (...) С этой точки зрения показательна беседа проф. В. Гариха (лектора издательства «Ауфбау», преподававшего историю философии в Университете им. Гумбольдта, одного из издателей «Немецкого философского журнала», одного из руководителей «ревизионистской оппозиции» внутри СЕПГ), с представителями «Восточного бюро» в Западном Берлине в 1956 году. (...) В конце 1956 года Гарих вместе с другими оппозиционерами был арестован органами государственной безопасности ГДР и в марте 1957 года предстал перед судом. Один из пунктов обвинения на этом судебном процессе против идеологических противников гласил: «Шпионская деятельность в пользу «Восточного бюро» СДПГ»[4].

Гариху следовало знать, с кем он имел дело, вступая в контакт с «Восточным бюро» СДПГ с целью ведения дискуссий и получения поддержки. Контрреволюционная и шпионская деятельность этой организации к тому времени в ГДР была хорошо известна. И мы опять видим, как смыкаются ревизионизм и открытая контрреволюция, независимо от субъективного желания участников...

Попытка контрреволюционного переворота в 1953 году

В русле общей стратегии империализма ставка делалась главным образом на силовой вариант, и кульминацией описанных действий, направленных против ГДР, стала предпринятая 17 июня 1953 года попытка западногерманского империализма путем переворота сорвать построение социализма и осуществить немедленную аннексию ГДР.

Значительную роль в этих событиях сыграл «Научный совет по вопросам воссоединения (Совет по исследованию проб», созданный 24 марта 1952 года по инициативе федерального канцлера ФРГ Конрада Аденауэра и его «Министерства общегерманских вопросов»). Задачей этого органа была подготовка запланированной аннексии ГДР и координация соответствующих акций. Был назначен «день Х» – день захвата ГДР, и это особо не скрывалось. Так, тогдашний «министр по общегерманским вопросам» Кайзер (ХДС) открыто заявлял: «Вполне возможно, что день Х наступит скорее, чем смеют надеяться некоторые скептики»[5]. Журнал «Шпигель» ликовал: «План генерального штаба по взятию власти практически готов. Сейчас, после подписания федеральным канцлером Аденауэром Генерального договора, – пока только не было случая претворить его в жизнь»[6]. Они знали, о чем говорят, потому что тщательная подготовка контрреволюционного переворота велась годами...

«При анализе форм и методов классовой борьбы, применявшихся при проведении контрреволюционных акций против ГДР в 1952/53 гг. складывается следующая картина. Вначале в течение довольно продолжительного времени (около года) велась усиленная психологическая война. Федеральная разведывательная служба раздувала истерию, создавая психологическую почву для гражданской войны. RIAS и другие радиостанции выполняли те же задачи. Они распространяли инструкции «Стратегия эффективной подрывной деятельности» и «Техника открытого заговора». (...)

Непосредственно перед попыткой путча, 13 июня 1953 года, тогдашний федеральный министр Шредер вызывающе заявил: «Федеративная Республика – это Германия. Остальная территория была незаконно отнята у нас, и мы должны ее вернуть». (...)

Психологическая подготовка путча сопровождалось все более интенсивным проникновением контрреволюционных элементов на территорию ГДР. Одновременно с этим провокации на государственной границе между ГДР и ФРГ должны были привести к обострению международной обстановки, подстрекали население ГДР к неповиновению. В 1952 году на границе имели место многочисленные вооруженные провокации, нелегальные переходы границы. Все это сопровождалось усилением шпионажа, диверсий и саботажа. Из Западного Берлина на государственную границу ГДР направлялись террористические группы. (...)

Еще в мае 1952 года Верховным судом ГДР за саботаж и насильственные действия, сопряженные с антигосударственной деятельностью, было осуждено 22 агента империалистических спецслужб. (...)

Мировая общественность узнала, что в 1953-54 годах только в ГДР было арестовано более 400 агентов ведомства Гелена (ФРС), а более 100 последовали призыву порвать со своими хозяевами и добровольно сдались органам госбезопасности ГДР»[7].

Генеральный секретарь ЦК СЕПГ товарищ Вальтер Ульбрихт так говорит о причинах и осуществлении попытки контрреволюционного переворота 17 июня 1953 года: «На 2-й партконференции были приняты основные направления социалистического строительства. Однако конкретные меры по переходу к социализму во всех сферах общественной жизни еще предстояло разработать. Это была сложная задача, требовавшая времени. (...)

Враги рабоче-крестьянской власти ответили на переход к планомерному построению социализма крайним обострением холодной войны против ГДР и прямыми приготовлениями к ликвидации социалистического строя. Уже в начале 1952 года стало ясно, что наиболее реакционные и агрессивные группировки западногерманской и американской буржуазии взяли курс на свержение рабоче-крестьянской власти. В то время как заместитель министра иностранных дел ФРГ В. Галльштейн выступал с требованиями объединения Европы вплоть до Урала, а Конрад Аденауэр открыто провозглашал целью своей внешней политики установление «нового порядка» в Европе, спецслужбами и различными агентурными центрами, от Министерства по общегерманским вопросам до руководств землячеств, осуществлялась координация акций холодной войны против ГДР, ее эскалация. В марте 1952 года в Бонне был образован так называемый «Научный совет по исследованию проблем воссоединения Германии». В него входили представители наиболее агрессивных кругов монополистического капитала и юнкерства, в том числе Ф. Эрнст, Ф. Шпеннрат, Ф.-К. фон Цитцевитц-Муттрин и Г. Венер из СДПГ, а также Л. Розенберг из Немецкой федерации профсоюзов»[8].

В интервью французской газете «Юманите», центральному органу (тогда еще) Коммунистической партии Франции в августе 1953 года премьер-министр ГДР товарищ Отто Гротеволь также остановился на причинах и подоплеке попытки контрреволюционного переворота:

«Правительство ГДР приступило к развитию тяжелой промышленности ускоренными темпами; в связи с этим стало отставать производство товаров народного потребления. Среди части нашего населения это вызвало недовольство и обеспокоенность. (...)

(...) Мы несколько снизили темпы развития тяжелой промышленности, прежде форсированные. Благодаря этому значительные инвестиционные средства и сырье мы использовали для повышения жизненного уровня населения.

Именно поэтому фашистские провокаторы назначили «день Х», готовившуюся ими попытку переворота, на середину июня 1953 года. Их целью было сорвать наш новый курс. На провокации западных фашистских агентур в какой-то момент поддалась часть рабочего класса. Провокаторам удалось использовать недовольство некоторых рабочих тем, что их желания и требования еще были не выполнены или даже пока невыполнимы.

Доказан факт, что провокации готовились в американском секторе Берлина и в американской оккупационной зоне. Там осуществлялось формирование и обучение фашистских банд, там их снабжали зажигательными бомбами, бутылками с бензином, фосфорными ампулами, огнестрельным оружием и отправляли в демократический сектор Берлина. Американские офицеры в полной форме из машин отдавали бандитам приказы. Арестованные впоследствии бандиты признали этот факт. Безусловно, провокаторов меньше всего интересовало улучшение жизни наших рабочих, их задачей было раздувание искры войны. (...)

Подавляющее большинство населения ГДР не поддержало провокаторов. Некоторые рабочие поддались на провокации и прекратили работу; свою ошибку они осознали в тот момент, когда фашисты начали погромы и поджоги в демократическом секторе Берлина, когда они увидели, как горит то, что они создавали своим трудом – клубы, государственные магазины и прочее»[9].

В постановлении XV пленума ЦК СЕПГ 24-26 июня 1953 года «Новый курс и задачи партии» приведены следующие факты:

«17 июня доказало, что на территории ГДР действует организованное и поддерживаемое американцами фашистское подполье. В этот день в некоторых городах (Магдебург, Галле, Герлиц и др.) враги народа сбросили маски, спровоцировав беспорядки. Были раскрыты нелегальные фашистские организации со своими центрами, своей дисциплиной, с устойчивыми контактами со шпионскими организациями в Западном Берлине. Так, на заводе Buna в цеху G-32 действовал фашистский центр, который по указаниям радиостанции RIAS организовал беспорядки. На заводе Leuna провокаторскую организацию возглавлял бывший эсэсовец. Особую роль в провокациях на этих крупных химических предприятиях играли агенты концерна «IG-Farben».

(…) Кроме того, в некоторых городах (Магдебург, Лейпциг и др.) действовали подпольные организации из бывших членов СДПГ, все еще разделяющие антирабочие принципы социал-демократизма и поэтому легко попавшие на удочку Восточного бюро. (...)

В некоторых городах существовали другие враждебные группировки: брандлеровские шпионские группы[10], троцкисты, группы СДРП[11]. Активно участвовали в провокациях также враждебные элементы, исключенные из нашей партии»[12].

В других документах, причем не только СЕПГ, но и многочисленных исторических исследованиях, подробно анализируется подоплека попытки контрреволюционного переворота в июне 1953 года. Их изложение не является целью данной статьи. Моей задачей было описание событий того времени на фоне империалистической стратегии диверсий.

Ревизионизм становится официальной позицией ГДР

В 1987 году важным шагом в направлении ревизионизма стала совместная публикация СДПГ и СЕПГ, озаглавленная «Конфликт идеологий и совместная безопасность». К тому времени стратеги империализма работали уже в гораздо более комфортных условиях. В 1985 году Генеральным секретарем КПСС стал г-н Горбачев, и вскоре стало очевидно: прикрываясь лозунгами «перестройка» и «гласность», он стремится к быстрому, неконтролируемому распространению ревизионизма, превращению его в открытую контрреволюцию и, в конечном итоге, к ликвидации советской власти. Кроме того, в аппарате СЕПГ, научно-исследовательских учреждениях и университетах ГДР имелись силы, с нетерпением ждавшие подобных сигналов из Москвы. Однако предоставим слово одному из авторов упомянутой публикации, Г. Нойберту (ПДС), ныне – сотруднику органа ГКП «Унзере Цайт» (!): «На совещании Эрхард Эпплер подверг критике понятие «мирного сосуществования», поскольку в представлении коммунистов оно связано с идеей мировой революции и ликвидацией капитализма. По его мнению, СДПГ не может поддержать столь одностороннюю, антикапиталистическую и революционную установку. Напротив, для обеспечения мира, безопасности и международного сотрудничества необходимо признать право на существование обеих общественных систем. Вопреки принятому в то время пониманию мирного сосуществования как одной из формы классовой борьбы (что, скорее, лишь декларировалось, но едва ли служило основой реальной политики), представители СЕПГ ответили следующим образом: понятию «мирное сосуществование» нужно дать новое определение. (…)

В нашей публикации говорилось о способности капитализма к сосуществованию – этот вывод соответствовал новой ситуации в международной политике, но шел вразрез с тогдашней официальной позицией руководства СЕПГ» (!)[13]

В последующем в официальном документе была дана следующая формулировка: «Обе системы должны признать друг друга способными к мирному сосуществованию. Концепция ГДР о мирном сосуществовании государств с различным общественной строем и разработанная в ФРГ, главным образом социал-демократами, концепция общей безопасности, в случае их неуклонно и последовательного претворения в жизнь, предполагают возможность мирного сосуществования с противоположной стороной»[14].

А далее Г. Нойберт заявляет открытым текстом: «В кругах СЕПГ, ориентированных на реформы, критическое отношение к этим проблемам продвинулось намного дальше, чем это отражено в документе. (…). Публикация «Конфликт идеологий и общая безопасность» широко обсуждалась в обеих партиях, в ГДР и ФРГ, в международном рабочем движении. Несмотря на несколько настороженное отношение к нему, документ вызвал большой интерес, особенно в рядах СЕПГ. В партийных организациях проходили многочисленные обсуждения, но это было не осуждение – это было вполне благожелательное знакомство».

Одобрение Совместного документа со стороны СЕПГ и вскрывшиеся тем самым противоречия внутри партии в значительной степени способствовали укреплению самосознания оппозиции и размыванию общественного сознания граждан ГДР»[15]. Такая постановка вопроса, а также отказ СЕПГ от основополагающих принципов марксизма-ленинизма делают очевидным: то, что сегодня руководство СДПГ ставит себе в заслугу (например, участие Г.Й. Фогеля и Э. Эпплера в «Следственной комиссии бундестага по исследованию истории ГДР», и особенно выработку совместного документа СДПГ и СЕПГ), внесло значительный вклад в подрыв позиций СЕПГ и в конечном итоге – в уничтожение социалистической ГДР. Становится также ясно, почему этот документ способствовал распространению ревизионистских настроений в партийной среде СЕПГ и объективно сыграл контрреволюционную роль. Особенно быстрый рост подобных настроений наблюдался в среде интеллигенции.

В то время как внутри СЕПГ формировались и организовывались группы сторонников горбачевской «перестройки» и «гласности», вокруг церковных структур ГДР концентрировались отдельные лица, группки и зачатки организаций, зачастую открыто отвергавшие социализм и тяготевшие к социал-демократии в лице западногерманской СДПГ.