Одним из наиболее важных и актуальных теоретических вопросов сегодня является вопрос отношений собственности при социализме. Публикуемыми материалами редакция начинает обсуждение данной проблемы и приглашает читателей принять в нем активное участие

Проблемы собственности: вчера и сегодня

А.М.Ерёмин

Развитие экономической теории марксизма в сегодняшних условиях реставрации примитивно-капиталистической системы на всей территории бывшего СССР является важнейшим условием возврата на путь социального прогресса и предпосылкой успешности коммунистического движения. Разумеется, теория и практика всегда находятся в сложном, неоднозначном взаимодействии. Тем не менее понятно, что только ясный теоретический взгляд способен обнаруживать истину в лабиринте фактов, в сложном переплетении внешнего (видимого) и внутреннего, случайного и необходимого. Тем более это развитие необходимо с учётом опыта временного поражения социализм и реставрации. Сама победа внешней и внутренней контрреволюции требует оценки того, что мы имели в экономической теории в советский период, включая и ее слабости, не говоря уже о фальсификациях марксизма-ленинизма.

Центральной проблемой экономической теории вообще, и марксистской теории — в особенности, была и остаётся проблема собственности. Это подтвердила и практика реставрации, начатая с перестройки-горбостройки, когда главный удар наносился по социалистической собственности на средства производства ("разгосударствливание")[1].

Проблема собственности с точки зрения обществоведения в целом имеет разные грани. Экономически — это основа экономического строя, глубинная связь всех его сторон, способ соединения вещественного и личного факторов, без которого нет никакого общественного производства и определенных его отношений. Юридически собственность — это вопрос о владении материальными объектами, о монополии субъектов в распоряжении ими. Политически вопрос о собственности — это, как известно, вопрос о власти. Все такие аспекты понимания собственности взаимосвязаны и определяют человека как личность, включая и такие её социальные характеристики как мораль, отграничивая моральное (при данной форме собственности) от неморального. Естественно, что главный "уровень" анализа собственности — экономический, который и является в данном случае нашим предметом.

Историю научной разработки проблемы собственности в советский период можно оценить прежде всего исходя из понимания вклада марксизма в эту проблему.

Домарксова теоретическая мысль как бы интуитивно понимала большое значение собственности в общественном устройстве, даже когда слово "собственность" не упоминалось, чаще речь шла об "имуществе". В рядах сторонников ранних социалистических идей с точки зрения собственности возможно было бы выделить две линии. Одна из них впоследствии — черед Прудона — оформилась в линию "кооперативно-рыночного социализма". Другая — клала в основу будущего строя "общность имуществ". Фурье и Оуэн видели будущее хозяйство как совокупность отдельных общин. Сен-Симон и Морелли отчетливо противостояли этому, выступая за ассоциацию, которая, по Дезами, начинается "с превращения земли и всех продуктов в одно крупное, единое общественное владение". Основная работа Дезами и называлась "Кодекс общности". Однако в целом идея "общности" имуществ имела более юридический смысл. Тем более, чисто правовой смысл, вплоть до самого вульгарного, собственность получала у Прудона. Такой же — преимущественно юридический подход можно видеть и у идеологов нарождавшейся буржуазии, которым присуще, кроме того, толкование частной собственности как чего-то естественного ("священная частная собственность"). Может быть, некий экономический, глубинный для жизни общества смысл прорывался стихийно лишь тогда, когда буржуазные теоретики выходили на различие классов. Теория классов не могла напрочь обойти их основу.

Поздней буржуазной науке (при сложившемся строе) был присущ тот же поверхностный подход: собственность как вещь, право на обладание вещами. Подчас же её представители были склонны принижать значение собственности, сводить ее сущность к способам дележа благ.

Вклад марксизма в разработку проблем собственности базировался на системном характере анализа социального движения в рамках общей теории исторического материализма, учения о формациях. Если в основу социального движения марксизм ставил экономический строй, то в основу последнего — собственность. Поэтому даже ранний марксизм - времени "Коммунистического манифеста" -видел суть революционной перестройки общества в уничтожении частной собственности, в превращении капитала в общественную собственность.

Марксизм в рамках выработки системного взгляда на историю общества преодолел (и это произошло не сразу даже у самого Маркса) поверхностный, ограниченный взгляд на собственность как лишь владение имуществом (при всей важности этого момента), и раскрыл её роль в системе именно экономических отношений, особенно ярко при анализе капиталистического производства. В марксовом анализе капиталистического производства речь идет о "господствующей категории" или "определяющем производственном отношении"; Маркс писал, что "капитал образует основу производства" (т. 25, ч. II, с. 394; т. 46, ч.1, с. 261, 472 и 98), а "общественная форма капитала — то, что он является собственностью" (т.26, ч. III, с.520). В более общем смысле Маркс говорил об отношении собственников условий производства и непосредственных производителей как "скрытой основе всего общественного строя" (Соч. т.25, ч. II, с. 354). Слово "скрытая" здесь отнюдь не лишнее, ибо даже и сегодня нередко воспринимают за основу общественного строя лишь её поверхностные проявления. Соответственно, в марксизме в трактовке собственности выдвигается на первый план понимание многоуровневое™ самих производственных отношений, т.е. того, что в их системе существуют не только, так сказать, первичные, но и "вторичные, третичные, вообще производные ... производственные отношения'' (Соч., т. 46, ч.1, с. 46). Отсюда и необходимость признания особой роли в данном смысле "первичного" (оно обычно называется "основное") производственного отношения, которое лежит не в одной плоскости с другими, но раскрывается через них. В таком качестве и предстаёт собственность в её экономическом смысле.

Всё это, конечно, довольно сложная материя, касающаяся взаимодействия экономического и юридического. Кстати говоря, даже такой блестящий пропагандист марксизма как Г.В.Плеханов довольно смутно понимал суть экономического содержания собственности. С одной стороны, он справедливо писал о том, что "имущественные отношения относятся к области права" (Избр. филос. произв., Ч. II, М., 1956, с. 942). Но в других случаях он указывал на "производственные, и в частности имущественные отношения" (там же. Ч.ІІІ, М., 1957, с. 166). Тогда получалось, что право — это просто часть производственных отношений. У него же можно найти мысль о том, что "отношения между людьми в производстве определяют отношения собственности, или, как говорил Гизо, состояние собственности". В данном случае мы не анализируем позицию Плеханова в целом, но из этих высказываний получается, что собственность смешивается им с чем-то производным от производственных отношений, или отождествляется с имущественным правом. Гораздо более чёткий вывод имеется у В.И.Ленина, который писал, что "имущественный порядок" — это лишь "юридическое выражение производственных отношений". Отсюда, в частности, следовало, что "имущественный порядок", который определяется производственными отношениями, нельзя смешивать с базисом.

Таким образом, когда выделяется основа экономического строя, надо не смешивать её с правом, например, с правом частной собственности на вещи, объекты, тем более, что одно и тоже право собственности может охранять разные формы собственности. Об этом говорил

Маркс: "одно и то же право собственности сохраняет свою силу как вначале, когда продукт принадлежит производителю и когда последний, обеспечивая эквивалент, может обогащаться лишь за счет собственного труда, так и в капиталистический период, когда общественное богатство во всё возрастающей мере становится собственностью тех, кто в состоянии всё вновь и вновь присваивать неоплаченный труд других" (Соч., т. 23, с. 600). Тут, кстати говоря, уже можно видеть различия между правом частной собственности, сохраняющимся и при капитализме, и сутью капиталистической собственности как отношением капитала и наёмного труда (присвоение неоплаченного труда работника капиталистом).

Кстати говоря, последнее очень важное положение довольно непросто осваивалось в советской литературе, в том числе — в учебниках. А это имело существенное значение для правильного понимания общенародной собственности как основного отношения социалистического строя. Между тем экономическое содержание собственности заключается в способе и характере соединения факторов производства. Энгельс поэтому говорит о первом томе "Капитала" как "превосходном изложении отношений между трудом и капиталом" (Соч., Т. 31, с. 276). Основоположники марксизма исходили из того, что "капитал и наёмный труд (так называем мы труд рабочего, который продаёт свою собственную рабочую силу) выражают только два фактора одного и того же отношения  (Соч., т.6, с.445), что это — "две стороны одного и того же отношения" (Соч., 25, ч.II, с. 452) и т.п. Аналогично именно в новом специфическом способе соединения работника и средств производства следует видеть системообразующую основу того общественного способа производства материальных условий жизни общества, который приходит на смену капитализму. Маркс говорил в этом смысле о "непосредственно общественной собственности", в советской литературе закрепился термин "общественная собственность": прямое соединение совокупного работника общества с принадлежащими ему как субъекту собственности средствами производства. Разумеется, в рамках социализма здесь возникают какие-то опосредования, но они не могут изменить сути. И именно это развивающееся вместе со всей системой отношение должно быть в центре внимания общества.

Маркс справедливо критиковал мелкобуржуазного теоретика Прудона именно за то, что он совершает "хуже, чем методологическую ошибку" при трактовке собственности как некоего "независимого отношения" обнаруживая непонимание "той связи, которая соединяет все формы буржуазного производства"[2]. Понятие собственности как связи, соединяющей в систему все другие производственные отношения соответствующего способа производства, существенно объясняет её особую роль (системообразующую) в данной системе. Хуже чем "ошибкой" можно назвать то, что экономическая политика КПСС 3-4 года опиралась на примитивный тезис о "равноправии форм собственности".

Важнейший вывод марксистского системного анализа заключался в том, что основу любого способа производства составляет одна определенная форма собственности. Каждый способ производства имеет господствующую (одну) форму собственности и надстройку, охраняющую её. При этом осколки старых или какие-то переходные (в том числе — правовые) формы могут существовать в исторических рамках данного способа производства, но не они определяют его функционирование. Это понимание сформировалось не сразу. И даже в советском обществоведении не всегда чётко различались экономический и юридический смысл собственности, хотя для основоположников марксизма взаимоотношение вообще экономики и права (а стало быть и их различие) очевидно. И тогда, например, в качестве основы экономического строя назывались две формы собственности: общенародная (государственная) и колхозно-кооперативная. Такая конструкция как бы заимствовалась из юридического документа — Конституции. Подобные "накладки" можно объяснить тем, что в ранних работах основоположников марксизма далеко не всегда давалось четкое разграничение собственности и права собственности, хотя подчас в работах К. Маркса говорится именно о "праве собственности"[3]. Но он же прямо подчеркивал их принципиальное различие, например, говоря о том, что "... правовое представление, свойственное определенным отношениям собственности, хотя и вырастает из них, с другой стороны, все же не совпадает и не может совпасть с ними" (Соч., т.30, с. 504).

Тут нельзя не вспомнить популярное в 1988-1990 годах смакование ренегатствующими экономистами и политиками лозунгов "плюрализм форм собственности", "многообразие форм собственности", "равноправие форм собственности". Как бы еще негласно, не впрямую, не откровенно эти положения уже противопоставлялись марксизму, хотя истина была на стороне последнего.

С учётом сказанного выше понятно, что нельзя смешивать кардинальную проблему основного отношения и вторичный вопрос о комплексе разнообразных (разнообразие лежит на поверхности) форм собственности (экономических и юридических), которые "сосуществуют" в любых данных исторических рамках. Это не совпадающие явления. Возьмём для примера капитализм. Его основа: капиталистическая собственность, эксплуатация капиталом наёмного работника. Но при капитализме, как все знают, существуют и рудименты феодальной собственности, и мелкая частная, и кооперативная, и государственная, и арендная, и церковная, и наднациональная, и личная формы. Иначе говоря, всегда кроме той экономической формы, которая составляет основу господствующей системы производственных отношений, имеются рудиментарные и переходные или вспомогательные формы (включая частное мелкотоварное производство) собственности, да еще и разные юридические конструкции принадлежности вещей. Но вряд ли можно что-то понять в "смеси" разных форм, если предварительно не уяснить себе глубинную сущность специфического способа производства — в данном случае капиталистического. Капитализм существует лишь тогда, когда есть отношение "капитал - наёмный труд". Аналогично и при социализме. Основа его — как нового экономического строя — общенародная собственность (т.е. соединение совокупного работника и средств производства в рамках общества). Нет общенародной собственности — нет социализма. И совсем иное дело, что в рамках социализма могут существовать (и существовали) и другие формы.

Высказывания о "разнообразии" или "равноправии" примитивно поверхностны, если не учитывают, что всякие прочие, помимо основополагающей, формы сохраняются, когда они не противоречат, не противодействуют функционированию и развитию последней, в чем-то продолжают способствовать развитию производительных сил, идущему "на пользу" общенародной собственности. На двух (или более) разных формах собственности единая экономическая система жить не может. Иное дело — юридическое равноправие субъектов хозяйствования, представляющих разные формы собственности, хотя и тут следует подумать, есть ли оно. Но даже и "равное право" возникает не от бога, а из интересов развития или сохранения господствующего экономического отношения (так сегодня капиталистическое государство тратит средства на поддержку "мелкого бизнеса" отнюдь не из "любви" к нему).

Более того, нельзя обходить вниманием противоречие между разными формами. Они особенно остры в переходный период, когда идет борьба по принципу "кто - кого". Но и в других случаях противоречия возможны, хотя их острота иная. Таковы, например, были противоречия положения сельских работников в общественных хозяйствах: когда в самую горячую пору сельхозработ они отвлекались на работу в своем ЛПХ, страдали интересы общественного хозяйства, их эффективность. Или возьмем ассигнование правительством РСФСР в 1990 г. миллиарда рублей на помощь единоличным хозяйствам. Это фактически означало, что соответствующих средств не получат сельхозы (совхозы и колхозы).

Мелкий собственник удобен в периоды кризисов, он первым разоряется, снимая некоторую напряженность в основе системы. В социальном плане мелкий собственник, составляя большую часть среднего класса, — это голос на выборах против социализма, поскольку ему присуща индивидуалистическая психология.

Капиталистическим производством мы называем, писал Маркс, общественный способ производства, основанный на отношении между капиталом и наёмным трудом (Соч., т.47, с.148). В то же время он, разумеется, знал о существовании других форм собственности в рамках капитализма, знал о "разнообразии форм собственности", но это ничуть не меняет суть дела. "Каждая форма общества имеет, — писал К.Маркс, — определенное производство, которое определяет место и влияние всех остальных отношений. Это — то общее освещение, в сферу действия которого попали все другие цвета и которое модифицирует их в их особенностях" (Соч., т.46, ч.І, с.43). Производство, основанное на эксплуатации наёмного труда, определяет "место и влияние" всех других, модифицирует все другие формы собственности. Общенародная собственность должна играть такую же роль, придавая свое "освещение" всем другим формам присвоения и владения, подчинять все другие формы собственности общенародному интересу и допускать их существование лишь в меру того, что они не противостоят ему. Иначе нет социализма, нельзя говорить о его существовании даже в неразвитом виде. И не случайно демагоги-трубадуры "разнообразия" и "равноправия" форм собственности довольно быстро перестроились еще раз, и уже с 1990 года устремились от "разнообразия" к "разгосударствлению", "приватизации", к частной собственности как основной форме, т.е. к реставрации капитализма.

Не останавливаясь подробно на политическом аспекте проблемы собственности, следует хотя бы отметить, что политическое значение (вопрос о власти) этой проблемы всегда понимали и буржуазные идеологи. Чтобы власть крупных собственников была прочна, нужна достаточная масса тех, чьи интересы лежат на стороне собственности. Так, столыпинская аграрная реформа имела целью не просто обеспечение развития капитализма в аграрном секторе, но и создание кулацкого класса, который бы насмерть противостоял революции, отмене господствующего права частной собственности. Сам П.Столыпин говорил, что "крепкий личный собственник нужен для переустройства его на крепких монархических устоях". Дворянские "устои" ослабевали, укрепить их должен был кулак. И сторонники этой реформы прямо говорили: "образуется класс собственников, который будет противодействовать революции". В результате и возникло за 1907-1915 гг. около 2,5 млн. обособленных хозяйств, что сделало более ожесточенной гражданскую войну. Политический аспект имела и политика тэтчеризма в Англии 70-80-х годов, идея "приватизации". Так или иначе, мелкого собственника как массовую социальную опору консервации капитализма стремятся сохранить все буржуазные режимы. То же самое стремится делать наш новобуржуазный строй по рецептам иностранных советников.

В теории собственности советского времени можно, конечно, видеть и такие крупные недостатки как смешение общенародной собственности и права государственной собственности на средства производства, слабая разработка вопроса о противоречиях общественной собственности, о ее реализации, ступенях и путях развития. В политических речах и публицистике собственность часто трактовалась как право на вещи, а потому не как постоянно развивающееся, вместе со всей экономической системой, отношение, а как нечто постоянное, устоявшееся.

Абсолютно несостоятельны как идентификация понятий "государственная" и "общенародная собственность", так и их "разлучение". В перестроечные годы этот вопрос был запутан нарочно из политических соображений. Так, в Законе о собственности в СССР (1990 г.) вроде бы еще не было понятия "частная собственность", но фактически он предусматривал множество форм частной собственности. Под термином "личная собственность граждан" была "укрыта" и частная собственность на средства производства. Государственная собственность трактовалась как полное владение отдельных коллективов, а не государства, не общенародной ассоциации производителей. На мельницу перемалывания социализма работали и другие юридические акты, например, закон о кооперации, сочинённый еще как бы юристами-социалистами. При этом сторонники "разгосударствливания собственности", разглагольствуя о демократии, хотели почему-то не демократизации управления единым общественным производством, не демократизации государственно-хозяйственного механизма (что действительно было актуально). Началась идеологическая борьба по поводу устранения государственной формы реализации общенародного присвоения, а значит, общенародного экономического интереса. При этом тот же высокопоставленный "учёный юрист" С.Алексеев (и не он один!) позаимствовал у идеологов поздней социал-демократии идею некоего "народного предприятия" (фактически - антинародного) как непосредственного, не общенародного, а изолированного от других корыстным интересом обособленного "трудового коллектива". Собственно этот путь подрыва общенародной собственности был заложен в Закон о собственности в СССР.

Государственная собственность на объекты, включая землю, существует в разных экономических системах. В России, например, издавна были и государственные земли, и государственные, казённые заводы. Особенно явственно проявился производный характер государственной собственности при капитализме, когда во многих странах сформировался мощный госсектор. Государство держит в своих руках и управление, и научное обслуживание техпрогресса. Широко развита муниципальная собственность. Тут мы имеем дело не с собственностью как экономическим отношением, как новым способом соединения личного и вещественного факторов производства, а с правовой формой владения и использования материальных объектов, хотя, конечно, все экономические отношения (не только собственность) имеют правовую форму. Право государственной собственности на средства производства "обслуживает" экономические отношения данного способа производства, ибо право всегда не только официальное признание факта, но и средство "разрешения" одних экономических отношений и "закрепления"других.

Особое значение приобрела государственная собственность как правовой инструмент строительства социалистической экономики. Тут нужно видеть как раз один из примеров диалектического взаимодействия новой экно-мической и старой правовой (государственная собственность на средства производства) формы, получившей новое содержание. Новые экономические отношения (в том числе — их основа) уже имеют в старом, капиталистическом обществе свои материально-организационные предпосылки, прежде всего в виде форм обобществления производства, выражающих потребности развития производительных сил. Но для того, чтобы получить реальные возможности, они нуждаются в правовом (волевом) обеспечении.

В период первоначального становления общенародного присвоения (переходный период от капитализма) новое право (воля победившего класса) приходит на смену господствовавшему праву частной собственности на средства производства и тем самым благоприятствует потребностям экономического развития, обеспечивает исходное социалистическое обобществление производства, т.е. становление нового основного производственного отношения. Оно призвано обеспечивать реализацию социально-экономической необходимости: возможность всеобщности труда, формирования единого народного хозяйства, перехода к планомерному подчинению общественного производства непосредственному удовлетворению потребностей общества и его членов. Как отмечал Ф.Энгельс, "политическая диктатура пролетариата", его "государственная власть" выступают здесь как "экономическая сила". (См.: К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т.37, с. 420) Государственное право собственности на средства производства преобразующе влияет и на социально-экономическую форму личного фактора производства, а значит, способствует становлению нового способа соединения факторов производства, хотя отнюдь не равнозначно ему.

Эту сторону становления нового строя прдчеркивал В.И.Ленин, говоря о сохранении как бы элементов "буржуазного права" и при социализме, поскольку развитие нового сначала идет "лишь в меру достигнутого переворота, т.е. лишь по отношению к средствам производства" (ПСС, т.ЗЗ, с.94). Более сложные изменения в самом способе соединения факторов требуют затем и новых предпосылок. Установить право госсобственности "проще", чем развивать новую основу экономического строя. Но в условиях уже существующей (пусть еще далеко не развитой) экономической системы социализма именно непосредственно общественное соединение факторов производства составляет развивающуюся основу экономического строя, а государственная собственность на средства производства играет роль формы реализации общенародной собственности, охраняет функционирование и развитие новой формы соединения факторов производства, народнохозяйсвенное единство и.т.д.

Уничтожить государственную собственность — в этом смысле означает уничтожить рычаг общенародности. Государственная форма распоряжения объектами хозяйствования сама, конечно, должна была изменяться, все более проникаться моментами общенародности присвоения. Но нельзя не понимать, что она обеспечивает единство действий, все экономические преимущества централизованного хозяйствования, которое в целом и было продемонстрировано практически, а также и соблюдение общих норм в производстве и потреблении, а значит, и социальной справедливости. Иное дело, что следовало критически оценивать эффективность существовавшего качества государственности, её влияния на развитие общенародного присвоения, в том числе, когда в деятельности государства слабо реализовался общенародный интерес (это и свидетельство противоречивости общенародной собственности и государственного права). Тут возникали не только больные вопросы бюрократизма аппарата, но и проблемы выявления общенародного интереса, формирования экономической политики и т.д. Тут существовал и вопрос о структуре государственной собственности с точки зрения управления. Однако это уже более конкретная тема анализа недостатков прошлого.

Существенные теоретические недостатки видятся в прошлом и с точки зрения анализа реализации общенародной собственности, которая происходит не самоизолировано, а через всю систему экономических — и не только экономических — отношений, в том числе и через использование права государства. Особенно это относится к проблеме хозяйственного механизма. Вовсе ведь не случайно основоположники теории связывали становление социализма, его экономической основы с ликвидацией товарного производства, а значит — рыночного хозяйственного механизма. Новая форма собственности не могла успешно развиваться без нового, адекватного ей механизма. Между тем официальная наука все более (сначала в середине 60-х) пропагандировала идеи известной ревизионистской концепции "рыночного социализма"[4] (включая свертывание государственной собственности на средства производства и воссоздание права частных субъектов, хотя бы и кооперативов). Это, очевидно, означало отказ и от общенародной собственности, от развития нового способа соединения факторов производства, теряющего присущее ему право, теряющего правовую охрану развития единого хозяйствования, движения к социально-экономическому равенству и т.д. Фактически она готовила почву реставрации, ликвидации социализма.

Общеизвестно, что марксизм выводил неизбежность социализма, — в противоположность чисто идейно-справедливой предпосылке утопистов, — из фактов обобществления производства, которые объективно "порождает" капитализм. Капитализм "устраняет базис товарного производства, обособленное, независимое производство и ... обмен эквивалентов" (Соч., т.49, с.6). В современном капитализме происходят громадные переливы средств, которые и позволяют сохраняться этому способу производства и развивать свою материальную базу. Социализм тем более невозможен без прогресса обобществления. Практически именно такой прогресс обеспечивал его безкризисность, экономичность в производстве материальных благ даже без превосходства в технике.

Сегодня нам известен эффект "разгосударствления", который начался хозяйственной реформой 1987 года под лозунгами полного хозрасчета, "самофинансирования", трансформации предприятий в арендные или кооперативные (хотя вывеска госпредприятия номинально в начале ещё сохранялась). Если критерием истины является практика, то она показала чисто негативные результаты: усиление разбалансированности (в том числе резкое усиление дисбаланса денежных доходов и их покрытия), сначала низкие темпы роста потребительской продукции, а потом и абсолютное падение уровня производительности труда, рост распыления капиталовложений (т.е. растрата общественного труда), появление инфляции, социальной напряжённости (выявившейся в росте забастовок), экономического неравенства, неуверенности и т.д. Умер научно-технический прогресс — а ведь это главное средство повышения производительности и улучшения условий труда. Сегодня мы уже знаем результаты того, что началось с реализации идеи "рыночного социализма", как концепции более реакционной, чем государственный капитализм. Ликвидация общественной собственности привела к деградации производительных сил (вещественных и личных). В РФ объем промышленного производства 1994 года упал по сравнению с 1989 годом на 53%, сельскохозпроизводство — на 25%, объём капиталовложений — на 68%. И это ещё не дно. И на 1995 год власть реставраторов планирует дальнейший спад всех экономических показателей.

Сегодняшние проблемы развития экономической теоретической мысли весьма сложны, в частности, в аспекте нашей темы. Тут, конечно, необходима оценка её состояния в советский период, преодоление элементов примитивности и ревизионизма с точки зрения прошлой практики. Соответственно должны быть сформулированы цели (программы) коммунистического движения. И с той, и с другой точки зрения практически важно преодоление рыночно - кооперативных иллюзий, которые продолжают дезориентировать рабочее движение в духе анархо-либерализма. Нельзя, например, забывать о том, что шахтёры Кузбасса, увлеченные идеями "народных предприятий", обособленности, самостийного ценообразования и т.п. (а тогда эти идеи разносили по умам бурдемократы-ельциники), играли роль контрреволюционной Вандеи.

Между тем "околорыночные" идеи продолжают витать в умах людей, стоящих сегодня под красным знаменем. Вот, например, лидер СКП-КПСС О.Шенин в интервью "Экономической газете" (№8-9, 1994 г.), с одной стороны, высказывается за восстановление "нормального планирования" и даже "административного управления", а с другой,- советует обещать "коммерсантам", что государство будет о них "всемерно заботиться", если "их частная собственность нажита честным трудом". Он за "реанимацию частной собственности" (неужели сегодня её мало?), хотя и под "опекой государства". Ещё чаще в красных рядах можно встретить ожившую в годы перестройки концепцию "народных предприятий", групповой собственности.

Теоретически концепция "рыночного социализма" означает бесплодную попытку создать мнимо новую систему отношений без нового основного отношения, со старым правом частной собственности (а частная собственность может быть как индивидуальной, так и групповой). Но тем самым вообще нельзя говорить о движении к экономическому равенству или социальной справедливости, ибо невозможна система такого движения. Между тем разносчики антисоциалистического "спида" — концепций рыночного, кооперативного "социализма", "народных предприятий", как говорится, имеют хождение в среде, которая относит себя к социалистической. Один из последних примеров — статья А.Г. Болтянского "Дать пример!" в газете "Буревестник Дона" № 25 (январь-февраль 1995 г.). Автор начинает с прославления очень давних неудачных экспериментов Р.Оуэна, а потом зовёт к созданию "частнохозяйственного социализма" (капиталистического социализма?) на основе обособленных (джунглями рынка) трудовых коллективов.

Конечно, сегодня, когда идёт процесс реставрации частнособственнического примитивного капиталистического строя, захват бывшей общей, государственной собственности нуворишами-новобурами (и иностранным капиталом), когда к тому же и массы бывшего советского трудового народа не готовы к бескомпромиссному сопротивлению революции, можно видеть какой-то ограниченный резон в сохранении отдельных коллективных предприятий — скажем, ради сохранения членам коллектива каких-то условий сносной материальной жизни, ради спасения места приложения труда, которое частный хозяин может запросто ликвидировать, ради существования источника материальной поддержки социалистических предприятий (этот мотив есть у А. Болтянского) и т.п. И, конечно, сохранившийся колхоз им. Ленина и в сегодняшних условиях демонстрирует преимущество возможностей коллективного труда по сравнению с насаждаемыми ныне единоличниками (и вообще преимущества крупного производства). Сохранение таких хозяйств важно для страны и в "общечеловеческом смысле" как сохранение продовольственной базы в условиях деградации сельхозпроизводства.

Но все это вовсе не делает состоятельной или безвредной старую концепцию кооперативного, рыночного или частнохозяйственного "социализма". Она утопична и вредна не только потому, что ничем кончились когда-то эксперименты Оуэна. Она утопична не только потому, что в море капитала господствуют (в том числе и политически) крупные акулы, включая банки, которым ничего не стоит проглотить мелкую золотую рыбку "болтанвского социализма". Она вредна не только потому, что исходно обманывает работника, будто бы в системе частного хозяйства он может жить по своим благородным правилам, не вступая в волчью конкуренцию с другими контрагентами, не подчиняясь безнравственной "морали" рынка. Тут даже не самое важное, многим ли из "предприятий, учреждаемых коммунистами" удаётся выжить при экономической политике, которая, будучи подчинённой интересам иностранного капитала, сознательно ориентирована на банкротства, когда ей плевать на идеи "частнохозяйственного социализма". Важнее понимать, что социализм предполагает создание условий для развития человека. А легко ли оставаться человеком, если рыночная система толкает массы в спекуляцию (нажива за счет ближнего), когда затягивается петля нищеты (в РФ более трети — за чертой бедности, ещё больше за чертой таких элементарных потребностей, как посещение родственника в другом городе...). Трудно оставаться человеком в рамках отдельно взятого коллектива в общественной атмосфере непрерывной лжи, мракобесия и маразма, которую создают электронные средства дезинформации. Иллюзии, которые сеет рыночный частнохозяйственный "социализм", скорее напоминают тот сыр, который лежит в мышеловке.

Как тут не вспомнить В.И.Ленина, говорившего, что "кооперация в обстановке капиталистического государства является коллективным капиталистическим учреждением". Припомнив "фантастичность планов старых кооператоров, начиная с Р.Оуэна", Ленин видел в "кооперативном" социализме "сплошь фантастику, нечто романтическое, даже пошлое" (ПСС, т. 45, с.374, 375). Думается, Ленин здесь нашёл отличное определение послемарксовой концепции кооперативного (частнохозяйственного) "социализма" — пошлость (это относительно Оуэна можно было говорить о романтизме).

Конечно, не стоит делать из любых теоретических высказываний даже великого человека фетиш. Но дело в том, что пошлость — и вредоносность — кооперативно-рыночных мечтаний, и уже без всякого романтизма, подтверждает советская практика. Практика реформ 1965 и 1987 годов показала, как первая подорвала социально-экономическую эффективность социалистической экономики, а вторая угробила её[5], а обе вместе заодно сильно подорвали авторитет социализма в широких массах. Вопрос как выживать физически сегодня перед трудящимися, конечно, стоит, а группой выжить шансов больше. Но вредно сеять утешительные иллюзии, отвлекая трудовой народ от главной, решительной борьбы с антинародными реакционными режимами за возрождение социализма — строя общенародного, коллективистского производства