Можно назвать несколько причин этого сложного явления, однако главными определяющими являются социальные факторы – влияние политики и идеологии. Они порождены изменениями во всей системе социальных отношений, начавшихся в конце XX века: возврат к капитализму («рыночной экономике»), к рынку рабочей силы, капитала, средств производства, к превращению в предметы купли-продажи заводов и фабрик, военной техники, национальных культурных ценностей, детей, футболистов, человеческих органов и т.д.

Созданный в 1990-е гг. культ воровского предпринимательства, удачливого торговца – спекулянта, захват и дележ заводов и фабрик, государственных зданий, пионерских лагерей, дворцов культуры и кинотеатров, построенных народом и на народные средства, их превращение в «торговые точки» и ночные клубы – все это отразилось на общественном сознании, включая науку, искусство, образование. После 1991 г. в исторической науке появились понятия «товарный вид», «успех реализации», «модная тематика», т.е. литература, востребованная рынком. Подобных явлений никогда не было в исторической науке России за несколько веков ее существования (XVIII-XX). Она всегда оставалась элементом национального сознания и самопознания, а позитивное знание о прошлом всегда были господствующими во всех сферах элитной и народной культуры, тесно связанных друг с другом, как и в других цивилизованных странах мира.

По этим же причинам историческая наука в 1990-2000-е гг. стала полем ожесточенного, а в чем-то трагического сражения между сторонниками и защитниками социалистических ценностей и адептами капитализма с его с олигархами – ворами (приватизаторами), примитивными политиками, продажными безграмотными журналистами, циниками-учеными. Заметным явлением стало противостояние между различными группами интеллигенции, поколениями граждан: стариками, родителями, детьми, внуками. Кто и какую лепту внес в разрушительные процессы государственного национального, регионального, группового и семейного сознания, основанного на отношении к прошлому России – это другой вопрос, и он требует специального изучения.

Тема данной статьи – показать, какую роль историки-профессионалы сыграли в разрушении науки, в разрушений исторической памяти народа. Еще более трудный вопрос для изучения: почему этот процесс возглавили бывшие выпускники советских вузов, получившие бесплатное среднее и высшее образование, защищавшие кандидатские и докторские диссертации (нередко путем хорошо организованных защит на ученых советах); в которых они клялись в верности марксизму и официальной науке (т.е. власти), утверждая, что их «теоретической и методологической основой является «марксизм --ленинизм». Эти бывшие коммунисты, нередко занимавшие руководящие посты, стали главными участниками «перестроечного прозрения». Они отказались от прежних взглядов, позиций (которых и не было), предав своих учителей, коллег (их стали третировать как «сталинистов», всю советскую науку в которой они получили «путевку» в науку (Сахаров, Дьяков, Сидорова и др.). Этот сложный социально психологический процесс имеет определенные корни, мотивы, целевые (карьерные) установки. А главное среди современных «новаторов» имеется большое число людей с весьма средними способностями, либо вообще их отсутствием для такой области занятий как наука. Почему-то в советские годы считалось, что путь в науку открывает «красный диплом», хотя хорошая учеба (усвоение знаний) не означает наличие способностей к их производству. Демократизация науки в СССР привела к весьма негативным последствиям. Любой окончивший вуз пожелавший заняться наукой, даже при отсутствии элементарных способностей поступал в аспирантуру, где требования тоже были весьма невысокими, получал диплом автоматически„ часто по протекции зачислялся в НИИ, становился научным работником, не имея для этого необходимых данных. Особенно заметны эти явления были в историко-партийной науке, в области изучения истории ХХ века. Селекция специалистов для науки была совсем не той, которая требовалась. А.А.Богданов еще в начале ХХ в., до 1917 г. писал об этой важной проблеме социальной деятельности личности, четко обозначив принципы селекции молодежи для научной деятельности, поставив на первое место способности[1]. Именно личности с весьма средними способностями (это будет показано далее) стали главными фигурами на идеологическом, политическом и научном поле, участниками разрушительных процессов, программы которых составлялись, видимо в недрах ЦК КПСС, а также спецслужбами зарубежных стран. Неслучайно Сорос заявил, что они 49 лет разрушали СССР и добились своей цели. Поэтому изучение всех этих сложных процессов приобретает не только российское, но и международное значение, необходимое для понимания того, какими путями, средствами, формами обосновывалось, организовывалось и осуществлялось разрушение социализма, всех форм социалистического сознания, включая историческую науку, Положительный и отрицательный опыт социального созидания, его успехов и поражений всегда имеет не только сугубо научный, но и практический интерес для политиков, идеологов, историков, в том числе и марксистов. Они до сих пор не ответили на этот вопрос при изучении причин поражения социализма в СССР. Постоянно игнорируются проблемы теории, идеологии, массового сознания, роль субъектов разрушительных процессов, начавшихся с прихода, к власти полуграмотного Хрущева. Изучение современного состояния исторической науки России – это не дань корпоративизму, признание или отрицание ее успехов, это осмысление сложной ситуации, причин и форм засилья ненаучных знаний и представлений, глобальной фальсификации истории ХХ века, которая влияет на все формы общественного сознания, историческую память российского общества, имеющих отдаленные последствия. Требования, пожелания, рекомендации для противодействия этому, высказанные даже в самой жесткой форме нельзя реализовать, если не вскрыть глубинные корни происходящих процессов, в области науки, исторического образования, в телевизионных передачах, посвященных истории.

Крестовый поход, который организовали и обрушили на советскую науку «архитекторы перестройки» сопровождался разгромной (погромной) критикой марксизма и ленинизма невежественным академиком А.Н. Яковлевым, профессурой типа А.А. Искендерова, А.Н. Сахарова, А. Ципко и др. Главный удар был направлен против теории и методологии, которые в течение семи десятилетий были основой советской науки. Второй составляющей этого похода стал тотальный пересмотр оценок всех основных этапов, объяснений истории ХХ века, внутренней и внешней политики советской власти, сложных социальных процессов (нэпа, индустриализации, коллективизации, Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. и др.) – всей истории СССР 1917-1991 гг.

Отрицая все достижения советских историков, ценность многих трудов, которых была признана во всем мире, советская наука стала изображаться как «наука не обретшая лица», «как убитая душа», как результат детальности «консервативных антинаучных сил», как засилье сталинизма, «консерваторов-сталинистов»[2].

Политика советской власти стала оцениваться как серия ошибок, безграмотных решений, утопических заблуждений относительно социалистического выбора советского народа во главе с Коммунистической партией. Тенденциозное освещение фактов, отрицательное, нередко издевательское отношение к советской власти, народу стало проявляться у «модных» историков по-разному. У одних – это сокрытие фактов и игнорирование сложности социальных процессов (например, ликвидация безработицы и массовой неграмотности в СССР), у других – преувеличение влияния недостатков, ошибок, их абсолютизация, спекуляция на фактах голода начала 1930-х гг., репрессивной политики власти, фальсификация всем известных событий (сравнение мюнхенского сговора и пакта СССР – Германия 1939 г.).

По логике современных авторов власть и общество, строящие капитализм, имеют историческое право на любые антинародные акции (гайдаровское ограбление населения, воровская приватизация, разрушительное реформирование образования и здравоохранения и т.д.), а Советская власть лишается оправдания непопулярных мер, наносивших якобы громадный ущерб народу и государству (высокие налоги, экономические договоры с целью проведения индустриализации и др.), которые давно получили историческое оправдание. Почему-то историков РАН не интересуют события последних 20 лет. Не появилось ни одной работы, ни по одной теме о времени правления «пьяного кучера» – этого позора и унижения страны. Можно было бы подсчитать, сколько погибло предпринимателей, банкиров, депутатов Госдумы и гордумы, представителей власти на местах (губернаторов, мэров, прокуроров) от рук наемных убийц; генералов, офицеров, солдат, милиционеров, сотрудников ФCБ – нa Кавказе, какое количество детей не учится в школе, стало бродягами, наркоманами, алкоголиками, убийцами, насильниками. Сколько простых граждан погибло от рук киллеров, пьяных водителей в форме. Почему глобальные масштабы приобрело разрушение производительных сил, в том числе квалифицированной рабочей силы. Анализ этих и других важных фактов почему-то не интересуют историков ХХ века и журналистов. Они с большей охотой и интересом, демонстрируя свое мещанское сознание, занимаются разговорами о расстреле царской семьи, болезнями и похоронами советских лидеров, жизнью и бытом их жен, детей, личной жизнью Гитлера и др. Разве эти факты имеют для страны судьбоносное значение?

Современным историкам и политикам не нужен вывод о ситуации, вытекающий из анализа положения господствующей элиты, правящего класса, о многообразии форм и средств его самоуничтожения (самоликвидации), его интеллектуальной и физической деградации. Об этом свидетельствуют духовные и культурные потребности, «тусовки» на Рублевке, формы развлечений, массовое ожирение, содержание модных журналов. Все это сочетается с политикой ограбления народа (налоги, рост цен на товары первой необходимости, оплаты коммунальных услуг и др.), упадок здравоохранения и образования, снижение уровня культурных потребностей и их удовлетворения, что ведет к сокращению населения, его умственной, политической и культурной деградации. Достижения национальной культуры прошлых веков стали не доступны широким слоям населения из-за ее коммерциализации (заоблачные цены на билеты в театр, на концерты до 1500-30000 тыс. руб. в кинотеатры, на книги и диски и т.д.).

Главным в деятельности современных историков и политиканствующих журналистов стало разоблаченные «культа личности Сталина», экономической, социальной, внешнеполитической деятельности советского государства, якобы не отвечавшей интересам народа. Глобальные масштабы приобрели факты спекуляции на репрессиях конца 1930-х гг., т.е. тематики, которую особенно выгодно использовать для борьбы с социализмом, его дискредитации в глазах мировой общественности и народов, стремящихся к освобождению от капиталистического рабства.

Авторы разнообразных, уже давно всем надоевших выступлений в телевизионных программах и по радио (Сванидзе, Сахаров, Орлов и др.) способны повторять только не соответствующие реалиям цифры (20-30-40 млн), не задумываясь о том, что существует большое число других проблем, которые нуждаются в изучении и освещении. Почему массовые репрессии появились в 1937-1938 гг. после принятия конституции СССР в 1936 г., когда Сталин совсем не нуждался в укреплении своей власти, как утверждают некоторые историки и журналисты, поскольку тогда он ее уже имел? Почему в те годы массовый характер приобрели доносы (главным образцом среди интеллигенции), самооговоры арестованных и обвиняемых? Кто и как готовил эту ситуацию? Почему произошла массовая замена кадрового состава правоохранительных органов, и кто в них стал работать, осуществлять противозаконные действия? Почему уничтожались преимущественно партийные и советские кадры высшего звена, представители науки и культуры, связанные с идеологией и политикой (например, историки-марксисты, изучавшие ХХ век)? Почему современные модные историки не обращают внимание на факты о деятельности западных спецслужб (бюро Орлова в Берлине), готовивших фальшивки на командиров Красной Армии, с какой целью дипломаты западных стран собирали информацию о деятельности иммигрантов-коммунистов, которых затем обвинили в сотрудничестве с западной разведкой? Некоторые факты по этой важной теме уже давно опубликованы, и они дают возможность выдвинуть новую версию о репрессиях. Может быть, западные спецслужбы (английская и германская) смогли переиграть советскую разведку, руководство СССР и Сталина, засылая в страну ложную информацию о тех людях, которые активно участвовали в созидании социалистического общества. Историки новой формации и журналисты почему-то не хотят знать многих факторов тех лет, хотя они давно известны. На все эти сложные вопросы можно дать только один ответ: все эти сведения и многие другие (об антисоветской деятельности Троцкого, белой эмиграции, антисоветского подполья, пятой колонны, состоявшей из «бывших»), разрушают, господствующие современные представления о событиях конца 1930-х гг. Они создают иную, не выгодную для борцов с социализмом картину, выявляют истинные причины и цели организованных тогда репрессий, их реальные последствия для страны и власти.

Правдивые сведения особых 1930-х гг. могут помешать проведению оголтелой кампании против советской власти. Не правда истории, не истина 'интересуют Сахаровых, Сванидзе, Орловых, Млечиных и др., их цель изменение сознания тех слоев населения, которые еще способны сохранять реальные представления об успехах в преодолении экономической отсталости, социальной политике, направленной на снижение цен, повышение материального и культурного уровня советского народа, укрепление обороноспособности для защиты социалистического – отечества и создания блока союзников в случае фашистской агрессии. Молодежь, которая сознательно лишена всех этих фактов, поэтому не знает прошлого и не понимает современности, легко поддается обработке лживыми сведениями, с помощью которых ее сознанию придается нужный, антисоветский вектор развития. Именно поэтому все выступления на НТВ и по радио имеют не информационный, культурно-просветительный тип пропаганды исторических знаний, а агрессивный, нападающий, часто полуистеричный стиль изложения (в передачах Сванидзе при участии Сахарова). Это поняло уже давно большинство населения страны, отрицательно реагируя на ложь и клевету примитивных идеологов ельцинского разлива.

Постоянно эксплуатируется важная особенность исторической науки, отличающая ее от других общественных дисциплин. Преобладание конкретно-исторического материала в освещении прошлого превращает знания в доступные для восприятия и понимания их различными слоями населения, с разным уровнем образования и общей культуры. Эта особенность истории (по сравнению с философией, политэкономией и др.) проявляется в интересе к истории граждан, а также примитивных политиков, литераторов и журналистов, которые «окунулись» в историю часто не имея элементарной подготовки в этой сложной области знания. Любая наука, включая и историю, требует чтобы к ней относились как к науке. Участники телевизионных шоу постоянно демонстрируют свое невежество, низкий уровень профессионализма, дезинформируют и удивляют телезрителей незнанием элементарных фактов.

В программах ТВ постоянно звучат мнения и субъективные оценки, не имеющие ничего общего с реальными событиями: о погибших в «сталинских лагерях» 20-30-40 млн заключенных. Тогда как всего их арестованных было 3800 тыс., а расстрелянных около 800 тыс. по докладу Хрущева и американским публикациям. Спрашивается: кем и как оплачивалась эта ложь продажных историков и телеведущих? Однако существуют и другие весьма странные явления современной «историко-культурной» жизни страны. Так, профессор. МГИМО, телеведущий всем известной передачи Постскриптум объявил на всю страну, что Ф.М. Достоевский был членом не кружка петрашевцев, а организации «Народная воля», словно А. Пушков никогда не проходил курса истории в средней школе.

Философ А. Ципко, ставший доктором философских наук в Варшаве, где выступал с критикой марксизма, в «Российской газете» и по ТВ тоже демонстрировал свои знания марксизма и русской истории. По его утверждению, община в России возникла после реформы 1861 года, а патриотизм – в 1812 году, забывая о том, что в истории России были К. Минин и Д. Пожарский, Иван Сусанин, а еще раньше князь Игорь и др. Вот таков уровень культуры и исторической образованности «просветителей» XXI в. К ним можно присоединить и Млечина, с обилием ошибок по истории Великой Отечественной войны 1941-1945 гг., Минкина, не понимающего различий в войнах начала ХХ века (Гражданская война и интервенция 1918-1920 гг., бои на оз. Хасан и Халкин-Голе и др.). Вторая мировая война (1939-1945), а тем более Великая Отечественная 1941-1945 гг. стали войнами другого типа. Это были войны моторов, взаимодействия сложной техники, нескольких фронтов, сложной стратегии и тактики в проведении больших операций; войнами в которых уничтожалась не только военная сила, но и мирное население в концлагерях, бомбежками городов, культурных центров. О каком «опыте» рассуждает Минкин, если коренным образом изменился тип войны.

По-видимому, наряду с указом президента Д.А. Медведева о борьбе «против фальсификации истории Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. нужен еще один указ о ликвидации исторической неграмотности, об организации школьного ликбеза для профессуры, журналистов, политиков разного уровня и для историков профессионалов из Института российской истории, о чем речь пойдет далее. Может быть, стоит обратить внимание на засилье на ТВ историко-«культурного» невежества, обывательщины, пошлости, цинизма при освещении истории ХХ века. Эти факты тоже требуют объяснения и оценки историков-профессионалов, руководителей ТВ, Министерства науки и образования, которые, по-видимому, не понимают, что отношения к истории и освещению прошлого России это тоже область государственной политики, престижа страны, национального достоинства, национальной безопасности граждан. Особенно когда речь идет о таких эпохальных событиях как Великая Отечественная война. 1990-е годы породили глобальную фальсификацию войны на страницах массовой прессы, по ТВ, в сочинениях историков-профессионалов (например, Е. Сеняковской и Дьякова, Бушуевой), а теперь удивляемся, почему эта зараза появилась в зарубежной печати, которая всегда в той или иной форме умаляла значение победы Советского Союза над фашистской Германией. И все же, при фальсификации истории Отечественной войны всегда четко просматривается одна определенная составляющая – это умаление роли Сталина, как верховного главнокомандующего, организатора и руководителя, возглавившего сначала все основные направления подготовки к войне (армия, военная промышленность, дипломатия, укрепление служб безопасности, планы эвакуации промышленных предприятий, культурных ценностей, научных учреждений и т.д.), а затем и войну с фашистской Германией. Без его ведома не готовилась ни одна из крупных военных операций, использование резервов, работа тыла с целью обеспечения фронта. Расправа с социализмом, советским строем стала главной причиной фальсификации роли Сталина, которая приобрела чудовищные формы извращения в сочетании с клеветой (деятельность в первые дни войны, руководство «по глобусу», преувеличение роли Жукова, которому стали приписывать все успехи военного времени). Сталин стал основной «картой» историков и политиков в их шулерской игре на историческом поле России.

Поэтому с уверенностью можно констатировать, что и историческое невежество ряда авторов телевизионных программ, сочинений по истории ХХ века стало использоваться как средство борьбы в угоду реформаторам, могильщикам социализма.

Как уже отмечалось, историческая наука представляет собой весьма сложное образование в системе общественных наук по ряду признаков, которые необходимо учитывать при анализе ее состояния и перспектив развития в ближайшем и отдаленном будущем. Эти признаки можно сгруппировать в теоретические, методологические историко-научные (историографические), конкретно-исторические знания, которые присутствуют во всех трудах историков-профессионалов.

К числу важнейших особенностей исторической науки можно отнести тип источников информации, которыми пользуются ученые для получения научных знаний. По своему происхождению, содержанию, характеру информации, сохранившейся от прошлых времен, они представляют собой уникальное явление человеческой культуры. Они позволяют изучить, понять, объяснить события, ситуации, процессы далекого и близкого прошлого. Сохранившиеся письменные памятники всегда имеют отрывочный, фрагментарный, локальный характер, ограниченный условиями места и времени. Сообщаемые источниками сведения, зафиксированные участниками и свидетелями событий, почти всегда окрашены субъективизмом, страдают односторонностью, тенденциозностью, которые заметно усложняют исследование прошлого, часто мешают историку сформировать объективные оценки событий, сложных ситуаций, нередко попадая под влияние авторов документов, либо сознательно их воспроизводят, будучи неспособными разобраться, понять и объяснить сущность происходивших изменений. Эта черта стала весьма распространенной в академической науке последних лет. Из весьма ограниченной информации историк выбирает сведения о событиях, превращая их в научные факты, систематизируя их в определенные, изучаемые ситуации и процессы. Этот этап в познании прошлого является самым важным, поскольку требует объективного подхода к селекции фактов, высокого уровня профессионализма, обширного исторического кругозора, владения научной методологией анализа полученных знаний и т.д. Одной из существенных ошибок историков прошлых лет и современности является отождествление информации, сохранившейся в источниках, окрашенных мнениями авторов документов, с научными знаниями, обработанными с помощью научной методологии, осмысленными фактами, которые в своей совокупности образуют эмпирическую базу исторической науки.

Она создавалась со времен Татищева и Карамзина, а ее богатство, постоянное расширение и усложнение позволяют следующим поколениям историков использовать давно известные факты для углубленных объяснений, для создания новых концептов в связи с появлением новых знаний, усложнением методологических приемов и методик. Традиционалистский тип развития исторической науки определяется прежде всего ее эмпирической базой. Знания о прошлом, как совокупность установленных наукой фактов, большинство которых функционирует в познавательных процессах историков разных поколений, являются достаточно устойчивыми, профессионально проверенными. Об этом свидетельствует опыт всей мировой, дореволюционной и советской науки. Под влиянием идеологов и политиков изменяется их объяснение, оценка, которые приспосабливают в новые, часто далекие от науки интерпретации с весьма непродолжительным сроком существования. Именно это явление стало особенно распространенным в исторической литературе последних лет. Еще совсем недавно Отечественная война 1941-1945 гг. подвергалась чудовищной фальсификации. К сожалению, многие из современных авторов не видят, а часто и не способны понять существенных различий между источниковой информацией, которая требует научной обработки, и эмпирическими данными, т.е. фактами, которые включены в науку в процессе научного познания, функционируют как достаточно достоверные, проверенные исследовательской практикой знания.

Понимание этой весьма не сложной проблемы является одним из существенных показателей профессионализма исследователя, а так же, критерием оценки состояния науки, понимания внутренних законов ее развития.

Нередко современные, особенно модные историки склонны оценивать появление и использование новых источников, неизвестных ранее по разным причинам, как главный успех специалиста даже в тех случаях, когда оценки и интерпретация событий прошлых лет заимствуются у авторов, памятников, включаются в тексты как мнения без анализа, осмысления их реального содержания. Подобные подходы, свойственные историкам ИРИ РАН, стали весьма распространенным явлением в современной исторической науке, в журналистском творчестве, где постоянно воспроизводятся мнения о советской власти и социализме его противников: Ильина, Вишняка, Керенского и других идеологов белой эмиграции. Их сочинения постоянно переиздаются в современной России, которые играют не научную, а идеологическую роль, хотя такие авторы как Сахаров, Вандалковская и др. постоянно скрывают эти факты активного участия этих авторов в идеологической борьбе 1920-1930 гг.

Враждебные оценки Октябрьской революции 1917 года и Советской власти воспроизводятся в большинстве работ как истинные знания, без оценки их реального содержания, порожденного конкретными историческими условиями. Авторы типа Вандалковской, Дьякова и других либо не понимают смысла элементарных принципов изучения исторических источников, не способны осуществлять их анализ на современном научном уровне, дать объективное объяснение, оценку их содержания и роль в идеологической борьбе 1920-1930 гг.[3], либо сознательно выбирает такую форму изложения взглядов антисоветчиков, воспроизводя их мнения («красный фашизм», «аракчеевско-крепостнический резким коммунистов, «узколобый фанатизм коммунистов», «бедным нужен социализм, богатым демократия и т.д. и т.п.), скрывая свои взгляды с таким же смыслом. Оценки представителей белой эмиграции (за их реанимацию ратует и Сахаров[4]) вновь стали средством борьбы против социализма. По-видимому, современные модные историки не способны выдвинуть своих собственных идей против социализма и Советской власти, поэтому вынуждены прибегать к повторению давно устаревшей обветшалой критики, к осуждению выбора народа России, сохранившихся» в журналах, газетах, сборниках статей, выходивших в Европе и оплаченных правительствами капиталистических стран, проигравших борьбу против Советской власти в годы интервенции 1918-1920 гг.

У представителей белой эмиграции было одно ценное качество: они открыто заявляли о своих целях: о свержении Советской власти любыми средствами вплоть до союза с гитлеровскими фашистами, на которых они возлагали надежды (Ильин, Вишняк, Краснов). Тогда как современные марксоеды, ненавистники социализма, бывшие коммунисты, прикрывают свои истинные цели – расправу со всем советским (сознанием, идеологией, наукой) словами о «правде» истории, о «поисках истины» и т.д. Было бы честнее объявить о своих реальных целях, устремлениях, причинах изменения позиций и взглядов. Зачем скрывать то, что совершенно очевидно не только ученым, но даже обывателям, весьма далеким от научного понимания смысла происходящих событий.

Непонимание различий между информацией источников и научным знанием порождает неверные представления об исторических реалиях: о подготовке Сталина к нападению, к якобы агрессии против фашистской Германии, о роли Троцкого в событиях Октября и последующие годы, о личности Сталина в изображении Суханова и Троцкого и т.д. и т.п. Преодоление этой весьма консервативной традиции в изучении истории ХIХ и ХХ вв. – одна из мер на пути выхода из кризиса исторической науки России.

Существенное значение для понимания состояния академической науки имеет анализ ее терминологического аппарата, т.е. совокупности понятий, категорий, дефиниций, которыми оперируют историки в процессе научного исследования. По мере развития научной мысли рождались новые понятия, прежние наполнялись новым содержанием, о чем писал Ф. Энгельс еще в XIX веке. Постепенно в XIX веке они структурировались в системное знание, которое отражало реальные исторические объекты, теоретические и методологические подходы к их изучению. В сложной системе современных исторических понятий, в которых фиксируются полученные знания относительно стабильного содержания можно выделить несколько групп. Самой большой группой являются понятия, которые отражают реальные исторические объекты. Они рождены реальным процессом эволюции общества, стремлением и попытками его осмысления. Они возникают как результат взаимодействия между познающим субъектом и познаваемым объектом путем обращения к историческому источнику, играющему коммуникативную роль в этом сложном процессе взаимодействия субъекта и объекта. Именно исторические памятники становятся источником появления, формирования и существования этого типа понятий разной сложности, а без них не возможно никакое познание истории. К их числу относятся такие понятия, как род, семья, племя, вождь, князь, государство, власть, война, мир, экономика, политика, реформы, классы и др. Этими понятиями (дефинициями) постоянно оперируют историки, изучая различные эпохи, процессы, явления с древнейших времен до современности. Каждая историческая эпоха имеет свой «набор», свою систему этих понятий, которые отражают ее сущность, особенности изменения, поэтому они постоянно развиваются, дополняются, изменяются и задача историка понять их содержание в конкретных исторических условиях (раб, рабство, сословие, класс, крестьянин, рабочий, купец и т.д.), их эволюцию. Вторая группа понятий, тесно связана с первой. Она отражает реальные исторические связи (развитие, прогресс, отношения, трансформация, тенденция, закономерность и др.). Обе группы названных терминов связаны методологическими процедурами, в ходе которых выявляются их отношения и изменения. Методологические операционные знания, входящие в сложный познавательный процесс, образуют особую систему. Они тоже изменяются и обогащаются в процессе развития науки, овладения учеными новыми методами исследования (например: системный анализ). Поэтому в исторической науке существует два подхода в области методологии. Первый представляет собой совокупность методов, приемов, принципов, используемых в процессе научного познания объектов различной степени сложности, это процедурные знания. На основе их изучения, верификации, обобщения, анализа эффективности и целесообразности применения возникла методология истории, которая исследует всю их совокупность, содержание, характер применения. Это убедительно раскрыли М.А. Барг и И.Д. Ковальченко в своих[5] фундаментальных работах по методологии истории, которые до сих пор по ряду признаков (систематизация и классификация методов, анализ их содержания, роль в познавательном процессе) несмотря на ряд недостатков, сохраняют свою научную ценность и остаются непревзойденными современными аналитиками, часто не замечающими их существования.

И, наконец, последняя группа понятий относится к теоретическим проблемам исторической науки, которые особенно часто, а точнее постоянно игнорируются современными историками, не понимающими, что теория в любой науке является высшим уровнем знания, без которого она превращается в груду фактов (или различных мнений), не выполняя своей главной функции. А поскольку большинство этих знаний возникло задолго до появления марксизма, а некоторые еще в науке древнего мира (теория, метод, диалектика, аналогия, анализ, кризис и др.), то современным историкам не следует бояться упреков в марксизме, поскольку он использовал давно сложившиеся категории, иногда уточняя, иногда наполняя их иным содержанием. Как показывает внимательное прочтение текстов модных историков, даже слово теория либо совсем отсутствует, либо предлагается читателю в негативной упаковке (Сахаров).

Современные историки всех направлений почему-то не замечают такой важной и весьма сложной проблемы, как состояние и изменение понятийного аппарата исторической науки, произошедшие за последние почти двадцать лет. В то же время наблюдается его весьма заметное обновление, которое требует особого внимания, поскольку появление новой терминологии всегда отражает не только состояние науки, ее обновление, но и важнейшие тенденции, определяющие ее будущее.

Модернизация терминологического аппарата приобрела довольно странное наполнение. Многие понятия стали заимствоваться из политического сознания, журналистских тропов (метафор), западной советологии периода холодной войны. Об этом свидетельствует прочно вошедшее в российскую науку понятие «оттепель, которое означает слякоть, распутицу, бездорожье (из статьи Э. Эренбурга), «культ личности Сталина» (из доклада Маленкова, а затем Хрущева на ХХ съезде), который американский историк Гловер Ферр в своей последней книге изданной в России, справедливо назвал «антисталинской подлостью», раскрыв глобальную фальсификацию истории на конкретных фактах и документах [6]. К этой же группе вненаучных понятий относятся: «командно-административная система» (из политической идеологии 1990-х гг.), тоталитаризм, заимствованный из американской советологии периода холодной войны, от которого многие историки США давно уже отказались [7]. Названные и многие другие понятия, рожденные вне научного знания, стали главным инструментарием не только и не столько процесса познания истории ХХ века (многие из них до сих пор не имеют четкого смыслового содержания), сколько играют роль оценок изучаемых событий. Они стали играть роль новых клише, стереотипов, шаблонов, не содержащих никакой творческой мысли. Это весьма примечательное явление стало показателем стандартизации, упрощения типа научного мышления, которое обрекает науку на застой. Эти явления в науке конца ХХ – начала XXI века авторы этой статьи проанализируют позднее. А в данном тексте достаточно отметить, что факты внедрения в историческую науку понятий, не имеющих отношения к научному познанию, лишенные глубоких гносеологических корней, как бы часто их ни употребляли, не могут служить основой для углубленного, тем более концепционного, теоретического объяснения сложной истории ХХ в. Они не структурируются в системное научное знание, оставаясь чисто внешними атрибутами, порождая иллюзии возможных успехов в познании прошлого. Об этом свидетельствует весь опыт мировой и отечественной науки («тоталитарной школы» в США), сочинения Сахарова, Вандалковской, Голубева, Сенявского и других историков из ИРИ РАН. Поэтому осмысление состояния современных теоретических и методологических знаний, предпринимаемых новаций – одна из важнейших задач современных историков и историографов России, которое позволит понять не только состояние науки, пути выхода ее из кризиса, но и перспективы её дальнейшего развития. Для этого требуется изучение всех ее составляющих: состояния источниковой и эмпирической базы, тематики, терминологического аппарата, методологических принципов, теоретических подходов, получаемых и возможных результатов, а также важнейших функций исторической науки, которые тоже заметно изменились под влиянием политики и идеологии последних лет.