Одним из таких наиболее популярных вариантов изложения основ экономической науки стал небезызвестный экономикс[4], который ещё советские специалисты справедливо называли "системой экономических наук без политической экономии"[5]. Учебник "Экономикс" К.Р. Макконнелла и С.Л. Брю, многократно переиздававшийся на русском языке, хорошо известен всем, кто, так или иначе интересуется экономикой. Несмотря на свою эклектичность и отсутствие непротиворечивой теоретико-методологической базы, экономикс не только снискал огромную популярность (сперва на Западе, а после 1991 года и на постсоветских просторах), но и стал – пусть в основном на обывательском уровне – использоваться как источник аргументов для политических дискуссий, точнее – для обоснования различных вариантов либеральной (= буржуазной) экономической парадигмы. Примером подобного использования может послужить попытка применить узкоспециальную, по сути, иллюстративную идею "эффекта быстрого старта" для объяснения такого сложного, конкретно-исторического явления как послевоенное восстановление советской экономики. Прежде чем перейти к критике одной из подобных попыток, разберёмся, чем же является концепция "быстрого старта" сама по себе.

Аутентичное изложение данной концепции мы находим в учебнике Грегори Мэнкью "Принципы экономикс":

Эффект «быстрого старта» – при одинаковых инвестициях в экономику двух стран темпы промышленного роста будут выше там, где начальный потенциал был ниже.

Анализируя смысл феномена убывающей доходности капитала, можно сделать еще один важный вывод: при прочих равных условиях страны с низким уровнем развития имеют предпосылки для более быстрого экономического роста. Такой результат влияния начальных условий на темпы последующего развития иногда называют эффектом «быстрого старта».

В бедных странах у рабочих иногда нет даже самых простых инструментов, поэтому производительность труда находится на очень низком уровне. В результате даже незначительные инвестиции приводят к ее заметному росту. В развитых же странах техническая оснащенность производства очень высока. Вследствие этого даже значительный прирост капитала, приходящегося на одного рабочего, приводит к весьма небольшому росту производительности труда. Анализ показателей экономического развития разных стран подтверждает наличие эффекта «быстрого старта»: при равенстве прочих показателей, в частности доли ВВП, направляемой на инвестиции, бедные страны достигают более высоких темпов развития, чем богатые.

Эффект «быстрого старта» позволяет нам объяснить некоторые удивительные цифры, <…>. Так, в течение 31 года США и Южная Корея инвестировали примерно одну и ту же долю ВВП. Однако рост ВВП США составил в среднем около 2%, в то время как у Южной Кореи этот показатель достиг 6 %. Мы объясняем этот феномен эффектом «быстрого старта». В 1960 г. Южная Корея имела показатель ВВП на душу населения почти в 10 раз меньше, чем США, что отчасти и объясняло низкий уровень инвестиций. Вследствие незначительности начального капитала его аккумуляция принесла быстрые результаты, что и обусловило высокий показатель прироста ВВП.

Эффект «быстрого старта» проявляется в различных аспектах нашей жизни. Например, ученик, добившийся заметного прогресса в учебе за год, скорее всего начинал учебный год с весьма посредственных оценок. Тот же, кто привык старательно учиться, вряд ли сможет заметно повысить результаты, зато его знания будут более полными и прочными. Аналогичным образом южнокорейская экономика развивалась более быстрыми темпами, чем американская, зато в США был и остается высоким показатель ВВП на душу населения[6].

Исходя из одного этого отрывка, уже можно сделать два важных вывода.

Во-первых, концепт "быстрого старта" представляет собой идею, выведенную методом индукции из обобщения целого ряда однотипных случаев; абстрактом, сугубо спекулятивно вычлененным из потенциально бесконечного множества конкретно-исторических феноменов экономической жизни. Сказанное вовсе не означает, что концепция быстрого старта – ложна или бесполезна. Это означает лишь то, что логически неверным было бы делать обратное умозаключение и пытаться всякий конкретный случай феноменально быстрого экономического роста объяснять "эффектом быстрого старта". Подобный логический трюк лишь по видимости носит признак добросовестного дедуктивного умозаключения, являясь, в действительности, халтурной попыткой заменить полноценное историческое и политико-экономическое исследование подыскиванием разного рода "явлений", "тенденций" или "эффектов", присущих всему классу тех экономических процессов, природу которых требуется раскрыть.

Во-вторых, очевидно, что у Мэнкью, в эффекте быстрого старта обобщаются лишь примеры увеличения темпов промышленного развития, т.е. речь идёт об относительных показателях, ничего не говорящих о реальном благосостоянии людей, труд которых эти темпы обеспечивает. На это, кстати, достаточно ясно намекает и последняя фраза приведённой выше цитаты: "…южнокорейская экономика развивалась более быстрыми темпами, чем американская, зато в США был и остается высоким показатель ВВП на душу населения".

Оба вывода ясно свидетельствуют о крайне выморочном характере эффекта быстрого старта, о том, что идея сия не дотягивает до статуса подлинно-научного понятия, поскольку носит не конкретно-всеобщий, как и подобает понятию, а лишь абстрактно-всеобщий характер. Уже одно это делает бесперспективными любые попытки использования данной концепции в политических спорах. Однако, такого рода попытки, всё же, имеют место. В качестве примера приведу эпизод одной увлекательной дискуссии, которую мне довелось вести несколько лет назад на страницах сайта "Научный атеизм" [ http://www.atheism.ru ]. Один из активных участников обсуждений, некто г. Ма, предпринял следующую попытку дискредитировать заслуги советского руководства и экономического учения Маркса в деле послевоенного восстановления народного хозяйства СССР:

Советский Союз, <…> справился с этой задачей [послевоенного восстановления] заметно лучше, потому что разрушений было больше. Есть такое понятие в экономике как «эффект быстрого старта». Основано это понятие на том, что чем менее индустриализована страна, тем большей эффект дают в неё инвестиции. Любой инвестированный капитал в равные промежутки времени и в равных количествах даёт отдачу всё меньше и меньше. Поэтому, если вложить 1 млн. долларов в экономику какого-нибудь Гондураса это даст больший эффект и больший рост ВВП, чем аналогичные в процентном отношении деньги вложить в экономику Японии. Чем страна более разрушена, тем быстрее будут темпы роста её дохода. Поэтому та же индустриализация и послевоенное десятилетие дали чуть ли не 15% рост ВВП в год, что выше чем во многих капстранах. Но… <…> это не говорит о том, что социалистическая система хозяйствования лучше капиталистической [atheism.ru/library/maikg_2.phtml?start=1&type=phorum]

Когда обыватель хочет возвыситься до мировоззренческих обобщений, из него чревовещают лишь господствующие предрассудки его времени. Эти и подобные им право-либеральные и консервативные предрассудки особенно широко распространены в современном российском обществе. Они стягивают его удушающей петлёй. Застят глаза и дезориентируют даже добросовестных в своих побуждениях граждан. Именно поэтому тщательный разбор такого рода предрассудков и всесторонняя критика их крайне необходимы. Но ограничимся здесь лишь критикой процитированного фрагмента дискуссии.

Попытку применить эффект быстрого старта для объяснения процессов, сопровождавших послевоенное восстановление СССР, следует критиковать одновременно с двух позиций: с общеметодологической и с историко-экономической. Двинемся по порядку.

I. Критика методологии

Попытка поставить в один ряд и как-либо сравнивать некий абстрактный "социализм" и «эффект быстрого старта» – грубо ненаучна. Имеет смысл изучать конкретную историческую реальность жизни советского общества, его экономики. Именно эту, отчасти продолжающую жить в настоящем, историческую реальность и следует сопоставлять с идеей социализма, как она была оформлена и выражена в трудах классиков. Только таким образом мы сможем приблизиться к ответу на интересующий нас вопрос: что же послужило движущей силой феноменально быстрого послевоенного восстановления СССР и в каком отношении состоит этот факт с идеей "быстрого старта" из "Принципов экономикс".

Едва ли кто-либо решится оспаривать утверждение, что советская система была попыткой построения социализма. Производственная система советского общества должна рассматриваться, не метафизически, не как циклически воспроизводящий себя механизм, а как процесс, основным содержанием которого выступала борьба за социализм. Ранний социализм может во многом, если не во всём уступать развитому капитализму. Но уже зрелый социализм, социализм на собственной основе по определению есть такой общественный строй, который по основным жизнеобеспечивающим экономическим показателям, прежде всего по производительности труда, превосходит все модификации капиталистического способа производства. Именно в этом отношении советская система интересна для современных коммунистов: то, в чём она была лучше (эффективнее, свободнее, справедливее) – следует отнести к подлинно социалистическим элементам этой системы; и наоборот – то, в чём она уступала (по чётко определённым, исчислимым параметрам) развитым формам буржуазного общества, должнó указать нам на отдельные просчёты и недоработки в теории и практике социализма, которые мы обязаны будем учесть в процессе следующей попытки его построения.

Советская система в СССР была развёрнута как широкомасштабный проект, вовлекающий в себя все сферы общества: экономику, политику, образование, культуру, идеологию… Эффект быстрого старта, как и великое множество других эффектов, лишь сопровождал работу советской экономики, но не в коей мере не обеспечивал её успехи, поскольку обеспечить что-либо способен лишь правильно организованный труд живых людей. Даже страшно представить себе, какая катастрофа постигла бы нашу страну, если бы Сталин вместо экономического учения Маркса стал пользоваться "Принципами экономикс" и принял бы решение сразу после войны перевести нашу страну на рельсы рыночной экономики. Вероятно, мы и по сей день продолжали бы это восстановление, если бы вообще уцелели под натиском новых агрессоров.

Нельзя, так же, упускать из виду, что эффект быстрого старта – идеальный пример феноменологической (или описательной) концепции, т.е. такой концепции, которая описывает наблюдаемые в опыте свойства предметов и процессов, но не вникает в их внутренние механизмы. Знание об эффекте быстрого старта способно помочь нам сделать прогноз экономического развития того или иного региона, отрасли, бизнеса, но ничего не может сказать о характере тех вполне материальных сил, которые это развитие обеспечивали. В случае послевоенного восстановления СССР этими материальными силами были советские механизмы управления экономикой, следовательно, без обращения к анализу этих механизмов, невозможно и дать ответ на интересующий нас вопрос о роли советской системы в послевоенных успехах Союза. Сопровождалось ли послевоенное восстановление СССР каким-либо "эффектом" или нет – не имеет решающего значения, ибо эффект быстрого старта – на то и "эффект", чтобы быть не более чем внешним проявлением некой глубже лежащей реальности, обеспечивающей саму возможность как "эффекта быстрого старта", так и всех прочих, присущих ей экономических явлений. "Эффект" на то и эффект, что он не способен существовать сам по себе, а обуславливается тем, чтó этот эффект производит. Чем-то более фундаментальным. Какой-то более глубоко лежащей реальностью. Что же это за "более глубоко лежащая реальность"? Разумеется, эта реальность вполне конкретна и материальна – это советские механизмы и принципы мобилизации трудовых ресурсов страны. Что же это за принципы? В сфере общественного производства таким принципом была, (1) осуществлявшаяся Госпланом рационализация хозяйственной деятельности, благодаря которой создавалась материальная основа для роста общественного благосостояния. В сфере, потребления, параллельно пробивал себе путь (2) принцип справедливого распределения общественного продукта, призванный обеспечивать прямо пропорциональную зависимость между индивидуальными трудовыми затратами и заработной платой ("от каждого по способностям – каждому по труду"; "как поработал – так и заработал" и т.д.). Совокупное действие этих механизмов, не могло не оказывать позитивного воздействия на отношение советского человека к своему труду. Оно обуславливало возникновение и широкое распространение такого явления как позитивная трудовая этика советского рабочего, выражавшаяся в развитии искреннего трудового энтузиазма, добросовестности, стремления к производственным достижениям. Все эти глубоко позитивные социально-психологические явления становились немаловажными факторами экономических успехов советского общества, в том числе и высоких темпов послевоенного восстановления. Последнее, к слову сказать, доказывает, что сам трудовой энтузиазм (проявлявшийся и в стахановском движении и в традиции социалистического соревнования) не являлся результатом исключительно внешнего идеологического воздействия, не нагнетался искусственно, по заданию партии и правительства, а был обусловлен вполне материальной причиной – реальным ростом благосостояния подавляющей массы трудящихся.

Конкретно-историческое содержание каждого из этих двух механизмов, будет раскрыто ниже в блоке «Историко-экономический аспект критики».

Подозреваю, однако, что этот, приведённый выше, краткий вариант ответа покажется читателю недостаточно убедительным. Поэтому спешу изложить свою мысль подробнее.

Для серьёзного ответа на вопрос о роли принципов, положенных в основу советской производственной системы в деле послевоенного восстановления СССР необходимо:

– во первых: сформировать адекватное представление об исторических реалиях послевоенного восстановления СССР.

– во-вторых: установить, то, какие именно экономические, организационные, общественно-психологические механизмы применялись тогда в процессе послевоенного восстановления

– в-третьих: сделать вывод о том, насколько рационально или нерационально была налажена вся программа восстановительных работ, имелись ли у неё рыночные альтернативы и могли бы эти альтернативы оказаться более эффективными.

– в-четвёртых: в каком соответствии с истинно-социалистическими принципами управления находились те реальные принципы управления, которые реализовывались в советской системе, применялись советской партией и правительством в ходе реального послевоенного восстановления СССР. Только после решения этих четырёх предварительных задач мы способны поставить и разрешить более глобальный вопрос о том, какой общий вывод о перспективности и эффективности применения марксистской политэкономии можно делать из факта феноменально-быстрого послевоенного восстановления СССР. Но ведь подход, ограничивающийся отсылкой к эффекту быстрого старта – не содержит в себе даже попытки чего-либо подобного! Стоит ли удивляться, что и выводы г. Ма оказываются столь шаткими и даже прямо ошибочными.