Карл Маркс: послесловие к юбилею (4)

Л.Л. Васина, Т.Т. Гиоева

Часть 1, часть2,
часть 3, часть 4, часть 5.

В дальнейшем Маркс продолжал изучение русскоязычных источников. Он знал работы И.И. Кауфмана, А.И. Чупрова, Н.И. Зибера, М.М. Ковалевского, А.И. Ва-сильчикова, В.П. Воронцова, Н.Ф. Даниельсона и многих других русских экономистов, историков, публицистов. В первой половине 1881 г. Маркс конспектировал книги Ю.Э. Янсона «Сравнительная статистика России и западноевропейских государств» (2 тома, С.-Петербург, 1880) и «Опыт статистического исследования о крестьянских наделах и платежах» (С.-Петербург, 1877), А. Скребицкого «Крестьянское дело в царствование императора Александра II» (Т. 1, 4. Бонн, 1862, 1868), Ф.П. Скалдина (Еленева) «В захолустье и в столице» (С.-Петербург, 1870), А.А. Головачева «Десять лет реформ. 1861–1871» (С.-Петербург, 1872) и др.

Занятия Маркса темой аграрных отношений в России не получили финального завершения. Поэтому при анализе этой части его научного наследия особенно важно проводить разграничение между идеями конспектируемых источников, которые Маркс фиксировал в своих конспектах, не всегда давая им оценку, и взглядами самого Маркса, не принимая первое за второе. Результаты изучения Марксом социально-экономического развития России в пореформенное время нашли отражение в рукописи «Заметки о реформе 1861 г. и пореформенном развитии России»^[i], написанной в конце 1881–1882 гг.

Хотя Марксу и не удалось реализовать свое намерение использовать выписки цикла «Руссика» и др. конспекты в разделе о дифференциальной земельной ренте в третьей книге «Капитала», изучение в оригинале русских источников позволило ему осуществить масштабное исследование социально-экономического и политического строя России и сделать некоторые выводы относительно перспектив ее развития.

Эти выводы были сформулированы в известных документах: письме в редакцию «Отечественных Записок» (1877 г.), письме В.И. Засулич от 8 марта 1881 г. (тщательно продумывая вопрос об историческом развитии России и судьбе русской сельской общины, Маркс написал четыре черновых наброска, прежде чем написал окончательный ответ на письмо Засулич от 16 января 1881 г., где ставились эти вопросы) и, наконец, «Предисловии ко второму русскому изданию «Манифеста Коммунистической партии» (1882 г.), написанном Марксом совместно с Энгельсом. Важно подчеркнуть, что все рассуждения Маркса относительно судьбы русской общины не носили характер однозначного ответа.

История написания письма в редакцию «Отечественных Записок» показывает, насколько большое значение придавал Маркс верному пониманию идей «Капитала» в России. Так, получив от Даниельсона в ноябре 1877 г. октябрьский номер журнала «Отечественные записки» со статьей Н.К. Михайловского «Карл Маркс перед судом г. Ю. Жуковского», в которой в связи с вопросом о русской общине превратно трактовался диалектико-материалистический метод исследования, примененный в «Капитале»^[ii], Маркс, работавший в тот момент над страницей 16 рукописи VI второй книги «Капитала», прервал работу и тут же, на обороте листа с нумерацией «17», начал писать набросок своего известного письмо в редакцию журнала, где, в частности, говорилось: «Чтобы иметь возможность со знанием дела судить об экономическом развитии России, я изучил русский язык и затем в течение долгих лет изучал официальные и другие издания, имеющие отношение к этому предмету. Я пришел к такому выводу. Если Россия будет продолжать идти по тому пути, по которому она следовала с 1861 г., то она упустит наилучший случай, который история когда-либо предоставляла какому-либо народу, и испытает все роковые злоключения капиталистического строя»^[iii]. И далее: «…Если Россия имеет тенденцию стать капиталистической нацией по образцу наций Западной Европы, – а за последние годы она немало потрудилась в этом направлении, – она не достигнет этого, не превратив предварительно значительной части своих крестьян в пролетариев; а после этого, уже очутившись в лоне капиталистического строя, она будет подчинена его неумолимым законам, как и прочие нечестивые народы»^[iv].

Однако набросок письма Маркса в редакцию «Отечественных записок» остался незаконченным и не был отправлен. Энгельс, обнаружив его в бумагах Маркса уже после его смерти, сделал с письма несколько копий, одну из которых вместе с письмом от 6 марта 1884 г.^[v] послал В.И. Засулич в Женеву. Письмо было опубликовано в 1886 г. в журнале «Вестник Народной Воли». В легальной печати письмо Маркса появилось только в 1888 г. в журнале «Юридический вестник».

Для русского революционного движения принципиальное значение имело сформулированное Марксом и Энгельсом в предисловии ко второму изданию «Манифеста Коммунистической партии» (1882 г.) допущение: «Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития»^[vi]. При этом Маркс предостерегал от использования его теории как универсальной схемы для всех стран и народов: «…События, поразительно аналогичные, но происходящие в различной исторической обстановке, привели к совершенно разным результатам. Изучая каждую из этих эволюций в отдельности и затем сопоставляя их, легко найти ключ к пониманию этого явления; но никогда нельзя достичь этого понимания, пользуясь универсальной отмычкой в виде какой-нибудь общей историко-философской теории, наивысшая добродетель которой состоит в ее надысторичности»^[vii]. Подтверждением этого общего для Маркса и Энгельса подхода были неоднократные указания Энгельса на то, что «наша теория – это теория развития, а не догма, которую надо выучить наизусть и механически повторять»^[viii].

Выводы Маркса о судьбе русской общины в основном относились к первым двум десятилетиям после отмены крепостного права. Анализируя экономическое развитие России позднее, Энгельс писал о русской общине как «мечте о невозвратном прошлом» и о безусловном развитии России по капиталистическому пути. Рассмотрение взглядов Энгельса на Россию после смерти Маркса – это отдельная тема, которая тоже чрезвычайно важна для понимания данного вопроса.

Наряду с научными исследованиями российской экономики глубокий интерес у Маркса вызывала революционная борьба в России. Он внимательно следил за русской периодикой, читал зарубежную и подпольную печать революционных народников: «Народное дело», «Вперёд», «Работник», «Набат», издания «Народной воли» и «Чёрного передела». Общение с представителями нового поколения русской разночинной эмиграции конца 1860-х–1870-х гг., кумиром которых был Н.Г. Черны-шевский, безусловно, повлияло на отношение Маркса к России. В марте 1870 г. Маркс принимает предложение Русской секции I Интернационала стать ее представителем в Генеральном совете Интернационала в Лондоне. Интересно свидетельство о первой встрече с Марксом русской революционерки Елизаветы Лукиничны Томановской (псевдоним – Дмитриева), которая в качестве связной Русской секции приехала в декабре 1870 г. из Женевы в Лондон для встречи с Марксом. «С любопытством, но не без смущения и робости» она «переступила порог квартиры Маркса… Вокруг по обеим сторонам комнаты шкафы были заполнены книгами, комплектами газет, журналов, рукописями. …Елизавета Лукинична заметила …целую полку русских книг: томики Пушкина, Добролюбова, Чернышевского. …Во многих книгах пестрели разноцветные закладки. …В комнату вошёл большеголовый человек с пышной седой бородой. …Фотография, которую ей довелось раньше видеть, прекрасно передавала облик Маркса... Высокий благородный лоб, острый, пристально-серьёзный и дружелюбный взгляд – весь облик Марква сразу внушал к нему доверие и уважение. …Простота и дружелюбие, необыкновенное человеческое обаяние Маркса обнаруживались с первых же минут общения с ним. Вскоре Елизавета Лукинична чувствовала себя так, будто давно была с ним знакома. Ей было приятно и радостно ощущать, что Маркс относится к ней… как к равному участнику беседы»^[ix].

Вся совокупность материалов наследия Маркса по России свидетельствует о том, что его взгляды не укладываются в рамки однобоких примитивных оценок. К. Маркс был одним из по-настоящему глубоких специалистов по России в Европе того времени. Выписки Маркса, на наш взгляд, имеют также значение для изучения экономической и социальной истории России второй половины ХIХ века, учитывая тенденцию к идеализации Российской империи до 1917 г. в современной России.

Маркс и Бакунин

В контексте темы «Маркс и Россия» специального внимания заслуживает вопрос об отношении Маркса к М.И. Бакунину и А.И. Герцену. Эта тема сегодня тоже стала источником спекуляций разного рода. Широкое распространение в интернете получила рукопись Бакунина «Мои личные отношения с Марксом» (ок. 1871), опубликованная после смерти Бакунина его биографом М. Неттлау и затем соратником Бакунина Джеймсом Гильомом в его труде «Интернационал. Документы и воспоминания»^[x]. Бакунин сводил свои расхождения с Марксом, главным образом, к личностным моментам.

Маркс и Бакунин были хорошо знакомы с 1844 г. «Мы виделись довольно часто, – писал Бакунин, – так как я весьма уважал его за науку и страстную и серьезную приверженность делу пролетариата, хотя и постоянно смешанную с личным тщеславием. … Однако никогда между нами не было полной откровенности. Наши темпераменты не выносили друг друга. Он называл меня сентиментальным идеалистом, и он был прав; я называл его вероломным и скрытным тщеславцем; и я был тоже прав».

Пути Маркса и Бакунина разошлись в период революции 1848 г. Бакунин признавал, что был слишком увлечен разрушительной стороной революции и что «правда была гораздо более» на стороне Маркса, чем его. По свидетельству Франциски Кугельман, Маркс, «в противоположность своему в большинстве случаев снисходительному суждению о людях …очень отрицательно отзывался о Бакунине». В этой связи она приводит слова Маркса по поводу известного девиза Бакунина «Всё должно быть разрушено»: «…совершенно бессмысленно разрушать ценности, уничтожать свои и чужие дома, убегать неизвестно куда и не зная, каким образом снова что-нибудь построить»^[xi].

Бакунин выступал за разрушение всех существовавших в то время империй (русской, австрийской, прусской и турецкой империй) и «реорганизации народов, снизу доверху, их собственной свободой, на базе полного экономического и общественного равенства, а не силой власти, какой бы революционной она себя ни называла, и какой бы разумной она ни была в действительности». Современная публицистика делает из этих слов вывод, что Бакунин, в отличие от Маркса, якобы увидел негативную сторону идеи «диктатуры пролетариата», которая, по его словам, «не может иметь другой цели, кроме увековечивания самой себя», «способна породить в народе лишь рабство».

Бакунин называл Маркса «авторитарным коммунистом», «пангерманистом», не допускающим мысли о праве «славян освободиться от ярма немцев», в чем якобы и состояла суть расхождений их взглядов. К этому добавился инцидент с появлением в августе 1848 г. в издаваемой Марксом и Энгельсом «Новой Рейнской газете» заметки, в которой Бакунин был назван русским агентом. Полученную из разных источников информацию Маркс напечатал на страницах своей газеты, но одновременно предоставил Бакунину возможность выступить в ней с опровержением, представив веские доказательства своей невиновности. Были напечатаны и другие документы, подтверждавшие лживость этих измышлений. Маркс считал, что таким образом он способствовал прекращению этих слухов и защитил честь своего приятеля. Бакунин довольно скоро восстановил с Марксом отношения, и казалось, что инцидент был исчерпан.

Однако в 1853 г. история повторилась: в лондонской газете «The Morning Advertiser» появилась подписанная только инициалами статья некоего Фрэнсиса Маркса, в которой вновь утверждалось, что Бакунин является русским агентом. Информацию об этом Бакунин получил позднее от Герцена, который был уверен, что данная публикация принадлежала Карлу Марксу. Маркс, не имея к ней никакого отношения, при личной встрече с Бакуниным в начале ноября 1864 г. сумел его в этом убедить и восстановить отношения. Эти две истории ещё довольно долго муссировались в русской эмигрантской среде и использовались биографами Бакунина как неоспоримый факт предательства со стороны Маркса.

От будущего основного переводчика первого тома «Капитала» Германа Лопатина, приехавшего в Лондон летом 1870 г., чтобы лично познакомиться с автором, Маркс знал о большом влиянии на Бакунина С.Г. Нечаева, как и о провокационной роли Нечаева, провозглашавшего в своем «Революционном катехизисе» принцип «Цель оправдывает средства», в революционном движении России^[xii]. Эти отношения бросали тень на Бакунина. Именно по настоянию Нечаева, внушившего Бакунину, что Россия стоит на пороге революционного взрыва и его задача – «подогреть» этот процесс своей революционной агитацией, Бакунин прервал свою работу над переводом первого тома «Капитала» Маркса на русский язык, которым он занимался осенью 1869 г. При этом остался невозвращенным издателю Полякову аванс в 300 рублей (1/4 всего гонорара), полученный по просьбе самого Бакунина, который он обещал вернуть.

Экземпляр «Капитала» Бакунин получил лично от Маркса в октябре 1867 г., однако не отреагировал на присланную в подарок книгу, и это, как утверждал Бакунин и его сторонники, было причиной «мести» Маркса, выразившейся в исключении Бакунина и его соратников из I Интернационала на Гаагском конгрессе в 1872 г. Эпизод с невозвращенным Бакуниным авансом фигурировал на Гаагском конгрессе как свидетельство его мошенничества. По настоянию Маркса эта история рассматривалась на закрытом заседании специальной комиссии, но сторонники Бакунина вынесли всю эту историю в прессу, обвиняя Маркса в мелочности и несправедливости по отношению к Бакунину.

Подобную интерпретацию причин борьбы Маркса с Бакуниным и его сторонниками на конгрессе в Гааге, а также объяснения разрыва между Марксом и Бакуниным из-за глубокой антипатии, которую Маркс якобы питал к Бакунину, повторяли не только приверженцы и биографы Бакунина как Дж. Гильом, М. Неттлау, Ф. Брупбахер, но и биограф Маркса Ф. Меринг, Э. Бернштейн и др. Теперь эти идеи, давно развенчанные Рязановым еще в начале ХХ в., охотно воспроизводятся современными публицистами, политологами и пр. Как заметил Рязанов в статье «Анархистский товар под флагом бакунизма», опубликованной на немецком языке в 1913 г. и на русском в 1923 г. и повторно в 1928 г. в «Очерках по истории марксизма», «Маркс, – …гораздо более, чем Бакунин, заслуживает имя "наиболее оклеветанного человека" ХIХ столетия», но он «лишь в очень редких случаях считал необходимым реагировать на личные нападки…»^[xiii]. Маркс следовал еще одному девизу: «Segui il tuo corso, e lascia dir le genti! (Следуй своей дорогой, и пусть люди говорят что угодно»^[xiv].

На самом деле главной причиной окончательного разрыва Маркса с Бакуниным была деятельность Бакунина по созданию внутри Интернационала тайного общества под названием «Альянс социалистической демократии», который должен был «взорвать» Интернационал изнутри. Объективно Бакунин выражал взгляды мелкобуржуазных слоев, прежде всего крестьян и ремесленников, составлявших в 1860–1870-е х гг. большинство населения Европы и не готовых к восприятию пролетарской идеологии. По словам Ленина, в то время «марксизм не был еще господствующим даже в Германии, где преобладали, собственно говоря, переходные, смешанные, эклектические воззрения между мелкобуржуазным и пролетарским социализмом. А в романских странах, во Франции, Испании, Бельгии, самыми распространенными учениями среди передовых рабочих были прудонизм, бланкизм, анархизм, явно выражавшие точку зрения мелкого буржуа, а не пролетария»^[xv]. Борьба Маркса и его соратников с бакунизмом была не столкновением личностей, а реальной борьбой за утверждение марксистской идеологии в рабочем движении. Решения Гаагского конгресса Интернационала имели решающее значение в борьбе Маркса и его сторонников с анархистской идеологией, сектантством и реформизмом в международном рабочем движении.

Говоря о Бакунине, необходимо развеять еще одну легенду относительно того, что Бакунин был первым переводчиком на русский язык «Манифеста Коммунистической партии», напечатанного в Женеве в 1869 г. Почти весь тираж этого издания был конфискован на границе при попытке перевезти его в Россию, и в мире остались считанные сохранившиеся экземпляры. Утверждение об авторстве перевода Бакунина содержится в предисловии Маркса и Энгельса ко второму русскому изданию «Манифеста», вышедшему в переводе Г.В. Плеханова в 1882 г.^[xvi]. Однако еще в середине 1950-х гг. сомнение в этом высказал известный специалист по истории русской революционной эмиграции 2-й половины ХIХ в. Б.П. Козьмин^[xvii]. Сомнения, в частности, порождены наличием грубых ошибок в переводе, которые вряд ли мог допустить Бакунин, свободно владевший немецким языком. Дополнительные аргументы, опровергающие участие Бакунина в переводе, добавляет знание обстоятельств личной жизни и деятельности Бакунина в то время. Козьмин предположил, что перевод мог быть сделан Н.Н. Любавиным, который по окончании Санкт-Петербургского университета в 1869 г. находился на учебе в Германии и являлся посредником между петербургским издателем Поляковым и Бакуниным в истории с переводом «Капитала» Маркса на русский язык. Вопрос об участии Бакунина в переводе «Манифеста Коммунистической партии» на русский язык остается, однако, открытым.

Маркс и Герцен

Ещё более сложным и по сей день остаётся вопрос взаимоотношений К. Маркса и А.И. Герцена. Основатель теории научного коммунизма и великий русский революционный демократ, философ, публицист, писатель, вставший, по словам В.И. Ленина, в «один уровень с величайшими мыслителями своего времени», не только не стремились к личному общению, но, напротив, испытывали по отношению друг к другу устойчивую неприязнь, переходившую порой в открытую вражду. При этом Маркс с Герценом не были лично знакомы. Объективно оценить эту коллизию всегда было не просто. Советской историографии, по признанию сегодняшних историков, мешали идеологические догмы, не позволявшие даже малую критику в адрес классиков марксизма. Но в настоящее время место идеологической цензуры всё чаще занимают стереотипы в оценке личности Маркса как человека крайне жесткого, деспотичного, авторитарного, не терпящего возражений и критики его взглядов. Безусловно, субъективный момент играл не последнюю роль, и, как считал Г.В. Плеханов, взаимные неприязненные отношения Маркса и Герцена были результатом «досадного недоразумения». К таким недоразумениям относили недостоверность информации, получаемой Марксом и Герценом друг о друге. Подобное объяснение можно принять, но это относится скорее к окружению Герцена, поскольку в числе его европейских друзей были люди, которые в разные периоды общались с Марксом, но разошлись с ним по идейным соображениям, а соответственно и с определённым отношением к нему. Известная полемика Маркса с немецким учёным Карлом Фогтом^[xviii], принявшим дружеское участие в трудный для Герцена период, тоже сыграла определённую роль: не утруждая себя объективно оценить суть конфликта, Герцен безоговорочно принял сторону Фогта, обвинив в очередной раз Маркса в непорядочности. Впервые такую оценку Маркс «заслужил» из-за упомянутой выше истории с М.А. Бакуниным, чем, по словам самого Герцена, и объяснялась «вся враждебность …с марксидами» – так он называл Маркса и его окружение. Со своей стороны Маркс, довольно критически относившийся к русской либерально-демократической среде, которую он имел возможность наблюдать уже с начала 1840-х годов в Европе, воспринял и Герцена как ещё одного представителя «дворянских» революционеров, «социал-дилетанта», не увидев в нём личность совершенно иного масштаба, стоявшую особняком и на абсолютно ином уровне.

Но помимо причин субъективного характера были и более серьёзные разногласия, которые, скорее всего, и лежали в основе их многолетнего противостояния. По образному выражению В.И. Ленина, Герцен «вплотную подошёл к диалектическому материализму и остановился перед историческим материализмом»^[xix]. Марксизм как теория общественного преобразования мира пришла в противоречие со взглядами Герцена в этом вопросе.