Карл Маркс: послесловие к юбилею (2)

Л.Л. Васина, Т.Т. Гиоева

Часть 1, часть2,
часть 3, часть 4, часть 5.

В январе 1879 г. в беседе с корреспондентом газеты «Chicago Tribune» Маркс, отвечая на вопрос корреспондента относительно приписываемого Марксу высказывания о том, «что в Соединенных Штатах и Великобритании, а также, возможно, и во Франции реформа труда произойдет без кровавой революции, но что в Германии, а также в России, Италии, Австрии кровопролитие должно совершиться», – заметил: «Не надо быть социалистом,… чтобы предвидеть предстоящие кровавые революции в России, Германии, Австрии, а, возможно, также и в Италии, если итальянцы будут по-прежнему придерживаться той политики, которую они теперь проводят. События Французской революции могут вновь разыграться в этих странах. Это очевидно всякому, искушенному в политике. Однако эти революции будут совершены большинством. Ни одна революция не может быть совершена партией, она совершается только народом»^[i].

В своем главном труде – «Капитале», – работе над которым Маркс отдал в общей сложности 40 лет жизни, он теоретически раскрыл механизм создания прибавочной стоимости в результате присвоения капиталом неоплаченного труда рабочего. «С тех пор как на земле существуют капиталисты и рабочие, не появлялось еще ни одной книги, которая имела бы такое значение для рабочих…»^[ii]. В «Капитале» были исследованы внутренние законы функционирования и развития капиталистической экономики, сделан прогноз о неизбежности революционной смены капитализма обществом, построенном на отрицании частной собственности на средства производства. С выходом «Капитала» идеи, провозглашенные в «Манифесте Коммунистической партии», получили теоретическое обоснование. Поэтому, подчеркивал В.И. Ленин, «Капитал» – «главное и основное сочинение, излагающее научный социализм»^[iii].

Не удивительно, что на протяжении большей части своей политической жизни Маркс, по словам Энгельса, был в Европе «тем человеком, которого больше всего ненавидели и на которого больше всего клеветали. Правительства – и самодержавные и республиканские – высылали его, буржуа – и консервативные и ультрадемократические – наперебой осыпали его клеветой и проклятьями. Он сметал все это, как паутину, со своего пути, … отвечая лишь при крайней необходимости». При этом «у него могло быть много противников, но вряд ли был хоть один личный враг»^[iv].

Обосновывая необходимость запечатлеть для истории воспоминания людей, лично знавших Маркса, Либкнехт отмечал: «Наряду с великим умом, это великое сердце, которое так горячо билось ради всего человечного, ради всего, что носит человеческий облик. …О его частной жизни, о нём, как о человеке… не знают почти ничего. До сих пор о Марксе как человеке высказывались почти исключительно противники и, следуя единому шаблону, изображали его бессердечным, расчётливо холодным, высокомерно взирающим с заоблачных высот своего презрения к миру и человечеству на простой люд… Насколько же совершенно иным был этот человек!»[v].

В публичной жизни Маркс был яростным борцом, со всей силой своей страстной натуры отстаивающий собственную точку зрения, принципы и идеи, бывая порой резким и даже нетерпимым. Противники Маркса видели в проявлении этих качеств лишь признаки деспотической натуры, самонадеянности и высокомерия лидера, не желавшего считаться с чужим мнением. Люди, близко знавшие Маркса, интерпретировали такой стиль поведения иначе. «Стиль Маркса – это Маркс. Такой до мозга костей правдивый человек, который не знал другого культа, кроме культа истины… Неспособный к лицемерию, неспособный к притворству и к позе, он всегда был самим собой как в своих произведениях, так и в своей жизни», – писал В. Либкнехт[vi]. По словам младшей дочери Маркса Элеоноры, умение Маркса «подойти к людям, дать им почувствовать, что он интересуется всем тем, что интересует их, было удивительно. Я слышала, как люди самых различных положений и профессий говорили о его особой способности понимать их и разбираться в их делах. …Его время и его обширные познания были всегда к услугам каждого, кто выказывал стремление научиться чему-нибудь…»^[vii].

В частной жизни Маркс был совершенно другой человек, и это отмечают все близко знавшие его люди. «В семье, как и в отношениях к друзьям и даже просто к знакомым, главной характерной чертой Карла Маркса можно, пожалуй, считать его неизменно веселое расположение духа и безграничную отзывчивость. Его доброта и терпение были поистине изумительны»^[viii]. «Тем, кто посвятил себя изучению человеческой природы, – писала в своих воспоминаниях Элеонора Маркс, – не покажется странным, что человек, бывший таким непреклонным борцом, мог быть в то же время добродушнейшим и нежнейшим из всех людей. Они поймут, что он потому и умел так остро ненавидеть, что был способен так глубоко любить…»^[ix].

Немало написано о любви Маркса и Женни фон Вестфален. Личность этой талантливой, незаурядной женщины вполне сопоставима с масштабом такой фигуры как сам Маркс. На протяжении четырех десятков лет она оставалась не только верной спутницей в его полной драматических событий жизни, но и постоянным, бесценным помощником в работе, как интеллектуальной, так и общественной. Их дочь Элеонора писала: «Не будет преувеличением, если я скажу, что без Женни фон Вестфален Карл Маркс никогда не мог бы стать тем, кем он был. Никогда ещё две жизни – и обе такие замечательные – не были так тесно связаны, дополняя одна другую»^[x].

Семье Маркса была уготована непростая и беспокойная жизнь: частые переезды из одной страны в другую в связи с преследованием Маркса со стороны властей, участие в революции 1848–1849 гг., и, наконец, осенью 1849 г. отъезд в Англию, в которой он и Женни прожили до конца жизни. Первое десятилетие эмиграции было самым тяжёлым в жизни Маркса и его близких. К кабальной зависимости от домовладельцев и торговцев прибавились ещё более тяжёлые испытания – смерть детей. Из семерых детей Маркса выжили только три дочери. Трое умерли, не дожив до года, но самым страшным ударом была смерть 8-летнего Эдгара. Необыкновенно живой, не по годам развитый мальчик, был всеобщим любимцем. Не очень выносливый с рождения, он не смог сопротивляться болезни, которая, по словам Маркса, «приняла наследственный в нашей семье характер изнурения желудка и кишечника»^[xi]. На долгие годы эта трагедия оставалась незаживающей раной. По признанию Маркса, в отношении детей он был «не такой стоик, как в других вещах, и семейные несчастья» обходились ему «всегда дорого»^[xii]. «Я перенес уже много несчастий, но только теперь я знаю, что такое настоящее горе»^[xiii], – написал Маркс Энгельсу в те дни.

Энгельс был в этой ситуации единственным человеком, которому Маркс мог доверить свои душевные переживания. «При всех ужасных муках, пережитых за эти дни, – писал Маркс, – меня всегда поддерживала мысль о тебе и твоей дружбе и надежда, что нам вдвоём предстоит сделать ещё на свете кое-что разумное»^[xiv].

Уникальный союз этих двух великих людей требует отдельного разговора. Их взаимоотношения в сегодняшних дискуссиях о Марксе нередко преподносятся в весьма примитивной и искаженной форме, сводясь к материальной поддержке Маркса Энгельсом. Между тем отношения этих двух неординарных личностей и единомышленников, по словам В.И. Ленина, «превосходят все самые трогательные сказания древних о человеческой дружбе»^[xv]. «Жизнь и творчество этих двух людей так переплелись, что разделить их невозможно», – писала Элеонора Маркс-Эвелинг^[xvi]. Их отношения сравнивали с античным мифом о Финтии и Дамоне, готовых пожертвовать жизнью друг для друга^[xvii]. Маркс и Энгельс не могли долго обходиться без взаимного общения, и когда они годами жили в разных городах – Маркс в Лондоне, а Энгельс в Манчестере, – они почти ежедневно писали друг другу. В 2 часа ночи 16 августа 1867 г., закончив работу над корректурой последнего 49 печатного листа первого тома «Капитала», Маркс пишет именно Энгельсу: «…Итак, этот том готов. Только тебе обязан я тем, что это стало возможным! Без твоего самопожертвования ради меня я ни за что не мог бы проделать всю огромную работу по трем томам»^[xviii].

Энгельс, который отводил себе в их союзе роль «второй скрипки»^[xix], был не просто другом и соратником Маркса в творчестве и в революционной борьбе. Он стал его «alter ego». Именно поэтому все разговоры о так называемом «меценатстве» Энгельса по отношению к Марксу не имеют основания, если рассматривать их отношения не с обывательской точки зрения, а проникнуть в суть этих взаимоотношений. Для семьи Маркса Энгельс был скорее её членом, чем просто другом. К детям Маркса он относился с подлинно отеческой нежностью и заботой. Пережив Маркса на 12 лет, до конца жизни Энгельс оставался для его дочерей самым близким человеком.

Критики Маркса, представляя его чёрствым, бездушным эгоистом, принесшим в жертву судьбы близких ему людей во имя осуществления своих утопических идей, зачастую обосновывают свои суждения на отдельных эпизодах и отрывках из писем Маркса и членов его семьи, вырванных из общего контекста. Однако при тщательном изучении эпистолярного наследия Маркса, его родственников, друзей, соратников, использовании их мемуаров предстаёт иная картина: при всей тяжести положения и трагических потерях семья Маркса была по-своему счастлива. Прежде всего потому, что этот союз был основан на любви, взаимном уважении, общности интересов и целей. «В этом храме исторического материализма жили богатой духовной жизнью, той единственной, которой стоит жить….», – описывал атмосферу в доме Маркса его зять Шарль Лонге^[xx]. «Редко кто принимал так радушно в своей скромной обстановке, как жена Маркса, и редко кто умел более сохранить в своей простоте приемы поведения и внешний облик того, что французы называют „une grand dame" [«знатная дама» – Л.В., Т.Г.]. Маркс и с седой бородой любил начинать Новый год танцем со своей женой или с приятельницей Энгельса, – написал в своих воспоминаниях о Марксе русский историк, социолог, этнограф и юрист М.М. Ковалевский. – Я сам однажды присутствовал при том, как он весьма ловко прошелся со своими дамами под музыку в торжественном марше»^[xxi].

Как в любой семье, в семье Маркса были трудные моменты. Женни Маркс на протяжении многих лет, выполняя нелёгкую обязанность секретаря мужа, несла на своих плечах бремя повседневного быта, заботы о здоровье и воспитании детей. Их болезни и смерти, наиболее острые моменты нужды, несбывшиеся надежды, в основном связанные с изданием работ Маркса, всё это подтачивало её силы, вызывало приступы депрессии, осложняло общую атмосферу семьи. Маркс сочувствовал жене и переживал, осознавая степень своей вины. Особенно чётко он сформулировал это в письме будущему зятю Полю Лафаргу в связи с предстоящей помолвкой с ним дочери Маркса Лауры. Поднимая вопрос о необходимости ответственности за будущее семьи, Маркс подчёркивал, что никогда не жалел об избранном пути и готов был бы снова его повторить, но «…только не женился бы. Поскольку это в моих силах, я хочу уберечь мою дочь от рифов, о которых разбилась жизнь её матери»^[xxii]. И тем не менее, по свидетельству младшей дочери Маркса Элеоноры, «несмотря на все страдания, борьбу, разочарования», ее родители были «веселой четой», а изображение Маркса как «озлобленного Юпитера-громовержеца» было лишь плодом воображения его недругов^[xxiii].

О жизни Маркса в семейном кругу написано немало. Каждый из рассказов его современников добавляет новые факты и подробности, но все сходятся в одном: образ сурового, жёсткого, беспощадного в борьбе с оппонентами, авторитарного вождя пролетариата никак не вяжется с образом мягкого, нежного отца, неистощимого на выдумки в общении с детьми; весёлого, радушного хозяина в кругу друзей.

По свидетельству его друга Вильгельма Либкнехта, общество детей было потребностью для Маркса. При всей невероятной занятости он проводил немало времени в играх с ними, не уступая им в изобретательности. С особой радостью дети Маркса вспоминали семейные прогулки, когда отец рассказывал сочиненные им самим сказки, которые скрашивали утомительный долгий путь и делились не на главы, а на мили. Маркс декламировал наизусть длинные отрывки из «Божественной комедии» Данте, их сменяли сцены из пьес Шекспира, который был «семейной библией» в доме Маркса. Великолепный знаток литературы, он любил читать детям вслух, ненавязчиво прививая им вкус к лучшим её образцам. В редкие часы отдыха Маркс с удовольствием обращался к своим любимым авторам – Г. Филдингу, В. Скотту, Ч. Диккенсу, О. де Бальзаку; не оставлял он без внимания и развлекательную литературу – А. Дюма, Поль де Кока и др. Изучая русский язык, стал читать русскую классику, отдавая предпочтение М. Салтыкову-Щедрину, Н. Гоголю, И. Тургеневу. Маркс отмечал, что Тургенев «особенно верно изобразил своеобразие русского народа с его славянской сдержанной эмоциональностью». Он высоко оценивал поэзию М. Лермонтова, считая, что «вряд ли кто из писателей превзошел Лермонтова в описании природы»^[xxiv].

Переписка Маркса с дочерьми – особый раздел его эпистолярного наследия. По ней можно с определённостью сказать, что между ним и детьми с самого их раннего детства царил дух товарищества, настоящей дружбы, доверительных отношений и уважения к личности ребёнка. Он был нежным, снисходительным отцом, всегда готовым к обсуждению с детьми любой темы на равных. Именно в силу этого равноправия его родительский авторитет был очень высок. «Дети должны воспитывать своих родителей», – любил повторять Маркс.

Дочери Маркса – Женни, Лаура и Элеонора – были, каждая по своему, яркими личностями. В этом была, безусловно, заслуга обоих родителей, которые в невероятно сложных условиях дали им великолепное образование и воспитание. Предельно экономя на себе, они предоставили им возможность развивать свои способности: помимо общепринятых в школе дисциплин, заниматься дополнительно иностранными языками, музыкой, рисованием, театральным искусством. Все три дочери выполняли секретарские обязанности при Марксе, заменив со временем мать.

Старшая дочь, Женни унаследовала от отца и сильное внешнее сходство, и его энергичный характер. Начитанная, великолепно образованная, она прекрасно рисовала, свободно владела английским, французским и итальянским языками. Женни мечтала стать актрисой, имея для этого все необходимые данные, но так и не смогла осуществить свою мечту. Однако проявила себя как талантливый журналист. Серия её статей о положении заключенных в тюрьмах ирландских революционеров, опубликованных в газете «La Marseillais» («Марсельеза») под псевдонимом «М-р [Мистер – Л.В., Т.Г.] Уильямс», имела широкий резонанс и способствовала освобождению значительной части осуждённых. Выйдя замуж за французского журналиста и революционера Шарля Лонге, она помогала ему в корреспондентской работе в газете «La Justice» («Справедливость»). Ранняя смерть оборвала жизнь этой замечательной женщины, оставившей пятерых малолетних детей, единственных потомков Карла Маркса.

Вторая дочь, Лаура, с детства проявляла способности во многих областях, но более всего известна как переводчик. Вместе со своим мужем, видным деятелем французского рабочего движения Полем Лафаргом, она много сделала для пропаганды марксизма во Франции и Испании. Энгельс высоко ценил её высокую культуру, одарённость и тщательность в работе, что делало переводы Лауры лучшими. Она блестяще перевела на французский язык многие работы Маркса и Энгельса, в том числе и «Манифест Коммунистической партии».

Младшая дочь, Элеонора, была видным деятелем профсоюзного и женского движения в Великобритании. Многие, кто её близко знал, говорили о сходстве характеров дочери и отца, который признавал, что «Женни похожа на меня, а Тусси – это я»^[xxv]. Не только друзья, но и идейные враги с одинаковым уважением отзывались о ней и её участии в общественно-политической жизни Англии.

Было бы, однако, глубоко ошибочным считать, что интересы Маркса и круг его знакомых были ограничены исключительно идеями и практикой революционной борьбы. В обществе людей, далёких от политики и научных дискуссий, Маркс был также интересен в общении. Его блестящий ум, необыкновенная эрудиция, любовь к музыке, обширные познания в самых различных областях делали его блестящим собеседником в любом обществе. Воспоминания дочери его друга, доктора Луи Кугельмана, Франциски, дают нам живое представление об одном из таких эпизодов. «Вместо ожидаемого мрачного революционера, – пишет Франциска Кугельман о первом визите Маркса в их дом, – мою мать приветствовал весёлый высокий элегантный господин… Под густыми седыми волосами блестели молодые темные глаза, и юношеская свежесть чувствовалась в его движениях и в его речи. Он не позволил моему отцу делать хотя бы малейшие намеки на политические темы, заявив при этом: "Это не для молодых дам, об этом мы поговорим как-нибудь потом”. В первый же вечер его беседа была так увлекательна, настолько полна остроумия и веселья, что время пролетело совершенно незаметно… Не только в области науки и изобразительного искусства, но и в области поэзии у Маркса был тончайший вкус, его начитанность и память были одинаково поразительны. …У Маркса были редкие способности к языкам, – пишет она далее. – Кроме английского он владел французским…, …греческий, латинский, испанский и русский языки он знал так, что мог, читая вслух, тут же переводить с этих языков на немецкий. Русский он выучил совершенно самостоятельно…»^[xxvi]. «Не прочь был Маркс пойти со знакомыми в театр, послушать Сальвини в роли Гамлета или несравненно более ценимого им Ирвинга [английский актер и режиссер, наст. имя Дж. Г. Бродрибб – Л.В., Т.Г.]», – свидетельствовал М.М. Ковалевский, на протяжении двух лет состоявший с Марксом в регулярной переписке и навещавший Маркса при посещении Лондона. «Очень вероятно, – писал Ковалевский, – что без знакомства с Марксом я бы не занялся ни историей землевладения, ни экономическим ростом Европы… В его лице я имел счастье встретиться с одним из тех умственных и нравственных вождей человечества, которые по праву могут считаться его великими типами»^[xxvii].

Эту оценку Маркса разделял упоминавшийся выше американский журналист Суинтон, назвавший Маркса «одним из самых замечательных людей нашего времени», человеком «могучего, широкого и возвышенного ума», который играл «…без сомнения, могущественную роль в революционной политике на протяжении прошедших 40 лет»^[xxviii]. «Его манера вести беседу напоминала сократовскую – такой она была свободной, широкой, такой творческой, острой и искренней, язвительно-насмешливой со вспышками юмора и задорного веселья…»^[xxix].

Тема личности и личной жизни Маркса неисчерпаема и не укладывается в формат статьи. Великие личности, как правило, – сложные люди, и к оценке их жизни и деятельности надо подходить с особыми мерками. Любимое изречение Маркса – «Ничто человеческое мне не чуждо», – даёт нам в этом направлении верный ориентир.

Маркс и Россия

Столь же непросто в рамках статьи рассмотреть отношение Маркса к России. Однако обращение к данной теме тем более необходимо, что ни один вопрос не искажался в общественном пространстве так, как данный вопрос.

Следует, прежде всего, отметить, что тема России никогда не была главной в творчестве и деятельности Маркса. Однако она не была и случайной, обособленной от основных направлений его научных и политических интересов. Вопрос о России вписывался в общий контекст разработки Марксом проблем всемирной истории и перспектив революционного процесса в мире.

В отношении Маркса к России прослеживается два периода: с конца 1840-х гг. до конца 1860-х и с конца 1860-х гг. до конца жизни Маркса. Критические высказывания о России, особенно в 1850-е гг., были не продуктом русофобии Маркса, как сплошь и рядом не без умысла утверждается, а вытекали из его социально-классового подхода к анализу тогдашних правящих режимов и государств. В данном случае речь шла, прежде всего, об отношении к правящему классу Российской империи. Для негативного восприятия российского государства у Маркса было достаточно оснований. Участие Николая I в подавлении революционного восстания в Венгрии в период революции 1848/49 гг. и неоднократные подавления восстаний в Польше определили отношение Маркса и Энгельса к России как к главному оплоту реакции в Европе.