Ещё раз о главном в учении Маркса (6)

Часть 1. Часть 2. Часть 3.
 Часть 4. Часть 5. Часть 6.

В.В. Головин

Таким образом, во второй половине ХХ века представления КПСС о рабочем классе изменились с точностью до наоборот по сравнению с первой. Прежние теоретические оценки и политические цели коммунистов в отношении класса были сняты. Рабочий класс был объявлен сознательным и целеустремлённым субъектом истории. Вывод марксизма, что цели борьбы класса появляются извне класса, оказался забыт. Программные тезы о ведении классом теоретической и идеологической борьбы – достаточное тому доказательство. Если бы он был способен на таковую, ему вовсе не нужна коммунистическая партия. Быть может, идеологам КПСС казалось, что они декларируют истины "творчески развиваемого марксизма". На самом деле произошло тотальное отрицание этих истин. Рабочий класс фактически оказался предоставлен самому себе. Марксистское учение о роли пролетариата было подменено системой теоретических и политических иллюзий. "Самое верное средство дискредитировать политическую идею ...и повредить ей состоит в том, чтобы, во имя защиты, довести до абсурда", – говорил Ленин[1]. Это нашло выражение в превращении КПСС в составную часть государства, согласно шестой статье Конституции СССР 1977 года .

Большего несоответствия коммунистической теории нельзя себе представить Партия, доктрина которой предписывала ей бороться за отмирание государства и руководить классом на переходе от государства к не-государству, где "на место управления лицами становится управление вещами и руководство производственными процессами"[2], клянясь этой доктриной, на деле изменила ей. Если прежняя доктринальная идея коммунистов заключалась, скажем словами Ленина, в том, чтобы показать классу, что на деле демократия исключает исключает свободу. Диалектика (ход) развития такова: от абсолютизма к демократии буржуазной; от буржуазной демократии к пролетарской; от пролетарской к никакой"^[3], то теперь эта цель была утрачена. Партия загнала себя в ловушку. Став частью государственного аппарата, она фактически отказалась от выполнения своей главной функции – революционизировать класс в этом направлении.

Это случилось в момент, когда вследствие недостаточного уровня развития производительных сил коллективный собственник в лице государства лишь чуточку лучше, чем капиталист-индивид или крупная монополия. Во всяком случае положение рабочих на советском заводе и приличном капиталистическом предприятии приблизительно одинаково, что обусловлено сходной техникой и технологией. При углублении разделения труда труд утрачивает характер выражения человеческих творческих сил. Труд и продукты труда приобретают самостоятельное бытие, независимо от воли и планов человека, а предмет, производимый трудом, его продукт, противостоит труду как некое чуждое существо, как сила, не зависящая от производителя. Кроме того, советская промышленность и всё хозяйство в силу объективных, а также политических обстоятельств далеко ещё не освободились от духа торгашества и товарного фетишизма. Превращение партии в часть государственного механизма, по сути, означало утрату рабочим классом главного инструмента своей социальной критики в широком смысле этого слова.

Всё бо́льшая бюрократизация самой партии стала законом её развития. "Бюрократизм, – говорил Ленин, – означает подчинение интересов дела интересам карьеры, обращение сугубого внимания на местечки и игнорирование работы, свалку за кооптацию вместо борьбы за идеи"[4] (курсив документа). Так и произошло. С момента конституционного закрепления своего положения коммунисты как гонители бюрократии превратились в её покорных слуг, но переодетых в ливреи марксизма. Если после политической победы пролетариата процесс бюрократизации партии был лишь крайне опасной тенденцией, а главным для партии оставалась идейная борьба за массы, то теперь, расставшись с основополагающей доктриной, она перестала быть силой способной бороться за качественно иные формы классового сознания, способной корректировать индивидуальные интересы и поднимать их до осознания коренных классовых интересов. Несомненно, не следует переоценивать влияние текстов программ как таковых на ход событий. Однако, было бы ошибкой и недооценивать их влияние, так как подобного рода документы характеризуют научный и интеллектуальный уровень руководства партии и её аналитических служб, и формируют идеологию всех партийных пропагандистско-агитационных усилий. В результате мощной пропаганды содержащихся в программе иллюзий о рабочем классе партия сама перестала понимать класс, от имени которого выступала. Партия фактически способствовала восприимчивым к прокапиталистическим лозунгам. Отказавшись от"пролетарского мировоззрения" она оказалась ненужной рабочему классу. Массы потребовали: "КПСС, дай порулить!"

В конечном счёте навязанное Программой КПСС 1961 года понимание исторической роли рабочего класса потерпело фиаско. Ныне ясно, что окончательная победа социализма, каковая была объявлена XXII съездом КПСС в 1961 году[5] по причине якобы отсутствия в стране и в мире социальных сил способных повернуть вспять колесо истории, оказалась иллюзией. Но наука, утверждавшая это, на беду, осталась здравствующей. Забвение научных представлений об исторической роли пролетариата в советском прошлом порождает фантастические или неадекватные представления о ней в настоящем.

Если с точки зрения написанного на первых страницах учения о всемирной роли рабочего класса посмотреть написанное на страницах самых последних, то нужно фиксировать зияющий провал в сфере идей. Возьмём доклад Зюганова "Актуальные вопросы совершенствования идейно-теоретической работы партии"[6] для XIV пленума ЦК КПРФ. В этом докладе впервые за двадцать лет её лидером замечена проблема существования пролетариата как в виде "класса в себе", так и "класса для себя".

О советском пролетариате Зюгановым сказано: "О классовой борьбе он знал только по школьным учебникам истории и быть готовым к ней просто не мог". О начальном этапе контрреволюции прозвучало такое: "Рабочие оказались лишены возможности организованного сопротивления". Затем изречена мысль о том, что "нет никаких оснований винить рабочий класс России за его деморализованное состояние первых лет капиталистической реставрации. Его опорой должен был выступать его авангард – КПСС, а авангард не выполнил своего предназначения". Относительно рабочего класса современной России указано, что в наличии имеется "многомиллионная пролетарская армия в 80% всего населения России". "Но эта армия является пролетарской лишь потенциально. Не выкованы ещё железные батальоны пролетариата, готовые к решительной борьбе. Ряды этой армии ещё не стройны и разрозненны. Находящиеся в них пролетарии не связаны пониманием единства классовых интересов. Поэтому и протестные акции носят локальный характер: ни одна из них не переросла в общероссийскую".

Легко заметить, что это написано с энтузиазмом, замещающим и науку, и здравый смысл. Участие рабочего класса в разгроме социализма Зюганов не заметил. Мысль о том, что забастовки в масштабе громадных регионов противоречат его выводу об отсутствии организованного сопротивления, в голову лидера КПРФ не пришло. Слова о "потенциальной (!?) пролетарской армии" вряд ли кому дано разгадать. Идея, что реинкарнация, так сказать, железных батальонов пролетариата возможна в случае, если образ социализма, который КПРФ привнесёт в рабочее движение, будет соответствовать "идеалу, выросшему из достижений реального советского социализма, развитие которого было насильственно прервано", и если КПРФ возьмёт "обязательство, что будущий социализм освободится от всего, что мешало ему развиваться в прошлом", что "он очистится от бюрократических извращений, абсолютизации государственной собственности, идеологического диктата правящей партии, подменяющего идейное воспитание и свободную дискуссию", есть идея мертворождённая. Заранее можно предвидеть безуспешность поисков "идеала" на почве перечисленного, ибо субъект, осуществивший "насильственное свержение реального социализма", тем самым однозначно высказался об этом "идеале".

Мысль, что авангард не выполнил своего предназначения, правильная, но в докладе случайная, как показания тех сломанных часов, что дважды в сутки показывают верное время. Не потому это случилось, что авангард учил класс по плохим учебникам. А потому, что сам перестал понимать науку, где ясно и просто написано: "Класс, имеющий в своём распоряжении средства материального производства, располагает вместе с тем и средствами духовного производства, и в силу этого мысли тех, у кого нет средств для духовного производства, оказываются в общем подчинёнными господствующему классу. Господствующие мысли суть не что иное, как идеальное выражение господствующих материальных отношений, как выраженные в виде мыслей господствующие материальные отношения; следовательно, это – выражение тех отношений, которые и делают один этот класс господствующим, это, следовательно, мысли его господства"[7].

Если авангард перестал выяснять роль рабочего класса в строительстве социалистического общества, перестал бороться против господствующих мыслей класса, и заменил борьбу против регрессивных потенций славословиями о нём, то в результате господствующие мысли отсталой части класса неизбежно стали господствующими мыслями его авангарда.

Пером лидера КПРФ, скорее всего, двигала уверенность, что рабочий класс есть сознательный и целеустремлённый борец за социализм. Доктор философии так и не заметил существование внутренних противоречий рабочего класса, которые исключают его неизменно положительное влияние на социальный прогресс. Удивительное дело: социализма давно нет, а "наука", не сумевшая понять и предвидеть поведение класса, осталась. Она по-прежнему требует, что её титуловали "марксизмом-ленинизмом", но лишенная адекватных представлений о роли рабочего класса в истории продолжает порождать фантазии о ней.

Приведём ещё пример. На одном прокоммунистическом сайте[8] некто задаёт себе вопрос: "Что делать, чтобы "не скользить" в ту же пропасть, что и КПСС в прошлом?" И отвечает: "Правильно, во время буржуазного правления необходимо создать подлинно пролетарскую партию. Партию, которая далее, после победы пролетарской революции при полной поддержке пролетариата, добровольно и осознанно отдаст власть от себя классу. А тут, на мой взгляд, нет другого выхода, кроме замены партийного принципа формирования (буржуазного) парламента, при котором правящей становится одна партия или партийный союз, на классовый принцип его формирования. Это и важно-то по той причине как раз, что выборы классом наилучших представителей класса для осуществления классовых интересов и предпочтений наилучшим образом будет способствовать объединению пролетариата в правящий класс. В такой класс, который, по мысли Ленина, не нуждается в опьянении (попросту – в пьянке и прочем, что сопутствует угнетенному пролетариату), в класс, который способен далее выполнить свою великую историческую миссию, показанную классиками в "Манифесте" с частицей "если".

Не будем критиковать этого энтузиаста за нелепую иллюзию и нескладности стиля. Но заметим: его теоретическая беспомощность есть следствие и зеркальное отражение теоретической беспомощности доктора философии и лидера КПРФ, фантазирующего о "потенциальной пролетарской армии". Оба заняты идеологическим камланием под тотемом по имени "рабочий класс". Разница меж ними лишь в том, что один обязан просвещать себя по теоретическим вопросам, но не хочет знать, что это пролетарий, "отчуждая от себя свою собственную деятельность, позволяет другому человеку присваивать деятельность ему не присущую"[9]. Другой хочет понять зигзаг истории, но не может, поскольку некому объяснить, что пролетарий не только могильщик капитализма, но и кузнец сам себе кующий собственные цепи без руководства коммунистов. Это и есть главный вывод материалистической теории отчуждения относительно миссии рабочего класса. Но вывод забытый.

Большой чередой менявшихся за сто лет эпох на ленинский вопрос – "подтвердил ли ход событий во всём мире это учение после того, как оно было изложено Марксом?" – история ещё раз ответила безусловным "да".  Оно  подтверждено и победами социализма, и от обратного, его поражениями. Как ни горько признавать, но поражение социализма есть тоже триумф учения. В послесталинское время произошла подмена коммунистической доктрины. У власти в партии оказались люди неспособные понять универсальную теорию отчуждения и как теорию, и как модель постановки практических проблем. Они оказались неспособны увидеть, повторим слова Маркса, что "врагами прогресса, вне массы, являются как раз получившие самостоятельное существование, наделённые собственной жизнью продукты самоунижения, самоотвержения и самоотчуждения массы". Они подменили выяснение роли класса созданием иллюзий о нём. Рабочий класс по-прежнему остаётся самой могучей социальной силой в истории. Под руководством коммунистов он проделал путь от победы над капитализмом к ...реставрации капитализма. Это был один и тот же рабочий класс, но не одни и те же коммунисты – вот в чём доказательство верности учения Маркса. Одни сделали класс революционным, другие возвратили в "ничто".

Не хотелось бы, чтобы этот вывод был понят как отсутствие исторического оптимизма у автора. Это только факт текущего исторического момента . Но факты меняются, как только идеи овладевают массами. Частью учения Маркса является вывод, что "…пролетарские революции … постоянно критикуют сами себя, то и дело останавливаются в своём движении,… сваливают своего противника с ног как бы только для того, чтобы тот из земли впитал свежие силы и снова встал во весь рост против них еще более могущественный, … и снова отступают перед неопределённой громадностью своих собственных целей…"[10]

В прошлом у советских коммунистов грех непонимания, что "землёй", из которой противник впитывает свежие силы, является трудящаяся масса, и грех непонимания "громадности собственных целей". В результате народ вернулся в умершую эпоху. Возвращение в социализм возможно и необходимо. Для того у коммунистов есть всё достаточное: проверенная теория, идущая повсеместно и постоянно классовая борьба, опыт организации великих побед и опыт великих поражений, который тоже дорогого стоит. Дело за малым – вернуть в коммунистическое движение адекватное понимание главного в учении Маркса. Именно его забвение оказалось ахиллесовой пятой социализма. Но это проблема решаемая, если не ждать, когда спонтанно начнут движение "железные батальоны пролетариата", а заниматься их организацией и выработкой маршрута