Итальянское рабочее движение во время Красного Октября^[i]

Гуидо Риччи, Альберто Ломбардо[ii]

Часть 1, часть 2, часть 3. 

7 ноября 1917 г. залп крейсера «Авроры» и штурм Зимнего дворца, резиденции Временного правительства, открыл новую эру, в которой трудовой народ, во главе с рабочим классом, требующим всей полноты государственной власти, и его авангардом – большевикам вышли на передний план истории не как рабы капиталистического производства или пушечное мясо, а как хозяева своей исторической судьбы освободителей человечества от эксплуатации человека человеком.

Победа революции оказала и оказывает даже сегодня, когда первого рабочего государства в мире, рожденного ею, больше не существует, – необратимое воздействие: мир и история никогда больше не будут такими, как прежде. Конкретное доказательство, что революционное свержение капитализма и строительство социализма возможны, падение колониальной системы, победа над фашизмом, активная политическая борьба рабочего класса и его огромные политические и социальные завоевания во многих капиталистических странах после Второй мировой войны являются частью бесценного наследия Красного Октября. Само создание мировой системы социалистических стран после Второй мировой войны оставило неизгладимый след в сознании и исторической памяти трудящихся тех стран. Парадоксально, что этот след является еще более значимым сегодня, когда этой системы, свергнутой временной победой контрреволюции, больше не существует и её недостает для сохранения мира и стратегического равновесия, для поддержки борьбы мирового пролетариата, гарантии его завоеваний, как примера социальной справедливости и реальной свободы. Память об этом – не ностальгия, а ориентир и источник вдохновения, чтобы начать новый этап классовой борьбы между наёмным трудом и капиталом и возродить социализм в свете актуальных как никогда учений Октябрьской Революции.

Не менее важным является теоретическое и практическое наследие Красного Октября в плане развития стратегии и тактики социалистической революции, организации революционной партии рабочего класса, осуществления пролетарской диктатуры как наиболее передовой и демократической формы государственного строя, строительства общественного и коллективного хозяйства для создания материальной базы коммунизма, внешней политики, основанной на пролетарской солидарности, системного соревнования социализма и капитализма, сохранения мира.

Октябрьская революция и создание Коминтерна определили также глубокое изменения в итальянском рабочем движении, его политических партиях и профсоюзных организациях, в условиях их классовой борьбы.

Экономическое положение Италии в конце Первой мировой войны

В конце Первой мировой войны итальянская экономика переживает глубокий кризис. "Победа”, которая являлась результатом скорее тайных дипломатических соглашений, чем военных успехов[iii], стоила 1 240 000 жизней солдат и гражданских лиц (3,48% населения), без учета смертей от эпидемии испанского гриппа[iv].

Таблица № 1 показывает динамику ВВП и государственного долга до, во время и после Первой мировой войны.

Таблица № 1

ВВП, государственный долг и соотношение долг/ВВП

Как видим, в рассматриваемый период Италия не выходит из тяжелого экономического спада, за исключением двух военных лет: временный подъём объясняется допинговым эффектом военных государственных заказов. Несмотря на этот временный рост, ВВП в рассматриваемый период никогда не достигал уровня 1913 г., года начала кризиса. В 1918 г. государственный долг, при среднем годовом изменении +31,09% за весь период, увеличился почти в 3 раза по сравнению с 1913 г. и продолжал расти в последующие годы до почти 9-кратного размера долга базисного года. Также увеличилось соотношение долга к ВВП из-за сокращения последнего и одновременного быстрого роста самого долга. Кроме того, значительно увеличилось отрицательное сальдо платежного баланса, что способствовало быстрому падению стоимости лиры. Таблица № 2 показывает динамику заработной платы в промышленности и инфляцию в рассматриваемый период.

Таблица № 2

Номинальная и реальная заработная плата в день
и % инфляции, 1913-1921[v] гг.

В конце войны, в 1918 г., заработная плата в реальном исчислении уменьшилась в общем на 21,87% по сравнению с 1913 г., потеряв в течение всего рассматриваемого периода почти 4% своей стоимости, в основном из-за сильной инфляции.

Очевидное резкое ухудшение условий жизни городского и сельского пролетариата, вытекающее из этой экономической обстановки, вызвало резкое обострение классового противостояния. Кульминацией охватившей всю страну волны забастовок явился захват заводов в промышленных центрах севера, земель в Паданской равнине и на юге Италии. Историки назовут этот период «итальянское красное двухлетие» (1919-1920 гг.).

По сравнению с волнениями до 1917 г. новым явлением стал переход от чисто экономической борьбы к политической. Наряду с требованиями улучшения условий жизни и труда выдвигается ясно выраженное требование рабочей власти, организованной на основе заводских советов по примеру российских советов. Социализм в глазах масс из призрачной перспективы становится исторической действительностью, в тех формах и с тем содержанием, которые появились в результате Октябрьской революции. Этот новый характер пролетарской борьбы распространялся почти спонтанно, хотя на первых порах, больше благодаря мощному идейному воздействию Октябрьской революции, превращающему классовый инстинкт в зародыш классового сознания, чем организованной революционной деятельности Социалистической партии Италии. Официальная социалистическая пропаганда на страницах газеты «Аванти!» (что в переводе означает «Вперёд!»), руководимой Серрати, и в других печатных органах, контролируемых максималистами, ограничивалась лишь формальным восхвалением Октябрьской революции и молодой Советской России. На самом же деле руководство Социалистической партии и Всеобщей Конфедерации Труда не имели последовательной тактики и стратегии и не были способны управлять революционным процессом и вести пролетариат к победе.

Красное двухлетие в Италии

Грамши в так называемых «Лионских тезисах», принятых на III Съезде Коммунистической партии Италии, подпольно состоявшемся в Лионе в январе 1926 г., четко объясняет исторически сложившуюся обстановку в итальянском рабочем движении: «В Италии условия рождения и развития рабочего движения до войны не позволили сформироваться устойчивому марксистскому левому течению. В период становления итальянского рабочего движения оно было очень эклектичным; в нем слились разные течения, от идеализма Мадзини и неопределённого гуманитаризма кооператоров и сторонников взаимопомощи до бакунинизма, утверждавшего, будто и до развития капитализма в Италии существовали условия для быстрого перехода к социализму. Из-за запоздалой и слабой индустриализации страны в ней не успел сложиться сильный пролетариат, вследствие чего и раскол анархистов и социалистов тоже произошёл с двадцатилетним опозданием (1892 г., Съезд в Генуе).

В Итальянской Социалистической партии после Генуэзского съезда было два главных течения. С одной стороны, была группа интеллигентов, которая представляла собой не более чем приверженность к демократической реформе государства: их марксизм не выходил за рамки намерения поднять и организовать силы пролетариата для установления демократии (Турати, Биссолати и т.п.). С другой стороны, была группа, непосредственно связанная с пролетарским движением, выражающая интересы рабочего класса, но не имеющая необходимой теоретической подготовки (Ладзари). До 1900 г. партия не ставила перед собой никаких целей, кроме общедемократических. После завоевания свободы организаций в 1900 г. и начала демократического периода неспособность всех составляющих группировок представить себя как марксистскую партию пролетариата стала очевидной.

К тому же интеллигенция всё больше отдалялась от рабочего класса, а попытка, предпринятая другой группой интеллигентов и выходцев из мелкой буржуазии, создать марксистское левое крыло в форме синдикализма, не увенчалась успехом. Как реакция на эту попытку в партии восторжествовала фундаменталистская фракция. Со своим пустым примиренческим многословием, она была выражением основной характерной черты итальянского рабочего движения, что так же объяснялось слабо развитой крупной промышленностью и, соответственно, недостаточным политическим сознанием пролетариата.

Революционное течение в партии довоенных лет тоже сохраняло эту характеристику и не могло выйти за рамки популизма, дойти до строительства подлинной партии рабочего класса и последовательного применения марксисткой теории классовой борьбы на практике. Внутри этого революционного течения ещё до начала войны стала выделяться "крайне левая” группа, которая стояла на позициях революционного марксизма, но была еще не в состоянии оказать реальное воздействие на рабочее движение из-за своей слабости.

Этим объясняется непоследовательный характер антивоенной борьбы со стороны Социалистической партии. Этим также объясняется, почему после войны Социалистическая партия в условиях нараставшей революционной ситуации не поставила и не решила ни одного из основных вопросов, которые политическая организация пролетариата должна решить для выполнения своей задачи: в первую очередь, вопрос о классовой основе партии и ее необходимой организационной формы; затем вопрос о программе партии, вопрос о её идеологии и, наконец, стратегические и тактические вопросы, решение которых приводит к сплочению вокруг пролетариата тех сил, которые являются его естественными союзниками в борьбе с государством, и ведёт к завоеванию власти. Систематическое накопление опыта, способствующего решению этих вопросов, в Италии начинается только после войны. Только на Ливорнском съезде был заложен фундамент для создания классовой партии пролетариата. Чтобы стать большевистской партией и в полной мере осуществлять свою функцию, она должна ликвидировать все антимарксистские тенденции, традиционно свойственные (итальянскому) рабочему движению»[vi].

На XVI съезде (Болонья, 5-8 октября 1919 г.) Социалистическая партия приняла решение вступить в III Интернационал, но сохранила формальное единство с реформистами, что фактически препятствовало принятию чёткого и последовательного курса. На съезде обсуждались четыре проекта резолюции, в которых отразились противоречия между различными партийными течениями: 1) максималисты с Джачинто Менотти Серрати во главе ставили цель установления социалистической республики советов, основываясь на механистическом детерминизме, они утверждали неизбежность социализма, но не отрицали, тем не менее, участия в выборах; 2) в предложении Костантино Ладзари ставилась та же цель, но утверждалось, что действия должны ограничиваться легальными способами борьбы; 3) левые реформисты с Филиппо Турати во главе правого крыла партии, наоборот, отрицали применимость советской опыта в Италии и не верили в революционный выход из кризиса, в связи с чем борьба якобы должна ограничиваться требованиями повышения зарплаты и улучшения условий жизни и труда, а социализм останется конечной, но далекой целью, к которой надо стремиться постепенным проникновением в государственные и прочие буржуазные учреждения путём выборов и парламентской борьбы; 4) проект резолюции Амадео Бордига, лидера коммунистов-абстенционистов, тоже ставил целью установление социалистической советской республики, но в отличие от максималистов, считал социализм не неизбежным, а достижимым только через активную революционную борьбу без участия в выборах и использования возможностей буржуазной демократии; кроме того, выдвигалось требование исключения реформистов и переименования партии в Коммунистическую.

После трёхдневной дискуссии, прежде всего об отношении к правому крылу партии, резолюция Серрати получила большинство.

Из-за колебаний Серрати и Ладзари съезд утвердил мнимое единство партии и не решил вопрос исключения левых реформистов, как этого требовало коммунистическое меньшинство для соблюдения условий приёма в Коминтерн. «Каждая организация, желающая принадлежать к Коминтерну, обязана планомерно и систематически удалять со сколько-нибудь ответственных постов в рабочем движении (партийная организация, редакция, профсоюз, парламентская фракция, кооператив, муниципалитет и т.п.) реформистов и сторонников «центра» и ставить вместо них надежных коммунистов – не смущаясь тем, что иногда придется вначале заменять «опытных» деятелей рядовыми рабочими»[vii].

Далее: «Партии, желающие принадлежать к Коммунистическому Интернационалу, обязаны признать необходимость полного и абсолютного разрыва с реформизмом и с политикой «центра» и пропагандировать этот разрыв в самых широких кругах членов партии. Без этого невозможна последовательная коммунистическая политика.

Коммунистический Интернационал безусловно и ультимативно требует осуществить этот разрыв в кратчайший срок. Коммунистический Интернационал не может мириться с тем, чтобы заведомые реформисты, как, например, Турати, Модильяни и др., имели право считаться членами III Интернационала.

Такой порядок приводил бы к тому, что III Интернационал в сильной степени уподобился бы погибшему II Интернационалу»[viii].

Участие в институтах буржуазии привело оппортунистов и реформистов к классовому сотрудничеству и к восприятию парламентской демократии как единственного возможного политического горизонта, дезорганизуя рабочий класс и подрывая доверие трудящихся масс к Социалистической партии. Ленин, который уже положительно оценил исключение правореформистской группы социал-шовинистов (Леонида Биссолати, Иваное Бономи и т.п.) на XIII внеочередном съезде партии (Реджио Эмилии, 1912 г.), неоднократно решительно подчёркивал необходимость окончательно порвать с ними.

По сути дела, Серрати и Ладзари не понимали, что именно сохранение формального единства партии её парализовывало и ослабляло, между тем как разрыв, удаляя из партии элементы, саботирующие революцию и сотрудничающие с буржуазией, сделал бы её политически сильнее.

Фактическое бездействие Социалистической партии, колебавшейся между пустой революционной фразеологией максималистов и соглашательской, законопослушной и оппортунистической практикой реформистов и профсоюзной верхушки ВКТ, ещё до XVI съезда привело к образованию зародыша революционной марксистской фракции ленинской ориентации. Самые организованные ячейки возникли в Неаполе, где Амадео Бордига в декабре 1918 г. основал еженедельник «Совет», и в Турине, городе с большим количеством рабочих металлистов и механиков, где 1 мая 1919 г. группа молодых социалистов (среди них Антонио Грамши, Пальмиро Тольятти, Умберто Террачини, Анджело Таска) основала «L'Ordine Nuovo [Новый Порядок], еженедельник социалистической культуры». Вокруг двух редакций собирались рабочие, интеллигенты и молодые социалисты, критически относившиеся к руководству Соцпартии и ВКТ.

Отходя от первоначальной интеллектуалистской установки Анджело Таска[ix], которую Грамши самокритично определит, как «обзор абстрактной культуры, абстрактной информации…, произведение посредственного интеллектуализма, беспорядочно ищущего реальный подход и путь к действию»[x], журнал «L'Ordine Nuovo» изменил свой характер. Вступив в реальную борьбу и установив тесную связь с туринским пролетариатом, журнал стал центром теоретического анализа и практической организации классовой борьбы, сосредоточиваясь на проблеме, что станет одной из основных стратегических целей и задач пролетарской революции в Италии: развитие заводских советов, как основного ядра социалистического государства. «Вопрос развития Заводского комитета стал центральным вопросом, [центральной] мыслью «L’Ordine Nuovo»; это ставилось как основной вопрос рабочей революции; это был вопрос пролетарской свободы. «L’Ordine nuovo» стал для нас и наших сподвижников журналом Заводских советов»[xi].

В это же время III Интернационал и Ленин, который следил с большим вниманием за развитием обстановки в Италии, занимают чётко определённую позицию по дискуссии в Соцпартии: «...Мы просто должны сказать итальянским товарищам, что направлению Коммунистического Интернационала соответствует направление членов "LOrdine Nuovo”, а не теперешнее большинство руководителей социалистической партии и их парламентской фракции»[xii].

Ещё весной 1919 г. массивная волна забастовок и волнений охватила полуостров. Вначале эти выступления были направлены лишь против подорожания продуктов питания, но волнения постепенно набирали большую остроту, и начинали выдвигаться более определённые требования: восьмичасовой рабочий день и повышение зарплаты. Всё чаще на демонстрациях выражались солидарность с Советской Россией и намерение следовать её примеру. Правительство премьер-министра Франческо Саверио Нитти дало распоряжение префектам королевства допускать забастовки экономического характера и жёстко подавлять любую политическую стачку. Перед мощным рабочим и народным протестом промышленники почти сразу уступили, согласившись на сокращение рабочего времени до восьми часов в сутки.

20-21 июля того же года была объявлена всеобщая забастовка в поддержку Советской России и против военного вмешательства Антанты и её союзников, охватившая все категории трудящихся, включая работников государственного аппарата. Внутреннее левое крыло Социалистической партии и анархисты выступали за бессрочную забастовку повстанческого характера, но умеренная верхушка ВКТ навязала соблюдение легальности, отвергая всякое революционное развитие забастовки и отказывая в провозглашении ее бессрочности. Это – один из самых очевидных примеров сотрудничества руководства профсоюза с государством и правительством буржуазии в соответствии с указаниями премьер-министра Нитти, который так распорядился: «В преддверии всеобщей забастовки и беспорядков, которыми угрожают самые ярые группировки экстремистов, префектам надлежит всячески пытаться поддерживать контакт с теми, кому больше следуют и доверяют в либеральных партиях, для того чтобы они, под правильным руководством и с необходимой поддержкой, поднимали дух сторонников порядка, а также для того, чтобы обеспечивать их сотрудничество в момент, когда власти не могут изолироваться, полагаясь только на чиновников и полицию. В городах, где существуют союзы и ассоциации ветеранов … если захотят сотрудничать для сохранения общественного порядка и подавления насилия и революционных попыток, то совершат патриотический поступок, добровольно отдавая себя в распоряжение властей и дисциплинированно воспринимая их руководство, которое не может не быть единым»[xiii].

Позиция правительства ясна: способствовать сотрудничеству «партий порядка», подавить «подрывные элементы», использовать в подавлении частные вооружённые формирования, такие как недавно созданное фашистское движение[xiv]. Менее объяснима умеренная и попустительская позиция реформистской верхушки профсоюза, которая дезориентировала и деморализовала массу рабочих, гася их революционное настроение.

Тем не менее способность мобилизации и боевой дух итальянского пролетариата немало напугали буржуазию.

В то время как землевладельцы и промышленники, при участии правительства и короны, наращивали свою поддержку недавно образовавшимся фашистам, используемым против рабочего и крестьянского движения, католическая церковь тоже мобилизовалась против распространения социалистических идей среди народа.

Сформулированное в 1874 г. указание Пия IX non expedit (в переводе: нецелесообразно) было расширено и ужесточено Святой палатой в 1886 г. при понтификате Льва XIII (non expedit prohibitionem importat, в переводе: нецелесообразность предполагает запрет), запрещая католикам участие в политической жизни Италии в ответ на конец светского суверенитета папы, достигнутый во время объединения страны в Королевстве Италии. В 1919 г. запрет был отменён Бенедиктом XV, и в том же году священник Луиджи Стурцо, вместе с другими католическими интеллектуалами, создал Итальянскую народную партию, католического направления и межклассовой ориентации, основанной на социальном учении церкви, таким образом знаменуя возвращение католиков к активной политической жизни. Грамши чётко понял роль этой новой партии: «Католицизм этим не соперничает ни с либерализмом, ни с мирским Государством; он соперничает с социализмом, стоя якобы на почве социализма, он обращается к массам, как социализм»[xv].