Москва революционная (2)

В. Басистова, Г. Алёхин

Часть 1, часть 2,
часть 3, часть 4 .

Московские события началась 19 сентября. Первыми забастовали печатники, стачки захватывали одно предприятие за другим, сопровождались демонстрациями и столкновениями с полицией и войсками. Особенно серьёзным было столкновение 25 сентября на Тверской, когда забаррикадировавшиеся в доме булочной Филиппова рабочие оборонялись от полицейских камнями; вызванные солдаты открыли стрельбу, более 30 рабочих пекарни были ранены, около 200 – схвачены и отправлены в полицейский участок. В конце сентября стачками были охвачены почти все металлообрабатывающие предприятия, текстильные фабрики, типографии, пекарни города. «Революционные события в Москве, это – первая молния грозы, осветившая новое поле сражения», – писал В.И. Ленин 4 октября 1905 г.[i]. 10 октября общемосковская партийная конференция РСДРП, в которой участвовало около 400 членов партии, приняла решение об объявлении с 11 октября всеобщей политической стачки. За всеобщую стачку высказались также меньшевики, эсеры и либеральный Союз союзов, объединявший профессиональные организации интеллигенции.

Ещё 7 октября забастовали рабочие Казанской железной дороги и Московского железнодорожного узла; а 13-14 октября в Москве остановилось движение конки и трамваев; вскоре перестали выходить газеты, прекратилась подача электричества и воды, по вечерам улицы перестали освещаться, закрылись магазины, прекратили работу служащие телеграфа, телефона, банка, многих почтовых отделений, опустели аудитории учебных заведений. Везде шли непрерывные митинги, звучали революционные песни. Несмотря на непрекращающиеся вооруженные столкновения с полицией и бандами черносотенцев, всюду царило воодушевление. Вскоре октябрьская политическая стачка приняла общероссийский характер, в общей сложности в ней участвовало 2 млн. человек. В этой обстановке царское правительство было вынуждено обнародовать 17 октября знаменитый манифест о созыве общегосударственной законодательной Думы, в котором декларировалась свобода слова, собраний, союзов и привлечение к выборам в думу всех классов населения. Трудящиеся массы с помощью большевиков быстро разобрались в существе этого правительственного манёвра. «Не "перспективы" мирной конституции "открыло" 17-ое октября, это либеральная сказка, а гражданскую войну», – писал В.И. Ленин[ii]. Уже на другой день после опубликования манифеста, Москву всколыхнуло трагическое событие: черносотенцем был злодейски убит Н.Э. Бауман, когда он, сам только что освобождённый всеобщей стачкой из тюрьмы, шел во главе демонстрации освобождать других заключённых… С юных лет живший для революции, Николай Эрнестович послужил ей и самой своей смертью: его похороны 20 октября превратились в грандиозную политическую демонстрацию, в ней участвовало 150 тысяч человек, продолжалась она 8 часов и потрясла всю Москву. Демонстрацию охраняла боевая дружина, в которую входило 80 вооружённых рабочих. По воспоминаниям трамвайщика М. Виноградова, после окончания похорон, когда дружинники подходили к Университету со стороны Большой Никитской улицы, напротив Манежа, они попали в засаду, под подготовленный перекрёстный обстрел (дружинники находились на освещённой улице, а стреляли в них из темноты), 40 человек было убито, многие ранены. Эта «гекатомба» показала, что с контрреволюцией шутки плохи и необходимо срочно вооружаться.

Кратковременное равновесие сил революции и контрреволюции расширило легальные возможности большевиков: была объявлена амнистия за политические преступления, стали легально выходить большевистские газеты, в ноябре в г. Москве возник Совет рабочих депутатов, в котором были представлены большевики, меньшевики и эсеры, но решающее влияние имели большевики – В.Л. Шанцер (Марат), М.И. ВасильевЮжин, Н.М. Щепетильников.

Виргилий Леонович Шанцер родился 21.09 (3.11) 1867 г. в Одессе, из семьи инженера; в конце 80-х, ещё гимназистом, примкнул в г. Николаеве к народовольцам; ещё в студенческие годы. Он окончил в 1899 г. Юрьевский (Дерптский) университет, был участником социал-демократических студенческих кружков. С 1901 г. вёл партийную работу в Москве, был сослан в Восточную Сибирь. После II съезда РСДРЛ – большевик. В 1904 г. был членом МК РСДРП. Человек огромной работоспособности, очень скромный, добрый и мягкий к товарищам и непримиримый к врагам революции, прекрасный оратор, Шанцер после ареста в 1904 году Н. Баумана фактически принял на себя руководство Московской партийной организацией и блестяще справился с этой задачей, сумев удержать и развить то ценное, ту кипучую энергию, которую принёс в Московскую организацию Николай Эрнестович; он фактически подготовил осенний революционный подъём и Декабрьское вооружённое восстание. Кстати, он сумел вызволить из тюрьмы под залог будущего начальника штаба пресненских дружин З. Литвина-Седого… В 1905 г. Шанцер был представителем ЦК РСДРП по Центральному промышленному району, одним из руководителей МК РСДРП, редактором газеты «Рабочий». В 1906 г. его выслали в Енисейскую губернию, откуда он бежал, был членом Омского, затем Петербургского комитета РСДРП, на V съезде партии избран в состав Большевистского центра, который тогда сыграл большую роль в борьбе за ленинскую политическую линию. В 1907 г. Шанцер после ареста был выслан в Сибирь, где продолжал революционную деятельность; в 1908 г. сослан в Туруханский край, снова бежал, эмигрировал. В последние годы жизни совершил ошибки отзовистского характера; в 1910 г., тяжело больной, вернулся в Россию, скончался 29.01 (11.02) 1911 г. в Москве. Михаил Иванович Васильев, член партии с момента её основания (1898 г.), активно работавший в Крыму и в Баку (откуда и вторая часть его фамилии – Южин), великолепный публицист, пропагандист, в период октября-декабря 1905 года был также одним из наиболее активных и влиятельных участников Московской большевистской организации. Н.М. Щепетильников, рабочий-революционер, участник знаменитой Сормовской демонстрации 1902 г., в дни Декабрьского восстания сражался на пресненских баррикадах.

Относительно мирный период продолжался чуть больше месяца. В начале декабря контрреволюция перешла в наступление: были арестованы руководители Крестьянского и Почтово-телеграфного союза в Москве, другие общественные деятели, а вскоре и члены Петербургского совета рабочих депутатов. Рабочий класс горел желанием дать отпор наступавшей контрреволюции и рвался к оружию. Но организовать восстание в Петербурге было невозможно – именно там были сосредоточены отборные, верные правительству войска, да и меньшевистское руководство Петербургского совета оказалось не на высоте. В этой обстановке инициатива вооруженного выступления перешла к Москве. 5-го декабря общемосковская конференция большевиков постановила предложить Московскому совету объявить 7-го декабря всеобщую стачку и стремиться перевести её в вооруженное восстание; под давлением революционных масс такую же позицию заняли меньшевики и эсеры. В тот же день Московский совет принял соответствующее постановление. Московский генерал-губернатор Дубасов объявил город и губернию на положении чрезвычайной охраны. Несмотря на это, 7 декабря с 12 часов дня прекратили работу 100 тысяч человек. В течение трёх дней забастовка стала всеобщей и сразу же приняла политический характер: рабочие не выдвигали никаких экономических требований. Забастовали железнодорожники, булочники, улицы перестали освещаться, из газет выходили только «Известия Московского совета рабочих депутатов». Во многих районах проходили митинги и манифестации рабочих, на улицах рабочие-дружинники обезоруживали полицейских; революционным брожением были охвачены солдаты. Разгон 8 декабря митинга в саду «Аквариум», обстрел полицией 9 декабря Фидлеровского училища, где собрались революционные студенты и железнодорожники, поднял Москву на открытое выступление: город покрылся баррикадами. С помощью войск контрреволюционным властям удалось выдавить восставших из центра города. С 9 декабря Тверская улица обстреливалась из пулемёта с колокольни Страстного монастыря, из орудий стреляли на Страстной площади, на Сухаревке и в других местах; появились первые убитые и раненые. 12 декабря была взята и сожжена Сытинская типография, где печатались «Известия Совета рабочих депутатов». В разных частях города полыхали пожары; зарево было таково, что, как отмечали очевидцы, ночью на улицах можно было читать. В первые же дни восстания были арестованы члены Федеративного комитета, в том числе В.Л. Шанцер (Марат) и М.И. Васильев-Южин, руководство восстанием перешло к местным Советам и боевым штабам. Выдающуюся роль в период восстания сыграли большевики. Главный штаб находился на прохоровской Трёхгорной мануфактуре, его возглавил З.Я. Литвин-Седой; недалеко от Трёхгорки, на фабрике Шмита, организатором рабочей дружины был М.С. Николаев, там же, на Пресне, воевали З.Н. Доссер и Ф.М. Мантулин; в других районах Москвы отряды восставших возглавляли И.Ф. Дубровинский, В.М. Загорский, прибывшим на помощь москвичам отрядом из Шуи командовал М.В. Фрунзе; в рядах дружинников сражались рабочие-большевики А.С. Ведерников, В.М. Капранов, П.М. Щепетильников, П.А. Заломов. Пресненский Совет сразу стал не только органом восстания, но и органом власти: булочникам было приказано выпекать хлеб для восставших, лавочникам – торговать, не повышая цены (под угрозой бесплатной раздачи товаров). На время стачки рабочим отменили квартирную плату; революционный суд разбирал дела по подозрению в шпионаже: по его приговору были расстреляны околоточный и начальник сыскного отделения.

Рабочие сражались самоотверженно, но силы были слишком неравными. Всего в Москве насчитывалось порядка 8 тысяч дружинников, но оружие было немногим более чем у двух тысяч. Даже у пресненцев, дольше всех державшихся на баррикадах, из 800 дружинников оружие имели лишь половина из них. Против пресненцев была применена артиллерия: обстреливали из пушек и подожгли прохоровскую Трёхгорную мануфактуру, фабрики Шмита и Мамонтова. Последние островки восстания оказались в огненном кольце. В этой ситуации 16 декабря МК РСДРП, исполком Моссовета, а затем и Пресненский районный Совет и Всероссийский железнодорожный союз приняли решение: с 18 декабря организованно прекратить восстание, дружинникам – разойтись. Восстание прекратили, но восставшие не сдались: они ушли, пряча оружие.

А потом началась расправа… Повальные обыски: если у рабочего или студента находили оружие, их расстреливали без суда. В те дни в Москве и Подмосковье было расстреляно больше тысячи человек, среди них командир дружины на пресненском сахарном заводе Ф.М. Мантулин, машинист паровоза А.В. Ухтомский, прорвавшийся через засаду царских войск и спасший отряд дружинников Казанской железной дороги, 8 молодых рабочих дружинников Трёхгорки, из которых старшему было 23 года, младшему 18 лет. Число арестованных достигало нескольких тысяч человек, многие из них были приговорены к каторжным работам и пожизненному поселению в Сибири.

Несколько слов о некоторых героях Московского Декабрьского восстания. И первым по справедливости должен быть назван Зиновий Яковлевич Литвин-Седой (1879-1947) – рабочий, профессиональный революционер, нелегал, до Декабрьских событий переживший 6 арестов, в 20 лет поседевший от издевательств тюремщиков (отсюда – партийный псевдоним, ставший второй частью его фамилии), ссылки в разные города России, солдатчину, от которой его избавило резкое ухудшение подорванного в тюрьмах здоровья… Каждый раз, обретая свободу, он возвращался к нелегальной работе; партия посылала его на самые ответственные участки, в 1905 году – в Москву, которая бурлила, как кипящий котёл. В июне – опять арест, опять Таганка; откуда его освободила октябрьская всеобщая стачка. Забыта тюрьма, забыта недавняя 13-дневная голодовка; откуда только силы берутся – он вновь выступает на митингах, агитирует за восстание, проводит призыв к оружию и лозунг «крепите союз с моряками и солдатами». В декабре МК направляет его на Трёхгорку, он становится начальником штаба пресненских дружин, фактически – оперативным главой восстания. Его голову оценили в 3000 рублей (огромные по тем временам деньги), он был дважды ранен, но не ушёл с баррикад до последнего дня вооружённой борьбы. Почти чудом избежавший ареста, скрывался у товарищей, и, немного залечив раны, уехал в Финляндию, где под руководством И. Дубровинского, с ведома В.И. Ленина, при помощи рабочих русского отдела и финской Красной гвардии создал «Военную организацию РСДРП». От неё он был избран делегатом Стокгольмского съезда (а всего он был делегатом восьми партийных съездов!). А потом был Свеаборг, эмиграция – тяжёлое голодное время… В 1917 году, вернувшись в Россию, выполнял ответственные задания партии, после Гражданской войны работал, по его словам, на различных постах хозяйственно-организационной жизни нашей страны, в 1939 г. вышел на пенсию. Малоизвестный факт: в 1941 г., на историческом параде на Красной площади, 62-летний З.Я. Литвин-Седой возглавлял колонну московских ополченцев…

Другая яркая фигура – Иосиф Фёдорович Дубро́винский (партийный псевдоним Иннокентий). Родился в 1877 году, в революционном движении с 16 лет, в 1896 году возглавил социал-демократическую организацию Калуги и вошёл в руководство московского «Рабочего союза». Арест, почти год тюрьмы, ссылка, туберкулёз. Стал активным корреспондентом «Искры», участвовал во II съезде РСДРП, примкнул к большевикам, кооптирован в ЦК. Потом – Самара, где он возглавил местную организацию РСДРП, в феврале 1905 г. опять арест; освобождённый в октябре, избран членом Московского Комитета партии. В ноябре – командировка в Петербург, участие в революционном выступлении моряков Кронштадта. Потом – опять Москва, Декабрьские дни, когда Дубровинский был одним из руководителей восстания. Уцелел. Летом 1906 г. подготовил Московскую областную партконференцию. В сентябре арестован на одном из партийных собраний в Петербурге, но вскоре освобождён; участвовал в подготовке V съезда РСДРП, вновь арестован, выслан за границу. На V съезде избран членом ЦК и Большевистского центра, нелегально вернулся в Россию, в Петербург – восстанавливать разрушенные партийные организации. И опять арест, ссылка, побег, эмиграция. Весной 1910 г. вернулся в Россию для работы в Русском бюро ЦК и в Московской организации. Выданный провокатором, арестован и выслан на 4 года в Туруханский край, где трагически погиб 20 мая 1913 г., утонув в Енисее…

Очень мало информации о Фёдоре Михайловиче Мантулине. Родился он в 1880 году в крестьянской семье, с 14 лет работал на сахарном заводе в Курской губернии, в 1903 году, переехав в Москву, поступил машинистом на Даниловский сахарорафинадный завод, в 1904 году стал членом РСДРП. В октябре 1905 года по поручению МК РСДРП организовал боевую дружину завода, которая, кстати, принимала участие в охране рабочих собраний и траурной процессии на похоронах Н.Э. Баумана. В ноябре 1905 года Мантулин стал членом Московского совета и штаба рабочих дружин на Пресне. Принимал участие в боях на баррикадах в районе Горбатого моста и Московского зоопарка, сражался до конца, уйти не успел: 18 декабря он был захвачен отрядом Семёновского полка и на другой день, 19 декабря 1905 г. расстрелян во дворе сахарного завода…

В Декабрьском восстании активно участвовал и знаменитый Пётр Заломов, знаменосец первомайской демонстрации 1902 г. в Сормове, прототип рабочего-революционера Павла Власова из романа Горького «Мать». Приговорённый царским судом к вечной ссылке, он весной 1905 г. бежал из Сибири, нелегально работал в Киеве, потом в Петербурге; осенью партия направила его в Москву. Здесь Заломов занялся изготовлением бомб (чтобы отвести подозрения соседей и полиции от своей, набитой взрывчаткой, квартиры, он поселил в ней свою беременную вторым ребёнком жену и малютку-дочь, подвергая их тем самым большому риску)[iii]. Все дни восстания он находился на баррикадах Пресни, потом ещё полгода скрывался в Москве, работая под чужим именем. Вскоре, правда, тяжёлая болезнь сердца вынудила его приостановить нелегальную деятельность, но верным коммунистическим идеалам и революции он оставался до конца жизни… В подготовке Декабрьского восстания активно участвовал и Максим Горький: у него на квартире, как и у Заломова, тоже был склад бомб и оружия.

Кроме Прохоровской (Трёхгорной) мануфактуры, вторым важнейшим опорным пунктом восставших на Пресне была мебельная фабрика Шмита, которую полицейские называли «Чёртовым гнездом». Шмитовской дружиной командовал Михаил Степанович Николаев, рабочий-революционер, член РСДРП с 1903 года. После подавления восстания уцелел, но в 1909 году за революционную деятельность был осуждён на ссылку в Восточную Сибирь, откуда после февральской революции 1917 г. вернулся в Москву, где участвовал в подготовке октябрьского вооруженного восстания, вёл агитацию в войсках, создавал отряды Красной Гвардии. После победы Советской власти стал комиссаром юстиции Московского уезда, с декабря 1918 г. – во главе Московской губернской ЧК; весной 1921 г. в составе Особого отряда ВЧК был командирован на подавление Кронштадского мятежа. Николаев дожил до 1956 г., был удостоен звания Героя Труда…

Нельзя не упомянуть и о «Хозяине "Чёртова гнезда"» (как называли его фабрику полицейские), Николае Павловиче Шмите. Вступивший в РСДРП молодой (родился в декабре 1883 г.) студент-марксист, друг В. Шанцера, унаследовал весной 1905 г. фабрику художественной мебели, сократил рабочий день до 9 часов и сразу обратился в МК партии с просьбой прислать туда большевиков для организации дружины; по его указанию на работу были приняты М.Н. Николаев, член МК РСДРП И.В. Карасёв (позднее убитый во время боевых действий шмитовцев на Арбате), ряд других товарищей. Для дружины Шмит закупал новейшее по тем временам оружие – браунинги и маузеры, дружинники (в том числе и сам Николай Павлович) обучались стрельбе и рукопашному бою. Кроме ежемесячных партийных взносов (500 рублей), Шмит передал через Горького Московскому Комитету РСДРП 20 тысяч рублей на закупку оружия. В дни Декабрьского восстания сражался на баррикадах, организовал у себя на квартире госпиталь для раненых дружинников. Николай Павлович был арестован в ночь на 17 декабря; потом были несколько дней допросов и издевательств: физических (лишение сна и пищи) и психологических (оскорбления солдат, угрозы расстрела); самым страшным был день 19 декабря, когда во дворе сахарного завода его поставили рядом с И. Волковым и Ф. Мантулиным; видя приготовления к казни, они все трое обнялись и стали спокойно ждать залпа. Но Шмит ещё был нужен для следствия, и в последний момент подошёл полковник Мин, кровавый палач Пресни, и отменил его расстрел, а двух героев, рабочих-революционеров, расстреляли у него не глазах… Потом ещё год с лишним Шмит провёл в Таганской тюрьме, в камере с таким низким потолком, что не было возможности выпрямиться во весь рост; в соседней камере поместили сумасшедшего, который частыми воплями не давал Шмиту спать. Ценой голодовки добившись разрешения на свидания с сестрой, Шмит с её помощью продолжал платить в 1906 году партийные взносы, передавать деньги на покупку оружия (2 тысячи рублей), на выпуск большевистской газеты «Свободное слово» (15 тысяч рублей) и материальную помощь оставшимся без средств к существованию рабочим своей сгоревшей фабрики. Он обвинялся по статье, предусматривающей смертную казнь, но власти, видимо, не решились идти на конфликт с могущественным кланом Морозовых (к которому Шмит принадлежал по материнской линии), и его судить не стали – инсценировали «самоубийство» в тюрьме в феврале 1907 г. Его похороны вылились в грандиозную демонстрацию (в основном из рабочих и студентов – в этот день в память Шмита бастовали все деревообделочные предприятия России, и занятий в Московском университете тоже не было). Шествие напоминало похороны Баумана, с той поправкой, что теперь революция была уже на излёте: если Николая Эрнестовича провожали с Красными знамёнами и пением революционных песен, и почтить его гроб вышли хор и оркестр Московской консерватории в полном составе, то похоронная процессия Шмита шла под конвоем конных жандармов с шашками наголо, красные ленты с венков срывала полиция, петь было запрещено, и рабочие с закрытыми ртами, под сурдинку, пели революционный похоронный марш «Вы жертвую пали» – казалось, гигантский оркестр сопровождает шествие…[iv] Своё, всё ещё весьма значительное, состояние Шмит завещал партии большевиков. Хотя такое завещание не могло быть юридически оформлено, законные наследницы – сёстры Николая Павловича Екатерина Андриканис (тоже член РСДРП, после гибели брата она и её муж подвергались аресту и тюремному заключению) и совсем юная, несовершеннолетняя Елизавета (которой, чтобы вступить в права наследства и передать деньги партии, пришлось пойти на фиктивный брак с большевиком А. Игнатьевым) выполнили волю погибшего. Знаменитое «шмитовское наследство» стало для ленинцев большим финансовым подспорьем. Н.К. Крупская вспоминала: «…В это время большевики получили прочную материальную базу. Двадцатитрёхлетний Николай Павлович Шмит, племянник Морозова, владелец мебельной фабрики в Москве, на Пресне, в 1905 году целиком перешёл на сторону рабочих и стал большевиком. Он давал деньги на «Новую жизнь», на вооружение, сблизился с рабочими, стал их близким другом. Полиция называла фабрику Шмита «чёртовым гнездом». Во время Московского восстания эта фабрика сыграла крупную роль. Николай Павлович был арестован, его всячески мучили в тюрьме, возили смотреть, что сделали с его фабрикой, возили смотреть убитых рабочих, потом зарезали его в тюрьме. Перед смертью он сумел передать на волю, что завещает своё наследство большевикам»[v].

Необходимо справедливости ради отметить и роль эсеров (социалистов-революционеров) как в событиях начала ХХ века, так и особенно в 1905 году. Эта мелкобуржуазная партия, выражавшая интересы, прежде всего, крестьянства (и мелкобуржуазных слоёв интеллигенции), была эпигоном, бледной тенью революционных народовольцев, и, хотя и вела пропаганду среди рабочих (в том числе и в Москве), но в качестве основного метода борьбы с царским режимом долгое время практиковала индивидуальный политический террор. Но если в конце 70-х – начале 80-х годов XIX века эта тактика была исторически оправдана, поскольку, с одной стороны, апеллировать к народным массам было бесполезно (рабочий класс был ещё в процессе становления, а крестьянство революционно, в основном, в моменты общего революционного подъёма), а с другой стороны, исключительная жестокость царизма по отношению к мирным социалистам-пропагандистам (участники «хождения в народ», И. Мышкин и др.) требовала адекватного ответа, то в 90-е годы и в начале нового века, вследствие бурного развития капитализма в России, роста рабочего класса, расслоения крестьянства и разложения крестьянской общины, ситуация качественно изменились. В.И. Ленин ещё в своей ранней работе «С чего начать?» говорил о том, что индивидуальный политический террор дезорганизует не столько правительство, сколько самих террористов-«дезорганизаторов» (в результате провоцируемых терактами репрессий)[vi]. Одним из центров эсеровской деятельности была Москва, среди самых знаменитых их терактов – убийство 4 февраля 1905 г. Иваном Каляевым московского генерал-губернатора, дяди царя «великого князя» Сергея Александровича, считавшегося одним из главных виновников кровопролития 9 января 1905 г. Хотя среди лидеров эсеровской партии в разное время были такие одиозные фигуры, как М. Гоц, В. Чернов, А. Керенский, Б. Савинков, крайне правый Н. Авксентьев, не говоря уж о тайном агенте охранки провокаторе Азефе, среди рядовых её членов было немало людей честных, смелых, самоотверженных – как тот же Иван Каляев или герой Декабрьского восстания А. Ухтомский. На баррикадах Пресни, на московских улицах в декабре 1905 года большевики и эсеры сражались плечом к плечу. Позднее, в 1917-м, после февральских дней, когда эсеры вошли во власть, а для большевиков в порядок дня встала социалистическая революция, противоположность коренных классовых интересов развела их по разные стороны баррикад. (Впрочем, тогда рядовые рабочие стали в массовом порядке покидать ряды эсеровской партии и переходить на сторону большевиков; отслоились, став отдельной партией, левые эсеры – для них всё кончилось закономерным историческим поражением после мятежа 6 июля 1918 г.).

Буржуазно-демократическая революция 1905 года потерпела поражение: не был решён аграрный вопрос, не удалось свергнуть самодержавие. Однако она не была бесплодной: кроме бесценного опыта открытой вооруженной борьбы она дала ещё и некоторые демократические новшества – сохранилась не только возникшая в ходе революции Госдума, но и возможности для некоторых аспектов легальной политической борьбы. После чёрного периода столыпинской реакции к 1912 году наметился новый революционный подъём. Его начало вызвало известие о знаменитом Ленском расстреле в апреле 1912 г., на который российский пролетариат ответил массовыми забастовками: в конце апреля в Петербурге бастовало 140 тысяч рабочих и около 100 тысяч – в Москве. В ноябре, в связи со смертным приговором участникам восстания на Черноморском флоте, по стране прокатилась новая волна стачек; в Москве 6 ноября бастовало около 90 тысяч рабочих. Вслед за легальной большевистской газетой «Правда», первый номер которой вышел в Петербурге 22 апреля (5 мая) 1912 г., и в Москве стала выходить газета «Наш путь» большевистского направления, призывавшая рабочих к борьбе за неурезанные требования 1905 года. Популярность большевиков росла: они одержали победу на выборах в Московское губернское по делам страхования рабочих присутствие, и на выборах в IV Государственную думу в Московской губернии по рабочей курии были выбраны большевики. Но, конечно, основная деятельность ленинской партии по-прежнему проходила нелегально. В период 1912-1914 годов в Московском большевистском подполье работали Анна и Мария Ульяновы, П. Смидович, Г. Кржижановский, В. Ногин, Д. Курский, И. Скворцов-Степанов, Р. Землячка и ряд других видных революционеров; в этот же период выдвинулись и замечательные рабочие вожаки – трамвайщик Н. Апаков, пуговичник И. Дубинин, слесарь А. Горбунов и др. В 1913 г. в Москве, по официальным данным, бастовало 250 тысяч рабочих, экономические стачки сопровождались политическими демонстрациями. Выступлениями были отмечены годовщины 9 января, 1 Мая, в сентябре в связи с закрытием рабочей газеты «Наш путь» по призыву большевиков бастовали от 50 до 80 тысяч рабочих московских предприятий. В первой половине 1914 года революционный подъем продолжал нарастать. Крупные выступления прошли в Москве 9 января, 23 февраля (т.е. 8 марта по новому стилю – выступление работниц), 22 апреля, 1 Мая (в этот день в Москве бастовало более 40 тысяч рабочих); кульминацией стали события конца июня – начала июля, когда в Москве (в знак протеста против расстрела стачечников в Баку и Петербурге) бастовало 92 тысячи рабочих, и, с 6 по 15 июля, проходили массовые митинги и демонстрации под красными знамёнами. Силы реакции ответили объявлением с 11 июля в Москве и Московской губернии режима чрезвычайной охраны – впервые после декабрьских дней 1905 года. Всего в первой половине 1914 г. в Москве бастовало четверть миллиона рабочих – почти столько же, сколько за весь 1913 год. Но кризис не перерос в революцию, а начавшаяся в августе I мировая война отсрочила на время новый революционный взрыв.