Мораль революционного рабочего класса (2)

З.А. Тажуризина

Часть 1, часть 2
часть 3, часть 4

Заметим, что в основе любого типа морали лежит определенный общий взгляд на мир – мировоззрение, которое может быть стихийным или оформленным в теорию. Революционная мораль в зрелых своих формах складывается на основе материалистического осмысления мира: ведь для успешности борьбы с буржуазией необходимо реалистическое восприятие действительности, объективные знания об окружающей жизни, ее закономерностях, о соотношении общественно-политических сил, о реальных способах достижения главных целей. Маркс и Энгельс разработали принципы диалектического материализма, применимые не только в отношении природы, но и общества.

Итак, мировоззренческой основой пролетарской морали являются материализм и атеизм^[i], а наиболее последовательными их носителями – те, кто способен мыслить и действовать в соответствии с целями социалистического преобразования общества. В нашей стране это были люди, которые сплотились в партию именно на основе коммунистической морали, они завоевали и построили социализм, отстояли его в борьбе с фашизмом. Суть этой морали сформулировал Ленин: «Мы говорим: нравственность – это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, создающего новое общество коммунистов. Коммунистическая нравственность – это та, которая служит этой борьбе, которая объединяет трудящихся против всякой эксплуатации»^[ii]. При Советской власти в нашей стране уже сам труд и взаимоотношения между людьми содействовали усвоению коммунистической морали. К тому же воспитывать трудящихся в духе этой морали была призвана социалистическая культура в самых разнообразных ее отраслях. В современных условиях временной стабилизации, усиления позиций мирового империализма и продолжающегося кризиса мирового коммунистического движения одним из условий его преодоления и немаловажным фактором усиления влияния и авторитета коммунистических партий в рабочем классе, послужит то, что коммунисты в своей практической и теоретической деятельности своим личным примером будут являть и охранять принципы коммунистической морали и просвещать широкие массы трудящихся относительно истории всемирного рабочего движения, а также политического и морального состояния рабочих в разные периоды их социальной борьбы.

Напомнить об опыте рабочего движения того времени, когда, возникнув, оно постепенно приобретало организованные формы и соединялось с социалистическими учениями, ни одно из которых не игнорировало проблем коммунистической морали, особенно важно сейчас, когда настоятельно требуется активизация пролетариата РФ^[iii]. Развитие рабочего движения в нашей стране обнаруживает черты, сходные с соответствующими процессами в других странах. Однако формирование рабочего класса и, соответственно, рабочего движения в России запаздывало по сравнению с европейским: у нас рабочий класс сформировался позже, чем на Западе, соответственно, рабочее движение начало развиваться в последней трети XIX в., вступив в схватку с буржуазно-помещичьим строем уже в начале ХХ в... Это опыт временных побед и «героических поражений» (выражение Е.В. Тарле) угнетенных в борьбе с угнетателями. По мере развития капитализма и, соответственно, европейского и российского пролетариата, возрастала инициативность рабочего класса, его организованность и самосознание, его авторитет среди других слоёв населения.

Насколько значимо для современного рабочего движения знание об истории революционного движения и о роли в нем специфической пролетарской морали в зарубежных странах. Мы интернационалисты и высоко ценим исторические завоевания и достижения рабочего класса других народов и стран, в том числе и в деле формирования революционной морали.

При осмыслении борьбы трудящихся за своё освобождение нас интересуют не только их практические действия, постепенное преодоление религиозных иллюзий (то есть изменение мировоззрения), но и обнаружение новых моральных свойств, которые могут способствовать успешности этой борьбы^[iv].

        Формирование рабочего класса, как известно, в Европе начинается в XVIII веке, в России – со второй половины XIX в. Рабочие, пока ещё слабо организованные, заявили о себе в период Великой французской буржуазно-демократической революции 1789-1794 гг. К концу XVIII в. среди населения крупных городов Франции уже было немало наёмных рабочих, – так, в Париже их было с семьями до 300 тысяч. По свидетельствам историков, ударную силу революции во Франции составили именно неимущие и малоимущие из среды рабочих и крестьян. Но в результате к власти пришла буржуазия. В 1790-1791 гг. стали создаваться рабочие организации. Первой организацией была Типографская в Париже, а затем они появились и в ряде других крупных городов; благодаря своей профессии типографские рабочие лучше других разбирались в политической ситуации; их целями были взаимопомощь и борьба с предпринимателями за свои права. В 1791 г. они организовали забастовки, к которым примкнули плотники, кузнецы, каменщики, кровельщики и другие. История как бы нащупывала пути борьбы с угнетателями. Насколько эти первые шаги европейского пролетариата было серьезны, свидетельствует уже реакция Учредительного собрания, издавшего декрет о запрете объединения рабочих в союзы и проведения стачек. В этом проявилось острое противостояние рабочего класса и его антагониста – буржуазии. Уже сами обстоятельства жизни воспитывали у парижских рабочих чувства солидарности и коллективизма.

И вот здесь уместно сказать о формировании коммунистической нравственной традиции в её теоретическом воплощении в различных по времени возникновения и по содержанию формах, отразивших настроения протеста разных слоёв трудящихся. Речь пойдет об одном из важнейших источников, накапливавших и сохранявших драгоценные черты пролетарской морали, – о творческой деятельности коммунистов-утопистов, вплоть до их восприятия, переосмысления их трудов и создания научной теории общества Карлом Марксом и Фридрихом Энгельсом.

Настроения трудящихся Франции в её революционную эпоху нашли отражение в идеях утопического коммунизма Гракха Бабёфа и его сподвижников.

Но были ли до них мыслители, в творчестве которых высвечивались коммунистические идеи, закладывались основы революционной морали?^[v] Наиболее известные – англичанин Томас Мор (1478-1535), впервые связавший разрозненные социалистические идеи в единую систему в сочинении «Утопия»; итальянец Томмазо Кампанелла (1568-1639), назвавший предполагаемое в будущем коммунистическое общество «Городом Солнца»^[vi].

Общим для утопических коммунистов являются идеи отказа от частной собственности в пользу общественной, обязательности труда и справедливости распределения.

Французская коммунистическая мысль обогатилась революционными идеями благодаря кюре Жану Мелье (1664-1729), острому критику феодального строя и его идеологии – христианской религии (в сочинении «Завещание»). Острота этой критики была обоснована превосходным знанием не только тогдашней действительности, но и философии – неслучайно один из современников сравнивал его с Локком. Коммунист Мелье был последовательным материалистом и атеистом^[vii]. Вольтер, в руки которого попала рукопись «Завещания», признавался, что «дрожал от ужаса», читая её. Мелье с гневом осуждал оправдываемые христианством виды социального зла, от которых страдает народ. Среди них главные – огромное неравенство между богатыми и бедными; наличие множества бездельников (в том числе монахов), жирующих за счет труда других; присвоение в частную собственность благ и богатств земли. Христианская мораль предстала в его продуманном и теоретически обоснованном толковании как пособница социального зла, наставления которой «явно направлены к ниспровержению всякой справедливости, к угнетению бедных и слабых». В противовес идее любви к тем, кто творит зло, Мелье, возможно, впервые оправдал чувство ненависти к злу: «вполне естественно ненавидеть зло, естественно ненавидеть и тех, которые нам несправедливо причиняют зло»^[viii]. И он призывал народ объединиться, чтобы дать отпор социальному злу.

Мелье оказал влияние на самых революционно настроенных мыслителей – деятелей революционной Франции (Г. Бабёф^[ix], Ф. Буонаротти, О. Дарте и др.), создавших тайную организацию «Во имя равенства» (1796) после термидорианского переворота и установления Директории, власти крупной буржуазии^[x]. Задачей революционеров была подготовка к восстанию^[xi]. Движение потерпело «героическое поражение» (выражение историка Тарле); заговор был раскрыт, Бабёф и Дарте – гильотинированы, остальные – упрятаны в тюрьмы и сосланы в Новую Каледонию.

Каков же нравственный облик этих идеологов трудящегося народа? Все они – представители революционно-демократического атеизма с его радикальной критикой религии и церкви^[xii], утопические коммунисты, желавшие переустроить общество на основе не только «свободы, равенства и братства», но и социальной справедливости. Когда Бабёф говорил: «Цель общества – всеобщее счастье», он связывал это с полным равенством людей, с отсутствием господства одних над другими, справедливым распределением продуктов, созданных трудом каждого. О себе он писал: «Я родился в грязи… я начал свое существование на самых низших ступенях нужды». Бабёф, как и его соратники, верил в созидательные силы трудового народа, назвал его самой здоровой частью населения страны, способной воспринять «все истины, все знания». Его материализм и атеизм не были случайными: он стремился представить идеи равенства и справедливости ясными и прозрачными, освободив их от мифологических наслоений, – ведь «истина должна быть только ясной и неприкрытой. Правду надо говорить всегда»^[xiii].

Просвещению трудящихся предназначал Бабёф издаваемые им газеты «Трибун народа», «Газета свободы печати», «Просветитель народа». После термидорианского переворота, в начале 1795 г. он призывал народ «применить на практике принцип: сопротивление угнетению», а именно, поднять восстание, которое не должно, однако, «сопровождаться потоками крови и грудами трупов»^[xiv]. Преданность народу, самоотверженность в защите его прав, в стремлении улучшить его жизнь проявились и в том, что он не отделял благополучие своей семьи – жены и троих детей – от жизни народа. Высокие моральные качества революционера, «трибуна народа», атеиста, отражены в его письме жене и детям накануне казни. «Добрый вечер, друзья мои. Я готов погрузиться в вечную ночь… Не знаю, что станется со всеми республиканцами, с их семьями и даже их грудными детьми среди роялистских ужасов, к каким приведет контрреволюция. Умереть за родину, покинуть семью, детей, дорогую жену, – все это можно было бы пережить, если бы я не видел, что дело идет к гибели свободы и страшнейшему преследованию всех республиканцев. Надеюсь, вы поверите, что всех вас я очень любил. Я не видел иного способа сделать вас счастливыми, как путем всеобщего счастья»^[xv]. В предсмертные часы мысли и чувства Бабёфа обращены к судьбам Родины и семьи как неотъемлемой части народа.

Традиции бабувизма возродились в XIX в. благодаря усилиям сподвижника Бабёфа Буонаротти, который, как писал историк В.П. Волгин, «популяризировал идеи социальной революции, революционной диктатуры трудящихся, ликвидации частной собственности и организации Национальной коммуны»^[xvi]. В 1830-1840 гг., как показал Волгин, во Франции появилось немало республиканских тайных обществ в борьбе с монархией, в которых вначале действовали совместно представители республиканской буржуазии и рабочего класса. Постепенно первые вымывались из этих обществ, смыкаясь с монархией, а «вновь возникавшие общества вербовали своих членов исключительно в рабочей среде и в близком к пролетариату слое мелкой буржуазии»^[xvii].

В последней трети XVIII в. родились мыслители, создавшие, по словам Энгельса, «собственно социалистические и коммунистические системы», это – «основатели социализма» А. Сен-Симон (1760-1825), Ш. Фурье (1772-1837) и Р. Оуэн (1771- 1858). Они еще не выступали, по мнению Энгельса, как представители пролетариата. Коммунистические идеи, в том числе выраженные этими мыслителями, стали распространяться с начала XIX в. и вскоре приобрели популярность среди значительной части образованных слоев левого толка. В.И. Ленин в статье «Три источника и три составных части марксизма» (1913), рассмотрев философские и экономические источники марксизма, раскрыл истоки также социалистического учения Маркса и Энгельса, чётко определив сущность учений их предшественников. Первоначальный социализм, писал Ленин, был утопическим – он «критиковал капиталистическое общество, осуждал, проклинал его, мечтал об уничтожении его, фантазировал о лучшем строе, убеждал богатых в безнравственности эксплуатации». Но он не смог открыть законы развития капитализма, найти в самом обществе силу, способную смести старое и создать новое общество – пролетариат^[xviii].

Обратим внимание на то, что уже по тексту раннего совместного труда Маркса и Энгельса «Святое семейство» (1845), видно, что Маркс и Энгельс неплохо разбирались в философии, в том числе в идеях французских просветителей Гольбаха и Гельвеция, в учениях коммунистов-утопистов (упоминаются и характеризуются Бабёф, Бланки, Фурье, Оуэн, Кабе, Дезами, Вейтлинг и другие.). Почему утопистов, по мнению Маркса и Энгельса? – потому, что коммунисты намеревались распространением своих теорий (а Фурье и Оуэн также и практическими действиями) сразу «выбросить на свалку» буржуазный мир и вскоре освободить все человечество, в том числе пролетариат как страдающее угнетенное сословие, извне. Это не сообразовывалось с реальным положением уже современного Марксу и Энгельсу пролетариата, судьбы которого как класса, который способен освободить себя сам, предвидели Маркс и Энгельс.

Энгельс воздал должное утопистам-коммунистам в «Анти-Дюринге» и в «Развитии социализма от утопии к науке» (1882). У Сен-Симона он обнаружил «в зародыше почти все не строго экономические мысли позднейших социалистов». У Фурье – «большую глубину критического анализа» буржуазного строя. Оуэн, «человек с детски чистым характером», на своих предприятиях «поставил людей в условия более сообразные с человеческим достоинством». И Энгельс сочувственно описывает практическую, а затем и теоретическую деятельность Оуэна, придавая ей большое значение в деле распространения коммунистических идей.

Маркс и Энгельс особое внимание уделяли революционным течениям в утопическом коммунизме, о чем свидетельствует уже «Святое семейство» (1845), где они упоминают Теодора Дезами как одного из «более научных французских коммунистов», развивающих «учение материализма как учение реального гуманизма и как логическую основу коммунизма»^[xix]. Заметим, революционные коммунисты-утописты стояли твердо на позициях материализма и атеизма.

В целом ряде работ Маркса и Энгельса последующих лет мы встречаем имя Огюста Бланки, которого они называли «пролетарским революционером», одновременно критикуя его утопические методы свержения существующего строя.

В 30-40 гг. в Европе, особенно во Франции, среди настроенных против монархических кругов и остатков феодализма демократических кругов стали возникать тайные общества. Так, организаторами нескольких подобных обществ были журналист Огюст Бланки (1801-1881), объявивший себя коммунистом в 30-е гг., ученый-естествоиспытатель Франсуа-Венсан Распай (1794-1878), а также революционер, издававший радикальные республиканские журналы, левый политик и революционер Арман Барбес.

Огюст Бланки, человек необычной судьбы, активный участник революций во Франции в 1830 и 1848 гг., не раз осуждавшийся властями на заключение в тюрьмах, где в общей сложности провел 37 лет. Любопытно, что на судебном процессе в январе 1832 г. на вопрос о профессии Бланки с гордость ответил: «пролетарий». Страстный, энергичный, до конца жизни преданный коммунистическим идеалам, он практически возглавлял революционное движение во Франции, подняв здесь несколько восстаний. Однако основным средством устранения антагонистического строя Бланки считал вооруженное восстание, совершаемое группой заговорщиков во имя освобождения пролетариата, к которому он относил всех эксплуатируемых. Заметим, что революционно-коммунистический настрой Бланки во многом был обусловлен влиянием на него Буонаротти, соратника Бабёфа. Восстание и затем установление революционной диктатуры должны были, по мысли Бланки, проложить путь коммунизму, историческую закономерность которого он считал реальной. Неудивительно, что «бессмертная Парижская Коммуна в немалой степени оказалась плодом его усилий»^[xx]. Поль Лафарг, с которым заочно давно был знаком Бланки, в своем письме (1879) предлагал ему присоединиться к марксизму и создать пролетарскую партию. Это было признание огромных заслуг Бланки перед пролетариатом.