Великая дружба(3)

Л.Л. Васина

Часть 1. Часть 2. Часть 3

Энгельс распространял свою дружбу на всю семью Маркса. Не имея собственных детей, он относился к детям Маркса с подлинно отеческой нежностью и заботой. Дочери Маркса называли его своим вторым отцом. Энгельс до конца жизни оставался для них самым близким человеком.

«Когда Энгельс объявлял о своем приезде из Манчестера, – вспоминал Лафарг, – это было торжеством в семье Маркса. В ожидании шли нескончаемые разговоры о его предстоящем посещении, а в самый день приезда Маркс от нетерпения не мог работать. За стаканом вина, в табачном дыму друзья просиживали всю ночь, чтобы вдоволь наговориться обо всем, что произошло со дня их последнего свидания»[1].

В 1869 г. Энгельс завершил работу в фирме «Эрмен и Энгельс». Его ликование по этому поводу, свидетелем которого стала гостившая в тот момент у него в Манчестере Элеонора Маркс, показывало, что означало для Энгельса почти 20-летнее занятие противным всему его существу делом. «Я никогда не забуду его ликующего возгласа: «В последний раз!», когда он утром натягивал свои сапоги, чтобы в последний раз отправиться в контору, – вспоминала дочь Маркса. – Несколько часов спустя мы, стоя в ожидании у ворот, увидели Энгельса, идущего по небольшому полю, которое находилось перед его домом. Он размахивал своей тростью, пел и весь сиял от радости. Затем мы по-праздничному уселись за стол, пили шампанское и были счастливы»[2]. Спустя год Энгельс переехал в Лондон и поселился неподалеку от Маркса. В течение последующих более десяти лет он ежедневно приходил к Марксу. «Часто они отправлялись вместе на прогулки. Но так же часто они оставались дома, в кабинете моего отца, шагая взад и вперед – каждый по своей стороне комнаты, причем каждый из них высверлил каблуками ямки в полу, делая крутой поворот в углах комнаты. Здесь они обсуждали множество таких вопросов, которые и не снятся большинству людей. А нередко они подолгу молча шагали подле друг друга взад и вперед»^[3], – писала Элеонора Маркс.

Маркс недаром называл Энгельса своим «alter ego»[4], а их дружбу в шутку сравнил однажды с дружбой Ореста и Пилада, героями древнегреческих мифов, ставших нарицательными как символ верной дружбы. Это не значило полной идиллии и растворения друг в друге. Возможно, для кого-то будет неожиданным узнать, что Энгельс был более резким человеком, чем Маркс. «В нем иногда бывало нечто по-военному решительное, что вызывало протест»[5], – писал Либкнехт, вспоминая, как в редакции «Neue Rheinische Zeitung» все шло гладко, пока там находился Маркс, но возникала «конфликтная атмосфера», когда его замещал Энгельс. То же самое происходило иногда и в Генеральном Совете I Интернационала, в работе которого Энгельс стал участвовать с 1870 г. в качестве секретаря-корреспондента для Бельгии, Испании, Италии, Португалии и Дании.

Серьезной размолвкой стало недостаточно чуткое, «ледяное», по выражению Энгельса, отношение Маркса, когда 6 января 1863 г. внезапно, в возрасте всего сорока лет, умерла первая жена Энгельса Мери Бёрнс. Переписка и тут раскрывает детали происходившего. «Я не в состоянии тебе высказать, что делается у меня на душе», – писал Энгельс. Ответное письмо Маркса, хотя и начиналось словами о том, что «известие о смерти Мери столь же сильно поразило, как и потрясло» его, но в основном описывало «кошмар» в его доме в связи с отсутствием в очередной раз денег для погашения долгов и требований кредиторов. Энгельс ответил только спустя неделю: «Ты знаешь, в каком положении мои финансы, знаешь также, что я делаю все для того, чтобы вызволить тебя из беды, но более крупной суммы, о которой ты говоришь, я теперь не могу достать...»[6]. В это время из-за гражданской войны в США дела фирмы «Эрмен и Энгельс» шли не очень удачно. «С моей стороны было большой ошибкой написать тебе то письмо, и я сейчас же пожалел об этом, как только отослал его, – отвечал Маркс спустя 11 дней, но произошло это отнюдь не вследствие бессердечности. Моя жена и дети могут подтвердить, что, получив твое письмо (оно пришло рано утром), я был потрясен так, как будто умер один из самых близких мне людей. Но когда я вечером взялся за письмо к тебе, то произошло это под влиянием совершенно отчаянных обстоятельств»[7]. «Твое последнее письмо искупает его, – написал Энгельс о поведении Маркса, – и я рад, что не потерял также и своего самого старого друга»[8].

Здесь было бы уместно сказать о так называемом «меценатстве» Энгельса по отношению к Марксу и его семье, о чем так охотно писали либеральные газеты в 2018 г., когда отмечалось 200-летие Маркса. Эти отношения невозможно понять, если судить о них с обывательской точки зрения и не принимать во внимание высокий смысл жизни и принципы этих людей – не только Маркса и Энгельса, но всего того первого поколения пролетарских революционеров. Энгельс, не задумываясь, передал в Брюсселе в 1845 г. Марксу и его семье часть своего гонорара за книгу «Положение рабочего класса в Англии». Маркс, в свою очередь, в 1849 г., получив, наконец, от матери, спустя 10 лет после смерти отца, свою часть наследства, использовал его для финансирования «Neue Rheinische Zeitung».

Прежде всего надо заметить, что Энгельс, если позволяли возможности, помогал и другим друзьям и соратникам, оказавшимся в бедственном положении. Но его помощь Марксу, конечно, была беспрецедентной.

Вопрос о необходимости постоянной материальной поддержки семьи Маркса возник после того, как стало ясно, что Маркс, не владевший в то время свободно английским языком и к тому же, как известный революционер, находившийся и Англии под наблюдением, не имеет никаких шансов получить работу ни как юрист, ни как философ и ни тем более как радикальный публицист. После того, как оказался неосуществимым план Маркса и Энгельса переехать в Америку и основать в Нью-Йорке газету, Энгельсу, который до этого получал материальную помощь от родителей, не оставалось ничего другого, как принять в 1851 г. предложение отца работать в манчестерском отделении его фирмы. С этого времени Энгельс вел как бы двойную жизнь: в течение шести дней недели с 10 утра до 4 часов дня он выполнял свои обязанности конторского служащего, занимаясь главным образом ведением на разных языках иностранной корреспонденции фирмы, а также посещая торговую биржу. Для приема своих гостей из коммерческого мира Энгельс имел официальную квартиру в центре Манчестера, а в его маленький домик в предместье города имели доступ только самые близкие друзья.

В первые годы службы Энгельс помимо фиксированного ежегодного жалования в 100 фунтов стерлингов, получал определенный процент прибыли, сначала 5%, с 1856 г. – 7,5%, а с 1860 г. – 10%. Для сравнения, Готфрид Эрмен, который с 1852 г. управлял фирмой единолично, имел 20% прибыли еще и как владелец патента на изобретение способа производства определенного сорта пряжи, пользующегося спросом. Зачастую Энгельс мог послать Марксу лишь 1 или 5 фунтов. И лишь со временем, по мере того, как упрочивалось его собственное финансовое положение, помощь семье Маркса становилась все более существенной. Необходимо при этом учитывать, что Энгельсу надо было вести образ жизни обеспеченного буржуа: поддерживать отношения с деловыми партнерами, членство в различных городских союзах и клубах, попечительство библиотек, даже принимать участие в охоте местной знати на лис. С этой целью он купил в 1859 г. собственную лошадь. Надо сказать, что Энгельс был азартным охотником, и Маркс говорил, по словам Лафарга, что постоянно волнуется «при мысли, что с ним приключится какое-нибудь несчастье на страстно любимой им охоте, когда он ...скачет по полям во весь опор, беря одно препятствие за другим»[9].

С февраля 1857 г. Энгельс посылал Марксу ежемесячно 5 фунтов, оговаривая, что в случае необходимости окажет дополнительную поддержку. Такие ситуации возникали, как свидетельствует переписка, неоднократно, и всегда Энгельс приходил на помощь. В 1864 г., после смерти отца, Энгельс стал совладельцем фирмы «Эрмен и Энгельс», заняв для этого у матери 10 тысяч фунтов (он вернет их ей через 5 лет). После того, как Энгельс 1 июля 1869 г. «вышел из дела», полученные им от компаньона и накопленные к этому времени собственные средства он умело и удачно разместил в акциях. Это позволяло ему рассчитывать на достаточно обеспеченную, хотя и скромную, по понятиям людей его делового окружения, жизнь. С 1 января 1869 г. Маркс должен был получать от Энгельса ежегодно 350 фунтов, а в случае острой необходимости он обещал давать еще.

Однако поддержка Энгельса была не только чисто финансовой. Когда летом 1851 г. Маркс получил предложение о сотрудничестве от главного редактора американской газеты «New-York Tribune», Ч. Дана, с которым они были знакомы с 1848 г., то первые 19 статей для газеты написал, по просьбе Маркса, Энгельс. Они оказались сенсацией для американской публики. Статьи самого Маркса Энгельс первое время должен был переводить на английский язык, да еще и редактировать. «Если дело пойдет..., – писал Маркс Энгельсу 23 сентября 1852 г., – ты должен отнестись к этому проще, то есть опускать риторические украшения и места, без которых можно обойтись, если они трудны для перевода»[10]. Из более чем 500 статей, опубликованных в «Tribune», Энгельсу принадлежали не менее 170. Но они и в этом случае были результатом совместной работы. Друзья постоянно советовались друг с другом, обменивались идеями, черновыми набросками, конспектами, заметками. Таким же было их сотрудничество в «Новой американской энциклопедии», одним из редакторов которой также был Дана.

При этом у каждого была определенная специализация. Известно, что Энгельс серьезно изучал военное искусство, надеясь использовать эти знания для разработки тактики пролетариата в будущих классовых боях. В своих статьях о Крымской войне он предстает как глубокий знаток военного дела и военной истории. Некоторые из статей Энгельса Маркс переводил на немецкий язык и публиковал с небольшими изменениями в немецких газетах, с которыми сотрудничал в 1850-х гг. Знание языков, истории и культуры славянских народов (в особенности русского) давало возможность Энгельсу глубоко и в яркой публицистической форме писать по так называемому восточному вопросу, связанному с внутренней и внешней политикой Турции, национально-освободительным движением народов Юго-Восточной Европы. Немало статей Энгельса и Маркса было посвящено положению и национальным движениям народов Индии и Китая, Северной Африки, проблемам колониализма в Афганистане и Персии.

Всех, знавших Энгельса, поражала его разносторонность. Наряду с филологией, лингвистикой, философией, историей и военным делом Энгельс изучал естествознание, математику, химию, ботанику, физику; кажется, не было такой области знания, которая его не интересовала. При этом, вспоминал Лафарг, «его любознательность удовлетворялась вполне только тогда, когда он овладевал изучаемым предметом до мельчайших его деталей»[11]. Его всеобъемлющая память сочеталась с необычайной быстротой и легкостью восприятия. «Работал он быстро и легко»[12]. Стиль Энгельса «отличался ясностью, блеском и остротой, независимо от того, писал ли он по-немецки или по-английски, что особенно редко для немца», – свидетельствовал Эдуард Эвелинг.

Маркс не раз упрекал Энгельса в том, что он разбрасывается в своих научных занятиях. В свою очередь Энгельс упрекал Маркса, говоря: «Я с удовольствием сжег бы русские издания о положении сельского хозяйства, которые вот уже несколько лет не дают тебе закончить «Капитал!»[13]. Речь шла об изучении Марксом в середине 1870-х годов фундаментальных статистических отчетов о состоянии сельского хозяйства в России после отмены крепостного права и реформ 1860-х гг. Их прислал ему на короткое время (это были предназначенные только для служебного пользования издания) переводчик первого тома «Капитала» на русский язык Н.Ф. Даниельсон. Для изучения русской литературы в подлиннике Маркс в 1869 г., т.е. почти в 50 лет, начал изучать русский язык. И в этом ему также помогал Энгельс, знавший русский с начала 1850-х гг.

Энгельс, как никто другой в то время, понимал масштаб личности Маркса. В одном из писем он писал Э. Бернштейну в 1881 г.: «Маркс настолько превосходит всех нас своей гениальностью, своей чуть ли не чрезмерной научной добросовестностью и своей баснословной ученостью, что если бы кто-либо попытался критиковать его открытия, то он только обжегся бы на этом. …Я вообще не понимаю, как можно завидовать гению. Это настолько своеобразное явление, что мы, не обладающие этим даром, заранее знаем, что для нас это недостижимо»[14]. «Маркс стоял выше, видел дальше, обозревал больше и быстрее всех нас. Маркс был гений, мы, в лучшем случае, – таланты. Без него наша теория далеко не была бы теперь тем, что она есть. Поэтому она по праву носит его имя», – написал Энгельс позднее в работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии»[15].

Абсолютная самоотверженность Энгельса по отношению к Марксу была не в последнюю очередь связана с тем, что он стремился дать Марксу возможность сосредоточить все свои силы в работе над «Капиталом». Создание этой «библии рабочего класса» Энгельс, как и Маркс, считал важнейшей задачей.

Но и Маркс, в свою очередь, прекрасно отдавал себе отчет в том, какое значение имела для него самого и его семьи поддержка Энгельса. Не случайно, завершив работу над корректурой первого тома «Капитала», Маркс написал Энгельсу «16 августа 1867 г., 2 часа ночи»: «…Итак, этот том готов. Только тебе обязан я тем, что это стало возможным! Без твоего самопожертвования ради меня я ни за что не мог бы проделать всю огромную работу по трем томам. Обнимаю тебя, полный благодарности!»[16].

После смерти Маркса лишь Энгельс был в состоянии разобраться в его рукописях и издать оставленное им литературное наследство. Отложив в сторону работу над «Диалектикой природы», которая так и осталась незавершенной, и другие замыслы, Энгельс на протяжении более десяти лет почти всецело посвятил себя изданию второго и третьего томов «Капитала», а также новых изданий первого тома. В 1883 г. он опубликовал третье издание первого тома, в 1885 г. – второй том «Капитала», в 1887 г. – английское издание первого тома, в 1890 г. – четвертое немецкое издание первого тома и, наконец, в 1894 г. – третий том «Капитала». Для осуществления этой грандиозной работы требовались не только огромное физическое напряжение, но и исключительная интеллектуальная работа, которая по своему напряжению не уступала работе автора. Не будем при этом забывать, что работа над «Капиталом» была лишь частью тех обязанностей, которые легли на плечи Энгельса после смерти Маркса, а также его собственные научные интересы, большая теоретическая и издательская деятельность, ведение обширнейшей корреспонденции. «Работа, которую в последние годы выполняет этот человек, была бы не под силу и дюжине обыкновенных людей. Энгельс работает так еще и потому, что знает, как и все мы знаем, что он, и только он один, может сделать наследие Маркса достоянием человечества»[17], – писала Элеонора Маркс.

В одном из первых некрологов на смерть Фридриха Энгельса руководитель австрийской социал-демократии Виктор Адлер написал: «Фридрих Энгельс соорудил своему другу Марксу памятник прочнее, чем металл, в виде двух последних томов «Капитала», но невольно он высек на этом памятнике и свое имя. Так же как при жизни Маркс и Энгельс были неразлучны, так и на «Капитале» не будет стоять имя только одного из них. В истории политэкономии будет всегда значиться «Капитал» Маркса и Энгельса»[18]. Эти слова, будучи процитированными В.И. Лениным в его статье «Фридрих Энгельс», получили широкую известность: «...Изданием I и II томов «Капитала» Энгельс соорудил своему гениальному другу величественный памятник, на котором невольно неизгладимыми чертами вырезал свое собственное имя. Действительно, эти два тома «Капитала» – труд двоих: Маркса и Энгельса»[19].

«Нельзя думать об Энгельсе, не вспоминая в то же время Маркса, и наоборот: жизни их настолько тесно переплелись, что составляли, так сказать, одну единую жизнь»[20] – писал Поль Лафарг. Элеонора Маркс еще при жизни Энгельса предсказала, что дружба между ее отцом и Энгельсом «в будущем станет легендарной, как дружба Дамона и Финтия в греческой мифологии»[21] – символа дружеской верности и самопожертвования. «Европейский пролетариат может сказать, что его наука создана двумя учеными и борцами, отношения которых превосходят все самые трогательные сказания древних о человеческой дружбе»[22] (Ленин). С этими словами трудно не согласиться.