«Главное в учении Маркса, это – выяснение всемирно-исторической роли пролетариата как созидателя социалистического общества. Подтвердил ли ход событий во всем мире это учение после того, как оно было изложено Марксом?»[1]. С безусловного «да» ленинского ответа началась целая эпоха прогрессивного движения сотен миллионов людей и многих стран. Трагический конец этой эпохи в нашей стране и ряде других заставляет ставить вопрос вновь.

Горький урок истории в том, что во всех выступлениях против социализма отмечено участие масс рабочих. Явно, что урок неоднозначен. В нем и грозная сила рабочего движения, по-прежнему способного творить историю, но и неожиданная способность вращать её колесо вспять. Проблема налицо: либо в марксистском прогнозе были объективно непоправимые дефекты на, так сказать, генном уровне «красной идеи», а достижения временны и преходящи, либо это учение, которое, по мысли Ленина, «должно было с боя брать каждый свой шаг на жизненном пути»[2], оказалось побежденным. Кем или чем? Развивается ли мировая история теперь иначе, чем это представлялось Марксу и Ленину, или учение остается теоретическим выражением основной закономерности, знание о которой было утрачено.

Задача понять природу этой силы, способной быть направленным созидающим взрывом революции, но и массой гниения контрреволюции, тем насущнее и важнее, что вполне вероятен не только новый тур социалистических революций, но и тур повторения ошибок, уничтоживших их результаты. Неизвестность требует исследования с помощью методологии марксизма, первым «приручившим» ее и «управлявшим» ею долго и успешно.

Возможность повторения ошибок и предательства уже явственно видна, например, в теоретическом обосновании программы КПРФ. Так, в проекте её новой редакции записано: «Обобществление производства есть главная материальная основа неизбежного наступления социализма. Сердцем этого превращения был и остается человек труда. Научно-технический прогресс создает предпосылки для коренного качественного и структурного обновления рабочего класса города и деревни. В ряды рабочего класса всё активнее будет вливаться значительная часть инженерно-технических и научных работников. В результате этих процессов складывается передовой отряд, ядро современного рабочего класса. В этом обновляемом содружестве людей труда коммунисты видят свою главную социальную базу. К нему они в первую очередь обращаются со своими идеями, содействуя осознанию и реализации трудящимися их интересов в национальном и международном масштабе. В руках этой авангардной общественной силы судьба не только России, но и всей человеческой цивилизации».

Не будем подробно разбирать эти дикие фантазмы. В среде коммунистов «неизбежное наступление социализма» всегда называлось густопсовым правым оппортунизмом. Даже отметим некое «улучшение» по сравнению с действующей программой, где они кончались выводом, что развитие неких «лучших качеств» этого отряда «будет означать постепенное изживание классового деления общества». Цитата взята как пример веры в существование особого классового сознания, которое, стоит лишь сотворить коммунистическое заклинание, способно превратить мир в землю обетованную. Но его черты не называются, даже местонахождение неизвестно, поскольку «человек труда есть сердце превращения», а руководит процессами деятельности, как привычно думать, всё-таки мозг.

Утверждение о существовании классового сознания безосновательно связывают с наукой марксизма. Одни считают, что согласно марксистской теории «капитализм должен был по мере своего развития приводить к поступательному развитию промышленного рабочего пролетариата вплоть до того момента, когда он станет достаточно организован и революционен, чтобы взять власть в свои руки, осуществив переход к новой общественно-экономической формации, характеризующейся обобществлением всех средств производства и ликвидацией классовой эксплуатации. Однако капиталистическая система нашла силы удержать власть…»[3]. Организованность и революционность в таком контексте равны сознательности. Она якобы наличествовала в прошлом, но растаяла под теплыми лучами изобилия в обществе потребления, перестала быть нужной «подобно тому, – пишет автор, – как близость бескрайнего пресного озера обесценивает владение колодцем».

Примерно так же высказывается известный западный историк Э. Хобсбаум. Он пишет: «Очевидно, например, что Маркс был прав, предсказывая подъем и развитие классового самосознания и основанных на нем массовых движений пролетариата. Но столь же очевидно, что это относилось ко вполне определенному этапу развития капитализма; сегодня в развитых странах промышленный пролетариат представляет собой сокращающуюся по численности социальную группу. Маркс был прав, предсказывая усиление влияния этого класса, но на определенном этапе политические последствия, на которые рассчитывал он сам и его последователи, не реализовались – в первую очередь потому, что пролетариат уже не был ни таким, каким его видел Маркс, ни таким, каким он предполагал увидеть его в будущем»[4].

Многие авторы оппонируют друг другу при попытке конкретизировать степень осознания общего интереса, которое можно бы назвать классовым сознанием. Но фактически констатируют, хотя по-разному, что буржуазное сознание есть, партийное социалистическое тоже, а пролетарского нет. Одному хочется его создать в народе с помощью партии, другому – ухватить и понять носящееся в воздухе, чтобы создать адекватную ему партию. Иногда делается вывод, что задача воспитания широких слоев пролетариата в духе социалистической идеологии не может быть решена в рамках буржуазного общества.

Авторов разделяют границы, личный опыт, образование, политические пристрастия. Но все они апеллируют к одному и тому же незримому феномену – к классовому сознанию. Бестелесное и безмолвное, воистину фантом, оно постоянно присутствует везде, где ведутся дискуссии о судьбах социума. Если вдуматься в примеры, то за ними вопрос о диалектике развития рабочего класса. Каковы главные противоречия его развития? Пришел ли кто-то на его место сейчас? Что с ним произошло при социализме? Разговор об этом неизбежно трудный, но, безусловно, необходимый.

Первая трудность в том, что у классиков марксизма диалектика пролетариата не рассмотрена монографически. Как известно, «Капитал» обрывается едва начатой главой «Классы». У Ленина специальной работы о диалектике пролетариата тоже нет. Конечно, здесь печаль не о том, что нам не дали конкретных советов на период социализма и дальше. Но о том, что последующее движение мысли прошло мимо этого решающего пункта. Даже если сказанного классиками более чем достаточно для понимания диалектики рабочего класса, а их методология исследования совершенна, то несомненен факт, что не нашлось субъекта, способного воспользоваться методом во второй половине ХХ века. Потеряно время и возможности наработки эмпирического материала.

Позднейшими интерпретаторами теории были упущены многие существенные черты и части её. Даже ответ на вопрос: «А как учение было изложено Марксом?» – давно не так очевиден, как представляется. Ныне российские коммунисты знают учение Маркса о классах лишь в приблизительном изложении, к тому же изрядно сдобренном послесталинским ревизионизмом. Нельзя отрицать, что советской наукой были достаточно полно рассмотрены революционные и созидательные устремления рабочего класса. Однако столь же полно были опущены его деструктивные потенции. В «монблане» литературы о советском рабочем классе не найти слово «диалектика» применительно к его развитию при социализме. Достаточно взять любой энциклопедический словарь той поры со статьей «рабочий класс», чтобы убедиться в этом. Партийная наука второй половины ХХ века «берегла» и «береглась» от тяжелых размышлений на эту тему. Хотя сочинения классиков марксизма были доступны целиком и полностью, в части противоречий развития рабочего класса наука функционировала без содержательной связи с контекстом исторического марксизма. Однонаправленная историческая миссия пролетариата была любимым мифом советского обществоведения, и миф отнюдь не остался в прошлом. Отсюда вторая трудность – необходимость ставить под сомнение и преодолевать устоявшиеся за десятилетия взгляды на роль пролетариата в истории.

Действительно, присущих исключительно пролетариату черт сознания в анналах марксизма не отмечено. О поведенческих мотивациях говорилось, о способности к самоорганизации – тоже, о судьбе и месте в истории – очень много. Но о качествах сознания изначально и всегда говорилось так: «Если социалистические писатели признают за пролетариатом всемирно-историческую роль, то это никоим образом не происходит оттого, что они …считают пролетариев богами. Скорее наоборот. Так как в оформившемся пролетариате практически закончено отвлечение от всего человеческого, даже от видимости человеческого …так как в пролетариате человек потерял самого себя», то… «дело не в том, в чем в данный момент видит свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, что такое пролетариат на самом деле и что он, сообразно этому своему бытию, исторически вынужден будет делать»[5]. Или: «отдельные индивиды образуют класс лишь постольку, поскольку им приходится вести общую борьбу против какого-нибудь другого класса; в остальных отношениях они сами враждебно противостоят друг другу в качестве конкурентов»[6]. (Маркс). Или ещё: «Наёмный труд держится исключительно на конкуренции рабочих между собой»[7]. А вот о мировоззрении: «Тот класс, который представляет собой господствующую материальную силу общества, есть в то же время и его господствующая духовная сила. <…> И в силу этого мысли тех, у кого нет средств для духовного производства, оказываются в общем подчинёнными господствующему классу»[8].

На том бы разговор о пролетарском сознании и свернуть. Сказанного достаточно для понимания, что разговор о специфической «сознательности» пролетариата для классиков был разговором беспредметным. Но постоянное обращение защитников марксизма к сюжету о классовом сознании само по себе является тревожным симптомом. Ведь пока силы коммунистов тратятся на поиск несуществующего, они потеряны для дела идеологии, преодолевающей «враждебное противостояние друг другу». Не говоря о горечи и разочаровании от несбывшихся надежд.

Но вместо того, чтобы факт отсутствия классового сознания объяснить и из него же понять предмет борьбы, ибо сознание «вносится в пролетарскую массу марксистской партией», иные товарищи заявляют, что дело лишь в том, что «процесс формирования классового сознания существенно отстает от процесса пролетаризации». О, святая простота! Инда зло берет. Процесс пролетаризации в ходе ползучей контрреволюции и затем её победы в нашей стране давно закончен, бывший советский Большой Пролетариат уже породил новую буржуазию разных калибров, а мы всё сетуем на отставание формирования. И это несмотря на предупреждения классиков, несмотря на нередкие выступления пролетариата в качестве ударной силы контрреволюции. Не советские ли шахтёры касками разбивали социализм?

Сегодня, как и в прошлом, из всех рабочих партий марксистской партией станет лишь та, которая двинет рабочий класс на дорогу общественного прогресса. Давайте учтём прошлый опыт. Давайте начнём, как Маркс, с признания факта, что «рабочий класс либо революционен, либо он ничто»[9]. Или как Ленин, чей большевизм начинался с отваги поставить вопрос «что делать?» в стране, где «999/1000 населения до мозга костей развращены политическим холопством»[10]. И то, и другое вновь перед глазами. Давайте начнём с признания факта, что добиться полной победы социалистического сознания в рабочем классе не удалось даже после низвержения буржуазии, даже при помощи такого орудия, как Советская власть. И попробуем ответить на вопрос «почему не удалось»?

Три четверти века рабочий класс обладал всеми средствами духовного производства. Но горький урок истории в том, что все заметные проявления протеста, свалившие социализм, были пролетарскими. Можно допустить, что в этих движениях поначалу был некий положительный потенциал, который был предан и использован против социализма прокапиталистическими вождями. Но нельзя закрывать глаза на то, что протест всегда проходил под лозунгами частной собственности как условия эффективности экономики, политической свободы в виде многопартийности, национализма и пр. Рабочий класс принял их и стал «массовкой» буржуазной контрреволюции. Есть ли основания утверждать, что в этом проявилась не «пролетарскость» сознания, а нечто иное? Нет. Сама скорость и относительная легкость восприятия этих лозунгов заставляет искать фундаментальные причины тому в жизненных условиях советского рабочего класса.

В сущности, весь Марксов социальный анализ исходит из факта существования «разделения труда, [которое] есть экономическое выражение общественного характера труда в рамках отчуждения»[11]. А также факта, что «…общественный характер труда выступает как денежная форма существования товаров, то есть как вещь, существующая вне действительного производства…»[12]. Людей связывают и одновременно разделяют товарно-денежные отношения. «Мотив, которым руководствуются обменивающиеся между собой люди, это – не человеколюбие, а эгоизм», – подчеркивал Маркс[13]. Отсюда их противостояние. При любви к парадоксам можно сказать, что чем глубже разделение труда, тем больше пролетариев, но чем больше пролетариев, тем больше масса … эгоизма. Но отсюда же и потребность в коллективных действиях. Причина тому очевидна. Поскольку каждый индивид представляет собой некий замкнутый комплекс потребностей, то в условиях разделенного труда все люди становятся друг для друга средством их удовлетворения.

Бесчеловечность мира имеет причиной не отсутствие хороших людей или недостаточность усилий по их воспитанию, а кроется в условиях жизни, которые обычных людей принуждают быть бесчеловечными. Отчуждение – общее имя таких условий. Даже «имущий класс и класс пролетариата представляют одно и то же человеческое самоотчуждение»[14],- говорил классик. Хотя развитие общества является единым процессом, в сознании человека он отражается не как единство, а как множество обособленных друг от друга вещей и враждебных индивиду сил. Эта «война всех против всех» должна быть понята в своем противоречии, а затем устранена силами именно тех, кто является её окопными солдатами и вымазан ее кровью и мерзостью.

Нам следует помнить что есть тип знаний, который может получить пролетариат из опыта столкновений, в которых он участвует. Потому важно, чтобы коммунисты исходили из социального и исторического опыта, накопленного народом, особенно в части ценностей и организационных форм. Лишь бы не упускалось из виду, что «у рабочих не было, да и быть не могло сознания непримиримости противоположности их интересов всему современному политическому и общественному строю…»[15], что даже революционный путь рабочего движения может не быть путем социалистическим (Ленин)[16]. Но есть и другой тип знаний, который невозможно получить напрямую, – в части идей и концепций. «Социализм и классовая борьба возникают рядом одно с другим, а не одно из другого, возникают при совершенно различных предпосылках»[17],- так проблема виделась Лениным и на заре пролетарской революции, и после её свершения.

Потому марксизм рассматривает революционность класса не как божественный дар или врожденный инстинкт, а как объективный отрицательный результат развития; «Возвещая разложение существующего миропорядка, пролетариат раскрывает лишь тайну своего собственного бытия, ибо он и есть фактическое разложение этого миропорядка. Требуя отрицания частной собственности, пролетариат лишь возводит в принцип общества то, что общество возвело в его принцип, что воплощено уже в нем, в пролетариате, помимо его содействия, как отрицательный результат общества»[18]. Это жесткие и печальные слова, но это констатация факта. Он остается тем же фактом и в наше время. Истекшие полтораста лет сильно изменили вещи, но не сущность человеческих отношений. «Отрицательный результат общества», «фактическое разложение миропорядка» отнюдь не тождественны социалистичности политических устремлений, что и доказала наша контрреволюция.

Следовательно, нужна не проповедь любви к угнетенным, и не апелляция к их сознанию, а революционное действие. Действие как исследование того, кто и что «вынужден будет делать», чтобы упразднить бесчеловечность бытия. Политика коммунистов должна вытекать из науки. Бессмысленно уповать на формирование классового сознания. Мы должны наконец-то понять, что «с абстрактно-формальной точки зрения классовое сознание – это одновременно классово определенная бессознательность относительно собственной общественно-исторической экономической ситуации», как говорил в 20-е годы Г. Лукач, один из очень немногих марксистов, касавшихся проблемы пролетарского сознания[19].

Завоевание политической власти пролетариатом не уничтожает фундаментальных основ, порождающих отчуждение, враждебность и конкурентность отношений людей. Победа в революции не отменяет факта, что «различные ступени в развитии разделения труда являются вместе с тем и различными формами собственности, т.е. каждая ступень разделения труда определяет также и отношения индивидов друг к другу соответственно их отношению к материалу, орудиям и продуктам труда» (Маркс)[20]. Общественная собственность на средства производства снимает лишь один пласт отчуждения, лишь создаёт возможность снимать остальные с помощью государственной власти.

Как давно уже было отмечено С. Платоновым, «когда с айсберга собственности лихим кавалерийским ударом сшиблена часть торчащей из воды верхушки-капитала, подводная глыба тяжело приподнимается из глубины, и наружу выступает качественно новый слой отношений частной собственности»[21], поскольку слои отчужденных производственных отношений «намерзали» с момента распада архаических обществ и начала общественного разделения труда.

Пролетариат побеждает в борьбе за власть, но с сознанием прошлой эпохи. И воспроизводит его, ибо «частная собственность есть продукт, результат, необходимое следствие отчужденного труда, внешнего отношения рабочего к природе и к самому себе. … К частной собственности мы приходим посредством анализа понятия отчужденного труда, т.е. отчужденного человека, отчужденной жизни». Этот анализ позволяет Марксу сделать вывод, что, «хотя частная собственность и выступает как основа и причина отчужденного труда, в действительности она, наоборот, оказывается его следствием, подобно тому как боги первоначально являются не причиной, а следствием заблуждений человеческого рассудка»[22]. А вот для многих крамольно звучащее продолжение мысли: «Заработная плата есть непосредственное следствие отчужденного труда, а отчужденный труд есть непосредственная причина частной собственности. Поэтому с падением одной стороны должна пасть и другая»[23].

Коммунисты второй половины ХХ века не сумели довести революцию до момента «падения» обеих сторон. Предали анафеме саму идею перманентной революции, сочтя её измышлением ренегата. Им не хватило социалистичности мировоззрения. Оппортунизм – имя победившего их врага. Но основой этого нового оппортунизма стали иные причины, чем прежде. Не в последнюю очередь иллюзии о пролетарском классовом сознании.