Дискуссия о преодолении товарного
производства при социализме
(1)
М.В. Попов
Часть 1. Часть 2.
В центре дискуссий после выхода в свет работы И.В. Сталина «Экономические проблемы
социализма в СССР» стояли три крупных взаимосвязанных проблемы: проблема
характера социалистического производства, проблема товарности при социализме и
проблема разрешения противоречия между непосредственно общественным характером
социалистического производства и товарностью.
1.
Непосредственно общественный характер социалистического производства
В чем прежде всего выражается
коммунистическая природа социализма? В.И. Ленин говорил: «Коммунизм значит –
общий. Коммунистическое общество значит – все общее: земля, фабрики, общий
труд, – вот что такое коммунизм» [1] . Коммунистическая природа социализма
выражается, следовательно, прежде всего в том, что как средства производства,
так и их использование являются общественными, или, другими словами, основные
средства производства находятся в общественной собственности.
Конкретизируя марксистское
определение собственности [2] , советские экономисты показали, что
общественная собственность – это отношение общества к объективным условиям
производства как к своим, как к таким условиям, над которыми оно может
господствовать, подчиняя их использование своим интересам. Это отношение
реализуется посредством производства. Другими словами, свое реальное бытие
общественная собственность имеет в таком производстве, которое подчиняется
обществу, т. е. ведется в общественных экономических интересах.
Производство общества,
вышедшего из недр капитализма, выступает как результат разрешения противоречия
между общественным характером производства и частнокапиталистической формой
присвоения. Будучи общественным, капиталистическое «производство не является непосредственно
общественным, не представляет собой продукт ассоциации, распределяющей труд
среди своих членов. Индивиды подчинены общественному производству,
существующему вне их наподобие некоего рока, а не общественное производство
подчинено индивидам, которые управляли бы им как своим общим достоянием» [3] .
Социалистическое
производство непосредственно подчиняется ассоциированным индивидам, их
общественным интересам и является поэтому непосредственно общественным.
Поскольку оно является общественным,
т.е. поскольку все производственные процессы слились в один общественный
производительный процесс, стали частями, элементами этого единого процесса,
постольку подчинение такого производства общественным интересам требует
сознательного согласования действий участников единого процесса и может быть
поэтому только планомерным. Непосредственно общественный характер
социалистического производства выражается, следовательно, в планомерном подчинении
производства общественным интересам. Из этого исходил И.В.
Сталин в вышедшей в 1952 г. работе «Экономические проблемы социализма в СССР».
На этом настаивала так называемая московская школа экономистов во главе с
заведующим кафедрой политэкономии МГУ Н.А. Цаголовым, а также такие экономисты,
как Н.В. Хессин, А.М. Еремин, А.А. Сергеев, Н.А. Моисеенко, Р.И. Косолапов,
В.Г. Долгов, А.К. Покрытан и
другие. Благодаря борьбе этих экономистов такая позиция в теории стала
преобладающей.
К. Маркс писал: «Та форма
труда, при которой много лиц планомерно работает рядом и во взаимодействии друг
с другом в одном и том же процессе производства или в разных, но связанных
между собой процессах производства, называется кооперацией» [4] .
Социалистическое общество поэтому представляет собой единый кооператив.
«Кооператив, – указывал В.И. Ленин,— если он охватывает все общество, в котором
социализирована земля и национализированы фабрики и заводы, есть социализм».
Переход от капитализма к социализму явился переходом «к единому всенародному
кооперативу» *
[5].
Таким образом, исходным
пунктом социалистического (коммунистического) производства является всенародная
кооперация – кооперация в масштабах всего общества. Наличие двух форм
социалистической собственности не
меняет дела по существу, так как это две формы одной, общественной,
собственности, две формы подчинения производства единым, общественным,
интересам, или, можно сказать, это одна, общественная, собственность на все
средства производства, но выступающая в двух различных формах **.
С победой социализма,
следовательно, коренным образом изменились экономические отношения. Раньше это
были не отношения всенародной кооперации, а отношения производства для обмена.
Кооперация, подчеркивал К. Маркс,
есть «прежде всего, непосредственное – не опосредствованное обменом – взаимодействие
многих рабочих для достижения одного и того же результата...» [7]. Обмен же
– это взаимное отчуждение продуктов труда и иных объектов собственности на
основе свободного договора или соглашения. «Обмен, опосредствованный меновой
стоимостью и деньгами, предполагает, правда, всестороннюю зависимость
производителей друг от друга, но вместе с тем он предполагает и полную изоляцию
их частных интересов и такое разделение общественного труда, при котором
единство различных видов труда и их взаимная дополняемость существуют вне индивидов
и независимо от них...» [8].
В отличие от этого в
обществе ассоциированных производителей, планомерно расходующих свои рабочие
силы как одну совокупную рабочую силу, при передаче продукта с одного завода
или фабрики на другой завод или фабрику не происходит отчуждения,
поскольку движение продуктов совершается в рамках одной и той же собственности.
На вопрос о том, можно ли говорить об обмене в точном политико-экономическом
смысле этого слова при социализме, у К. Маркса мы находим следующий ответ: «В
обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами
производства, производители не обменивают своих продуктов; столь же мало труд,
затраченный на производство продуктов, проявляется здесь как стоимость
этих продуктов, как некое присущее им вещественное свойство, потому что теперь,
в противоположность капиталистическому обществу, индивидуальный труд уже не
окольным путем, а непосредственно существует как составная часть совокупного
труда» *
[9]. На невозможность существования товарного обмена в непосредственно
общественном хозяйстве указывал и Ф. Энгельс: «Непосредственно общественное
производство, как и прямое распределение, исключает всякий товарный обмен,
следовательно, и превращение продуктов в товары...» [10]. Здесь один из критериев
построения социализма. В.И. Ленин писал: «Раз остается обмен, о социализме
смешно и говорить» [11]. С построением социализма обмен вытесняется кооперацией, с
чем связано и отмирание при переходе к социализму рынка. В резолюции XII съезда
РКП (б) «О промышленности» подчеркивалось, что «в своем окончательном развитии
плановые методы могут и должны подчинить себе рынок и тем самым упразднить его» [12]. В
противоположность товарному в непосредственно общественном производстве труд не
путем обмена, а непосредственно выступает как общественный труд. «Когда
общество вступает во владение средствами производства и применяет их для
производства в непосредственно обобществленной форме, труд каждого отдельного
лица, как бы различен ни был его специфически полезный характер, становится с
самого начала и непосредственно общественным трудом» [13].
Естественно, что создаваемый
непосредственно общественным трудом продукт является непосредственно
общественным продуктом, а не продуктом, производимым для обмена. Вот почему в
политико-экономическом смысле его нельзя считать товаром. К. Маркс отмечал:
«Только продукты самостоятельных, друг от друга не зависимых частных работ
противостоят один другому как товары» [14]. Согласно марксистско-ленинскому пониманию
социалистическая революция предстает как «уничтожение частной собственности на
средства производства, переход их в общественную собственность и замена
капиталистического производства товаров социалистической организацией
производства продуктов за счет всего общества, для обеспечения полного
благосостояния и свободного всестороннего развития всех его членов» [15]. Как
указывал В.И. Ленин, в переходный период «государственный продукт – продукт
социалистической фабрики, обмениваемый на крестьянское продовольствие, не есть
товар в политико-экономическом смысле, во всяком случае не только товар, уже не
товар, перестает быть товаром...» [16]. В замечаниях на книгу Н. Бухарина
«Экономика переходного периода» В. И. Лениным выписаны и подчеркнуты следующие
слова из текста книги: «...поскольку на место стихии выступает сознательный
общественный регулятор, постольку товар превращается в продукт и теряет
свой товарный характер». И здесь же относительно слов «товар превращается в
продукт» указано, что это «неточно: превращается не в «продукт», а как-то
иначе. Еtwа: в продукт, идущий на общественное потребление не через рынок» [17].
С завершением переходного
периода завершается и процесс превращения товара в непосредственно общественный
продукт, что является лишь более конкретным выражением завершения процесса
построения социализма как первой фазы коммунистического способа производства,
непосредственно общественного по своему характеру.
Поскольку в социалистическом
производстве совершается непосредственно общественный труд по производству продукта
в соответствующей (непосредственно общественной) форме, К. Маркс закономерно
характеризовал его как «форму производства, диаметрально противоположную
товарному производству»[18]. Ф. Энгельс подчеркивал, что «раз общество возьмет
во владение средства производства, то будет устранено товарное производство...» [19]. В.И.
Ленин высказывался не менее категорично. Он писал: «...для организации крупного
производства без предпринимателей нужно уничтожение товарной организации
общественного хозяйства и замена ее организацией общинной коммунистической,
когда бы регулятором производства был не рынок, как теперь, а сами
производители, само общество рабочих...» [20]. Перед пролетариатом была
поставлена задача замены «товарного производства социалистическим...» [21]. В
переходный от капитализма к социализму период В.И. Ленин отмечал: «У нас борьба
первой ступени перехода к коммунизму с крестьянскими и
капиталистическими попытками отстоять (пли возродить) товарное производство» [22]. Исходя
из посылки, что совершается «социалистическое преобразование общества,
невозможное без уничтожения товарного производства» [23], В.И. Ленин подчеркивал:
«...именно уничтожение товарного производства и капитализма откроет дорогу
возможности организовать соревнование в его не зверских, а в человеческих
формах» [24].
Все эти фундаментальные положения классиков марксизма-ленинизма сводятся к
одному – социалистическое непосредственно общественное производство по своему
характеру есть отрицание капиталистического товарного хозяйства. Подчеркивая в
своей работе «Экономические проблемы социализма в СССР», что средства
производства – не товары, И.В. Сталин опирался на эти фундаментальные
положения. В дальнейшем советские экономисты показали, что и предметы
потребления при социализме – не товары.
Известно, что подрыв
товарного производства происходит уже при империализме. Товарный обмен
ликвидируется, по существу, в пределах крупных монополий, но товарное
производство в обществе в целом еще царит. В ходе социалистической
национализации основных средств производства из сферы товарного производства
изымается основная масса продуктов. В переходный период товарное производство
используется пролетарским государством для восстановления разрушенных
производительных сил, и это, как указывал В.И. Ленин, не только целесообразно,
но и необходимо [25]. По мере выполнения планов социалистического строительства
сфера товарного производства неуклонно сужается. С победой социализма,
означающей превращение всей экономики в единый кооператив, в единую монополию,
но обращенную на пользу всего народа, в непосредственно общественное планомерно
организованное хозяйство, товарная организация производства как таковая
уничтожается.
Капитализм, будучи товарным
хозяйством на том этапе его развития, когда и рабочая сила становится товаром,
строится «на основе закона стоимости, который поэтому является основным
экономическим законом капиталистического способа производства» [26].
Ф. Энгельс разъяснял в «Анти-Дюринге», что «закон стоимости – основной
закон как раз товарного производства, следовательно, также и высшей его формы –
капиталистического производства» [27]. И.К. Смирнову принадлежит
разъяснение того, что понимаемый как закон товарного производства, закон
стоимости не может быть законом общественного хозяйства, прямо противоположного
товарному производству. В политико-экономическом смысле непосредственно
общественный труд, затраченный на производство продуктов, не проявляется как
стоимость этих продуктов, а если нет явления, то нет и его закона. Когда же
говорят о законе стоимости при социализме, то как правило, имеют в виду, что
«по уничтожении капиталистического способа производства, но при сохранении
общественного производства определение стоимости остается господствующим в том
смысле, что регулирование рабочего времени и распределение общественного труда
между различными группами производства, наконец, охватывающая все это
бухгалтерия становятся важнее, чем когда бы то ни было» [28]. Только так можно
правильно толковать высказывание Сталина о законе стоимости при социализме.
Речь, следовательно, идет не о действительной стоимости во всем богатстве ее
определений, которое она получает лишь в товарном хозяйстве, а об определении
стоимости рабочим временем, о том, что планомерное регулирование рабочего
времени в непосредственно общественном хозяйстве не только не исчезает, но
является господствующим, и закон экономии рабочего времени получает
адекватную форму своего выражения и полный простор для своего действия.
Все эти выводы вытекают не
из специфики социализма как первой, низшей, фазы коммунизма, а из того, что и в
своей низшей фазе коммунизм является коммунизмом, что социализм и коммунизм не
представляют собой двух различных способов производства, а коммунистическое
производство, возникая как отрицание капиталистического товарного хозяйства,
является производством непосредственно общественным.
Итак, если исходить из
коммунистической природы социализма, он должен быть охарактеризован как
непосредственно общественное хозяйство. Это понимание социалистического
производства как целого, выражающее коммунистическую природу социализма. Но
именно поэтому оно является лишь правильным, достоверным, но также и односторонним,
следовательно, еще не вполне истинным пониманием социалистического
производства. Должен быть учтен, принят во внимание и его отрицательный момент.
2.
Товарность при социализме
Как следует из предыдущего
параграфа, коммунистическая природа социализма выражается в непосредственно
общественном характере социалистического производства. И в принятой XXVII
съездом Программе КПСС (новая редакция) подчеркивалось: «На высшей фазе
коммунистической формации полностью утвердится непосредственно общественный
характер труда и производства» [29]. При этом непосредственно общественный
характер социалистического производства замалчивался, что открывало дорогу
ревизионизму. В то же время социализм – это неполный коммунизм, это коммунизм с
отрицанием его в себе, связанным с выхождением из старого строя.
Социалистическое непосредственно общественное производство, являющееся
отрицанием товарного производства, не может не нести отпечатка своего
выхождения из этого производства. В переходный период, который есть становление
социализма, непосредственно общественное производство становится наличным
бытием, а «наличное бытие есть вообще по своему становлению бытие с некоторым
небытием, так что это небытие принято в простое единство с бытием. Небытие,
принятое в бытие таким образом, что конкретное целое имеет форму бытия,
непосредственности, составляет определенность как таковую» [30].
Вышедшее из товарного хозяйства непосредственно общественное производство
содержит в себе отрицание самого себя, которое, будучи небытием
непосредственно общественного производства в нем самом, может быть названо
поэтому товарностью, составляющей определенность непосредственно
общественного производства на социалистической стадии его развития. Товарность
– это отрицание непосредственно общественного производства в себе как момент,
связанный с выхождением из товарного хозяйства.
Отрицание непосредственно
общественного характера социалистического производства, выражающегося в
планомерном подчинении его общественным интересам, состоит в отрицании этого
планомерного подчинения. Следовательно, товарность – это момент подчинения
производства каким-либо иным, не общественным интересам, когда удовлетворение
общественных интересов выступает не как цель, а лишь как средство для
удовлетворения каких-либо иных интересов. Товарность есть момент производства
для обмена в непосредственно общественном производстве, находящийся с ним в
единстве.
Действие, для которого
удовлетворение общественных интересов есть лишь средство удовлетворения
каких-либо иных интересов, противоположно действию, непосредственно
направленному на осуществление общественных интересов. Следовательно, из
различия в экономических интересах, которое имеет место в первой фазе
коммунизма, вытекает противоположность в действиях, соответствующих
непосредственно общественному характеру производства, с одной стороны, и
товарности, – с другой. На этой же почве возникает и противоположность
теоретических позиций, выражающих противоположные стороны социалистического
производства. К. Маркс указывал: «Только в том случае, если вместо
противоречащих друг другу догм рассматривать противоречащие друг другу факты и
действительные противоречия, являющиеся скрытой подоплекой этих догм, только в
этом случае политическую экономию можно превратить в положительную науку» [31].
Авторы, отстаивающие
товарное понимание социализма (товарники), такие как Я.А. Кронрод,
Е.Г. Либерман, Я.Г. Либерман, Н.Я. Петраков,
Б.В. Ракитский, Д.А. Смолдырев и др., нередко утверждали, что для
принятия их точки зрения достаточно просто взглянуть на факты действительности.
При этом они делали две серьезные ошибки. Первая заключается в отождествлении
являющихся форм, нередко превращенных, с сущностью явлений, познание которой
составляет истинную задачу науки. Вторая ошибка – забвение того, что сами факты
действительности противоречат друг другу. Г.В. Плеханов писал: «Когда
метафизик слышит, что общественный деятель должен опираться на
действительность, он думает, что ему советуют мириться с нею. Он не знает, что
во всякой экономической действительности существуют противоположные элементы и
что помириться с действительностью значило бы помириться лишь с одним из ее элементов» [32].
Марксистский же критерий практики означает опору не на всякую, а именно на
революционную практику, обеспечивающую прогрессивное развитие.
Если бы производство в целом
характеризовалось как опосредствованно общественное, как производство для
обмена, оно должно было бы быть названо товарным производством. Но при
социализме мы имеем дело с товарностью не как с целым, не как с каким-либо
укладом и даже не как с элементами товарного производства (если говорить об
общественном производстве, совершающемся в пределах общественной
собственности), а лишь как с отрицанием непосредственно общественного
производства в нем самом. Поэтому и следует говорить не о товарном
производстве, а лишь о товарности как моменте самого непосредственно
общественного производства, отрицающем это производство в нем самом.
Производство товаров вполне
правомерно связывать с экономической обособленностью производителей.
Товаропроизводитель «является изолированным, обособленным производителем» [33].
Разделение труда создает обособленных производителей именно «в обстановке
товарного хозяйства», на что специально указывал В.И. Ленин [34]. Но если этого
условия уже нет, если обстановка товарного хозяйства уничтожена, то и
производители не могут уже считаться обособленными. Нельзя социалистических
производителей называть и относительно обособленными. Таковыми являются
производители при капитализме, которые в силу общественного характера
капиталистического производства обособлены друг от друга не абсолютно.
В отличие от оперативно-хозяйственной
самостоятельности, «экономическая обособленность означает отношения между
различными собственниками» [35]. Поскольку общество взяло во владение средства
производства, оно теперь уже не общество обособленных, а общество ассоциированных
производителей, и если применять количественную меру, то следует говорить не о
той или иной степени обособленности, а о той или иной мере ассоциированности,
единства социалистических производителей. Понятия «относительно ассоциированные
производители» и «относительно обособленные производители» – противоположны.
Если товарное производство
означает обособленность производителей, то товарность означает лишь момент
обособления ассоциированных производителей. Абсолютизировать этот момент,
превращать его из момента в целое значило бы разделять общественную
собственность по коллективам, провозглашая их владельцами средств производства,
и не признавать на деле той истины, что социалистическое производство есть
непосредственно общественное производство.
Отход от этого фундаментального
положения в целом ряде теоретических работ не мог не оказать негативного
влияния на хозяйственную практику. Можно согласиться с В.А. Пешехоновым в том,
что в значительной мере «товарность «приходит» к социалистическим
государственным предприятиям «сверху», в результате сознательно направляемых
действий» [36].
А.М. Еремин, например, отмечал: «Товарное (или «полутоварное») истолкование
характера социалистического производства явно способствовало неясностям в
конкретно-экономических разработках и в рекомендациях практике» [37].
Поскольку социалистическое
непосредственно общественное производство является отрицанием
капиталистического товарного хозяйства и поскольку «в диалектике отрицать не
значит просто сказать «нет» [38] , а еще и удержать, сохранить то, что
может служить для выражения новой сущности, постольку новая сущность,
естественно, выступает не только в новой, непосредственно общественной, но и
в старой, товарно-денежной форме. Эта новая сущность, взятая в единстве с
формой, означает новое содержание, которое «может и должно
проявить себя в любой форме, и новой и старой, может и должно переродить,
победить, подчинить себе все формы, не только новые, но и старые, – не для
того, чтобы со старым помириться, а для того, чтобы уметь все и всяческие,
новые и старые формы сделать орудием полной и окончательной, решительной и
бесповоротной победы коммунизма» [39].
По поводу использования
выработанных в лоне товарного хозяйства форм В.И. Ленин как до революции, так и
после нее высказывался неоднократно, опираясь на соответствующие указания К.
Маркса [40]. Эти ленинские высказывания были отражены впоследствии в Программе
Коммунистического Интернационала, принятой на VI Конгрессе Коминтерна в 1928 г.
В ней говорилось: «Связанные с рыночными отношениями, по внешности
капиталистические формы и методы хозяйственной деятельности (ценностный счет,
денежная оплата труда, купля-продажа, кредит и банки и т. д.) играют роль
рычагов социалистического переворота, поскольку эти рычаги обслуживают во все
большей степени предприятия последовательно-социалистического типа, т. е.
социалистический сектор хозяйства» [41].
Руководствуясь этими
положениями, партия отмежевалась от настроений в пользу свертывания торговли и
формальной отмены денег с победой социализма. В докладе «Итоги первой
пятилетки» на Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в январе 1933 г., с которым
выступил И.В. Сталин, говорилось:
«Советскую торговлю нельзя ставить на одну доску с торговлей на первой стадии
нэпа, хотя бы и регулируемой государством. Если торговля на первой стадии нэпа
допускала оживление капитализма и функционирование частнокапиталистического
сектора в товарообороте, то советская торговля исходит из отрицания, из
отсутствия как того, так и другого» [42]. В Отчетном докладе XVII съезду ВКП(б) по
вопросу о природе и функциях денег в экономике социализма говорилось, что они
«являются тем инструментом буржуазной экономики, который взяла в свои руки
Советская власть и приспособила к интересам социализма» [43]. Партия добивалась
понимания того, что «в наших социалистических условиях экономическое развитие
происходит не в порядке переворотов, а в порядке постепенных изменений, когда
старое не просто отменяется начисто, а меняет свою природу применительно к
новому, сохраняя лишь свою форму, а новое не просто уничтожает старое, а
проникает в старое, меняет его природу, его функции, не ломая его форму, а
используя ее для развития нового. Так обстоит дело не только с товарами, но и с
деньгами в нашем экономическом обороте, так же как и с банками, которые, теряя
свои старые функции и приобретая новые, сохраняют старую форму, используемую
социалистическим строем» [44].
Ярко выраженную
товарно-денежную форму имеют, например, отношения распределения по труду, но,
как правильно отмечали Э. Андрес и Л. Галкин, «в политэкономическом смысле
отношения между обществом и работниками государственных предприятий и
учреждений являются в значительной и, пожалуй, в не меньшей степени, чем любые
другие отношения, товарными лишь по форме, но не по существу» [45]. Не являются
товарными в целом и отношения между государством и колхозами. Здесь мы имеем
дело с двумя формами одной и той же общественной собственности, отношения в
пределах которой по своей внутренней природе, точно так же, как отношения между
государственными предприятиями, суть отношения не обмена, а кооперации. На
поверхности же они выступают как товарно-денежные. Однако надо иметь в виду,
что «деньги, обращающиеся в социалистическом обществе, не являются деньгами в
политико-экономическом смысле» [46]. Они выступают всеобщим эквивалентом
непосредственно общественных продуктов, выражением овеществленного в них
непосредственно общественного труда.
Таким образом, товарно-денежные
отношения, хотя они и содержат в себе товарность как свой момент, нельзя в
целом считать товарными отношениями, существующими в дополнение к
непосредственно общественным. Они являются особой разновидностью
непосредственно общественных отношений – непосредственно общественными
отношениями, выступающими в товарно-денежных формах. За такими отношениями,
непосредственно общественными по содержанию и товарными по внешней видимости, и
закрепился термин «товарно-денежные отношения». В Программе КПСС (новая
редакция) подчеркивалась необходимость «полнее использовать товарно-денежные
отношения в соответствии с присущими им при социализме новым содержанием» [47].
Когда они используются именно таким образом, их новое непосредственно
общественное содержание усиливается, а товарность как их отрицательный момент
ослабевает. Постоянно преобразуется и старая форма, оставаясь старой больше по
историческому своему происхождению, чем по сути, и лишь наличие товарности как
момента содержания данных отношений позволяет считать их форму старой в
известной мере и по существу.
Считать товарно-денежные
отношения товарными, что было характерно для так называемых
экономистов-товарников, означало бы представлять себе экономику социализма
состоящей из двух укладов, в одном из которых должны были бы действовать
непосредственно общественные отношения, управляемые планом, в другом –
товарные, регулируемые рынком, законом стоимости. Подобное дуалистическое
понимание социалистической экономики наиболее яркое воплощение получило в схеме
теоретиков «рыночного социализма», пытавшихся совместить план и рынок и не
отдававших себе отчета в том, что намечавшееся ими «будущее» социализма списано
с прошлого, с переходного периода, в котором господствовала стихия рынка и
плановые методы еще не подчинили себе рынок и тем самым еще не упразднили его.
Отмежеваться от ревизионистской концепции «рыночного социализма» можно только
при условии, что товарно-денежные отношения понимаются не иначе как
непосредственно общественные отношения, выступающие в товарно-денежных формах.
В то же время подобное
понимание позволяет «преодолеть и предубеждение относительно товарно-денежных
отношений...» [48].
Все дело в таком применении данных отношений, при котором усиливалось бы их
новое, непосредственно общественное содержание и ослаблялась товарность как
отрицательный момент, обеспечивая «здоровое функционирование товарно-денежных
отношений на социалистической основе...» [49], действительное использование их
в интересах укрепления и развития социализма.
Чтобы понять суть постановки
вопроса об использовании товарно-денежных отношений, надо в то же время расстаться
с поверхностными представлениями о том, что в старых товарно-денежных формах
проявляет себя только новое, непосредственно общественное содержание, а старое,
товарное, полностью изжито. Нельзя не видеть за этими формами и товарности как
содержательного момента, характерного для непосредственно общественных
отношений на стадии социализма. Однако неверно было бы полагать, что старое
содержание проявляется только в старой форме, что отпечаток товарности несут на
себе лишь некоторые отношения социализма, а другие его отношения, будучи
социалистическими, от всех следов товарности абсолютно свободны. Не свободен от
следов товарности и социалистический непосредственно общественный продукт. И
хотя эти следы старого содержания не определяют целое, они не могут не
проявляться в любой форме, как в старой, так и в новой.
Отнюдь не случайно, что
товарность в нашей экономике проявила себя не только в погоне предприятий за
ростом стоимостных показателей, но и в ориентации их на «вал» в натуре без
учета конкретных требований общественных интересов к структуре и качеству
выпускаемой продукции. Продукция плодоовощной консервной промышленности,
например, за 1965-1980 гг. увеличилась в два с лишним раза. Однако рос только
так называемый вал, т. е. общий выпуск плодоовощной консервной продукции в
миллионах условных банок. Что же касается ряда (как раз наиболее дефицитных)
видов ее, то выработки их систематически сокращались. В частности, в Молдавии
при бурном росте производства томатной пасты и яблочного пюре из года в год снижались
объемы заготовки черешни, вишни, абрикосов, персиков. «Большинство хозяйств,
располагавших ранее значительными площадями этих насаждений, постепенно их
выкорчевали, заменив яблоневыми садами. Почти полностью исчезли смородина,
малина, клубника» [50].
Поскольку непосредственно
общественный характер социалистического производства выражает себя в
планомерном подчинении производства общественным экономическим интересам,
противоположность между непосредственно общественным характером
социалистического производства и товарностью выступает и как противоположность
между планомерностью и товарностью. Эта противоположность присутствует как в
старой, товарно-денежной, так и в новой, непосредственно общественной, форме. И
никакие показатели – ни натуральные, ни тем более стоимостные – не могут сами
по себе исключить полностью проявления товарности: если только из средства
осуществления общественных интересов они превращаются в самоцель, то действия
производителей, сориентированных на их выполнение, вступают в противоречие с
общей целью социалистического производства.
Различие здесь состоит не в
том, что в старой форме присутствует товарность, а в новой ее нет совершенно, а
в том, что старая форма более соответствует этому отрицательному моменту
социалистического производства и в ней он сильнее себя проявляет. Когда на
первый план в оценке деятельности предприятий после экономической реформы 1965
г. выдвинулись стоимостные показатели, на чем настаивали товарники, товарность
усилилась, что повело к усилению действия негативных тенденций в
социально-экономическом развитии.
Летом 1965 г. в «Правде»
вышла статья члена-корреспондента АН СССР Л.А. Леонтьева, пропагандирующая
ориентацию предприятий на прибыль, затем как бы от практиков выступил в
поддержку этой идеи директор ленинградского Станкостроительного объединения
им. Свердлова Г.А. Кулагин, затем «Правдой» была опубликована явно
заказная статья харьковского экономиста-товарника, хрущевского протеже
Е.Г. Либермана, яро агитировавшего за ориентацию на прибыль и, таким
образом, как бы была проведена «дискуссия» в поддержку намечавшейся
экономической реформы 1965 г., открывшей дорогу разрушению социалистического
хозяйства [51].
Из сказанного нельзя,
однако, делать вывод, что товарность, являясь отрицательным моментом социалистического
непосредственно общественного производства, рождает только негативные
результаты. Раз этот момент находится в единстве с сущностью
социалистического производства, он также может быть использован для развития
социализма и, следовательно, для ослабления себя самого. Для удовлетворения
общественных интересов должно быть использовано и стремление посредством их
осуществления удовлетворить какие-то особые интересы, что составляет задачу
организации материального стимулирования. Но надо, чтобы это было действительно
использованием товарности для развития социализма, а не использованием
социализма для развития товарности и обогащения отдельных лиц или коллективов.
С учетом этого должен решаться и вопрос о применении товарно-денежных
отношений, в которых наряду с новым непосредственно общественным содержанием
наиболее ярко проявляет себя товарность.
Даже М.С. Горбачев до
провозглашения своей антисоциалистической перестройки отмечал: «У нас немало и
обоснованно говорят о необходимости более полной реализации возможностей и
преимуществ социалистической системы хозяйства в современных условиях. Но
бывает и так, что перспективу повышения темпов развития экономики и роста ее
эффективности ставят лишь в зависимость от развития товарно-денежных отношений.
Что можно сказать по этому поводу? Да, товарно-денежные отношения присущи
социализму. Их инструменты широко применяются в социалистической экономике. И
важно научиться еще лучше использовать эти инструменты, не забывая, разумеется,
о том, что при социализме изменяются их природа и назначение. Для этого
требуются серьезные научные рекомендации в части применения в нынешних условиях
таких экономических рычагов, как цена, себестоимость, прибыль, кредит и
некоторые другие. Вместе с тем сведение задачи более полного использования
потенциальных возможностей социалистической системы хозяйства только к этому
означало бы принижение таких коренных принципов и преимуществ социализма, как
плановый характер нашей экономики, приоритет социальных целей экономического
развития, возможность его сознательной оптимизации для осуществления глубоких
качественных сдвигов в производстве и интересах общества» [52].
Непосредственно общественное
производство и товарность находятся в единстве, поскольку товарность не лежит
вне социалистического непосредственно общественного производства, а составляет
момент его самого. Но поскольку это отрицательный момент непосредственно
общественного производства, постольку непосредственно общественное производство
и товарность противоположны. Мы имеем единство противоположных сторон, каждая
из которых содержит в себе другую сторону как свое отрицание в себе самой, как
свой собственный момент. В силу этого взаимопроникновения каждая сторона
рассматриваемой противоположности непосредственно общественного характера
производства и товарности сама есть противоположность. Мы имеем, следовательно,
единство противоположностей – противоречие.
Противоречие непосредственно
общественной природы социализма и товарности неправильно было бы понимать как
противоречие двух групп отношений, одна из которых отождествлялась бы с
непосредственно общественными отношениями, а другая – с товарными. В
социалистическом непосредственно общественном производстве все отношения –
непосредственно общественные, и все содержат в себе свое отрицание, товарность.
Противоречие между непосредственно общественным характером социалистического
производства и товарностью проявляется в каждом производственном отношении.
Не отражает фактического
положения вещей и представление о том, что социалистическое производство как бы
двуслойно: нижний, более глубокий слой – непосредственно общественный, а
верхний – товарный. При таком понимании непосредственно общественной сущности
производства она оказывается оторванной от поверхности явлений, действительной сущностью
оказывается сущность товарная, и даже удвоения сущности не происходит. На самом
же деле непосредственно общественная сущность социалистического производства
является, а товарность не только является, но и есть в сущности.
Материалистическая диалектика учит, что не может не быть в сущности того, что
есть в явлении, ибо что есть в явлении, то есть и в сущности. Товарность
противоположна сущности непосредственно общественного социалистического
производства в ней самой. Про непосредственно общественный характер
производства и товарность можно сказать, что это «противоположные определения одной
и той же сущности» [53], непосредственно общественной сущности социализма. Для
правильного выражения данной сущности нужна именно диалектика, которая, по
выражению В.И. Ленина, «есть изучение противоречия в самой сущности
предметов...»
[54]. Недостаточное изучение диалектики советскими экономистами
ослабляло их позиции в борьбе с ревизионистами-товарниками.
Поскольку «закон» и
«сущность» – категории однопорядковые, постольку наличие момента товарности в
сущности непосредственно общественного производства на первой стадии его
развития не может не накладывать своего отпечатка и на действие законов этого
производства.
Противоречие между
непосредственно общественным характером социалистического производства и
товарностью проявляет себя в том, что, хотя цель социалистического производства
– обеспечение полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех
членов общества, одним из побудительных мотивов деятельности предприятий
выступает повышение величины тех показателей их работы, с ростом которых связан
и рост материального поощрения.
Это противоречие отражается
и в характере труда при социализме. Непосредственно общественный в целом труд
при социализме не есть только труд на общее благо, без всякой другой
определенности. Он содержит в себе и иной, противоположный общей направленности
социалистического непосредственно общественного труда момент – момент труда с
целью вознаграждения.
Являясь противоречием объективной
экономической действительности, противоречие между непосредственно общественным
характером социалистического производства и товарностью отражалось и в
советской экономической науке. Причем при решении вопроса о характере
социалистического производства мы обычно сталкиваемся с односторонностями двух
видов.
Первая из них представляет
собой подчеркивание непосредственно общественной природы социализма без
указания на существование противоположного момента. По существу эта
односторонность не является ошибочной, если, будучи непосредственным
выражением определенности социалистического производства как целого,
выступает логически необходимой ступенью в познании противоречия между
непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью.
Вторая односторонность
состоит в стремлении к тому, что бы товарность, являющуюся моментом
социалистического производства, противоположным его сущности в самой
этой сущности, возвести в ранг целого, объявив социалистическое
производство типом товарного производства, или, что то же, производством,
имеющим товарный характер. Эта односторонность рисует картину, прямо
противоположную действительности, и является поэтому грубейшей ошибкой. Однако
эта точка зрения не только заблуждение. Она, хотя и противоположным образом, но
отражает реальный момент социалистической действительности, подчеркивая то, что
нередко упускали из виду некоторые экономисты, вполне справедливо указывавшие
на непосредственно общественный характер социалистического производства.
Истинную картину мы получим
лишь в том случае, если и в теории отразим не только противоположные стороны
противоречия между непосредственно общественным характером социалистического
производства и товарностью, а все противоречие в целом, рассмотрев его как единство
противоположностей. Тогда его стороны, взятые в борьбе друг с другом, будут
положены во внутреннем единстве.
Противоречие между
непосредственно общественным характером социалистического производства и
товарностью конкретизирует противоречие между коммунистической природой
социализма и отрицанием его в себе. Разрешение противоречия между
непосредственно общественным характером социалистического производства и
товарностью есть поэтому одновременно и разрешение всеобщего противоречия
развития социализма как первой фазы коммунизма как противоречия между
коммунистической природой социализма и его отрицанием, связанным с выхождением
из капитализма.