Партия спекулятивного типа

В.В. Цветков

"Каждый мошенник рассчитывает на плохую память того, кто должен быть обманут".

Ю. Фучик

Великая Октябрьская социалистическая революция была самым значимым событием в социальной истории России и человечества, началом "эры всемирной пролетарской, коммунистической революции", продолжающейся поныне. В течение 1917 года коммунисты-большевики сумели превратить стихийные выступления масс против эксплуатации трудящихся, голода, империалистической войны, безземелья крестьян и прочей "мерзости старого мира" в самую великую социальную революцию, руководимую "международной коммунистической партией"[1]. Придя к власти, она предложила народам России и мира проект развития, в основе которого лежали выводы науки марксизма о всемирно-исторической миссии пролетариата, а наиболее общей целью было уничтожение всех условий, при которых "собственная деятельность человека становится для него чуждой, противостоящей ему силой, которая угнетает его, вместо того, чтобы он господствовал над ней"[2].

Пока коммунисты следовали этой цели, их политическая воля, воплощённая в действиях государства диктатуры пролетариата, обеспечила резкое ускорение социально-экономического прогресса нашей страны, создание основ социализма и его мировой системы, а для удовлетворения материальных потребностей и роста культуры трудящихся было сделано много больше того, что они получили за все предыдущие века истории. Цена достижений была ничтожна – уничтожение буржуазии, как класса.

Как ни хотелось бы автору данной статьи продолжить разговор о грандиозных свершениях революции и о великом подвиге её творцов, сумевших весьма малыми силами совершить немыслимое, однако ныне честнее и нужнее напомнить, что пошла революция не от завоевания власти к победе социализма, и далее к победе коммунизма, а …по Марксу. "…Пролетарские революции, – предвидел он, – постоянно критикуют сами себя, то и дело останавливаются в своем движении, возвращаются к тому, что кажется уже выполненным, чтобы еще раз начать это сызнова, с беспощадной основательностью высмеивают половинчатость, сваливают своего противника с ног как бы только для того, чтобы тот из земли впитал свежие силы и снова встал во весь рост против них еще более могущественный, чем прежде, снова и снова отступают перед неопределенной громадностью своих собственных целей, пока не создается положение, отрезывающее всякий путь к отступлению…"[3]. Это сказано о революциях XIX века, но остаётся правильным поныне.

Коммунисты СССР в послесталинское время пренебрегли этим предвидением и не смогли адекватно понять диалектику революции. Ими не была осознана во всей её грозной реальности научная истина марксизма, что разделение труда "есть та сила, которая стоит над индивидами; и пока эта сила существует, до тех пор должна существовать и частная собственность"^[4], что "частная собственность оказывается, с одной стороны, продуктом отчужденного труда, а с другой стороны, средством его отчуждения, реализацией этого отчуждения"^[5]. А также та, что "одержав победу, пролетариат никоим образом не становится абсолютной стороной общества, ибо он одерживает победу, только упраздняя самого себя и свою противоположность. С победой пролетариата исчезает как сам пролетариат, так и обусловливающая его противоположность – частная собственность"[6].

В послесталинский период эти фундаментальные выводы марксизма, оказались, так сказать, задвинутыми в самые дальние и редко посещаемые углы его идейного арсенала. Коммунистическая революция, итогом которой мыслилось уничтожение пролетариями "своего собственного нынешнего способа присвоения, а тем самым и всего существовавшего до сих пор способа присвоения в целом"[7], была остановлена на половине пути. Её цели перестали определять стратегию и тактику КПСС. Коммунисты СССР оказались неспособны понять перспективу развития и осуществить "самокритику" ими незавершённой революции. В результате полвека их великих побед в деле строительства социализма сменились четвертью века застоя, закончившегося унизительным поражением и контрреволюцией.

В начале 90-х годов буржуазия восстала из небытия и вновь пришла к власти. Природа её "свежих сил" и их "могущества" осталась неизменной – эгоизм собственника, его "собственный способ присвоения". Потому, получив второй шанс, буржуазия сумела лишь разрушить грандиозный и работоспособный государственный и хозяйственный механизм СССР, и отбросить страну далеко назад от достигнутых социализмом рубежей по всем социально-экономи-ческим показателям. Она не выполнила ни одно из своих обещаний относительно якобы великой созидательной силы частной собственности и щедрости "невидимой руки рынка". Тем ещё раз доказала, что какого-либо позитивного исторического результата от неё ждать напрасно, что единственный прогресс, который возможен при её власти, – это "прогресс" гниения страны. Её собственные аналитики ныне предсказывают будущее примерно так: сегодня мы живём лучше, чем будем жить завтра, а завтра будет лучше, чем послезавтра. В итоге её четвертьвекового правления страна была возвращена к "мерзости старого мира", а "народ, полагавший, что посредством революции ускорил своё поступательное движение, вдруг оказался перенесённым назад, в умершую эпоху"^[8], где пребывает до сих пор. В определённом смысле можно сказать, что буржуазия вновь выполнила свою историческую миссию – привела страну на порог новой социалистической революции.

Способны ли коммунисты современной России вновь выполнить свою? Вот главный вопрос, стоящий перед ними в год юбилея Октября. В настоящее время их движение представляет собой конгломерат партий, партиек и вполне сектантских групп, которые отличает идейный разброд и нежелание договориться между собой даже по вопросам совместных действий. Если состояние страны явно свидетельствует о существовании объективных предпосылок новой революции, то состояние коммунистического движения, скорее, свидетельствует об их неспособности вновь стать её субъективным фактором.

Юбилей Октября – наилучший момент для обсуждения всего комплекса научно-теоретических и организационных проблем комдвижения. Была бы на то добрая воля. Идейное содержание юбилейных документов, вне зависимости от намерений их авторов, даёт надежные свидетельства о способности всех политических партий к пониманию прошлого, к оценке ими реалий настоящего и к прогнозированию будущего. Особенно в сравнении с идейным и организационным эталоном, каковым была партия большевиков. А также с "эталоном" идей поражения, каковыми стали идеи послесталинской КПСС.

Автор данной статьи предпринял попытку сделать такое сравнение на материалах VII (март 2015 года) и XII (октябрь 2016 года) пленумов ЦК КПРФ. Во-первых, это численно самая крупная в ряду коммунистических партий современной России. Во-вторых, она так часто и так настойчиво подчеркивала большевизм, как свою родовую сущность, что в дни юбилея Октября нельзя не задаться вопросом: почему партия Ленина в условия царизма прошла путь от появления до завоевания власти за четырнадцать лет, в КПРФ в условиях относительной буржуазной демократии не уложилась даже в четверть века. В чём различие партий? В-третьих, КПРФ первой озаботилась проблемой наследия Октября, а названные документы достаточны по объему и проблематике для такого сравнения. В-четвертых, их прогностическая и политическая сила уже проверены избирательной кампанией в сентябре 2016 года по выборам в Государственную Думу РФ, в которой КПРФ потерпела катастрофическое фиаско, потеряв более пяти миллионов голосов избирателей и более половины мест в Думе. И, наконец, есть двухлетнее глухое молчание по поводу идей этих документов КПРФ со стороны иных компартий России и партий Европейской коммунистической инициативы. Не будем трактовать их молчание как знак идейного согласия, но нельзя не трактовать его как нежелание ввязываться в драку ради защиты своих мировоззренческих принципов, что для большевиков было невозможно.

В докладе Г.А. Зюганова "Революционное наследие Великого Октября и задачи КПРФ" и в постановлении пленума в марте 2015 года было сказано: "В преддверии 100-летия Великой Октябрьской социалистической революции КПРФ подчёркивает свою верность ленинским идеалам и достижениям советской эпохи. Как и сто лет назад, российские коммунисты готовы взять на себя ответственность за судьбу России". Это заявление звучит почти как вызов Ленина в июне 1917 года – "Есть такая партия". Все политики той давней поры, расценившие слова вождя большевиков как неумную шутку, и не понявшие природу ленинской уверенности, утратили свои политические позиции и власть в стране уже через полгода. Невольно думается: не тот ли случай и теперь? Неужто КПРФ исподволь накопила силы, чтобы бросить вызов режиму? Если случай похож, то не попасть бы впросак, забыв о заслуженно горькой судьбе тех, кто отверг вызов Ленина, и избежать подобной участи для себя. Если слова постановления лишь фанфаронство от бессилия и спекуляция на подвиге предков, то негоже не дать отповеди этому моральному преступлению против верящих КПРФ людей.

Это тем более важно, что октябрьский 2016 года пленум ЦК КПРФ в своём постановлении записал: "Президиуму ЦК, партийным комитетам всех уровней активизировать работу по выполнению постановления VII (мартовского) 2015 года пленума ЦК КПРФ "Революционное наследие Великого Октября и задачи КПРФ". Усилить контроль за реализацией вытекающих из него задач". А газета "Правда" заявила, что "ЦК ещё раз подтверждает важнейшее положение того постановления: КПРФ взяла на себя обязательство быть наследницей партии Октябрьской революции и должна неизменно сохранять свой революционный характер".^[9] Следовательно, идеологи КПРФ рассматривают анализ 2015 года как стратегию партии на обозримое будущее. Даже после грандиозного поражения на выборах 2016 года. Полагаем, перечисленных резонов достаточно для его пристального изучения.

Оговорим сразу, в нём мы хотели найти понимание диалектики социалистической революции, наличие желания разобраться с "неопределённой громадностью собственных целей", и какого-то рода Красный Проект для нашего времени. В противном случае момент, когда можно и нужно начинать "всё сызнова", ибо "верхи" вновь не могут управлять по-старому, а "низы" не хотят жить по-старому^[10], будет упущен, а действовать этот основной закон революции будет без коммунистов и помимо коммунистов.

Мы искали в этих документах КПРФ ответ о природе социальной силы, сокрушившей социализм, и объяснение поведения рабочего класса, "штурмовавшего небо" в начале ХХ века, но частью поддержавшего, а в массе индифферентно отнесшегося к реставрации капитализма в конце него. Нам хотелось услышать о том, была ли катастрофа социализма результатом незамеченных дефектов во всей генерации идей марксизма об исторической миссии пролетариата или к катастрофе привело забвение этих идей новыми поколениями коммунистов. Мы надеялись, что причины катастрофы будут наконец-то объяснены нарушениями закономерностей развития социализма и причинами, обусловившими закономерное же перерождение КПСС вместо уже неприличных утверждений о кумулятивном эффекте ряда ошибочных действий в экономике и политике, о предательстве руководства КПСС и государства, а также происками империализма. Ничуть не отрицая, что такие факты имели место быть, всё же скажем: ни частные ошибки, ни верхушечный заговор, даже в случае успеха, не могли создать массовую социальную опору антисоветской контрреволюции, без которой нельзя было изменить общественный строй страны. И, тем более, эти факты не объясняют причины, по которым предательство, творившееся у всех на глазах, даже большинством партии оставалось незамеченным.

Мы полагали также, что доклад Зюганова 2015 года – это наверняка коллективный труд, который позволяет делать выводы о мировоззрении идеологического руководства партии. Уходить от его оценки непозволительно. Молчанием была бы утрачена столь редкая ныне возможность выяснить понимание партией истинного содержания революционного наследия, и выступить единым фронтом в его защиту. Честное отношение коммунистов к истории их великих достижений и их же роковых ошибок могло бы послужить началу преодоления идейного и организационного кризиса современного международного коммунистического движения.

Поскольку очевидно, что коммунистам современной России досталось как революционное, так и контрреволюционное наследие, мы начали свой поиск с попыток найти в докладе Зюганова определение понятия "революционное наследие". Классический способ научного определения чего-либо заключается в подведении определяемого понятия под ближайшее к нему родовое понятие, например, марксизм, марксизм-ленинизм, революционный марксизм, а затем в указании на видовые отличия нового понятия. Мы полагали, что доктор философии, он же лидер КПРФ, вводя его в оборот не как фигуру речи, а как основу для постановки политических задач партии, должен был пояснить его смысл. Мы надеялись, что, вводя специфическое и явно более узкое понятие, чем родовое, он даст краткое описание идейных, политических и морально-этических ценностей революционеров эпохи Октября, раскроет специфику восприятия ими социально-классовых коллизий тогдашнего мира, назовёт теорию, которой они руководствовались, покажет способы их действий, пригодных для коммунистов современности.

Надежды не оправдались. Вместо определения революционного наследия удалось обнаружить лишь весьма невразумительную тираду. "Юбилей Великой Октябрьской социалистической революции, – уверил Зюганов, – прекрасная возможность напомнить о её значении, поднять на щит достижения социалистического строя и, конечно же, мобилизовать силы на борьбу за торжество самых светлых идеалов трудового народа. .... Не менее важно сверить наш исторический опыт с задачами партии наследников Октября. Характерные черты первой победной пролетарской революции имеют огромное значение. Потому самое время напомнить о них, не упустив из виду и те грани революции, которые открываются нам по-новому. Их знание и понимание лучше подготовит партию к классовым битвам за мир, подлинную демократию, права человека и достоинство граждан"^[11].

Других определений наследия в докладе нет. В этом же поразило всё: отсутствие даже намёка на знание марксистско-ленинской концепции социализма, ничтожность поставленных задач, узость горизонтов, и неприличный для доктора философии невнятный "новояз" формулировок. Если брать слова в привычном смысле, то они лишь озадачивают. Как понять намерение "поднимать на щит достижения социалистического строя"? В древней Спарте "на щите" возвращали тела погибших в борьбе. Напутствие же "вернуться со щитом" означало пожелание одержать победу. Чего хочет лидер КПРФ? В древнем Риме войско, выбирая императора, поднимало его на щите над собой, тем оказывая ему высшие почести. Однако уместно ли "поднимать на щит" строй, хотя и имевший великие, всемирно значимые достижения, однако погибший под грузом не решенных им внутренних проблем? В русском же языке так сложилось, что, говоря: "его подняли на щит", чаще подразумевают: перехвалили, вознесли превыше заслуг. Что хотел сказать лидер КПРФ, не заглянув во фразеологические словари? Бог весть... Дурная получилась риторика.

Что может значить призыв к "классовым битвам за мир"? Классовые битвы только в том случае благо, если обеспечивают победу прогрессивного класса. В иных случаях установление классового мира есть предательство интересов эксплуатируемых. Если же имелась в виду борьба с войной вообще, с войной как таковой, то коммунисты пацифистами никогда не были и всегда звали к активному участию в войнах справедливых и революционных. Отсюда их лозунг "война войне".

Что значит "подлинная демократия"? "Чем полнее демократия, тем ближе момент, когда она становится ненужной", – говорил Ленин уже тогда, когда завоевание власти было ещё впереди^[12]. Этим определялась её, демократии, ближняя и дальняя перспектива. Она такова: "Обычно понятия "свобода" и "демократия" считают тождественными и употребляют одно вместо другого. На деле демократия исключает свободу. Диалектика (ход) развития такова: от абсолютизма к демократии буржуазной; от буржуазной демократии к пролетарской; от пролетарской к никакой"^[13]. Каждая из них "подлинная". Какую из них прочит стране Зюганов? Мысль Ленина означает, что завещана потомкам была не только пролетарская демократия, но и её преодоление. Мысль Зюганова не содержит ничего, кроме словоблудия, приличествующего дюжему либералу.

Чей это "наш исторический опыт"? КПРФ? Тогда что за "партия наследников Октября"? Опять КПРФ? Если ответ "да" в обоих случаях, то предложено сверить КПРФ с самой собой. По каким, собственно, параметрам и критериям это можно сделать? И зачем? Если же ответ "нет", то и объектов для "сверки" нет.

И главное. Да, достойно отметить юбилей – дело важное. Но задачи партии определяет не дата, а "характерные черты" Октября. Докладчик же, уверив, что они имеют огромное значение, и, пообещав "напомнить грани революции, открывшиеся по-новому", не назвал ни одной! Вместо них призвал к борьбе за "торжество самых светлых идеалов трудового народа".

Разные "революции" видело человечество. В наше время уже были "революции" – оранжевые, бархатные, роз и достоинства, даже радужная "революция" ЛГБТ. Все они совершались своего рода "идеалистами" и во имя идеалов, но в итоге неизменно получался отнюдь не идеальный, а всё более мерзкий капитализм. Теперь Зюганов пополнил перечень "революцией светлых идеалов". Это одна из новинок доклада. Однако не без чудинки она получилась. Про цвет идеалов сказал, а о содержании ни звука.

Относительно идеалов Маркс рассуждал так: "Рабочему классу предстоит не осуществлять какие-либо идеалы, а лишь дать простор элементам нового общества, которые уже развились в недрах старого разрушающегося буржуазного общества"^[14]. И ещё. Идеалы рождаются условиями жизни, а условия таковы, что "победы техники как бы куплены ценой моральной деградации. Кажется, что, по мере того как человечество подчиняет себе природу, человек становится рабом других людей либо же рабом своей собственной подлости. Даже чистый свет науки не может, по-видимому, сиять иначе, как только на мрачном фоне невежества"^[15]. Потому марксизм всегда выступал против подмены научно обоснованных целей революции идеалами, хоть бы и "светлыми". Только революции, выражающие не идеалы, а коренные интересы передовых классов, бывают для масс плодотворными.

Бесспорно, подойти любым образом к любому вопросу – право каждого. У Зюганова оно тоже есть. Но серьёзный и честный подход отличается от нечестного именно определением предмета разговора. Отсутствие ясного определения чаще всего свидетельствует о нечистых намерениях автора. Тирада лидера КПРФ вынуждает думать, что вместо революционного наследия партии подсовывается некий симулякр, т.е. "копия", не имеющая под собой оригинала, семиотический знак, не отражающий никакого реального объекта или процесса.

Нашу статью мы решили построить на параллельном сравнении идей доклада с идеями, безусловно и однозначно принадлежащими создателям революционного наследия. Этим объясняется количество цитат в нашей статье. Мы надеялись, что это поможет читателю определить научную и политическую ценность взглядов идеологической элиты КПРФ, а также понять последствия, неизбежные в случае, если, паче чаяния, ей будет позволено взять на себя ответственность за страну.

Из-за обилия сюжетов очень большого доклада проанализируем только ту его часть, где речь шла о собственно революционном наследии.

Первый раздел доклада назван "Предпосылки Великой революции". В нём читаем: "Социалистическая революция в России свершилась не стихийно, не наугад и не вдруг. Её неизбежность обосновал В.И. Ленин на базе всего богатства теории, фундамент которой заложили К. Маркс и Ф. Энгельс. Практически победу революции подготовила ленинская партия, нержавеющим оружием которой был большевизм".

В этой фразе дан некий концептуальный, но явно немарксистский взгляд на исторический процесс. Не будем затевать философский спор о стихийности и неизбежности в истории, однако напомним лидеру КПРФ Зюганову кое-что фундаментальное из теории, к которой он апеллирует. Коммунисты, сказал Энгельс уже в "Принципах коммунизма", "…очень хорошо знают, что революции нельзя делать предумышленно и по произволу и что революции всегда и везде являлись необходимым следствием обстоятельств, которые совершенно не зависели от воли и руководства отдельных партий и целых классов"^[16].

Эта точка зрения никогда не пересматривалась. Энгельс в письме к Й. Блоху от 21-22 сентября 1890 года утверждает: "Экономическое движение как необходимое в конечном счете прокладывает себе дорогу сквозь бесконечное множество случайностей"^[17]. В его же письме к В. Боргиусу от 25 января 1894 года подчеркнуто, что стремления людей "перекрещиваются, и во всех обществах господствует поэтому необходимость, дополнением и формой проявления которой является случайность"^[18].

Видно обладателю высокой научной степени доктора философии Зюганову, очень долго занятому созданием собственной идеологии "государственного патриотизма", в последние годы им же самим основательно подзабытой или отброшенной за ненадобностью, было недосуг знакомиться с богатством теории предшественников. Поэтому мысль, что случайность есть форма проявления необходимости, что революции не начинают, а они начинаются, причём всегда "стихийно" и всегда "вдруг", оказалась ему неизвестной. Теперь он делает её неизвестной своей партии.

В январе 1917 года Ленин, уже обладавший "нержавеющим оружием большевизма", сказал: "Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв этой грядущей революции"^[19]. Но она случилась через месяц, а решающие битвы за социализм – в конце года. Одного этого факта достаточно для понимания, что словцо о "практической подготовке революции" есть неправда. Хорошо, если по неграмотности, а не злому умыслу. Если что и "блеснуло" в тезе Зюганова "по-новому", то не бриллиант марксистской мысли, а плевок на материалистическое понимание истории.

А также и на историю Октября. Предположим, что, говоря о "практической подготовке", подразумевал Зюганов не Февраль, а Октябрь 1917 года. Да, в августе VI съезд РСДРП(б) взял курс на вооруженное восстание, и партия многое сделала для его подготовки. Но момент восстания никто не предопределял, поскольку подлинные революции никогда не были и не будут продуктом только желания партий, их пропаганды и агитации. Чтобы восстание стало успешным, слишком многое должно было совпасть во времени, даже события от России далёкие и "нержавеющему оружию большевизма" неподвластные.

Курс съезда был определён наличием революционной ситуации в стране и в мире, и уже фактически начатой буржуазией России гражданской войной (корниловщина). Но день восстания зависел от случайного стечения обстоятельств. "ЦК признает, – сказано на его заседании 10 (23) октября 1917 года, – что как международное положение русской революции (восстание во флоте в Германии, как крайнее проявление нарастания во всей Европе всемирной социалистической революции, затем угроза мира империалистов с целью удушения революции в России), – так и военное положение (несомненное решение русской буржуазии и Керенского с К° сдать Питер немцам), – так и приобретение большинства пролетарской партией в Советах, – все это в связи с крестьянским восстанием и с поворотом народного доверия к нашей партии (выборы в Москве), наконец, явная подготовка второй корниловщины (вывод войск из Питера, подвоз к Питеру казаков, окружение Минска казаками и пр.), – все это ставит на очередь дня вооруженное восстание"^[20]. Если не использовать такой исключительно благоприятный момент, рассуждали большевики, то следующий может наступить нескоро.

Эти факты исключают вывод Зюганова. Партия Ленина отнюдь не готовила революцию, (это заслуга правящих классов, породивших ненависть к ним масс), а себя к революции, и потому оказалась наилучше готова к ней. Её теория и принципы внутренней жизни сделали её способной к практически мгновенной и точной реакции на события. Революцию совершили массы, но большевики смогли увидеть момент их наивысшей готовности к штурму. И не позволили ни преждевременно втянуться в борьбу, ни "перегореть" их нетерпению. В этом смысл знаменитых ленинских слов – "сегодня рано, а послезавтра будет поздно". Своевременно же возглавленное восстание стало победоносным.

Если бы Зюганов действительно хотел "сверить наш исторический опыт с задачами партии наследников Октября", то самое бы время сказать о Черном Октябре 1993 года, когда брать власть 1-го октября было рано, а 5-го стало поздно. Однако он не стал этого говорить, дабы никто не вспомнил его призыв "не поддаваться на провокации" в момент, когда уже низложенный по закону президент Ельцин готовил не провокацию, а вооруженный путч и расправу с народом. Вместо этого Зюганов сказал в докладе нечто преступно неопределённое и безличное: "Волна русофобии и антисоветизма способствовала уничтожению СССР, вылилась в кровавый октябрь 1993-го". Но поскольку тема у нас иная, а личное предательство лидера КПРФ широко известно, не будем отвлекаться на его подробности.

Буквально в следующем абзаце, толи в подтверждение не стихийного характера Октября, толи как пример "практической подготовки", Зюганов пересказал вкратце якобы ленинскую теорию империализма. Её озвучил так: "Величайшим открытием Ленина стал вывод о переходе капитализма в новую, высшую стадию – империализм. Свободная конкуренция сменялась монополиями. На базе слияния банковского и промышленного капитала формировался финансовый капитал. Вывоз капитала превысил вывоз товаров. Завершился колониальный раздел мира.

Капиталистическая конкуренция сохранялась и неизбежно вела к неравномерности развития разных стран. При империализме это породило ситуацию, когда мир превратился в единую цепь капитализма, а раздел рынков означал передел уже поделённого мира. И Ленин делает второй важнейший вывод: в условиях империализма слабое звено в капиталистической цепи неизбежно. За его счёт империалистические хищники стремятся укрепить свои позиции.

Цепь капитализма может быть прорвана в его слабом звене. Именно в нём капитал может не выдержать наступления пролетарских сил. И основатель большевизма делает третье выдающееся открытие: при империализме социалистическая революция может первоначально победить лишь в нескольких странах или даже одной стране".

Теория представлена, как видим, так незамысловато, что нельзя не предположить, что или суть ленинской теории в чём-то ином, или Зюганов собственные "открытия" бесчестно выдаёт за ленинские. Поэтому, руководствуясь желанием понять, почему через год с небольшим после появления ленинская теория империализма обусловила победу большевиков в величайшей революции, и почему её зюгановская интерпретация за тот же срок после появления обусловила сокрушительное фиаско КПРФ на выборах 2016 года, попробуем разгадать смысл Зюгановым сказанного.

Пойдём по порядку "открытий". Ленин действительно сделал вывод об империализме как высшей и последней стадии капитализма. Верно Зюгановым перечислены и его характерные черты. Однако лидером КПРФ не дано ни одного из тех положений теории, которые позволили большевикам в 1917 году стать способными возглавить начавшуюся революцию, и довести её до победного завершения. Не дано им и ни одного из тех положений, которые помогли бы коммунистам современной России предвидеть ход событий и оказаться готовыми к грядущим социальным катаклизмам. Получилась у лидера КПРФ яркая демонстрация того, что процесс подготовки КПРФ к практическому действию в условиях возможного обострения социального кризиса не только не завершен, но и не начинался.

Зюганов "забыл" или не смог объяснить товарищам суть первого ленинского открытия. Если что и следовало бы ему напоминать в докладе, так то, что, а) Ленин первым указал на, так сказать, антикапиталистическую сущность капитализма в период империализма. "… Некоторые основные свойства капитализма стали превращаться в свою противоположность", – сказано им. "Экономически основное в этом процессе есть смена капиталистической свободной конкуренции капиталистическими монополиями. Свободная конкуренция есть основное свойство капитализма и товарного производства вообще. <…> …Монополии, вырастая из свободной конкуренции, не устраняют ее, а существуют над ней и рядом с ней, порождая этим ряд особенно острых и крутых противоречий, трений, конфликтов. Монополия есть переход от капитализма к более высокому строю", – настаивал он^[21].

Похоже, для Зюганова ленинские слова о "противоположности монополии и свободной конкуренции" никакого нового качества не означают, а слова "переход от капитализма к более высокому строю" есть звук пустой. Тот факт, что коль "монополии родились именно из свободной конкуренции, которая стала "невозможна после того, как она родила монополии"^[22], – не укладывается в голове Зюганова.. Говоря, что конкуренция при империализме "сохранялась", но не оговорив её качественное видоизменение, Зюганов показал себя весьма несведущим в вопросах экономики империализма, в том числе современного российского, и на выводы относительно будущего российской экономики не отважился;

б) главным открытием Ленина является вывод о политический сущности империализма как кануне социалистической революции, т.е. о том, что между империализмом и социализмом "промежуточных ступеней нет". Именно понятием "канун" было определено Лениным историческое место империализма вопреки всем оппортунистическим толкователям марксизма вроде Каутского, Плеханова и пр., прочившим капитализму стадию ультраимпериализма, и считавшим, что коммунистам России далее буржуазно-демократической революции идти не следует.

О политическом значении вывода о "высшей стадии" говорит, например, прямая связь между фундаментальными выводами работы "Империализм, как высшая стадия капитализма" и "Апрельскими тезисами" 1917 года. Если в работе об империализме Ленин доказал и возможность социалистической революции в России, и готовность страны к ней уже в тот исторический момент, то в пунктах тезисов дана политическая программа и система политических действий, способных обеспечить перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую. Но этот главный политический вывод Зюганов опустил, такой связи между теорией и практикой не увидел, и товарищам не указал;

в) Зюганов не заметил и ещё одного важнейшего политического следствия наступления эпохи империализма – расширения в рабочем классе "слоя обуржуазившихся рабочих или "рабочей аристократии", вполне мещанских по образу жизни, по размерам заработков, по всему своему миросозерцанию" во всех империалистических странах, ставшего "в наши дни главной социальной (не военной) опорой буржуазии. … В гражданской войне пролетариата с буржуазией они неизбежно становятся, в немалом числе, на сторону буржуазии…". Тем самым Ленин указывает на действие закона неравномерности экономического и политического развития капитализма и в рабочем движении. В этом он видит причину существования во всех империалистских странах начала XX века мелкобуржуазно-демократической оппозиции империализму. Поэтому задача коммунистов им формулируется так: "Не поняв экономических корней этого явления, не оценив его политического и общественного значения, нельзя сделать ни шага в области решения практических задач коммунистического движения и грядущей социальной революции"^[23].

Похоже, эти слова, словно специально написанные для нынешнего руководителя КПРФ, при постановке им задач своей партии ему показались лишними. Политических задач своей партии в этом духе он не наметил. Даже наоборот. Задачу КПРФ в связи с юбилеем Октября он поставил прямо противоположную той, которая вытекает из теории империализма. Например, "возвращение Крыма и Севастополя на Родину, – заявил он на Втором Всероссийском съезде депутатов–коммунистов, – сформировало прочную основу для глубокого общенационального диалога. Поддержка героической борьбы народных республик Донбасса показала насколько велик патриотический запрос в российском обществе. Шествие "Бессмертного полка" в день Великой Победы стало убедительным призывом к торжеству истинных ценностей"^[24].

Несомненно, народная память о подвиге предков есть истинная ценность, как и возвращение Крыма и поддержка Донбасса. Но чья ценность? Есть патриотизм, и есть патриотизм. Неплохо бы лидеру коммунистической партии помнить о классовой структуре нации и противоположности классовых интересов, исключающих "глубокий диалог". Одних в шеренги "Бессмертного полка" ставит память о подвиге предков, защищавших советскую власть. Других, как президента России или крымскую прокуроршу с портретом Николая II в руках, понимание необходимости действовать по принципу: если не можешь уничтожить врага – возглавь его, или возьмись учить его детей. Даже признав, что "и после этих событий власть не повернулась лицом к проблемам и чаяниям собственного народа", лидер КПРФ не противопоставляет себя и свою партию реакционерам, пытающимся возглавить "Бессмертный полк", а присоединяется к ним с невинными призывами о защите "истинных ценностей".

Что это как не вера в возможность реформистского исправления основ российского империализма? Это ровно та логика, на которой настаивал в своё время Каутский. В его адрес Ленин сказал: "И разрыв с марксизмом со стороны Каутского и широкого интернационального течения каутскианства состоит именно в том, что Каутский не только не позаботился, не сумел противопоставить себя этой мелкобуржуазной, реформистской, экономически в основе своей реакционной, оппозиции, а, напротив, слился с ней практически"^[25]. Практически слился с таковой и Зюганов. Тем самым ещё раз подтверждено ленинское ви́дение политически важнейшей черты империализме – способности порождать загнивание рабочего движения, часть которого позволяет руководить собой людям подкупленным буржуазией или оплачиваемой ею^[26]. Теперь на примере постсоветской России.

Вторым "открытием" (=важным выводом) Ленина Зюганов счёл неизбежное появление слабого звена в цепи капитализма в эпоху империализма. Заметить, что существование такого "звена", по Ленину, "есть безусловный закон капитализма", действующий изначально, он не смог. Понять, что Ленин лишь применил задолго до него открытый закон конкретно к России начала ХХ века, тоже. Поэтому вопрос: стала ли Россия вновь таковым звеном – задавать себе и товарищам не стал. Оставил их в неведении относительно сего "важного вывода" для судьбы современной России. Как в том плане, что, быть может, за её счёт "империалистические хищники вновь стремятся укрепить свои позиции", или в том, что "цепь капитализма может быть прорвана в его слабом звене" и им опять стала Россия, и, наконец, в том, не здесь ли "капитал может не выдержать наступления пролетарских сил". Вряд ли от зюгановского "важного вывода" что-либо прибавилось в головах слушателей. Этот "подарок" Ленину получился жалким. По недомыслию или по тщательно скрытой необходимости – не суть важно.

Относительно третьего якобы ленинского "выдающегося открытия" – о возможности победы социализма первоначально в одной стране – требуется уточнение, что в нём принадлежит Ленину, а что есть "подарок" ему от Зюганова. Формула эта утвердилась так прочно, что у многих не вызывает никакого сомнения авторство Ленина. Однако, заметим, что теоретически проблема была решена уже в "Манифесте коммунистической партии". "Если не по содержанию, то по форме борьба пролетариата против буржуазии является сначала борьбой национальной, – сказано там. – Пролетариат каждой страны, конечно, должен сперва покончить со своей собственной буржуазией"^[27]. Понять смысл слов "сперва покончить с собственной буржуазией" как-либо иначе, чем первоначально в одной стране, невозможно.

Конечно, идея эта непроста, а эпоха империализма сильно затруднила её понимание. Однако путь к нему уже пройден предшественниками, а если бы Зюганов ещё и знал, что "обязанность вождей, состоит в том, чтобы все более и более просвещать себя по всем теоретическим вопросам.., всегда иметь в виду, что социализм, с тех пор как он стал наукой требует, чтобы с ним и обращались как с наукой, то есть чтобы его изучали"^[28], то уберегся бы сам и уберег партию от примитивного её толкования.

У идеи "первоначально одной страны", сложная история. В работе "Война и российская социал-демократия" (сентябрь 1914 года) Ленин писал: "Ближайшим политическим лозунгом с.-д. Европы должно быть образование республиканских Соединенных Штатов Европы, причем в отличие от буржуазии, которая готова "обещать" что угодно, лишь бы вовлечь пролетариат в общий поток шовинизма, с.-д. будут разъяснять всю лживость и бессмысленность этого лозунга без революционного низвержения монархий германской, австрийской и русской. В России задачами с.-д. ввиду наибольшей отсталости этой страны, не завершившей еще своей буржуазной революции, должны быть по-прежнему три основные условия последовательного демократического преобразования: демократическая республика (при полном равноправии и самоопределении всех наций), конфискация помещичьих земель и 8-часовой рабочий день. Но во всех передовых странах война ставит на очередь лозунг социалистической революции, который становится тем насущнее, чем больше ложатся тяжести войны на плечи пролетариата, чем активнее должна будет стать его роль при воссоздании Европы…"^[29].

Через год конференция заграничных секций РСДРП постановила отложить вопрос о лозунге Соединённых Штатов Европы до обсуждения в печати экономической стороны дела. Его результатом стал вывод: "Либо это – требование, неосуществимое при капитализме, предполагающее установление планомерности мирового хозяйства при разделе колоний, сфер влияния и проч. между отдельными странами. Либо это – лозунг реакционный, означающий временный союз великих держав Европы для более успешного угнетения колоний и ограбления более быстро развивающихся Японии и Америки"^[30].

В результате обсуждения появился и вывод Ленина: "Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран, поднимая в них восстание против капиталистов, выступая в случае необходимости даже с военной силой против эксплуататорских классов и их государств"^[31].

В этой новой формуле, как видим, две стороны. При наличии революционной ситуации в Европе, большевики действовали в соответствии со второй её частью, и делали в меру своих сил максимум возможного для поддержки процесса революции повсюду в мире. Документов, свидетельствующих о желании Ленина и партии большевиков строить социализм первоначально в одной стране в этот период нет. Вся их деятельность (экономическая, политическая, военная) доказывает намерения обратного свойства. Так, VII съезд РКП(б) в начале 1918 года отметил, что он "видит надежнейшую гарантию закрепления социалистической революции, победившей в России, только в превращении ее в международную рабочую революцию. <…> … Съезд заявляет, что социалистический пролетариат России будет всеми силами и всеми находящимися в его распоряжении средствами поддерживать братское революционное движение пролетариата во всех странах"^[32]. Подчеркивая теснейшую взаимосвязь национального и международного революционного процессов, Ленин говорил, что "если немецкая революция не наступит, – мы погибнем"^[33]. Вторая программа РКП(б) (1919 год) утверждала: "Только пролетарская коммунистическая революция может вывести человечество из тупика… <...> Эта победа мировой пролетарской революции требует теснейшего доверия, теснейшего братского союза и возможно большего единства революционных действий рабочего класса в передовых странах"^[34].

Конечно, основы социализма партией закладывались, однако перспектива строить его в одиночку не рассматривалась до конца 1923 года, когда исчезли надежды на победу революции в Германии, и началась частичная и временная (как тогда считали) стабилизация капитализма. Это, а также сильно разрушенная семью годами мировой и гражданской войны экономика России, и ещё более её, экономики, фрагментарность в смысле отсутствия множества отраслей народного хозяйства, обеспечивающих независимое развитие страны, вопрос о социализме в одной стране поставили вновь. Но уже в ином, чем прежде, плане. Главным в ленинской формуле стала внутренняя политика, особенно экономическая, позволяющая преодолеть сопротивление мелкобуржуазных масс социализму.

Итоги нового обсуждения идеи социализма "первоначально в одной стране" были подведены в апреле 1924 года на XIV конференции РКП(б). Она постановила, что "страна рабочей диктатуры, являющаяся основной базой международной революции, должна рассматривать себя, как её могущественнейший рычаг и подспорье; с другой стороны, господствующая в ней партия пролетариата должна прилагать все усилия к тому, чтобы строить социалистическое общество в уверенности, что это строительство может быть и наверняка будет победоносным, если удастся отстоять страну от всяких попыток реставрации"^[35].Таковые попытки исходили как со стороны "уклона к пассивности", так и со стороны "уклона к национальной ограниченности", и забвения обязанностей международных пролетарских революционеров". Так их назвал 16 пункт данной резолюции.

По этим причинам, на наш взгляд, значительно резоннее трактовать ленинскую формулу не как "открытие", а как важное общее положение теории революционного марксизма о том, что переход к социализму не является единовременным актом, а представляет собой целую эпоху бурных политических и экономических потрясений, острой классовой борьбы, ожесточённого сопротивления эксплуататоров, гражданской войны, революций и контрреволюций.

Здесь попутно заметим, что в "Кратком курсе истории ВКП(б)" нет "ленинского закона (= учения = открытия) о социализме первоначально в одной стране". Там есть вопрос, вставший со всей остротой в связи со спадом революционной ситуации в Европе. "Возможно ли вообще построить социалистическое хозяйство в СССР, а если возможно, то возможно ли его построить при затяжке революции в капиталистических странах и стабилизации капитализма?". И есть ответ, данный в борьбе с троцкизмом, что строить нужно и построить можно, но победа социализма в СССР не может считаться окончательной, пока существует капиталистическое окружение^[36].

Дав в докладе обрывки теории империализма, лидер КПРФ, естественно, рациональной тактики по отношению к международному и российскому империализму предложить не смог. Самым неприличным образом обошёл то её содержание, которое могло бы послужить борьбе КПРФ за социализм в современных условиях. Несомненно, масштабы России и проверенная опытом её способность к хозяйственной автаркии дают и теперь некоторую гарантию новой победы социализма в одной стране. Однако сегодняшних коммунистов это обязывает не повторять бессмысленно формулу, рождённую в иных исторических условиях, а создавать условия подобные тем, что некогда обусловили возможность её применения. Тогда это была великая помощь мирового пролетариата, включившегося в борьбу с империалистами своих стран под лозунгом "Руки прочь от советской России!", в определённой степени обуздавшая стремление империалистов задушить социализм в одной стране. Но тогда во главе коммунистов были люди, не понаслышке, не в обрывках подобно Зюганову, знавшие теорию революционного марксизма, и потому объединившиеся в рядах мировой коммунистической партии – Коммунистического Интернационала. Замалчивать значение этого фактора в победе социализма в одной стране – теоретическое преступление перед современниками.

Третий значимый сюжет этого раздела доклада – большевизм. Говорится о нём пафосно, но без рационального содержания. "Большевизм – это поистине выдающееся явление, – вещает Зюганов. – Он сочетает романтику высоких мечтаний и прагматизм действий, верность принципам и гибкость в тактике, бурлящую энергию и твёрдый расчёт". Иной подумает, что нужно хорошо знать, понимать и ценить самое интеллектуальное и эффективное политическое течение в истории, чтобы сказать столь красиво. Однако у Зюганова за выспренними словами скрыт антибольшевистский смысл. Ведь далее следует такой текст: "Для Ленина в революции пролетариат и его партия существовали в единстве. Партия при этом выполняла авангардную роль. Наличие такой авангардной партии – важнейший субъективный фактор революции".

Несомненно, что партия большевиков была партией авангардного типа. Несомненно, и то, что она была важнейшим субъективным фактором революции. Но стала она таковой именно потому, что большевики и сами думали, и товарищей учили иному, нежели Зюганов. В резолюции "Роль коммунистической партии в пролетарской революции" II конгресса Коминтерна (1920 год) читаем: "Коммунистическая партия есть часть рабочего класса, именно его наиболее передовая, наиболее сознательная, а потому наиболее революционная часть. Коммунистическая партия создается путем отбора лучших, наиболее сознательных, наиболее самоотверженных, наиболее дальновидных рабочих. Коммунистическая партия не имеет различных от рабочего класса интересов. Коммунистическая партия отличается от всей массы рабочих тем, что она обозревает весь исторический путь рабочего класса в целом и старается на всех поворотах этого пути защищать интересы не отдельных групп, не отдельных профессий, а интересы рабочего класса в целом. Коммунистическая партия есть тот организационно-политический рычаг, при помощи которого наиболее передовая часть рабочего класса направляет по правильному пути всю массу пролетариата и полупролетариата^[37].

Отсюда ясно: даже если лидер КПРФ от всей души "подарил" Ленину идею единства партии и класса, то заслужил презрение тех, кто писал этот текст, ныне ставший наследием. Зато получил поддержку из дали времён от …Троцкого, который ещё на II съезде РСДРП о роли партии в системе диктатуры пролетариата заявлял: "…диктатура будет возможна лишь тогда, когда социал-демократическая партия и рабочий класс… будут наиболее близки к отождествлению"^[38].

Идея единства партии и класса, партии и народа переполняла позднесоветские публикации и партийные документы и учебники. Полагаем, из них попала в доклад Зюганова. При этом предупреждение об опасности отождествления партии и класса однажды оказалось забыто. Не потому ли коммунисты СССР оказались не готовы понять причины выступлений рабочих, например, в 1962 году в Новочеркасске, или череды грандиозных забастовок рабочих-шахтеров и др. во второй половине 80-х годов. Не потому ли КПСС не смогла осознать необходимость отстаивать коренные интересы масс вопреки их, масс, интересам, но текущим и иллюзорным? Но не станем обвинять в том Зюганова лично. Вполне допускаем, что его грех не в желании восславить партию, а в бездумном повторении ошибочной идеи; вина не в авторстве, а в подмене пустыми словами существа дела.

Из-за плохого знания сути революционного наследия докладчик постоянно попадает впросак. Вот ещё два безответственных заявления. "Партия Ленина не "сконструировала" большевизм, одевая марксизм в национальные одежды, – убеждён Зюганов. – Она предложила его как убедительный ответ на вхождение капитализма в империалистическую стадию".

Разберём по порядку. Что значит словечко "не сконструировала", если всему миру известно, что "большевизм существует, как течение политической мысли и как политическая партия, с 1903 года"^[39], и рождён он именно в России? Его "конструкция" в деталях описана в работе "Что делать?" и десятках других на эту тему. Она дополнялась и упрочивалась в борьбе с оппортунизмом, но прежде всего русским. Если доктор философии способен вообразить политическое течение без "национальных одежд", то бишь национальных задач, то зачем скрывать эту сверхценную информацию от партии? Ленин думал иначе, и потому работу "Детская болезнь "левизны" в коммунизме" начал словами о международном значении русского опыта. Как жаль, что некому в ЦК КПРФ посоветовать своему председателю открыть хотя бы первую страницу этой энциклопедии большевизма.

В 1925 году V расширенный пленум Коминтерна принял тезисы "Большевизация партий коммунистического Интернационала". Они были обязательны для исполнения коммунистами мира. "Большевизация секций Коммунистического Интернационала, – говорилось в нём, – есть учет и применение ими к делу опыта РКП(б) в трех русских революциях, а также, разумеется, и опыта каждой другой секции, имеющей за собою серьезные битвы. В свете этого опыта все секции Коммунистического Интернационала должны осмыслить стоящие перед ними самими задачи и обобщить свой собственный опыт. Но было бы величайшей ошибкой механически переносить опыт России на другие страны, – ошибкой, против которой предостерегал уже т. Ленин. В опыте русской революции есть много такого, что т. Ленин характеризовал как общезначимое для всех других стран (Советы и т. п.). <…> Но в опыте русской революции есть, разумеется, немало и такого, что не повторится в других странах"^[40]. Не о национальных ли одеждах тут речь?

Продолжение

[1] КПСС в резолюциях. – М., 1970. – Т. 2. – С. 37, 39.

[2] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 3. – С. 31.

[3] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 8. – С. 123.

^[4] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 3, С. 50.

^[5] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 42. – С. 97.

[7] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 4. – С. 434.

[9] "Правда", №123 (30474) 3 -7 ноября 2016 года.

[11] "Правда", 19 марта 2015 года.

[13] Ленин В.И. Полн. собр. соч.- Т. 33. – С. 171.

[15] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 12. – С. 4.

[17] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 20. – С. 537.

[19] Ленин В.И. Полн. собр. соч.- Т. 30. – С. 328.

[21] Ленин В.И. Полн. собр. соч.- Т. 27. – С. 385.

[23] Ленин В.И. Полн. собр. соч. – Т. 27. – С. 308

[25] Ленин В.И. Полн. собр. соч. – Т. 27. – С. 404.

[26] См. Ленин В.И. Полн. собр. соч. – Т. 26. – С. 405-406.

[28] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. – Т. 18.- с. 499.

[29] Ленин В.И. Полн. собр. соч. – Т. 26. – С. 21.

[31] Ленин В.И. Полн. собр. соч. – Т. 26. – С. 354.

[33] Ленин В.И. Полн. собр. соч. – Т. 36. – С. 15.

[35] КПСС в резолюциях. – М., 1970. – Т. 3. – С. 214.

[37] Коминтерн в документах. – М., 1933. – С. 105.

[39] Ленин В.И. Полн. собр. соч.- Т. 41. – С. 6.

[40] Коминтерн в документах. – М., 1933, С. 477-478.