Ценности социализма. Суровая диалектика формационно-цивилизационной смены и преемственности системы
общественных ценностей ^[1]

В.А.Сапрыкин

Социалистические ценности на фронте классовой борьбы^[2]

Ещё четверть века назад вопрос об общественных ценностях был предметом лишь академической элиты, саму же аксиологию (науку о ценностях) называли «скучным» разделом философии. Сегодня эта проблема буквально ворвалась в широкое массовое сознание. К ней прикованы взоры не только учёных из всех областей науки, но и деятелей литературы, искусства, журналистов, представителей церковных кругов, контрреволюционного предпринимательского класса, буржуазных чиновников различных звеньев государственного и общественного управления. Но самое примечательное в этом феномене, вопрос о ценностях, ценностно-смысловых ориентирах стал главным для «простых» людей «из толпы»… Произошло очевидное: ценностное восприятие окружающей действительности, оценочные суждения широких народных масс приобретают характер определённой, социально детерминированной закономерности. Хорошо видно: в российском и украинском обществе возникла и развивается новая идейно-политическая, социокультурная, духовно-нравственная ситуация, требующая от учёных-марксистов, всех коммунистов соответствующих ответов и решений. Свой ответ даёт доктор философских наук, профессор, член редсовета журнала «Марксизм и современность» Владимир Александрович Сапрыкин в книге «Ценности социализма. Суровая диалектика формационно-цивилизационной смены и преемственности системы общественных ценностей». Аксиологизация общественного сознания, говорит автор, это субъективное выражение объективного процесса отрицания и самоотрицания капитализма, системы буржуазных ценностей, среди которых на первом месте агрессивный бизнес, коммерческий успех любой ценой, прибыль, деньги, богатство, власть, сила, культ удовольствий, секс и т.п.

Процесс отрицания капитализма и его ценностно-смыслового конструкта носит не локальный, ограниченный, а всеобщий, планетарный характер. В самом бастионе этой цивилизации – Европе и США – давно бьют тревогу в связи с девальвацией буржуазных ценностей. Сегодня в тревожном хоре апологетов капитализма звучит новый мотив: «необходимо возродить коллективные ценности, защитить их от индивидуализма», «коммунитарные ценности могут служить основой» успеха (Ханс Йоас, ФРГ). Перед нами, с одной стороны, проявление концепции альтернативизма как формы отрицания капитализма (хотя и закамуфлированной), а с другой, – прямое признание приоритета ценностей социалистических. В России этот процесс носит широкомасштабный и чётко фиксируемый характер. По данным всероссийских социсследований 2013 г. (Институт социологии РАН), только 17 % населения страны приняли капиталистический уклад, 22% выступают за социализм, 56% – за сочетание социалистических принципов с элементами рыночных отношений. А это значит: капитализм в России не стал всенародным делом. В общественном сознании присутствуют огромный массив ценностей, которые определяют социалистический образ жизни.

Советский социализм, пишет автор, это – ранний социализм, новая историческая ценность, рождённая на путях раскрепощённого творчества самого многонационального народа. Короткая история первого в мировой человеческой практике социализма складывалась под воздействием множества факторов, объективных и субъективных, внутренних и внешних, часто суровых и жестоких, порой безысходных обстоятельств, а нередко под влиянием серьёзных ошибок, просчётов власти. Он не был и не мог быть «царством молочных рек и кисельных берегов»… Советский социализм был таким, каким был его исторический субъект – пролетариат, трудовое крестьянство, интеллигенция, весь народ. При всём несовершенстве и проблемности социализм в СССР, доказывает В.А. Сапрыкин, смог воплотить многие сущностные черты именно социалистического мироустройства: власть, собственность, труд и культура не отчуждались и принадлежали трудящимся – главным производителям материальных и духовных ценностей. Никто не может отрицать исторически новый характер производительных сил и производственных (и других общественных) отношений, на основе которых рождался иной характер труда, превращавшегося в ведущую естественноисторическую и социальную ценность; социально-классовое, национальное и культурное равенство; утверждение социалистической ценностно-гуманистической коллективности (трудовластия). Именно от этих ценностей не желают отказываться народы России, Украины, как, впрочем, всего бывшего Советского Союза. В этом, кстати, надо видеть одну из главных причин нового «похода на Восток» империализма во главе с фашиствующими США.

Антисоветизм был и остаётся сердцевиной многоликого антикоммунистического фронта. Как и прежде, водораздел между коммунизмом и всеми колоннами, отрядами антикоммунизма (либерализмом, троцкизмом, оппортунизмом, ревизионизмом, социал-реформизмом, клерикализмом и др.) лежит в отношении к СОВЕТСКОМУ СОЦИАЛИЗМУ. Это отношение также решительно разводит революционный, созидательный марксизм-ленинизм и его показное, схоластическое, демагогическое подобие. Четверть века буржуазно-криминальной контрреволюции псевдомарксисты, увы, вместе с либералами словно состязаются в том, кто сильнее обличит советский социализм в его пороках, пригвоздит «тоталитарный» CCCР к позорному столбу истории. Эти теоретические «друзья народа» хлёстко и бездоказательно в научном смысле слова навешивают ярлыки: «полусоциализм», «недосоциализм», «квазисоциализм», «тоталитаризм», который, якобы, «не соответствовал природе человека»… И вообще-то был «госкапитализм».

Философствующие схоласты от марксизма беззастенчиво попирают главный научный императив: выявляя суть феномена РАЗВИТИЯ, ДВИЖЕНИЯ ВПЕРЁД, т.е. СОЦИАЛЬНОГО ПРОГРЕССА, он требует вначале обнаружить, что сделало то или иное общественное устройство, и только потом, что оно не сделало и почему… Они полностью игнорируют конкретно-исторические (внутренние и внешние) условия возникновения и функционирования советской цивилизации, мимо их высокомерного внимания ускользает фактор исторического времени, у них нет позыва и желания анализировать советское общество как сложный, многообразный «продукт взаимодействия людей» (К. Маркс). В компартиях России, Украины и дальше – за их рубежами получили хождение ревизионистские, мелкобуржуазные, клерикально-националистические трактовки советского социалистического мироустройства. На этой оппортунистической почве был рождён внешне привлекательный постулат о «социализме ХХI века», который, по мнению нынешних зюдекумовцев, должен помочь избавиться от советского наследия, начать всё с «с чистого листа». Поистине, невежественные, ревизионистские «друзья народа» опаснее многих классовых врагов пролетариата.

В развёрнутом, всесторонне аргументированном исследовании профессор В.А. Сапрыкин делает вывод, что в ХХI веке опыт советского социализма будет обязательно востребован, ибо он носит непреходящий, во многом универсальный характер. А сам феномен строительства первого в мире государства рабочих и крестьян – беспрецедентное историческое деяние – в будущем пантеоне революции народов мира за своё освобождение будет находиться на самом почётном месте.

Редколлегия

СОЦИАЛЬНО-КЛАССОВОЕ И НАЦИОНАЛЬНОЕ РАВЕНСТВО –
ИММАНЕНТНАЯ, НЕПРЕХОДЯЩАЯ ЦЕННОСТЬ СОЦИАЛИЗМА ^[3]

Организаторы антисоветской криминально-буржуазной контрреволюции и реставрации капитализма в России, на Украине и на всем постсоветском пространстве, либеральные чиновники от науки и образования в союзе с правыми оппортунистами возносят хвалу частной собственности и ее субъекту – новому классу эксплуататоров. Разумеется, сегодня его именуют иначе: это – «креативный класс». Маскировочный эвфемизм придуман для того, чтобы скрывать от народа воровскую, паразитическую природу новоявленных капиталистов, внушить людям мысль, что без «креативщиков» общество ну никак не сможет жить, дескать, они мозг и энергия, движитель всего социального организма. Увы, в этой придумке ничего нового нет. Перед нами, в сущности, современное переложение буржуазной социально-философской концепции элиты, давным-давно утверждающей: а) общество состоит из элиты – высшей, привилегированной верхушки, обладающей особым талантом и осуществляющей функции управления, развития экономики, науки, техники, культуры и т.д., и остальной массы людей – исполнителей воли и указаний «креативной» верхушки; б) политическая власть, где царит воля элиты, рассматривается в качестве основной части социально-классовых отношений, наиболее значимыми в которых являются отношения господства и подчинения.

Буржуазные теоретики элитарного подхода к общественным отношениям В. Парето, Г. Моска, Р. Михельс, Ч.Р. Миллс, Р. Миллибанд, Дж. Скотт, Дж. Пери, Д. Белл и другие считали, в частности, что общество, как система, находится в равновесии, поскольку антагонистические интересы социальных слоев и классов парализуют друг друга. Общество в их представлении – это своего рода пирамида, наверху которой находятся немногие одаренные люди – вожди, лидеры. История, утверждал Парето, это арена постоянной борьбы элит за власть. Миллс особую роль отводил интеллигенции, которая обладает «социологическим воображением». Белл обосновывал претензии буржуазной интеллектуальной элиты на особую роль в управлении обществом. По его мнению, научно-техническая революция, в которой интеллигенция выполняет особые профессиональные функции, делает излишней социальную революцию. Вся теория элит, несмотря на различие во взглядах ее представителей, направлена против марксистского учения о классах и классовой борьбе, против требования социального равенства всех членов общества.

Теория элит – не безобидные академические упражнения в абстрактном конструировании классовой структуры общества. В социальном отношении – это откровенная апологетика капиталистических общественных отношений; в гносеологическом – сознательное игнорирование объективной диалектики общественного развития; в аксиологическом – попытка объявить капитализм «вечной» ценностью. Идеологическое острие элитарной концепции направлено против марксистско-ленинского учения о закономерности общественного развития, прогрессе человеческой истории как смене общественно-экономических формаций, неизбежности социалистического переустройства общества. И для западных, и для современных российских либеральных и оппортунистических теоретиков характерна главная, определяющая черта их мировоззрения и наукообразных построений: полный отказ от диалектики и даже страх перед нею. Маркс хорошо объяснил природу такого поведения борцов с коммунизмом. «В своем рациональном виде диалектика внушает буржуазии и ее доктринерам-идеологам лишь злобу и ужас, так как в позитивное понимание существующего она включает в то же время понимание его отрицания, его необходимой гибели, каждую осуществленную форму она рассматривает в движении, следовательно, также и с ее преходящей стороны, она ни перед чем не преклоняется и по самому существу своему критична и революционна»⁴ (выделено мной – В. С.).

Но не все так просто в этом принципиальном вопросе. Современные российские апологеты капитализма (философы, социологи, историки, политологи, психологи, культурологи и др.), чтобы отказать социализму в объективной исторической закономерности как необходимому результату диалектики общественного прогресса, но особенно доказать историческую неправомерность советского социализма, пускаются во все тяжкие. Публично отречься от диалектики – это было бы слишком, «перебор» им не нужен: важно сохранить научную респектабельность. Поэтому в ход идет целый набор фальсификаторских приемов, главный из которых заключается в том, чтобы субъективизировать диалектику, вогнать ее в русло философского идеализма. Марксизм исходит из первичности диалектики материального бытия. Объективная диалектика есть саморазвитие материи. По сути, диалектика – не некая вторичная инстанция или заданная мыслительная схема, а имманентный способ существования природной и социальной действительности. В.И. Ленин подчеркивал, что тождество противоположностей (то есть ядро диалектики) предстает как «закон объективного мира»⁵. Философствующие антимарксисты и антиленинцы делают диалектику «рабочей гипотезой», «одной из многих метафор», «особой, отличной от дедукции и индукции, формой аргументации» и т.п. Особенно модным стало бегство от мира социального в мир антропологического, психологического, символического. Все исходные диалектические понятия: «противоречие», «борьба противоположностей», «скачок», «отрицание» – рассматриваются только в контексте субъективных человеческих контактов, в сфере мышления.

Что же касается диалектики социальных процессов и объективной реальности в целом, представлений о добре и зле, лежащих в основе ценностного отношения к жизни во всех сферах ее проявления, о классовых противоречиях, особенно антагонистических, то такого подхода даже «днем с огнем» не найдешь в сочинениях либеральных теоретиков. Интеллектуальная «элита» – составная органическая часть капитализируемой России: каков капитализм – такова и его «элита», а какова «элита» – такова и ее продукция. «Я утверждаю, что рыночную экономику мы уже построили. Никакой централизованно-плановой экономики у нас больше нет. <...> Говоря о приватизации, к ней часто добавляют эпитеты "грабительская, несправедливая". Я к этим вещам отношусь спокойно. Разве с помощью приватизации мы собирались устанавливать справедливость? <...> На мой взгляд, само по себе расслоение – явление нормальное»⁶, – заявил публично директор Института народно-хозяйственного прогнозирования Российской академии наук, академик В. Ивантер.

Перед нами грубая, циничная апологетика социального неравенства и несправедливости. Такие или подобные заявления можно приводить до бесконечности. Все они, с одной стороны, клеймят советскую уравниловку (которой в действительности не было), а с другой – противопоставляют ей либеральное представление о равенстве. Оно в концентрированном виде проявляется в социально-классовой политике контрреволюционного режима. Для массы («электората», «подчиненных», «работников») введен так называемый «прожиточный минимум», для элиты, «креативщиков» – капитал по максимуму, богатства без ограничений. Всем, кто недоволен таким распределением общественного продукта, либеральные СМИ отвечают в духе академика Ивантера: «Человек пришел в этот мир, чтобы реализовать себя, а не жаловаться на несправедливость. Сильный – прав, не надо жить ради другого человека и не надо заставлять другого жить ради тебя» (журнал «Tatler», декабрь 2012). И другого представления о справедливости от либералов не нужно ждать. В лучшем случае они могут спекулятивно произнести: «делиться надо». В обществе, разделенном на антагонистические классы эксплуататоров и эксплуатируемых, не может быть и речи о социальном равенстве и социальной справедливости. Этот исходный рубеж яростно защищают все прямые или косвенные апологеты капитализма. Как и во времена К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, И.В. Сталина, вокруг этого центрального вопроса идет ожесточенная классовая война, как и раньше «борьба ведется во всех трех ее направлениях, согласованных и связанных между собой: в теоретическом, политическом и практическом – экономическом»⁷.

Как это уже не раз бывало в истории рабочего и коммунистического движения, на стороне эксплуататоров «вдруг» оказываются те, кто вроде бы против капитализма, кто осуждает его реставрацию в СССР. Таким объективно оказался давний, многолетний ниспровергатель и пересмешник марксизма философ и логик А.А. Зиновьев. В 2003 году он выпускает сочинение под весьма символическим названием «Идеология партии будущего» с грифом «Дискуссионный клуб КПРФ» и рекомендательным послесловием заместителя председателя ЦК КПРФ И. Мельникова. «Новая идеология должна выступить как преодоление марксизма и советской идеологии. Причем преодоление не как дальнейшее их развитие (модернизация), что исключено, а как отрицание»⁸, – категорически выносит приговор великому учению А. Зиновьев. Ничто не может убедить ниспровергателя марксизма: ни глубина его научной теории и методологии, ни сама социальная действительность, которая развивается в соответствии с законами, открытыми основоположниками этой науки. А. Зиновьев идет дальше, что называется, напролом: «Беспрецедентный исторический успех марксизма объясняется не какой-то высочайшей научностью, как это было многими принято думать, а идеологичностью. Если бы марксизм был учением, действительно соответствовавшим принципам научности, то он должен был бы считаться с тем, что материальное и социальное неравенство людей неустранимо, что оно лишь меняет формы, и другими явлениями любой социальной реальности. Но в таком случае марксизм не имел бы серьезного успеха»⁹. В марксизме, далее утверждает А. Зиновьев, «все его основные понятия и утверждения не соответствуют критериям логики и методологии науки»⁷.

Как видим, эпатажный критик не только отказывает марксизму в научности, он приписывает ему качество спекулятивной идеологии, которая якобы в погоне за успехом обманывала народные массы: «социальное неравенство людей неустранимо», а марксизм «дурил» головы идеей социального равенства. Такую картину можно было бы назвать просто кощунственной, но она хуже и подлее, ибо работает на капитализм, в том числе тот, дикий и страшный, который утверждается в России. Ведь имя Зиновьева безмерно прославляют в российской академической среде, в левом движении и даже среди коммунистов, его «откровениям» рады либералы. Его называют «великим мыслителем», «бесстрашным и бескомпромиссным бойцом», «логиком, которому нет равных в ХХ веке». Обыватель глотает эту эпатажную, восторженную «пыль», а вместе с ней и яд антимарксизма, антикоммунизма. Сочинения Зиновьева в сотню раз опаснее поделок либералов: физиономия последних столь очевидна, что на них уже мало кто клюет, а зиновьевщина потребляется, усваивается и разлагает ряды коммунистов.

Публикации ушедшего из жизни логика продолжают его разрушительную работу. «В результате Октябрьской революции 1917 года сравнительно небольшая группа людей, возглавлявшихся большевиками, захватила высшую власть в стране. Социальную сущность этого политического переворота не понимал никто, включая Ленина»¹⁰, – без всякого смущения делает вывод Зиновьев. Ну а коль скоро так, то «долой» ленинские концептуальные идеи о роли народных масс в «исторических действиях», о необходимости «убедить новые и новые миллионы и десятки миллионов» в социалистических преобразованиях¹¹, «идти впереди стихийного движения масс», «воспитывать весь класс наемных рабочих к роли борцов за освобождение всего человечества от всякого угнетения, постоянно обучать новые и новые слои этого класса, надо уметь подойти к самым серым, неразвитым, наименее затронутым и нашей наукой, и наукой жизни представителям этого класса, чтобы суметь заговорить с ними, суметь сблизиться с ними, суметь выдержанно, терпеливо поднять их до социал-демократического сознания, не превращая наше учение в сухую догму, уча ему не одной книжкой, а и участием в повседневной жизненной борьбе этих самых серых и самых неразвитых слоев пролетариата»¹².

Но рабочий класс совсем не привлекателен для антимарксиста Зиновьева, он считает, что «приверженцами новой идеологии могут стать не представители низших слоев населения, а люди со сравнительно высоким уровнем образования, культуры, нравственности, интеллектуальных интересов и т.д., короче говоря – часть интеллектуальной, творческой и деловой элиты населения, склонная к индивидуальной оппозиции к существующему строю»¹³ (выделено мной – В. С.). Как видим, перед нами еще одна, современная версия элитарной концепции, которая: а) ставит «крест» на «низших слоях населения» и в пренебрежительной форме отказывает им в способности решать самим свою судьбу; б) противопоставляет «элиту» всему населению, иначе говоря, народу, наделяет ее не только особым интеллектом, но и нравственностью; в) игнорирует классовую борьбу трудящихся за свои права и сводит все дело к индивидуальной оппозиции.

Коммунисты не могут мириться с распространением подобной антимарксистской, идеалистической, мелкобуржуазной по своей сути теории, она враждебна интересам рабочего класса и всех эксплуатируемых трудящихся, ибо она обрекает их на вечное рабство у эксплуататоров, утверждает незыблемость капиталистических устоев. Только марксизм-ленинизм указывает реальные пути и средства освобождения рабочих и крестьян, всех закабаленных народов от ига последнего эксплуататорского строя – капитализма. Проблема преодоления общественного неравенства, утверждения справедливых отношений между классами, нациями, людьми может быть решена только в условиях социализма, а в наиболее полной форме – при коммунизме. Главным и первым условием на пути решения этой исторической задачи является устранение частной собственности и ее субъекта – класса эксплуататоров. 137 лет тому назад, летом 1877 года, Ф. Энгельс сделал вывод: «Лишь теперь стал излишним всякий господствующий и эксплуатирующий класс, более того: он стал прямым препятствием для общественного развития». Он должен быть «неумолимо устранен»¹⁴. Но устранить его можно, только устранив частную собственность. «Частная собственность, – писал К. Маркс, – представляет собой не простое отношение и уж совсем не абстрактное понятие или принцип, а всю совокупность буржуазных производственных отношений» (выделено мной – В. С.). А «буржуазные производственные отношения являются классовыми отношениями. <…> Изменение или вообще уничтожение этих отношений может, конечно, произойти лишь в результате изменения самих классов и их взаимных отношений; изменение же отношений между классами есть историческое изменение, продукт всей общественной деятельности в целом, одним словом, продукт определенного «исторического движения»¹⁵.

Само представление о равенстве и справедливости является историческим продуктом. Это представление не существует испокон веков как вечная истина (Ф. Энгельс). На разных этапах истории оно получает конкретно-историческое преломление в сознании людей и практическое воплощение в социальной практике. «Равенство – справедливость, – писал Ф. Энгельс. – Представление о том, что равенство есть выражение справедливости, принцип совершенного политического и социального строя, возникло вполне исторически». Но только в условиях буржуазного общества «пролетарии из политического равенства стали выводить равенство социальное». Вообще «для выработки положения "равенство = справедливости" понадобилась почти вся предшествующая история, и сформулировать его удалось лишь тогда, когда уже существовали буржуазия и пролетариат»¹⁶.

Его не могло быть в принципе в рабовладельческой системе, где рабы считались «говорящим орудием». В эпоху феодализма в сословном обществе крестьянство, зависевшее от феодалов, было наиболее бесправным классом. Будучи самым ясным, простым и понятным массам, лозунг борьбы против неравенства служил вдохновенным стимулом восстаний рабов и крестьянских войн. Буржуазные революции, приведшие к утверждению капиталистического строя, создали условия значительных изменений в общественных отношениях. Впервые были отменены сословия и сословные привилегии, провозглашен принцип равенства граждан перед законом. Однако вся дальнейшая общественная практика обнаружила ограниченный и во многом иллюзорный характер равенства в условиях капитализма. Буржуазное равноправие действительно лишь постольку, поскольку условием существования частного предпринимательства является наличие на рынке свободной рабочей силы и право продавать и покупать ее. Не может быть и речи о социальном равенстве в обществе, где господствует частная собственность, главной ценностью является капитал, а само общество разделено на антагонистические классы эксплуататоров и эксплуатируемых.

Эксплуататоры – помещики и капиталисты – всегда зорко стояли и стоят на защите своих классовых интересов, и как только подневольные – эксплуатируемые рабочие и крестьяне – ставят вопрос о социальном равенстве и справедливости, им отвечают войной, террором, всяческим насилием. «Цивилизация и справедливость буржуазного строя выступают в своем истинном, зловещем свете, когда его рабы и угнетенные восстают против своих господ. Тогда эта цивилизация и эта справедливость являются ничем не прикрытым варварством и беззаконной местью. Каждый новый кризис в классовой борьбе производящих богатств против присваивающих его показывает этот факт с большей яркостью». К. Маркс приводит примеры из действий французских контрреволюционеров 1848 и 1871 гг. «Гнусности и зверства буржуазии» того времени дали основание ученому и революционеру сделать единственно справедливый и точный вывод: «Эта преступная цивилизация, основанная на порабощении труда, при каждом кровавом триумфе заглушает крики своих жертв, самоотверженных борцов за новое, лучшее общество, воем травли и клеветы, который отдается эхом во всех концах света»¹⁷.

Такой же была и вся российская буржуазно-помещичья цивилизация, построенная на крепостническом рабстве крестьян и дикой эксплуатации рабочих. Сегодня либералы рассказывают, как зажиточно и счастливо жил русский народ при царе-батюшке, и одновременно рисуют зверский облик тех, кто восставал против угнетателей. От И.И. Болотникова (руководителя первой крестьянской войны в России), Е.И. Пугачева (предводителя второй крестьянской войны) до П.И. Пестеля, М.П. Бестужева-Рюмина, К.Ф. Рылеева (революционеров-декабристов), от В.Г. Белинского, А.И. Герцена, Н.Г. Чернышевского (революционных демократов) и до В.И. Ленина (руководителя Великой Октябрьской социалистической революции) – всех изображают либо злодеями, либо нравственными и интеллектуальными уродами. Великого русского писателя и мыслителя Л.Н. Толстого в литературных СМИ, глумясь, называют «зеркалом сексуальной революции». Но у истории хорошая память и неподкупные свидетели: они доносят до нас, чем был царизм и, следовательно, его нынешние апологеты.

Выдающиеся русские мыслители о вопиющем социальном неравенстве и несправедливости в буржуазно-помещичьей России

На рубеже ХІХ–ХХ вв. В.И. Ленин, характеризуя социально-классовый состав населения царской России, одновременно вскрыл состояние глубокого социального неравенства и потрясающей культурной и бытовой отсталости рабочих и крестьян.

Социально-классовый состав

дореволюционного российского общества

(по работе В.И. Ленина
«Развитие капитализма в России»)¹⁸

В.И. Ленин дает расшифровку приведенных данных: пролетарское население – не менее 22 млн; крестьянское и земледельческое – 80 млн; хозяев и служащих в торговле, промышленности – около 12 млн; непромысловое население – около 12 млн. Пролетарское и полупролетарское население составляло половину крестьянства, а вне земледельческого населения – процент пролетарских и полупролетарских слоев был еще выше. К зажиточным мелким хозяевам необходимо было отнести значительную часть торгово-промышленной администрации, служащих, буржуазной интеллигенции, чиновничества и так далее. С укоренением капитализма в России развивался закономерный для него процесс: богатые становились богаче, бедные – еще беднее. Быстро рос класс буржуазии, включавший в себя различные категории в зависимости от источников и размеров капитала. Выделялись две основные группы буржуазии: а) поместное дворянство, владевшее гигантскими средствами в виде земельной собственности (в 1905 г. она оценивалась в 4 триллиона рублей, что на 60% превышало общую массу акционерных капиталов в стране); б) новый слой финансовой олигархии – директора и члены правлений акционерных предприятий и банков (Рябушинские, Морозовы, Гучковы, Мамонтовы, Кнопы, Поляковы); в) иностранцы, которые составляли особую группу предпринимателей: к 1900 г. Им принадлежала треть акционерного капитала в России. С поворотом России на капиталистический путь развития в страну буквально хлынул иностранный капитал. «Громадный успех некоторых фирм привел в замешательство весь деловой мир. Все теперь стремятся в Россию», – так сообщал из Одессы в 1894 г. бельгийский консул¹⁹.

Развитие капитализма в России вело к формированию наемного рабочего нового типа – потомственного пролетария и класса пролетариата. Это – класс наемных рабочих, которые, будучи лишены своих собственных средств производства, вынуждены, для того чтобы жить, продавать свою рабочую силу. Проникновение капитализма в сельское хозяйство сопровождалось расслоением крестьянства. Из него выделялись: а) буржуазия – крупное крестьянство; б) среднее крестьянство; в) полупролетарии, или парцеллярное крестьянство (то есть то, которое лишь частично обеспечивало себя продовольствием с собственного или арендуемого участка земли); г) пролетарии (наемные сельскохозяйственные рабочие). В деревне стал формироваться и расширяться социальный слой людей, главным источником богатства которых был не сам труд в сельском хозяйстве, а торгово-ростовщическая эксплуатация односельчан. Их в деревне стали звать «кулаками», они в начале ХХ в. составляли до 3% сельского населения. К ним примыкали 7-8% зажиточных крестьян («середняки»), имевших как правило, 4 лошади и 4 коровы. 25% хозяйств России были «безлошадными», а примерно 10% – не имели и коровы. К началу ХХ в. у 28 тысяч наиболее крупных помещиков имелось почти столько же земли, сколько было ее у 10 миллионов крестьянских дворов. Удел огромного числа беднейших крестьян – батрачество или занятие отхожим промыслом. В российской деревне с развитием капитализма стало увеличиваться избыточное население, численность которого в начале ХХ в. составила 23 миллиона человек. В стране быстро рос социальный слой маргинального населения: нищих, бродяг, заключенных.

Особенно тяжелым было положение женщин, а также нерусских народов (в России проживало свыше 100 различных национальностей). Их царские чиновники называли «инородцами», к ним царизм относился как к людям низшей расы. Так, к народам Дальнего Востока, Крайнего Севера, Сибири отношение было как к дикарям, а их национальная культура подвергалась гонению. Но так было не только в этих регионах, а во многом и во всех национальных «окраинах» России того времени. Немногим лучше было положение крестьян и рабочих в центральных областях самой России. Все это дало основание В.И. Ленину назвать царскую Россию «тюрьмой народов», что вызывает у нынешних реставраторов капитализма бешеное негодование. Но им не по силам опровергнуть очевидное: общий социальный гнет переплетался и усугублялся национальным. «Инородцы» ограничивались в правах, их лишали возможности получать образование на родном языке, иметь свою литературу, открывать национальные театры. Без принятия православия невозможно было продвинуться по службе. Вот почему народные восстания и бунты в России никогда не были мононациональными. К примеру, в отрядах Е. Пугачева плечом к плечу сражались русские, башкиры, калмыки, татары, чуваши, мари, мордва и представители других народов.

В силу этого социалистическая революция, скорое начало которой предсказывал В.И. Ленин в феврале 1916 года, должна была решить по крайней мере две взаимосвязанные задачи: освободить все народы России как от социального, так и национального гнета и неравенства. Уничтожение социального гнета, «эксплуатации одного индивидуума другим» означает, что «уничтожена будет и эксплуатация одной нации другой. Вместе с антагонизмом классов внутри наций падут и враждебные отношения наций между собой»²⁰. Великая Октябрьская Социалистическая революция, коренные социально-экономические, политические, культурные преобразования в ходе строительства социализма в СССР привели к качественным изменениям классовой структуры советского общества. Была ликвидирована частная собственность, а вместе с ней и все эксплуататорские классы. Буржуазия, помещики, торговцы, кулаки, составлявшие 16,3% дореволюционного российского общества, как класс сошли с исторической арены. Социальную структуру советского общества стали составлять дружественные классы – рабочий класс и крестьянство, а также народная интеллигенция. Рабочий класс становился самым многочисленным в СССР: его удельный вес возрос с 14,6% в 1913 г. до 33,7% в 1939 г. «Особенность советского общества нынешнего времени, – сделал вывод И.В. Сталин на XVIII съезде ВКП(б), – в отличие от любого капиталистического общества, состоит в том, что в нем нет больше антагонистических классов, эксплуататорские классы ликвидированы, а рабочие, крестьяне и интеллигенция, составляющие советское общество, живут и работают на началах дружественного сотрудничества»²¹.

Этот вывод руководителя Советского государства фиксировал великое историческое преобразование, аналога которому не было и нет до сих пор во всей мировой истории. На планете появилось общество, в котором была ликвидирована эксплуатация человека человеком, присущая всем общественно-экономическим формациям, основанным на частной собственности на средства производства: рабовладельческому строю, феодализму и капитализму. Коренные изменения произошли в социальной структуре общества: рабочие, крестьяне, трудовая интеллигенция, чьи классовые интересы не только не противоречили друг другу, а во многом были близки, составляли основную часть советского общественного организма.

Социальный состав населения СССР (%)

Да, во многих своих жизненно важных сферах советское общество было далеко не совершенным, ибо находилось в состоянии переходного периода развития, но оно твердо выбрало путь исторической перспективы, качественно отличавшийся и прямо противоположный капиталистическому, буржуазному пути. То был путь упора на гуманистическую социальность, на совместную коллективность, на приоритет общих ценностей народных масс и следование общецивилизационному прогрессу с ясно выраженными идеями и целью. Такой стратегической, гуманистической целью стало обеспечение социально-классового и национального равенства, превращение его в непреходящую, имманентную ценность строящегося социализма как первой фазы коммунистического общества.

ч.2>>

ПРИМЕЧАНИЯ

1.  Маркс К. Послесловие ко второму изданию I тома «Капитала» // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. - Т. 23. - С. 22.
2. Ленин В. И. К вопросу о диалектике. Полн. собр. соч. - Т. 29. - С. 316.
3. См.: Ивантер В. Эффективный капитализм // «Литературная газета», № 24 (6027), 8-14 июня 2005. - С. 4.
4. Энгельс Ф. Добавление к предисловию 1870 г. к «Крестьянской войне в Германии» // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. - Т. 18. - С. 499.
5. См.: Зиновьев Александр. Идеология партии будущего. - М., 2003. - С. 222-223.
6. Зиновьев Александр. Идеология партии будущего. - М., 2003. - С. 60.
7. Там же. - С. 84.
8. Там же. - С. 136.
9. Ленин В. И. Доклад Всероссийского исполнительного комитета и Совета народных комиссаров о внешней и внутренней политике на VIII Всероссийском съезде Советов. Полн. собр. соч. - Т. 42. - С. 140.
10. Ленин В. И. О смешении политики с педагогикой. Полн. собр. соч. - Т. 10. - С. 357.
11. Зиновьев Александр. Идеология партии будущего. - М., 2003. - С. 237.
12. Энгельс Ф. Анти-Дюринг. // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. - Т. 20. - С. 187.
13. Маркс К. Морализирующая критика и критикующая мораль. // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. - Т. 4. - С. 318.
14. Энгельс Ф. Подготовительные материалы к «Анти-Дюрингу». // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. - Т. 20. - С. 636-638.
15. Маркс К. Гражданская война во Франции. // Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. - Т. 17. - С. 361.
16. Ленин В. И. Развитие капитализма в России. Полн. собр. соч. - Т. 3. - С. 502, 505.
17. Цит. по: Кузьмичев А. Д., Шапкин И. В. Отечественное предпринимательство. Очерк истории. - М., 1995. - С. 122.
18. Маркс К. и Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии. - М., 2007. - С. 70.
19. Сталин И. В. Отчетный доклад о работе ЦК ВКП(б). // XVIII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). 10-21 марта 1939 г. Стенографический отчет. - М., 1939. - С. 26