А.В. Легейда

«Революция означает, что мы сожгли за собой все мосты, что пути назад нет, а есть путь только вперед».

Тибор Самуэли

Часть 1. Часть 2.

Революции вообще, а пролетарские в особенности, обращены в завтрашний и послезавтрашний день. Понятно, что творят их преимущественно те, кого грядущее ждёт. Революции рано поднимают своих творцов и питомцев к высотам большой политики – кого на четвёртом, кого на третьем десятке лет жизни, часто, увы, недолгой. Но даже среди избранников Истории немногие могут сравниться с Тибором Самуэли. Ему было отпущено всего 29 лет и 7 месяцев. За столь краткий человеческий век он успел невероятно много.[1]

Пламенный журналист – разоблачитель грязных дел сильных мира сего. Антивоенный пропагандист и агитатор. Непосредственный участник триумфального шествия и вооружённой защиты Октябрьской революции. Один из создателей Коммунистической партии Венгрии. Главный организатор подпольной борьбы и бескровного восстания, сыгравшего решающую роль в «мирной» победе второй в мире социалистической революции. Неустанный защитник Венгерской Советской республики от внутренних и внешних врагов. Уполномоченный на важнейших переговорах в Москве – как спустя 41 год Рауль Кастро и Че Гевара. Лидер левого крыла революции, страстно и убедительно предостерегавший товарищей от самоубийственного доверия к империалистическим «партнёрам» и абсурдной мягкости к контрреволюционным мятежникам. И, что неудивительно, – главная мишень смертельной ненависти, лжи и клеветы врагов, ренегатов и соглашателей, объединивших усилия, чтобы отодвинуть его с политической авансцены, заглушить предостерегающий голос, когда же предупреждение исполнится – уничтожить первым.

Одни эти вехи политической биографии способны изумить историка. Как, в силу каких жизненных обстоятельств могла сформироваться столь выдающаяся личность? Изумление усиливается, когда узнаёшь, что социальная среда, в которой Тибор рос и учился, незаурядности едва ли способствовала. Выходцы из буржуазии среди пролетарских лидеров вообще встречаются нечасто; вспоминается Энгельс, но отцовское руководство собственной фабрикой – для формирования личности сына не то, что торговля сельхозпродуктами Самуэли-старшего; да и Рур индустриального переворота – не провинциальный Дьёр, город хоть и не лишённый промышленности, но довольно консервативный. Уж не магия ли фамилии вызвала через девять веков дух Абы Самуэля – вождя грозного восстания против феодального гнёта и католической церкви, подавленного лишь войском Германо-Римской империи?

Но историческая диалектика позволяет обойтись без мистики. Дьёр отчасти походил на столь же провинциальный Трир: родной город Карла Маркса лежал близ рубежа Пруссии с Францией, родина Т. Самуэли – возле внутренней, но явственной границы австрийской и венгерской частей империи Габсбургов, на полпути между двумя столицами – Веной и Будапештом. Контраст между мещанско-буржуазной рутиной и открытым всем ветрам огромным миром должен был дать импульс мысли и воле. В различной степени это касалось всей большой семьи Самуэли, в которой были шестеро сыновей и дочь. «Уже в детские годы мы часто спорили по политическим вопросам, – вспоминала сестра. – Заводилой всегда была мама, которая каждый вечер после ужина читала газеты и обсуждала новости, главным образом с Тибором». Все молодые примут участие в революции, трое братьев Самуэли падут жертвами вражеской расправы.

Не зря говорится: дети похожи не на своих родителей, а на своё время. Тибор родился 27 декабря 1890 г. В тот год на политическую арену Европы и его родной Венгрии вступило легальное политическое движение рабочего класса, носившее имя социал-демократии. Всю недолгую жизнь Тибора озаряли всполохи приближавшейся, а затем разразившейся революционной грозы. Горючего материала нигде, кроме России, не накопилось больше, чем в Австро-Венгрии. Почти 70-летнее правление Франца-Иосифа казалось остановившим время. В духоте империи, построенной на стравливании народов, рождались кошмары Кафки и Фрейда, незаметно подрастал фюрер «третьего рейха», трагически кончали даже члены августейшего дома. Оставалось или махнуть на всё рукой, погрузившись в трясину обывательщины, или искать новых путей. В 1905 г. стоячие воды всколыхнул порыв первой российской революции. Австрийская социал-демократия добилась для рабочих-мужчин избирательного права, венгерской даже это не удалось. Но и в Дьёре рабочие встречали градом камней лидера правых графа И. Тису.

В марте 1907 г. в дьёрском коммерческом училище начальство решило записать старшеклассников… в союз антидуэлянтов. Воспротивился один: 16-летний Тибор сказал директору, что собирается стать радикальным журналистом, и, если его статьи подвергнутся нападкам, не остановится ни перед чем, чтобы защитить правду и свою честь. От неприятностей спасло… сорокалетие возложения венгерской короны св. Стефана на чело императора: по сему случаю Тибора премировали «за активное участие в кружке самообразования».

Один из учителей вспоминал: «Он был чрезвычайно сообразительным мальчиком, очень любил спорить. В этих спорах никто в классе не мог опровергнуть его логических доводов». Однокласснику запомнилось, что он «всегда смело смотрел человеку в глаза». В выпускном классе преподаватель права и политэкономии предпочитал вызывать самолюбивого, но знающего ученика: «Тибор, уже тогда увлекавшийся идеями социализма, давал самые исчерпывающие ответы».

17-летнего Т. Самуэли хорошо знали и на рабочих митингах, и в редакции социал-демократической газеты «Непсава», где он пробовал перо. 15 марта 1908 г., в день 60-летия начала революции 1848 г., в Дьёре прошла демонстрация. Рабочие и студенты выступали против антидемократических законов, в защиту свободы печати. Один молодой рабочий зашёл к друзьям в коммерческое училище, но педагог, ненавидевший «гидру социализма», принялся срывать с него «красный» значок, а получив отпор, ударил по лицу. Хотя Тибору предстоял выпускной экзамен, он опубликовал в «Непсаве» статью, разоблачавшую произвол. С начинающим журналистом, уже известным читателям, расправиться не решились; педсовет ограничился «строгим порицанием». На экзамене директор попробовал втянуть строптивца в диспут – и был посрамлён. Аттестат, хоть и с неблестящими оценками, пришлось выдать.

Журналистский путь будущего революционера складывался непросто. Ему хотелось писать для социал-демократической «Непсавы», но статьи не принимали – они казались слишком задиристыми. Пришлось наняться в консервативную газету. Но вскоре он вступает в местную организацию СДПВ, а когда консерваторы отказались публиковать его статью о расправе хозяина над рабочим, печатается в «Непсаве». На неё подают в суд, Тибора увольняют. Но он не складывает оружия. Уже в другой газете разоблачает предвыборные махинации «самого» Тисы. В третьей – печатает статью «Кладбище безземельной деревни» о крестьянах, которым негде даже хоронить умерших: последнее пристанище заполнено до отказа, а владелица земли – графиня, живущая в Вене, – не выделяет ни пяди.

Въедливому репортёру то и дело приходится менять редакции. Отец хоть и не разделяет взглядов сына, но гордится его успехами и, когда надо, помогает ему. Даже в буржуазном обществе он становится популярен. Любитель и знаток литературы, театра и танца, всегда элегантно одетый, Тибор выглядит «светским львом». Его приглашают в масонскую ложу, охотно принимают в «лучших домах», надеясь приручить. Но не на того напали. На предложение поучаствовать в «ужине в пользу бедных» он отвечает: «Приведите мне хоть один факт, который подтвердил бы, что за время существования благотворительных обществ стало меньше голодающих и лишённых крова людей… Проблему бедности можно решить только на государственном уровне, и, поверьте, скоро так оно и будет».

Ведя «партизанскую войну» в буржуазных газетах, Т. Самуэли не прерывает сотрудничества с социал-демократической печатью. В мае 1912 г. на страницах «Непсавы» разоблачает военно-промышленный «завод смерти», принадлежащий монополии «Ганц». Называет по именам 80 погибших за год рабочих, с точными доказательствами вины хозяев. Через 11 дней, в «кровавый четверг», восставшие против режима Тисы рабочие несут плакаты, обличающие виновников этих трагедий.

Осенью 1912 г. Тибор переезжает в Будапешт. Здесь у него много друзей: коллег-журналистов, писателей, художников. Среди знакомых – будущие товарищи по борьбе: Бела Кун, Отто Корвин. Перед местными выборами он разоблачает коррупцию городских властей. Одну из статей заканчивает недвусмысленно: «От обвинений в мошенничестве никто даже не защищается, никто не оправдывается. А грозный вал обвинений всё нарастает. Когда же он сметёт окончательно нынешний режим вместе с нынешними господами?»

Но вдруг 22-летний журналист делает неожиданный шаг: устраивается в «Мадьяр курир» – респектабельную газету, тесно связанную с католической церковью. Дельцы в сутанах даже секретные данные о «самом святом» – источниках и размерах доходов – доверяют уважаемой редакции, а та решает, что и как предать огласке. Хозяевам газеты кажется: радикал наконец остепенился. Если бы они знали, что снабжают фактами и статистикой самого грозного обличителя, какого когда-либо имели венгерские клерикалы!

Ещё работая в провинции, Тибор проникся особой «любовью» к дельцам в сутанах. Один из коллег вспоминал: «Перед его взором раскинулись епископские владения, окружённые нищими деревнями, в которых не было врачей, голодали учителя, свирепствовал туберкулёз, и лишь обитатели церковных домов, полицейских казарм и особняков городских властей процветали. Всё это Тибор Самуэли хорошо видел и отмечал в своём репортёрском блокноте».

Ища возможность предать разоблачительный материал огласке, Тибор обращается к руководителю венгерского отделения Общества свободомыслящих, выступавшего за секуляризацию землевладения и образования. Получает полную поддержку. За полтора года публикует 30 статей, содержащих более 2 000 статистических сводок. Статьи печатаются без подписи, и только через год в «Мадьяр курир» смогут расшифровать и, по личному распоряжению кардинала, уволить «возмутителя спокойствия». Но уже поздно.

На основании точных подсчётов Т. Самуэли первым даёт оценку общей стоимости земель, ценных бумаг, денежных капиталов венгерских «слуг божьих». Нарушено «инкогнито» одной из самых богатых в мире «касс» Ватикана – более 1,5 млрд. крон! Раскрыты хитроумные схемы увода собственности церкви от налогов, уклонения её от своих обязательств по культурным расходам. В семи статьях рассказано, как церковь субсидирует религиозные общества, журналы, антидарвинистские и прочие лженаучные издания, опусы писателей-дилетантов. И даже главному покровителю всей реакции, графу Тисе, спутаны предвыборные карты: фактами и цифрами доказано, что за фальшивой репутацией «образцового хозяина» скрывается фактическое банкротство.

Буржуазные антиклерикалы не верят своим глазам. Сами они не шли дальше отчуждения земель с компенсацией, но Т. Самуэли призывает поступить революционно: «Землю можно отнять у церкви только насильственным путём, и это насилие должно быть совершено как можно скорее. Под насилием, естественно, я понимаю принятие закона, с жалобой на который церковь могла бы обратиться разве что к небесам».

Одну из статей Тибор заканчивает словами, перефразирующими молитву: «Да будет воля твоя, секуляризация!». Шесть лет спустя, в газете венгерских интернационалистов, он расширит «молитву»: «Да будет воля твоя, революция!»

К началу 1914 г. статьи складываются в книгу. Т. Самуэли назовёт её «Страна святой Марии во власти попов». Издатель «Непсавы» не решается на публикацию. Но одно небольшое издательство готово рискнуть. Помешает мировая война.

Считая капитальную работу завершённой, Самуэли отправляется во Францию и Италию. Вряд ли это просто отдых. В Париже, по свидетельству жившего там друга, Тибор посещает «открытые акции французского рабочего движения». Любимый лидер рабочих Жан Жорес, известный всей Европе как борец с клерикальной реакцией, теперь бросает вызов империалистическому милитаризму. Франция идёт к решающему столкновению, Италия уже на грани революции. По словам того же современника, «Тибор хотел встретиться и завязать знакомство с тогдашними руководителями Французской социалистической партии». Неизвестно, удалось ли ему это. Но, зная его, мы вправе предположить: он вполне мог «в закрытом режиме» подключиться к инициативе Жореса, стремившегося скоординировать международные акции рабочего движения, чтобы предотвратить грозящую войну.

В конце июня Тибор возвращается на родину. Сразу же узнаёт: в Сараеве убит наследник габсбургского престола. В числе первых понимает: это война. Связывается с Веной и Римом, собирает факты, готовит достоверный репортаж о покушении. Но махину войны уже не остановить.

От призыва в армию Т. Самуэли сначала освобождают. Однако вскоре лишают брони – по свидетельству брата, за антивоенные высказывания. В марте 1915 г. в чине капрала определяют в маршевую роту, на русский фронт. Уже 8 апреля он передает социал-демократическому журналисту Йожефу Поганю – будущему наркому обороны ВСР – корреспонденцию для «Непсавы» под названием «На Днестре всё спокойно». В ней рассказывается о пасхальном братании венгерских и русских солдат. Обходить военную цензуру газета социал-патриотов не рискует. Всё же Тибор находит возможность нарушить молчание хотя бы в кругу сослуживцев. Он добивается у офицера разрешения на выпуск рукописной юмористической газеты. Выглядит она как настоящая, хотя делается автором и редактором в одном лице. Материалы походят на рассказы бравого солдата Швейка. Объекты сатиры понимают всё последними. Добраться до автора не успевают: 14 мая он, вместе с тысячами соотечественников, попадает в плен.

В сибирских и уральских лагерях мадьярских военнопленных Т. Самуэли времени не теряет. Быстро осваивает русский язык, читает марксистскую литературу. Снова выпускает рукописные газеты, не упуская случая высмеять офицеров, и в плену издевавшихся над солдатами. На сей раз намёк понят правильно: автора жестоко избивают. Выйдя из госпиталя, Тибор решается на побег. Рассчитывает добраться до Нью-Йорка: там есть венгерская социалистическая газета. Но на финской границе его задерживают и возвращают в лагерь.

Свободу приносит Октябрь. В январе 1918 г. Т. Самуэли в Москве, в Комитете военнопленных. Пишет листовки, призывая товарищей по плену встать на защиту пролетарской революции. Сотрудничает в газете мадьярских интернационалистов. Вновь встречается с Белой Куном. Получив удостоверение агитатора Комитета, объезжает города России, формируя организации пленных. 24 марта создаётся Венгерская группа РКП (б): председателем становится Б. Кун, комиссаром по военно-организационным делам – Т. Самуэли. Как опытный журналист, Тибор становится редактором газеты «Социалиш форрадалом» («Социальная революция»). Издаётся она не только для пленных, но и для переправки на родину. С апреля по декабрь Тибор пишет 23 статьи, три брошюры и множество листовок. Читает лекции на курсах агитаторов; среди слушателей – младший брат Ласло. Совершенствует свои знания, в первую очередь изучает работы В.И. Ленина.

Т. Самуэли постоянно следит за событиями на родине, получая прессу через швейцарского корреспондента «Непсавы» (что не мешает ему принципиально критиковать руководство СДПВ и её газеты). Его избирают делегатом Всероссийского съезда военнопленных, где принимается резолюция с осуждением условий Брестского мира и выражением решимости бороться «до тех пор, пока не будут уничтожены милитаризм и капитализм и на их развалинах не будет построена социалистическая Советская республика рабочих и крестьян».

Летом 1918 г. перо приходится сменить на боевое оружие. Т. Самуэли направляют на Восточный фронт – координировать действия интернациональных отрядов под Казанью. По возвращении он докладывает обстановку лично Ленину. Владимир Ильич обстоятельно беседует с руководителями мадьярских коммунистов о положении на их родине.

6 июля снова приходит пора взяться за оружие – в Москве вспыхивает левоэсеровский мятеж. Одной из интернациональных групп, отбивших у эсеров Главпочтамт, командует молодой мадьяр в комиссарской кожанке, за непреклонность и аккуратность прозванный «рыцарем коммунизма».

И снова главное пока политическое дело – газета. По будапештской прессе Тибор следит за судом над лидерами «революционных социалистов» и делает вывод: «Из материалов военного трибунала вырисовывается всё более полная картина того преодолевающего всяческий гнёт и насилие движения, которое подготавливает революцию». Пишет он и о левых социал-демократах, особо выделяя их лидеров во главе с Енё Ландлером. Из его корреспонденций и обзоров встаёт почти полный список будущего руководства единой Соцпартии и венгерского Совнаркома. Он действует по Ленину: «Газета – не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор».

Очистительная гроза уже на пороге. «Сам» Тиса признаёт в парламенте: война проиграна. Держа руку на пульсе событий, Т. Самуэли пишет: «Доживающая последние минуты великодержавная германская карточная крепость уже не обеспечивает убежища своим мелким паразитам… Вчера Болгария, сегодня Турция, а завтра настанет очередь и других». Почти цитируя предвидение Энгельса, а затем Ленина, констатирует: «Недолго ждать, пока императорские короны свалятся с державных голов». И в завершение перефразирует памятную соотечественникам строку Ш. Пётефи: «Встань, мадьяр! Зовёт революция!»

За шесть дней до падения четырёхвековой габсбургской империи мадьярские интернационалисты в Москве заявляют: время создания партии пришло. Решение Венгерской группы РКП (б) о возвращении на родину застаёт Т. Самуэли уже в пути. В делегации советских дипломатов, под именем С.А. Краузе, он прибывает 30 октября в германскую столицу. Документов о содержании поездки в распоряжении исследователей нет. Но известно, что в канун Ноябрьской революции Т. Самуэли ведёт в Берлине переговоры с вождями группы «Спартак» – К. Либкнехтом и Р. Люксембург. По их поручению пишет письмо Б. Куну, сообщая о скором создании партии германских коммунистов. Передать адресату не успевает: тот спешит на родину, а Тибора задерживают на границе Швейцарии, где ему предстояли важные переговоры. В Будапеште учреждается Компартия, Тибору же приходится возвращаться, по лапидарному замечанию историка, «не лишённым приключений путём». В Москве он успевает написать статью о событиях в Венгрии. 25 декабря вновь держит путь в Берлин. Ещё не зная, что его заочно кооптируют в ЦК КПВ, участвует в учредительном съезде Компартии Германии. Снова встречается с Карлом и Розой – увы, в последний раз…

В начале января Тибор возвращается в Будапешт. Начинается обратный отсчёт последних семи месяцев, предельно насыщенных даже по меркам его жизни. На родине его «хорошо» знают – даже в полицейских донесениях, не говоря о жёлтой прессе, именуют то суперагентом большевиков, то даже «русским наркомом». Первым делом он спешит увидеться с Б. Куном. Обменявшись рукопожатием, приступает к критике, не взирая ни на старую дружбу, ни на статус первого лица партии: «Вы всё-таки беспечный человек! Четыре детектива околачиваются вокруг дома. Вас кто угодно и когда угодно может прихлопнуть в этой квартире. Почему вы не выбрали себе более подходящее жильё, где хватило бы места и для нескольких товарищей?» Учитывая, что эти слова переданы по памяти Б. Куном, можно предположить, что сказано было и порезче. И, как всегда у Тибора, по делу: Беле нередко случалось проявлять беспечность не только в отношении своей жизни, которой революционер не вправе рисковать попусту, но и в более масштабных делах. Лишь позже стало известно, что в те дни глава МВД «народной республики» собирался, синхронно с немецкими коллегами, ввести чрезвычайное положение, рассчитывая, что «лидеры большевистской коммунистической партии будут схвачены в ранние утренние часы в своих постелях». Хорошо, что не все страдают беспечностью.

Бела признаёт критику. Рядом с его квартирой Тибор поселяет одного из выпускников московских курсов, дав соответствующие инструкции. Сам же спешит в провинциальную Ньиредьхазу, где давно обосновалась семья Самуэли. Трое братьев уже успели не только организовать ячейку компартии, но и склонить на свою сторону профсоюз и солдатский совет. Встретив Тибора, товарищи созывают митинг. По законам республики мэрия не имеет оснований отказать. «Отец города» с начальником полиции звонят в МВД, но слышат главный в бурные времена вопрос: «Достаточно ли у вас вооружённых сил, чтобы запретить митинг и поддержать порядок?» Услышав «нет», в министерстве распоряжаются: митинг разрешить «в соответствии с законом». Мэру остаётся только спросить Самуэли-младшего: «Он будет говорить о коммунизме?»

5 января Т. Самуэли читает в городском театре лекцию «Империалистическая диктатура или диктатура пролетариата». Как вскоре сообщит местная печать, «оратор подробно рассказал о причинах, ходе и результатах ленинской революции, охарактеризовал цели и задачи венгерской коммунистической партии». Реакционные офицеры доносят в МВД. Мэру недвусмысленно подсказывают: «Господин министр хотел бы, чтобы Тибор Самуэли был обезврежен и мы были бы поставлены перед свершившимся фактом». Не так ли в Берлине организуют «обезвреживание» К. Либкнехта и Р. Люксембург?

Но венгерская провинция – не германская столица. Мэру, пересидевшему на своём посту все режимы, отвечать за убийство не улыбается. Он докладывает: «смутьян» уже уехал из города. Но офицеры от своих планов не отказываются. Уже в Будапеште, ускользнув на вокзале от шпиков, Тибор узнаёт: «добровольцы национальной охраны» обстреляли троих его братьев, двое ранены. Полиция тут же арестовывает… пострадавших. Правительственный комиссар сообщает прессе: это не политическое преследование, просто получены сведения, что Тибор Самуэли (!) в качестве русского наркома (!!) казнил пленных венгерских офицеров (!!!). На том же «основании» главный инспектор будапештского сыска лично арестовывает «злодея» прямо в редакции. Происходит всё накануне расправы германских «коллег» с вождями спартаковцев, и почерк до того схож, что в случайное совпадение поверить трудно.

Мир тесен: начальником полиции «народной республики» оказывается старый знакомый Тибора – в прошлом… учитель закона божьего в коммерческом училище Дьёра. Вместо камеры он поселяет бывшего ученика в собственном кабинете. Вскоре арестованного посещает военный министр, социал-демократ Вилмош Бём – будущий «товарищ» по Красной Армии и самый изворотливый враг. Но в данный момент ему ясно: карать за несуществующие казни не время. Через неделю, по требованию коммунистов, Тибора освобождают. Прямо из тюрьмы он направляется на партийный митинг. Как всегда, называет вещи своими именами: «Если мы будем терпеть и не выступим против правительства, то нас постигнет судьба немецких спартаковцев!». Вскоре он публикует статью о погибших немецких друзьях, где снова проводит параллель между убийством вождей КПГ и вылазками правых террористов в Венгрии: «Святой водой и увещеваниями не остановить контрреволюцию… Если вы не хотите, чтобы была пролита ваша кровь, уничтожьте контрреволюционных бандитов».

Со страниц газеты он призывает: «Пролетарии, вооружайтесь!» И сам старается реализовать призыв: поручает солдатам-автомобилистам обеспечить, чтобы брошенное оружие и автомашины достались не интервентам, а революционным войскам и рабочим.

Т. Самуэли вновь, теперь очно, кооптируют в ЦК. Ему поручают редактирование «Вёрёш уйшаг» («Красной газеты»). Один из молодых сотрудников газеты вспоминал: «Самуэли был в высшей степени добросовестным и вместе с тем взыскательным редактором, критически оценивавшим каждую строку и безжалостно отвергавшим все неудачно написанные материалы. Если только ему не приходилось отлучаться на заседания, он целыми днями работал в редакции, где и жил вплоть до волны арестов в феврале 1919 г.».

Иногда Тибор наведывается к друзьям-писателям. Тех поражает, как переменился старый знакомый. «Его карие глаза светились, как и прежде, но черты лица стали резче, – напишет один из них в мемуарах. – И улыбка была прежней, но теперь она казалась горьковатой». Знакомых интеллигентов, считающих себя прогрессивными, он старается приобщить к правде Октября и внушить веру в победу рабочего класса. Но убеждается, что те «имеют очень слабое представление о новом марксистском учении Ленина». Убедившись, что собеседники не знают «Интернационала», насвистывает мелодию, и пианист набрасывает ноты. Пролетарский гимн с готовностью исполняет… один из будущих «загонщиков» травли коммунистов. Более честный знакомый Тибора скажет о «левых» модниках так: «Я почувствовал отвращение к своим коллегам оттого, что они увиваются вокруг него, льстят ему, ибо я знал, что многие из них не любят его, неискренни с ним».

20 февраля правые провоцируют столкновение между демонстрацией безработных и охраной редакции «Непсавы». Без всяких улик полиция запрашивает у правительства санкцию на арест всего руководства КПВ. Т. Самуэли к этому готов: у него в редакции уже устраивали обыск. Он предупреждает ЦК о предстоящих репрессиях. О том заседании Б. Кун напишет: «По моему предложению было принято решение о переходе Тибора Самуэли на нелегальное положение, а я сам должен был дождаться ареста (?!). Тибор скрепя сердце согласился с этим решением. Когда, скрываясь в Пеште, он 21 февраля прочитал в газетах сообщение о том, будто меня убили полицейские, а вслед за тем опровержение этой версии, он тайно передал мне в тюрьму письмо. В нём Тибор горько упрекал меня за моё предложение, чтобы не он, а я предстал перед судом». Думается, «скрепя сердце» и с горьким упреком Т. Самуэли воспринимал саму идею сдачи революционеров на «суд» врага, а скорее всего – на бессудную расправу.

Уйдя из-под носа полиции, пришедшей за ним в редакцию, Тибор несколько дней скрывается у товарищей. Один из них, доктор Хевеши, кладёт его в свою больницу под именем Яноша Краузе, представив всем как племянника. Последствия лагерных побоев и переутомления действительно требуют лечения. После одной из инъекций Тибору становится плохо. «Возможно, медсестра перепутала ампулы, – напишет доктор в воспоминаниях. – Не исключается и попытка отравить одного из работавших в подполье руководителей компартии».

Т. Самуэли ни на день не прерывает конспиративной работы. В числе связных – молодая художница Йолан Силадьи. Их с Тибором соединит не только революционная работа, но и любовь. Когда произойдёт объяснение, он скажет: «Подумайте хорошенько, прежде чем решиться выйти за меня замуж. Я связал свою судьбу с революцией и в любое время могу погибнуть». Счастью двоих отмерено меньше полугода…

Работа Т. Самуэли по руководству бескровным восстанием 21 марта, поставившим «народное» правительство перед фактом смены реальной власти, глубоко конспирируется. Непосвящённые будут долго вспоминать, с каким потрясением, не зная о судьбе Тибора целый месяц, вдруг увидели его, живого и здорового, на трибуне парламента и услышали ясный твёрдый голос без митингового пафоса: «Дорогие товарищи, я пришёл, чтобы передать вам радостную весть. В эти часы две партии достигли соглашения. Произошло объединение на социалистической основе. Да здравствует Советская республика венгерских рабочих, крестьян и солдат! Да здравствуют наши русские братья!»

Военная куртка, надетая в тот день Т. Самуэли, не была формальностью. С первых часов он берёт на себя обеспечение безопасности власти Советов. Первым делом направляет патрули революционных войск к общественным зданиям, распоряжается блокировать штаб-квартиру старой полиции.

Однако компромисс коммунистов с социал-демократами предоставляет Т. Самуэли лишь пост одного из двоих заместителей наркома по военным делам. Тибор – один из немногих, не питающих иллюзий. С первого дня он ратует за создание регулярной армии на призывной основе. Но понимания у старого знакомого, а теперь наркомвоена Й. Поганя не встречает. Как «не сработавшегося» с шефом, Тибора спешат «повысить» до наркома… просвещения (точнее, члена коллегии наркомата из 4 человек). Ему вверяется отдел пропаганды, в том числе армейской. На этом посту можно давать интервью, выступать на митингах, но не принимать военно-политические решения. Об одном митинге в театре оперетты (!), перед показом «революционного балета», Тибор с горечью сказал: «Зал был переполнен ожиревшими будапештскими буржуа, не скрывавшими любопытства по отношению ко мне».

Как «четвертьнарком» просвещения, он возглавляет подготовку к празднованию Первомая. Ведёт переговоры с художниками, сокращает расходы на украшение столицы с 10 до 5 миллионов крон. Сам он считал: «Советская республика отпраздновала бы Первомай самым достойным образом, если бы могла выделить десять миллионов крон инвалидам войны».

Параллельно Т. Самуэли поручают руководить Управлением жилищных дел. Чтобы жильё получил каждый пролетарий, приходится уплотнять буржуазию. Но в старом аппарате полно спекулянтов и коррупционеров, готовых нажиться на реквизиции и распределении квартир. При Тиборе этой публике приходится проститься с тёплыми местами. У него же прибавляется врагов и распространителей слухов.

Мирная передышка длится недолго. 17 апреля на республику обрушиваются войска королевско-боярской Румынии с примкнувшей к ним мадьярской контрой. «Пролетарская родина в опасности! Смерть всем врагам пролетариата!» – страстно призывает Т. Самуэли. На митинге добровольцев в родном Дьёре он говорит: «Раньше, когда начиналась война, по стране носили окровавленную саблю. Теперь мы должны пронести по стране красное знамя, и каждый пролетарий должен встать под это знамя». На обратном пути беседует с Аурелом Штромфелдом, только что принявшим назначение начальником генштаба Красной Армии. Два самых дельных руководителя венгерской Коммуны находят общий язык.

Перед лицом смертельной угрозы Правительственный совет вверяет Т. Самуэли новый пост – председателя чрезвычайных революционных трибуналов. Главная задача – поддержание порядка и дисциплины в прифронтовых районах. Постоянных воинских сил в распоряжении ревтрибуналов нет. Есть лишь особые поезда, где служат молодые рабочие, зовущие себя «солдатами Ленина», плюс данное председателю право «в случае необходимости прибегнуть к любому средству».

Волна дезертирства остановлена, но в тыловых местечках вспыхивают контрреволюционные мятежи. В одно из таких мест Т. Самуэли посылает отряд из девяти (!) человек. Те арестовывают зачинщиков мятежа, троих расстреливают. Узнав об этом, Тибор строго предупреждает бойцов против самоуправства. Ближайший сподвижник, рабочий-токарь Арпад Керекеш, перед гибелью от рук победившей контры оставит истории свидетельство, разоблачающее клевету на Т. Самуэли: «Он дал такой строжайший приказ: кто допустит беззаконие, самоуправство или присвоит что-нибудь, будет тут же на месте расстрелян. И мы побаивались его».

Отряд по борьбе с контрреволюцией под командованием Тибора играет важную роль в переломе военно-политической ситуации в начале мая 1919 г. Бойцы Самуэли опрокидывают банды предателей, пытавшихся вместе с румынами перейти Тису. Командир не даёт спуску мародёрам. Четверых красноармейцев, уличённых в грабеже, ревтрибунал приговаривает к расстрелу. При исполнении приговора один остаётся жив. «Отправьте его в госпиталь, ведь он ещё может стать порядочным человеком», – приказывает «террорист с окровавленными руками», как именует его жёлтая пресса.

Впоследствии Б. Кун самокритично признает: «Наша ошибка состояла не столько в том, что мы в достаточной мере не сумели оградить Самуэли от этой клеветы, сколько в том, что мы не заметили, как клевета и сплетни, направленные против Тибора, превратились в одно из средств и методов классовой борьбы буржуазии». По правде сказать, не заметить этого можно только при крайней близорукости…

Отвечать лжецам и клеветникам Т. Самуэли считает ниже своего достоинства. Единственный раз, в беседе с австрийским корреспондентом, он скажет: «К сожалению, я не могу показать вам ни скальпов контрреволюционеров, ни портативной виселицы, без которой, как утверждает пресса, я не делаю ни шагу». Лицемерным поборникам «мягкой» диктатуры пролетариата он ответит словами актуальными, по меньшей мере, для всего XX века: «Я – решительный сторонник более суровой формы диктатуры, потому что она требует меньших кровавых жертв».

В конце мая 1919 г. венгерская Красная Армия переходит на северном фронте в решительное контрнаступление. Республика делает самую серьёзную попытку прорвать кольцо блокады. На долю Т. Самуэли выпадает особо важная миссия – провести переговоры с Советской Россией о координации военных действий. Здесь требовался человек, которого В.И. Ленин знал лично и полностью ему доверял.

Ненавистники Тибора, явно судя по себе, пускают слух: он собирается бежать в Россию с золотым запасом республики! Клеветникам не приходит в голову соотнести вес драгметалла с грузоподъёмностью тогдашней авиации. Но то, что вздорному слуху верят – Самуэли приходится предложить совету завода провести его личный досмотр, – не с лучшей стороны характеризует настроения даже части рабочих...

На самолёте, специально изготовленном на автосборочном заводе, удаётся покрыть около 900 км до Киева. Значительную часть пути приходится лететь над неприятельской территорией на предельной по тем временам высоте, преодолевая густую облачность. Но лётчик и техника не подкачали.

Утром 21 мая Т. Самуэли встречается с наркомвоеном Советской Украины Н.И. Подвойским и командующим Украинским фронтом В.А. Антоновым-Овсеенко. Гостя информируют о распоряжении главкома РККА И.И. Вацетиса направить на Украину недавно сформированный 3-й интернациональный полк с задачей пробиться навстречу Венгерской Красной Армии. Но в то же время Т. Самуэли узнаёт о прорыве белых в Донбасс и вынужденном ослаблении фронта на Западе. Как полномочный военный представитель ВСР в России и на Украине, он подписывает обращение к венгерским интернационалистам, в тот же день публикуемое в печати. В документе подчёркивается: пока нет возможности вывести ни один интернациональный полк из боёв за Донбасс, долг красноармейцев-интернационалистов – до конца защищать Советскую Россию: «Кто допускает неповиновение, уклоняется от выполнения приказа, тот является врагом не только самому себе, но и революции, всем угнетённым и эксплуатируемым, и ему нет места в наших рядах».

Долететь до Москвы не удаётся – горючего в обрез. Приходится добираться специальным поездом через районы, охваченные бандитизмом. ВЧК по поручению Ф.Э. Дзержинского обеспечивает безопасность Т. Самуэли.

Красная столица встречает гостя парадом войск Всевобуча. Ему сообщают: предсовнаркома просит принять участие в смотре. Ленин уже выступает, пока двое молодых мадьяр в кожанках – высокий гость и готовый к неожиданностям чекист – протискиваются сквозь ряды рабочих-ополченцев. Крепкое товарищеское объятие – и обращение к бойцам: «Я представляю вам венгерского товарища, Тибора Самуэли…».