«Кадры решают всё», [1] – эту чеканную формулу И.В. Сталин ввёл в политическую жизнь ещё в годы индустриализации Советской державы. Так предельно ёмко была сформулирована сущность партийно-политического руководства обществом. Впрочем, подбор и расстановка кадров были альфой и омегой ленинских принципов деятельности большевистской партии. Неслучайно же И.В. Сталин постоянно подчеркивал, что он – ученик В.И. Ленина.

Однако подбор и расстановка кадров в масштабах общества могут быть оптимальными только при одном непременном условии: наиболее удачно должны быть расставлены руководящие кадры партии. Этот политический закон Сталин перенял от Ленина, развил его, хотя – будем честными, иначе перестанем быть коммунистами – наложил на него печать, как сказал поэт, «своей крутой, своей жестокой неправоты и правоты». С позиций начала ХХI века часто кажется, что крутизна была с перебором. Но при этом отбрасываю мелкие наветы о сталинском субъективизме, личной мстительности и тому подобных качествах, присущих только мелким людишкам, пусть даже и попавшим на крупные должности. Сталин был не из их числа.

Когда Сталин чеканил: «Кадры решают всё», – то он осознавал, что каждая руководящая команда призывается обществом для решения конкретных задач, которые ставит время. Смена исторического этапа предполагает смену состава политических штабов.

В послевоенном Союзе ССР высший политический штаб, несомненно, образовывали деятели, входившие в состав Политбюро (Президиума) и секретариата ЦК КПСС правящей партии. Значение этих органов И.В.Сталин прекрасно знал по собственному опыту. Он с первых дней существования Политбюро Центрального Комитета нашей партии входил в его состав. А первое Политбюро ЦК РСДРП(б 23 (10) октября 1917 года) было образовано «для политического руководства в ближайшее время». Оно проработало чуть больше полумесяца, успешно решило стоявшие перед ним задачи и по этой причине прекратило своё существование после победы Октябрьского вооружённого восстания. Затем Политбюро было восстановлено по решению VIII съезда РКП(б) на пленуме Центрального Комитета 25 марта 1919 года. Сталин был снова избран в его состав. Тогда же он вошёл и в состав впервые созданного Организационного бюро ЦК РКП(б).

Что касается секретариата ЦК партии, то он впервые вошёл в его состав сразу в качестве Генерального секретаря ЦК 10 апреля 1922 года, после XI партсъезда. Тогда эта должность была впервые введена Уставом РКП(б).

Большой политический опыт Сталина делал его очень требовательным (а то и суровым) в отношении товарищей по высшим руководящим органам партии. Это породило немало кривотолков, легенд и фальсификаций.

Странная «расправа»

Были ли В.М. Молотов и А.И. Микоян жертвами «сталинского произвола»?

Поскольку И.В. Сталин стал едва ли не главнейшим символом советского социализма, временно ныне отступившего, то он оказался под беспощадным огнём антикоммунистов и антисоветчиков всех мастей. Среди их любимых мифов есть и такой: «кровожадность и параноидальность Сталина убедительно проявляется в его решении устранить своих верных соратников В.М. Молотова и А.И. Микояна». Но убедительно ли? Да и был ли тот «мальчик», вокруг которого складываются легенды? Ведь оба политических деятеля покоятся на мемориальном Новодевичьем кладбище. Но нет дыма без огня…

Старательно раздуваемым антисталинским огнём стало выступление… И.В. Сталина на организационном пленуме ЦК после XIX съезда КПСС, на котором он критиковал Молотова (1990-1986) и Микояна (1995-1978). Поскольку официальной стенограммы этого пленума не публиковалось, то простор для фантазий величайший.

Первопроходцем произвольных интерпретаций здесь был Н.С. Хрущёв. В докладе на ХХ партсъезде «О культе личности и его последствиях» он утверждал: «А возьмите первый Пленум ЦК после XIX съезда партии, когда выступил Сталин и на Пленуме давал характеристику Вячеславу Михайловичу Молотову и Анастасу Ивановичу Микояну, предъявив этим старейшим деятелям партии ничем не обоснованные обвинения. Не исключено, что если бы Сталин ещё несколько месяцев находился в руководстве, то на этом съезде партии Молотов и Микоян, возможно, не выступали бы. Сталин, видимо, имел свои планы расправы со старыми членами Политбюро». (О культе личности и его последствиях. Доклад Первого секретаря ЦК КПСС тов. Хрущёва Н.С. ХХ съезду Коммунистической партии Советского Союза// Известия ЦК КПСС. 1989. №3. С. 164).

Что касается воспоминаний об этом пленуме других его участников, то они появились после ХХ съезда, и чаще всего в них заметно влияние доклада Хрущёва. Исключением представляются мемуары Л.Н. Ефремова, впервые избранного на XIX съезде членом ЦК КПСС. Его книга вышла уже в самом конце ХХ века. За плечами было руководство Курским и Горьковским обкомами и Ставропольским крайкомом партии. В 1962-1964 годах являлся первым заместителем председателя Бюро ЦК КПСС по РСФСР, кандидатом в члены Президиума ЦК КПСС. 18 лет перед пенсией работал первым заместителем председателя Госкомитета СССР по науке и технике. До последнего дня жизни он остался верен коммунистической идее, был членом КПРФ.

Мне бросилось в глаза, что в подаренном томе воспоминаний Ефремова «Дорогами борьбы и труда» речь И.В. Сталина на пленуме ЦК 16 октября 1952 года давалась, как правило, в кавычках. На мой телефонный вопрос Леонид Николаевич пояснил, что воспроизводил её по материалам 1952 года. Судя по приводимым в мемуарах фрагментам речи Сталина на том пленуме, этими материалами была, вероятно, стенограмма исторического пленума, которую могли получить его участники. Едва ли молодой член ЦК называл бы, скажем, известного политического деятеля партии, работавшего ещё вместе с В.И. Лениным, то А.А. Андреевым, то просто Андреевым, то, что наиболее странно, А. Андреевым. Но так вполне мог говорить Сталин. Другие детали фрагментов говорят тоже в пользу этого предположения. Поэтому привожу фрагмент речи И.В. Сталина 16 октября, который касается Молотова и Микояна, так, как он даётся в воспоминаниях Ефремова:

«Нельзя не коснуться неправильного поведения некоторых видных политических деятелей, если мы говорим о единстве в наших делах.

Я имею в виду товарищей Молотова и Микояна. Молотов – преданный нашему делу человек. Позови, и, не сомневаюсь, он, не колеблясь, отдаст жизнь за партию. Но нельзя пройти мимо его недостойных поступков. Товарищ Молотов – министр иностранных дел, находясь под «шартрезом» на дипломатическом приёме, дал согласие английскому послу издавать в нашей стране газеты и журналы… Это первая политическая ошибка товарища Молотова. А чего стоит предложение Молотова передать Крым евреям. Это грубая ошибка товарища Молотова. Для чего это ему потребовалось? Как это можно допустить? На каком основании товарищ Молотов высказал такое предложение? У нас есть еврейская автономия. Разве этого не достаточно? Пусть развивается эта республика. А тов. Молотову не следует быть адвокатом незаконных еврейских притязаний на наш Советский Крым! Это вторая политическая ошибка товарища Молотова. Товарищ Молотов неправильно ведёт себя как член Политбюро. И мы категорически отклоним его надуманные предложения.

Товарищ Молотов так сильно уважает свою супругу, что не успеем мы принять решение Политбюро по тому или иному важному политическому вопросу, как это быстро становится достоянием товарища Жемчужиной. Получается, будто какая-то невидимая нить соединяет Политбюро с супругой Молотова Жемчужиной и её друзьями. А её окружают друзья, которым нельзя доверять. Ясно, что такое поведение члена Политбюро недопустимо». (См.: Ефремов Леонид. Дорогами борьбы и труда. Ставрополь. 1998. С. 14).

Кстати, Вячеслав Михайлович в беседе с Феликсом Чуевым в 1980 году однажды заметил: «После того, как Сталин «избил» меня на Пленуме в 1952 году, я был подорван в авторитете… Чего Сталин на меня взъелся? Непонятно. Из-за жены – это тоже имело значение, но думаю, не это главное…». (Чуев Ф.И. Молотов: Полудержавный властелин. М. 2002. с. 441). Как бы то ни было, два из трёх обвинений в адрес Молотова были связаны с его женой.

П.С. Жемчужина – член партии с 1918 года, участвовала в гражданской войне. В 1939 году назначена наркомом рыбной промышленности, с обязанностями не справилась, и в том же году была освобождена от должности, а в феврале 1941 года – выведена (исключена) из кандидатов в члены ЦК ВКП(б). В 1949 году она была обвинена в том, что «на протяжении ряда лет находилась в преступной связи с еврейскими националистами», и по решению суда отправлена в ссылку в Казахстан; в 1953 году освобождена и реабилитирована. (См.: Центральный Комитет КПСС, ВКП(б), РКП(б), РСДРП(б). Историко-биографический справочник. Составитель Горячев Ю.В. М. 2005. С. 208).

Обвинения в адрес Микояна прозвучали менее конкретно: «Он, видите ли, возражает против налога на крестьян… С крестьянами у нас крепкий союз. Мы закрепили за колхозами навечно землю. Они должны отдавать положенный долг государству, поэтому нельзя согласиться с позицией товарища Микояна». (См.: Ефремов Леонид. Дорогами борьбы и труда. Ставрополь. 1998. С. 14).

После этой критики Микоян и Молотов выступали на пленуме и пытались объяснить свою позицию. Однако сегодня речь не о том, кто прав, – Сталин или те, кого он критиковал (например, первые решения о снижении налога с крестьян были приняты уже через 11 месяцев после того пленума). Вопрос о другом: означала ли сталинская речь 16 октября 1952 года угрозу репрессий в отношении Молотова и Микояна?

Для начала обратимся к мемуарам Л.Н. Ефремова: «Процедура избрания была довольно специфичной. Сталин вынул из кармана своего френча бумажку, произнёс: «В Президиум ЦК КПСС можно было бы избрать, например, таких товарищей: Сталина, Берия, Ворошилова, Кагановича, Маленкова, Микояна, Молотова, Суслова, Хрущёва, Шверника…» Зачитал также список кандидатов в члены Президиума ЦК КПСС, в том числе Брежнева, Вышинского, Косыгина, Патоличева, Пегова, Пузанова. Это не вызвало ни у кого возражений. Затем Сталин, вынув из бокового кармана своего френча другую бумажку, произнес: «Теперь о секретариате ЦК… можно было бы избрать секретарями ЦК, например, таких товарищей: Сталина, Маленкова, Суслова, Хрущева, Пономаренко, Брежнева, Аристова…».

Всего в состав Президиума и секретариата Сталин предложил 36 человек. При этом он подчеркнул, что «в списке находятся все члены Политбюро старого состава, кроме А.А. Андреева». Что касается Андреева, который сидел тут же за столом президиума на Пленуме, Сталин, обращаясь к присутствующим, сказал: «Относительно уважаемого А. Андреева всё ясно: совсем оглох, ничего не слышит, работать не может. Пусть лечится». (См.: Ефремов Леонид. Дорогами борьбы и труда. Ставрополь. 1998. С. 15).

Таким образом, избрать в Президиум ЦК Молотова и Микояна предложил после съезда лично Сталин. Это – во-первых. Во-вторых, 5 октября 1952 года В.М. Молотов был не только избран в президиум съезда, но и, открывая съезд, произнёс достаточно большую вступительную речь. Кстати, надо иметь в виду, что президиум XIX состоял всего из 16 делегатов, тогда как президиумы и предыдущего XVIII партсъезда ВКП(б), и следующего ХХ съезда КПСС были вдвое больше. Микоян выступал на съезде с речью, которая по продолжительности была примерно в полтора раза больше, чем у «рядовых» ораторов. В-третьих, страна по-прежнему воспринимала В.М. Молотова ближайшим соратником Сталина, и официальная информация нисколько не противодействовала этому.

В чём же тогда состояла «расправа над старыми членами Политбюро»? Молотов и Микоян не были включены в состав не предусмотренного Уставом КПСС Бюро Президиума ЦК. Это означало, что их встречи со Сталиным стали реже. Но они по-прежнему продолжались, о чём вспоминает Молотов и свидетельствует дневник дежурных секретарей кремлёвского кабинета И.В. Сталина.

Надо заметить, что за пять месяцев, прошедших после XIX съезда, в дневнике секретарей 27 дней имеют пометы о встречах Сталина с товарищами. За это время состоялись два заседания Бюро Президиума, два заседания секретариата ЦК и одно заседание Президиума ЦК КПСС (но оно проходило не в кабинете Иосифа Виссарионовича). За послесъездовские месяцы Сталин в кремлёвском кабинете чаще всех – 23 раза – встречался с Г.М. Маленковым и по 17 раз с Л.П. Берия, Н.А. Булганиным и Н.С. Хрущёвым. Ни разу не было зафиксировано посещение его кабинета 11 членами и 6 кандидатами в члены Президиума ЦК. Режим работы Молотова и Микояна после XIX съезда был типичным не только для членов Президиума, но и для половины членов Бюро Президиума ЦК КПСС. (См.: На приёме у Сталина. Тетради (журналы) записи лиц, принятых И.В. Сталиным. 1924–1953 гг. – М. 2008. С. 550–553. Издание представляет собой публикацию хранящихся в Архиве президента РФ записей дежурных секретарей И.В. Сталина).

Для чего же Сталину потребовалось критиковать на Пленуме своих старых соратников, если из этого не следовало никаких оргвыводов?

Во-первых, И.В. Сталин провёл «урок политграмоты» для вновь избранного ЦК. Л.Н. Ефремов вспоминает: «Мы, молодые члены ЦК, общаясь друг с другом, говорили: вот и прошли настоящий политический университет. Такое запомнится на всю жизнь». (Ефремов Леонид. Дорогами борьбы и труда. Ставрополь. 1998. С. 16). Кстати, на XIX съезде исключительное внимание уделялось развертыванию критики в партийных рядах.

Во-вторых, так Сталин наглядно объяснял, почему необходимо существенное увеличение численности рабочих органов партии. При этом за критикой Молотова и Микояна скрывалось стремление снизить в глазах ЦК партии роль и статус «старой гвардии» в проведении партийной и государственной политики, вывести её из числа «коренников».

В-третьих, это была прелюдия своеобразного «кадрового завещания» И.В. Сталина.

Штаб для будущих свершений

О руководящих органах партии, сформированных после XIX съезда КПСС

Характер сталинского кадрового завещания напрямую связан с тем, как виделся Иосифу Виссарионовичу начавшийся этап общественного развития советского общества. В Советском Союзе начала 50-х годов господствовала психология победителей, убежденных, что им по плечу свернуть любые горы, что они, как говорится, уже держат бога за бороду. Эту психологию усилило восстановление разрушенного войной народного хозяйства в течение одной пятилетки, первыми среди всех пострадавших во второй мировой войне стран.

Сталин понимал, что послевоенный народный энтузиазм нуждается в максимальной поддержке и поощрении, но он не может быть единственным движителем созидания. В "Экономических проблемах развития социализма в СССР” он подчеркивает решающую роль объективных законов истории, противоречивый характер любого движения вперёд.

В Отчетном докладе Центрального Комитета XIX съезду (с ним выступал Г.М. Маленков, но влияние И.В. Сталина на доклад бесспорно) с тревогой отмечалось, во-первых, что "успехи породили в рядах партии настроения самодовольства, народного благополучия и обывательской самоуспокоенности, желание почить на лаврах и жить заслугами прошлого”; во-вторых, "некоторая часть наших руководящих кадров не работает над повышением своей сознательности, не пополняет свои знания в области марксизма-ленинизма, не обогащает себя историческим опытом партии. А без этого нельзя стать полноценными зрелыми руководителями» (Девятнадцатый съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Бюллетень № 1. М.: «Правда». С. 89).

Однако дело не сводилось только к желанию или нежеланию овладеть премудростями науки. Не менее важна и подготовка, образовательный уровень. Тем более, что этап "эмпирического” овладения общественным производством остался позади. Для успешного управления необходимы знания, с одной стороны, современной науки и техники, с другой – марксистко-ленинской теории. Необходим надежный путеводитель хозяйственной политики. И автор "Экономических проблем” его указывает: "Политическая экономия изучает законы развития производственных отношений людей. Хозяйственная политика делает из этого практические выводы, конкретизирует их и строит на этом свою повседневную работу». (Сталин И.В. Соч. Том 16. С. 207). К сожалению, попытка автора "Экономических проблем” провести их серьезное обсуждение еще до публикации в кругу досъездовского "политического штаба” (впервые эта работа была опубликована в газете "Правда” 3 и 4 октября 1952 года) закончилась для него неудачей: многолетние соратники оказались не готовы вести обстоятельный разговор на поднятые в исследовании темы.

Если обратиться к анкетным данным досъездовского состава Политбюро и секретариата ЦК ВКП(б) (в него входило 14 человек), то бросается в глаза прежде всего та школа политической борьбы за социалистические идеи, которую в своей жизни прошли эти люди. Каждый второй вступил в Компартию до 1917 года, то есть тогда, когда большевики работали в подполье. При этом И.В. Сталин, К.Е. Ворошилов, В.М. Молотов, Н.М. Шверник были участниками первой русской революции 1905—1907 годов. Еще 4 руководителя, входивших в Политбюро ЦК ВКП(б), вступили в большевистскую партию в годы гражданской войны (Л.П. Берия, Н.А. Булганин, Г.М. Маленков, Н.С. Хрущев). Перед XIX партсъездом в высшее партийное руководство входило только 3 человека, вступившие в ВКП(б) в мирные годы после утверждения Советской власти (А.Н. Косыгин, П.К. Пономаренко, М.А. Суслов).

Однако пирамида партийного стажа моментально перевертывалась вверх ногами, как только дело касалось образования. Пять членов Политбюро не имели среднего образования (в это число не включен И.В. Сталин, который из-за ареста тоже не получил документа об окончании семинарии). При этом Л.М. Каганович был самоучкой, А.А. Андреев учился 2 года, у К.Е. Ворошилова была начальная школа. Впрочем, прошедший через рабфак и учившийся в Промакадемии Н.С. Хрущев по владению марксистско-ленинской теорией и культурно-техническому уровню явно уступал самоучке Л.М. Кагановичу. А высшее образование имели только А.Н. Косыгин, П.К. Пономаренко и М.А. Суслов. Те, кого привычно называли многие годы соратниками И.В. Сталина, заметно уступали по уровню культуры, кругозору, интеллигентности не только вождю, но и эшелону партийных и государственных руководителей, зарекомендовавших себя видными деятелями в годы Великой Отечественной войны и послевоенного восстановления народного хозяйства.

Первая попытка сформировать высший политический штаб, который более полно отражал бы потребности послевоенного времени, обладал бы современным образованием и был бы способен решать качественно новые общественно-политические задачи, была предпринята И.В. Сталиным в 1946 году. На Пленуме ЦК ВКП(б), состоявшемся 18 марта 1946 года, был сформирован новый состав Организационного бюро. Оно было впервые расширено до 15 человек. Теперь в Оргбюро ЦК не было ни одного человека без среднего образования, а 80% "новичков” имели высшее (полное и неполное) образование.

Однако в послевоенный период Оргбюро так и не стало играть значительной руководящей роли в жизни партии и общества. К тому же очень скоро начался процесс "прореживания” этого органа (3 человека были переведены на другую работу, один – на пенсию, два – секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Кузнецов и председатель Совета Министров РСФСР М.И. Родионов – репрессированы). Первый опыт не удался еще и потому, что неточно была выбрана "экспериментальная площадка”. Оргбюро ЦК изначально формировалось как коллегия руководителей партийного аппарата. Но особенность правящей партии, тем более в условиях СССР, где не было антагонизма между обществом и государством: высшая когорта руководителей СССР неизбежно включала в себя ведущих политиков, большинство которых было сконцентрировано в государственных структурах.

Состоявшийся менее чем за полгода до смерти вождя XIX партсъезд, кроме всего прочего, интересен тем, что узаконил «кадровое завещание» И.В. Сталина, то есть тот высший политический штаб, который вождь Победы предложил советскому обществу для продолжения социалистического строительства.

Вместо Политбюро организационным пленумом Центрального Комитета был избран Президиум ЦК КПСС. Его численный состав стал больше всего состава Центрального Комитета, избиравшегося до XI съезда РКП(б) (1922 год). 16 октября 1952 года на пленуме ЦК было избрано 25 членов и 11 кандидатов в члены Президиума. Что касается секретариата, то 16 октября было избрано 10 секретарей ЦК. При этом положение секретарей ЦК было заметно повышено: все они стали либо членами, либо кандидатами в члены Президиума ЦК КПСС. Что касается Оргбюро, то оно было упразднено, а его обязанности были распределены между Президиумом и секретариатом Центрального Комитета.