А.В. Харламенко

Части:

1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10,

11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20,

21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30.

Непроста была и политическая обстановка внутри осаждённого советского лагеря. Поредевшие силы УССР, Литбела и красной Латвии непросто включались в централизованную РККА. Срочная необходимость делить резервы между фронтами поставила военное руководство самой РСФСР на грань раскола. Конфликт между главкомом И.И. Вацетисом и командующим Восточным фронтом С.С. Каменевым привёл к замене комфронтом, но через две недели тот был восстановлен в должности по настоянию В.И. Ленина. Вскоре конфликт выйдет на партийный уровень: комиссары Востфронта апеллируют к Политбюро, а глава РВС Л.Д. Троцкий, защищая главкома, пригрозит отставкой. Через месяц Вацетис всё же будет не только снят с поста, но и арестован ВЧК, выявившей в его окружении предателей; самого экс-главкома по обвинению в измене оправдают, однако он утратит прежнее политическое доверие. В данном контексте небезынтересно, что в апрельские дни, когда Ленин настаивал на срочной помощи Будапешту, Вацетис докладывал руководству, что «временный неуспех на Западном фронте на конечном результате не отразится», заодно предлагая «временно» ликвидировать Всевобуч[1] – не потому ли понадобилось поднять авторитет самой массовой вооружённой организации пролетариата, пригласив гостя из Будапешта на её смотр?

Пожалуй, лишь один результат визита Т. Самуэли увидел свет без купюр – ленинское письмо «Привет венгерским рабочим». В первый же день переговоров В.И. Ленину пришла телеграмма Б. Куна: «Учитывая, что правые элементы в партии в связи с ожидающимся наступлением Антанты почувствовали благоприятные для себя возможности, было бы очень хорошо, если бы Вы заявили в открытом письме ко мне, что есть только один выбор: либо диктатура пролетариата, либо диктатура буржуазии; что секрет успеха не в том, чтобы обеспечить пути для отступления, а скорее в том, чтобы радикально покончить с капиталистическим строем»[2].

Подобную просьбу – правда, не на столь высоком уровне – адресату уже приходилось вежливо отклонять. Тогда, если верить мемуарам, он ответил: «Я не вправе вмешиваться во внутренние дела других стран. Тем более в дела таких стран, внутреннюю обстановку в которых я недостаточно хорошо знаю»[3].

На сей раз Ленин счёл прямое обращение к венгерскому пролетариату необходимым. Видимо, сыграли роль и информация Т. Самуэли, и усложнившееся военно-политическое положение. Послание, доставленное Т. Самуэли, было сразу же переведено Б. Куном, но для публикации полного текста потребовалось преодолеть сопротивление социал-центристов. Один из наркомов, Ж. Кунфи, вряд ли сознавая, что разоблачает себя, публично выразил несогласие с тезисом письма: «Расстрел – вот законная участь труса на войне». Дело явно касалось не одних лишь банальных дезертиров…

Письмо, а скорее теоретическая статья, полемически обращено против оппортунистов правого и центристского толка. Выполняя просьбу руководителя ВСР, В.И. Ленин дал популярный по форме, но глубокий по содержанию обзор различных аспектов диктатуры пролетариата.

Будучи именно диктатурой, данный тип власти «предполагает применение беспощадно сурового, быстрого и решительного насилия для подавления сопротивления эксплуататоров, капиталистов, помещиков, их прихвостней». Как покажут события, это ленинское напоминание имело для «венгерской Коммуны» жизненную важность. Особо актуален был кадровый аспект: «Кто не понял этого, тот не революционер, того надо убрать с поста вождей или советчиков пролетариата».

Однако руководитель Советской России отнюдь не ставил на этом точку. На первое место он выдвигал более фундаментальный аспект нового типа власти: «Не в одном насилии сущность пролетарской диктатуры, и не главным образом в насилии. Главная сущность её в организованности и дисциплинированности передового отряда трудящихся»[4]. Чрезвычайно высоко, даже с некоторым авансом, оценивая именно этот аспект начального этапа социалистических преобразований в ВСР – «в смысле организованности венгерский пролетариат, видимо, уже обогнал нас»[5], – Владимир Ильич подчёркивает, что цель создания бесклассового общества «нельзя осуществить сразу, она требует довольно продолжительного переходного периода». В течение всего этого периода придется преодолевать достаточно сильное сопротивление, не только сознательное со стороны капиталистов и буржуазной интеллигенции, но и бессознательное, которое оказывает и будет оказывать «громадная масса слишком забитых мелкобуржуазными привычками трудящихся, крестьян в том числе»[6].

Последнее разъяснение явно неслучайно. Ленин, видимо, стремится с максимальным тактом обратить внимание на то, что высокая организованность первого этапа пролетарской революции в Венгрии достигнута ценой широкого компромисса, чреватого при неблагоприятных условиях своей противоположностью – мелкобуржуазной контрреволюцией, пролагающей путь контрреволюции буржуазной. Он вновь и вновь предостерегает от опасного увлечения революционной фразой, подчеркивая, что к настоящей победе способен «только тот класс, в котором лучшие люди полны ненависти и презрения ко всему мещанскому и филистерскому». Не навеяна ли эта формулировка отчасти общением с Т. Самуэли, как мало кто олицетворявшим эту непримиримость?

В.И. Ленин всё ещё убеждён: «Каждый месяц приближает мировую пролетарскую революцию»[7] (точнее было бы сказать: она уже идёт, но как процесс с открытым пока исходом, зависящим, в том числе, от субъективного фактора). Однако исподволь нарастает стоический мотив: победы достоин «только тот класс, который сумеет вынести все тяжести, испытания, невзгоды, великие жертвы, неизбежно возлагаемые историей на того, кто рвёт с прошлым и смело пробивает себе дорогу к новому будущему»[8].

В заключительных строках письма-статьи спрессован драматизм главного на тот момент испытания: «Вам предстоит теперь благодарнейшая и труднейшая задача – устоять в тяжёлой войне против Антанты… Во всём мире всё, что есть честного в рабочем классе, на вашей стороне». Двойной рефрен: «Будьте тверды!» – подводит, как необходимое условие, к финальному аккорду: «Победа будет за вами!»[9]

Видимо, Ленин уже знал: прорыв к Карпатам не состоится. В письме нет обещаний помощи, но есть призыв «устоять в тяжёлой войне». Победа, если будет, то «за вами», а не «за нами». В неравной борьбе Венгерской Коммуне придётся полагаться на свои силы и международную рабочую солидарность.

15. Словацкий поход

Весь путь, пройденный красной Венгрией, – краткий, но на редкость насыщенный драматическими поворотами, – отмечен поистине колоссальной ролью международных факторов европейского и мирового масштаба, властно подчиняющих себе, делающих формами своего проявления внутренние моменты социально-политической ситуации. Этим мадьярская драма 1919 г. предвосхитила основную тенденцию всего последующего столетия. Неудивительно, что с международной ситуацией неразрывно переплетаются и последняя победа ВСР, и её финальное поражение.

В первый день лета, буквально наутро после отчёта Т. Самуэли о поездке в Москву, Венгерская Красная Армия развернула военно-политическую операцию стратегического масштаба. Вступив на территорию Восточной Словакии, она первый и последний раз перешла демаркационную линию, продиктованную Антантой правительству Каройи. Попробуем разобраться: по каким причинам было принято столь рискованное решение?

Если бы лидеры ВСР руководствовались приоритетами национального масштаба, следовало бы, изгнав чехословаков за ими же нарушенную «черту», заняться освобождением другой части мадьярских земель, столь же противоправно захваченной Румынией. Выйдя и здесь на демаркационную линию, установленную Антантой, можно было апеллировать к Парижской конференции, добиваясь участия в мирных переговорах и снятия блокады. Но осаждённая страна имела уже немало случаев убедиться в степени верности западных «партнёров» любым международным обязательствам. Главное же – идейно-политические ориентиры, придававшие республике силу и стойкость, принципиально не замыкались в никем ещё не признанных границах «малой Венгрии».

Для убеждённых патриотов, таких, как начальник генштаба ВКА Аурел Штромфельд – душа и мозг «словацкого похода», – ориентиром служило, прежде всего, возрождение многонациональной державы, за которую мадьяры и словаки вместе сражались под знамёнами Ф. Ракоци и Л. Кошута. На революционных плакатах ВСР можно было видеть очертания «большой Венгрии». Это не означало довоенного статус-кво: ВСР изначально отказалась от господства мадьяр над другими нациями, признав за всеми право на самоопределение. Теперь она сражалась за то, чтобы это право осуществлялось не путем кровавого рассечения единой веками страны, а предпочтительным с геополитической, экономической и просто человеческой точек зрения путём создания федерации равноправных республик.

Коммунисты-интернационалисты мыслили цели похода намного шире. Они видели в Словакии слабое звено сколачиваемой врагами «малой Антанты», а возможно, и архимедов рычаг европейской революции. Для такого восприятия имелись реальные основания. Обе части Чехословакии относились к немногим на тот момент странам, где пролетариат был, с одной стороны, многочислен и довольно хорошо организован, а с другой – не обескровлен в навязанных боях. Коммунисты рассчитывали, что освободительный поход найдёт отклик у рабочих, батраков и крестьянской бедноты Словакии, даст Центральной Европе пример демократического решения национального вопроса, откроет новые возможности взаимодействия с рабочим классом Чехии, Австрии и Германии. Для Венгерской Коммуны забрезжил ещё один шанс прорыва политической и экономической блокады – при отсутствии прямой связи с Советской Россией, пожалуй, последний. На счастливый же случай открытия карпатского «коридора» обеспечивалась дополнительная гарантия его широты и надёжности.

Одним из мотивов, главных для коммунистов и левых социалистов, был интернациональный долг перед Советской Россией, которая в те дни отбивала натиск белой армии Колчака, опиравшейся на белочехов. Удар по буржуазной Чехословакии должен был помешать дальнейшим действиям мятежного корпуса на востоке.

Гипотетически можно представить, что сыграл роль и субъективный момент, вынесенный Т. Самуэли из киевских переговоров. Тогдашний глава УССР Х.Г. Раковский, потомок болгарских революционеров, многие годы прожил в Румынии, где стал одним из лидеров местной социал-демократии. Вероятно, он убеждал руководство ВСР, что освободить оккупированные мадьярские земли помогут Киев и Москва, сочетая активизацию его контактов в Бухаресте с военно-политическими акциями в Бессарабии. В этом случае ВКА получала относительно защищённый тыл, сама же могла и должна была нейтрализовать Прагу

Против похода в Словакию не имели оснований возражать даже социал-демократы: торг с Антантой, который они держали в уме, не стоило затевать с пустыми руками. Разнонаправленные мотивы, как часто бывает, сошлись на одном решении. Такого рода «консенсус» на всем недолгом пути ВСР играл двойственную роль, способствуя социально-политической устойчивости при одних обстоятельствах и обнаруживая негативную изнанку при других.

Несомненно, при выборе направления главного удара учитывалась относительная слабость буржуазной Чехословакии – как в военном отношении, что показал уже северный поход ВКА в мае 1919 г., так и во внутриполитическом.

Присоединение Словакии и Закарпатья к Чехии совершалось способом, исключительным даже по империалистическим меркам, – на основании соглашений, подписанных лидером чешских националистов Т. Масариком в Питтсбурге и Филадельфии с представителями эмигрантов из этих земель в САСШ (!!). Население стран, чьими судьбами те распоряжались, никто ни о чём не спрашивал – всё обеспечивало оккупационное командование Антанты. Рабочие и батраки Словакии, ещё в 1918 г. создавшие во многих местах Советы, не радовались присоединению. Никогда прежде, кроме как в воображении националистов, Чехия и Словакия не составляли единого государства, ни самостоятельного, ни даже автономного. Теперь объединение проводилось методами бюрократического централизма, лишь добавляя к гнёту помещиков и церковников новое угнетение. Декретированная чешским буржуазным правительством аграрная реформа, с распределением излишков помещичьей земли за высокую плату, была выгодна кулакам, положение же малоземельного крестьянства, преобладавшего в Словакии и Закарпатье, к лучшему не изменилось. Налоговый гнёт буржуазного государства над деревней усиливался. В правительство единого государства входили только чешские партии. Словакия была лишена самоуправления, наводнена чешскими офицерами, жандармами, чиновниками, алчными дельцами. Вместо мадьярского языка стал принудительно вводиться чешский, словацкий же как был, так и остался в загоне. Что уж говорить о многочисленном на юге и востоке мадьярском населении, подвергшемся ещё более унизительным гонениям националистов. Полгода правления Праги показали даже обывателям, что вековые экономические и житейские связи не стоит рвать ради замены «этнически чуждой» буржуазии на «родственную». Защищать уменьшенную пародию на габсбургский дуализм в Словакии оказалось некому и незачем.

Уже 6 июня ВКА освободила административный и экономический центр Восточной Словакии – город Кошице, 8 июня – горняцкий Прешов. Деморализованные войска противника отступали почти без боя. Ряд чешских частей перешёл на сторону ВКА. Проиграв развязанную им войну, буржуазное правительство Праги 15 июня потерпело поражение на выборах и пало, уступив место коалиции социал-демократов, аграриев и народных социалистов.

К середине июня южные и восточные районы Словакии перешли под контроль Советской власти. Части ВКА достигли Карпатских гор, вплотную подойдя к польской границе. Жители края, как мадьяры, так и словаки, тепло встречали Красную Армию. На освобождённой территории сразу же создавались органы народной власти – Советы и директориумы. Рабочая власть восстанавливала исторически сложившееся единство с Венгрией, избавляла мадьяр от дискриминации, но вовсе не собиралась порывать с трудовой Чехией.

16 июня словацкая и чешская секции Социалистической партии Венгрии провели в Прешове массовый митинг рабочих и крестьян, приехавших из многих городов, посёлков и деревень. Участники митинга провозгласили создание первого в словацкой истории суверенного государства. В единодушно принятом единодушно обращении к пролетариям всего мира говорилось: «На словацкой земле, освобождённой от империализма, образовалась сегодня самостоятельная Словацкая Советская республика… Словацкие рабочие, солдаты и крестьяне продолжают борьбу на революционном фронте, путь которому проложили Российская и Венгерская Советские республики».

В международном плане новое государство заняло последовательно интернационалистскую позицию: «Словацкая Советская республика считает своими естественными союзниками своих победоносных братьев – Российскую и Венгерскую Советские республики – и становится под защиту всего международного пролетариата и его единого солидарного рабочего Интернационала. Свой первый привет она шлёт чешским братьям-пролетариям, находящимся до сих пор под гнётом империализма»[10].

На прешовском митинге был избран высший орган власти – Временный Революционный Исполнительный Комитет. 20 июня он утвердил Словацкий Революционный правительственный Совет с местопребыванием в Кошице. Главой правительства и наркомом иностранных дел стал чешский левый социал-демократ Антонин Яноушек.

Приветственные телеграммы, сообщавшие о создании республики, СРС направил В.И. Ленину, советским правительствам России, Венгрии, Украины, а также Венгерской Красной Армии. В ответном послании наркоминдел РСФСР Г.В. Чичерин от имени Совнаркома приветствовал республику, «вступившую теперь в ряды революционных социалистических государств»[11].

Советское правительство Словакии декретировало национализацию крупных промышленных и торговых предприятий, банков, транспорта. Повсюду вводился 8-часовой рабочий день, рабочим повышалась зарплата, они получали право на пенсию. Постановление от 23 июня должно было положить начало коренным преобразованиям на селе. По венгерскому образцу земельные владения более 50 га подлежали экспроприации, на их основе планировалось создавать госхозы или производственные товарищества сельскохозяйственных рабочих и крестьянской бедноты. Особым декретом деревня освобождалась от непомерных налогов. Правительство объявило мобилизацию трудящихся в Словацкую Красную Армию; уже к концу июня она насчитывала до 50 тысяч бойцов.

Одним из первых декретов СРС всем национальностям предоставлялись равные права. Создание ССР открывало путь к решению национального вопроса, аналогичный тому, на который тогда же становились Российская, Украинская и другие советские республики.

Конституция, принятая Всевенгерским съездом Советов 14-23 июня, провозгласила образование Венгерской Социалистической Федеративной Советской Республики как «добровольного союза свободных народов». В её состав вошли Венгерская и Словацкая советские республики, Русская Крайна (нынешняя Закарпатская область Украины) и Немецкое автономное объединение в пограничном с Австрией крае Бургенланд. Для Словакии и Закарпатья это означало равноправное, в отличие от недавней аннексии чешскими националистами и Антантой, равноправное вступление в федерацию советского типа, сохранявшее за народами их молодую государственность.

Рассматривая словацкую кампанию ВСР и создание ССР на широком историческом фоне, надо отметить, что её причины, характер и итоги во многом предвосхитили, примерно на год, эпопею советско-белопольской войны. Обе войны развязывались отнюдь не пролетарскими государствами, упорно проводившими миролюбивую политику даже ценой территориальных и иных потерь, а буржуазно-националистическими режимами соседних стран с подачи империалистических покровителей. Обе Красные Армии победоносно освободили свои земли от агрессора, а затем вступили на территорию противника, выполняя политические решения руководства о поддержке революционных сил соседних земель, исторически связанных с Венгрией и Россией.

Почти во всем остальном ситуации существенно различаются. Поход РККА на Варшаву при желании можно подверстать под схему «экспорта революции» одной страной в другую: советско-польская граница, отсутствовавшая де-юре, обусловливалась де-факто, во-первых, отрезанностью бывшего Царства Польского от революционных событий 1917 г. фронтами Первой мировой войны, и, во-вторых, международно-правовым признанием суверенной польской государственности Советской Россией и Версальской системой договоров. К началу июня 1919 г. Версальской системы ещё не существовало; бывшая держава Габсбургов, распавшаяся полгода назад, в восприятии большинства оставалась единым политическим пространством, которое лишь пытались по-разному оформить различные классовые и национальные силы. С международно-правовой точки зрения, в случае венгеро-словацких отношений 1919 г. говорить об «экспорте революции» вдвойне абсурдно: к вышеупомянутым характеристикам эпохи здесь добавляется отсутствие чёткой грани между субъектом и объектом этого воображаемого процесса. С точки же зрения общеисторической, речь должна идти о неполной дифференцированности, с тенденцией к слиянию, революций в двух странах, теснейшим образом связанных историей.