V.

Всякий непредубежденный читатель согласится, что вопрос о задачах, предмете и методе марксистской политической экономии не должен был бы возбуждать никаких споров: так ясно он решается и общим характером работы Маркса и Энгельса и их прямыми заявлениями. Что касается предубежденных читателей, которые, действительно, «известной предвзятостью» ослепили себя, для них все будет недостаточно доказательно.

Тем не менее небесполезно будет произвести дополнительную проверку: посмотреть, в каком виде представлялось это дело Ленину.

Правда, работ, посвященных специально методологии политической экономии, мы у него не найдем. Он не разглагольствовал о методе: он с несравненным блеском применял метод Маркса к раскрытию и выяснению условий революции в современной экономике.

Тем не менее мы найдем у него многочисленные замечания по интересующему нас вопросу. Нисколько не претендуя на полноту, приведем некоторые из них.

В 1913 г. Владимир Ильич написал для словаря Граната статью о К. Марксе. При словарной сжатости этой статьи она поражает ясностью, отчетливостью, глубокой продуманностью буквально всякой строки, всякого выражения. Когда мы дойдем до издания собственной «Энциклопедии», мы не сумеем сделать ничего лучшего, как просто перепечатать эту статью, дополнив ее, может быть, некоторыми биографическими данными, появившимися после 1913 года.

Излагая содержание первых, абстрактнейших глав I тома «Капитала», переходя в частности к тому анализу формы стоимости и денег, который дан Марксом, Ленин пишет:

«Главной задачей Маркса является при этом изучение происхождения денежной формы стоимости, изучение исторического процесса (подчеркнуто, как и выше, Лениным) развертывания обмена, начиная с отдельных случайных актов его... вплоть до всеобщей формы стоимости».

Начинающие изучать «Капитал» обычно и не подозревают, что простая форма стоимости, с анализа которой начинается первая глава, характеризует целую эпоху экономического развития, и что ее господство можно еще и теперь наблюдать в некоторых областях земного шара. Их окончательно запутывают и сбивают с правильного пути те конкретные товары, которые у Маркса обмениваются один на другой в случайном акте обмена: 20 арш. холста = 1 сюртуку. Мысль читателя успокаивается: ясно, что это чисто «воображаемый», измышленный, насквозь «фиктивный» пример, который Маркс «выдумал», «абстрагировавшись» от реальной действительности. И вся единичная форма стоимости –  не выражение громадного куска исторической действительности, которая еще не окончательно ушла в прошлое, а вольная выдумка, которая просто «иллюстрирует» один несомненнейший факт: я отдаю в акте обмена вещь, которая не представляет для меня потребительной стоимости и т.д.

И те экономисты, которые не пускают политическую экономию за пределы капитализма, по-своему совершенно последовательны, если они запросто выбрасывают все формы стоимости, кроме денежной: ведь и простая и развернутая и отчасти даже всеобщая формы стоимости выводят нас в такие исторические эпохи, когда не было не только «сюртука», но и «холста», когда люди ходили голыми или в невыделанных звериных шкурах, – и когда не пахло не только капитализмом, но и простым товарным производством.

Эти формы сами по себе, независимо от всего остального, опрокидывают утверждение, будто политическая экономия исследует только законы капиталистических отношений, и что ее метод только абстрактно-аналитический. А между тем Маркс ясно сказал, какое значение придавал он именно этим примитивным формам обмена. Подходя к их анализу, он пишет: «Нам предстоит здесь исследовать вопрос, который буржуазная политическая экономия даже не пыталась поставить, – именно показать возникновение денежной формы, т.-е. проследить развитие того выражения стоимости, каким является отношение стоимостей товаров, от его простейшей, наиболее скромной формы и вплоть до ослепительной денежной формы. Вместе с тем исчезнет и загадочность денег» (отдельные места подчеркнуты мною).

Выходит таким образом, что, оставаясь в пределах капиталистических отношений, мы не можем раскрыть загадку денежной формы, что за ее об'яснением нам приходится спуститься к экономике дикарей, что без истории денег нет их понимания. А ведь если какая-нибудь форма обмена адекватна капитализму, так именно денежная. И если даже ее нельзя об'яснить исключительно из самих капиталистических отношений, что же можно об'яснить, не покидая почвы этих отношений?

Некоторые «абстрактные» экономисты милостиво включают в свои руководства развитие форм стоимости в виде «исторических экскурсов», насильственно вдвинутых в основное содержание. Но этим они только показывают, что не умеют свести концов с концами и что у марксистской экономической науки есть своя логика.

Возвращаемся к статье Ленина о Марксе.

Сжато изложив, каким образом Маркс изучает исторический процесс развертывания обмена от простой до денежной формы, Ленин продолжает:

«Маркс подвергает чрезвычайно детальному анализу различные функции денег, при чем и здесь (как вообще в первых главах «Капитала») в особенности важно отметить, что абстрактная и кажущаяся иногда чисто дедуктивной форма изложения на самом деле воспроизводит гигантский фактический материал по истории развития обмена и товарного производства» (подчеркнуто мною. – И.С.).

Форма изложения абстрактна и кажется иногда чисто дедуктивной. Но в действительности она воспроизводит гигантский исторический материал. И материал этот относится не только к капиталистической эпохе: он охватывает и возникновение обмена, и дальнейшие его ступени, между прочим и простое товарное производство, которое еще не вводит нас в развитые капиталистические отношения. Всякий согласится, что это – точная характеристика действительного содержания первых трех глав «Капитала». И всякий разом увидит, что Ленин утверждает здесь то же самое, что Маркс в «Послесловии» ко 2 изд. I т. «Капитала».

Конечно, все это необходимо для понимания современного капитализма, потому что господство капитала – основная характеристика современной экономики. Но это бесконечно далеко отстоит от об'яснения капитализма из него самого, или, употребляя слишком неосторожные выражения тов. Петрова («Большевик» 1924 г., № 5–6, стр. 96), от «политической экономии, как теории капитализма, изучающей капитализм на основе им самим создаваемых отношений». Маркс и Ленин никогда не опрокидывали элементарнейших требований диалектического метода, что было бы неизбежно, если бы они трактовали экономические вопросы так, как требует тов. Петров.

Едва ли есть необходимость доказывать, что коммунисты строят свою программу на научном фундаменте. Научное обоснование нашей программы – в нашей политической экономии[1].

Марксистским соотношением нашей программы и нашей науки в сущности уже предопределяется, что такое наша политическая экономия, каковы ее задачи, предмет и метод. В этой связи материалы к выработке нашей программы 1903 года, впервые опубликованные в «Ленинском сборнике», т. II, приобретают громадный теоретический интерес.

При выработке программы, главным образом именно ее вводной, теоретической части, наметились существенные разногласия между Лениным и Плехановым. Вдумываясь в них, мы раскрываем, что именно эти разногласия развернулись впоследствии в противоречия между Коминтерном и II Интернационалом.

Приведем некоторые замечания Ленина на плехановский проект программы.

Ленин возражает против того, будто в современном обществе «рост неравенства порождается только «ростом эксплоатации наемного рабочего». В действительности, говорит Ленин, «он порождается: 1) экспроприацией мелкого производителя + 2) обнищанием мелкого производителя + 3) ростом эксплоатации + 4) ростом резервной армии» (стр. 26).

Подчеркнутыми у меня пунктами Ленин говорит: вы забываете, что в реальной жизни еще происходит первоначальное накопление, и еще сохранились мелкие производители, нищающие под ударами капитала, но еще не превратившиеся в наемных рабочих.

Поэтому в своем проекте программы Ленин пишет следующие слова: «Ближайшие цели русской социал-демократии значительно видоизменяются однако тем, что многочисленные остатки докапиталистического, крепостного (подчеркнуто мною. – И.С.) общественного порядка задерживают в сильнейшей степени развитие производительных сил, делают невозможным полное и всестороннее развитие классовой борьбы пролетариата, принижают жизненный уровень трудящегося населения, обусловливают азиатски-варварские формы эксплоатации и мучительное вымирание многомиллионного крестьянства» (стр. 45, 51).

Плеханов составил второй проект программы, – и Ленин начинает свои замечания на него следующими словами: «Самым общим и основным недостатком, который делает этот проект неприемлемым, я считаю весь тип программы, именно: это не программа практически борющейся партии, а Prinzipiener klärung» (провозглашение принципов), «это скорее программа для учащихся (особенно в самом главном отделе, посвященном характеристике капитализма), и притом учащихся первого курса, котором говорят о капитализме вообще, а еще не о русском капитализме» (стр. 65).

Запомним: говорить о капитализме вообще – это достаточно для учащихся первого курса. На следующем курсе экономист должен говорить о реально существующем капитализме, использовав для его понимания крайне важные знания, полученные на первом курсе.

Резюмируя свои возражения, Ленин еще раз указывает на такие недостатки проекта Плеханова:

«Крайняя абстрактность многих формулировок, как будто бы они предназначались не для боевой партии, а для курса лекций».

«Отстранение и затемнение вопроса о специально русском капитализме –  особенно важный недостаток, ибо программа должна дать свод и руководство для агитации против русского капитализма. Мы должны выступить с прямой оценкой его и с прямым объявлением войны именно русскому капитализму» (стр. 66).

Затем Ленин повторно резюмировал, что именно делает для него проект Плеханова неприемлемым. Он отмечает следующие недостатки:

«По способу формулировки важнейшего отдела, относящегося к характеристике капитализма, этот проект даст не программу пролетариата, борющегося против весьма реальных проявлений весьма определенного капитализма, а программу экономического учебника, посвященного капитализму вообще».

«В особенности непригодна программа для партии русского пролетариата, потому что эволюция русского капитализма, порождаемые русским капитализмом противоречия и общественные бедствия почти совершенно обойдены и затемнены благодаря той же системе характеризовать капитализм вообще. Партия русского пролетариата должна в своей программе самым недвусмысленным образом изложить обвинение ею русского капитализма. Необходимо это тем более, что русская программа не может быть в этом отношении одинакова с европейскими; эти последние говорят о капитализме и буржуазном обществе, не указывая, что эти понятия приложимы и к Австрии, и к Германии и т.п., ибо это подразумевается само собою. По отношению к России этого подразумевать нельзя».

«Отделаться же тем, что капитализм «в развитом своем виде» отличается вообще такими-то свойствами, – а в России капитализм «становится преобладающим», значит уклониться от того конкретного обвинения и об'явления войны, которое для практически борющейся партии всего важнее.

«Проект не достигает поэтому одной из главных целей программы: дать партии директиву для ее повседневной пропаганды и агитации по поводу всех разнообразных проявлений русского капитализма» (стр. 88–89).

«В высокой степени знаменательны возражения Плеханова. Он полагает, что если исполнить пожелания Ленина, то придется, чего доброго, «дать неверную (подчеркнуто у Плеханова) характеристику капитализма, так как русские экономические отношения далеко не обладают еще всеми типическими чертами развитого капитализма» (стр. 94).

Вот это – вполне последовательное применение «абстрактно-аналитического» метода, вот это – полное его торжество. Но вместе с тем – и непреднамеренное доведение до абсурда.

Теперь, когда мы – секция Коминтерна, мы говорим: как передовой отряд борющегося пролетариата, ведущего за собою крестьянство и колониальных рабов капитала, должны самым недвусмысленным образом изложить обвинение современного капитализма, об'явление войны современному капитализму, всему его разрушительному хозяйничанью в метрополии и колониях. Наша теория, – как прекрасно выразился Ленин, – «прежде всего и больше всего руководство к действию» (стр. 353. Так подчеркнуто у Ленина). Мы не студенты первого курса. Не с «капитализмом вообще», не с абстракциями об'ективно мы должны иметь дело, какое бы колоссальное познавательное значение они ни имели. Наша задача теперь – и все изучение реальной экономики показывает, что это именно задача, поставленная историей к осуществлению – в том, чтобы мобилизовать массы на борьбу «против весьма реальных проявлений, весьма определенного капитализма»[2].

Нет, – отвечает в настоящее время II Интернационал, – обрисовав капитал в эпоху его гниения, т.-е. обрисовав мировой капитал, каким мы его знаем и каким он сложился, вы даете неверную характеристику капитализма, так как "современные экономические отношения далеко не обладают еще всеми типическими чертами развитого капитализма». Вы – азиаты, вы – восточные социалисты. И первая задача вашей партии – сделаться европейцами по своим воззрениям и тактике.

Не случайность, что для всех теоретиков II Интернационала (может быть, за исключением только Каутского, бессильного свести свое жалкое настоящее со многими элементами своего прошлого) политическая экономия – наука о законах развитого капитализма и что ее метод – абстрактно-аналитический.

Они скажут, что и их политическая экономия обосновывает их «программу», и что программа – тоже их «руководство к действию». И это руководство – наиболее совершенное, так как оно точно фиксирует момент, когда должна наступить пора действий. Это – тот момент, когда реальная экономика «верно» воспроизведет все типические черты «умопостигаемого» развитого капитализма.

Подождать надо, пока реальные капиталистические отношения не дозреют до того уровня, который предусмотрен нашими учебниками первого курса «о капитализме вообще».