КПРФ – 15 лет. В «круглые даты» принято подводить итоги и строить перспективы. Самый главный итог для КПРФ состоит не в том, что за партию голосуют миллионы (голосование зачастую не показатель подлинной партийности масс), а в том, что эта партия принята Системой. Она стала заурядной парламентской партией, живущей на государственном финансировании и деньгах богатых спонсоров, а отнюдь на не партийные взносы, которых, понятное дело, никогда не будет достаточно, чтобы вести предвыборные кампании ради пяти десятков мест в парламенте, которые определенных ей Системой. Для этого партии пришлось отказаться от базовых коммунистических принципов, как то отрицание частной собственности, признание диктатуры пролетариата, а знаменитое высказывание Г. Зюганова об исчерпанности «лимита на революцию» сегодня особенно любят повторять представители власти. КПРФ все пятнадцать лет своего существования старалась редко употреблять такие понятия, как «классы», «классовые интересы», тем более «классовая борьба».

Однако реальные изменения в социальной структуре постсоветского российского общества потребовали снова обратить внимание на эти понятия, тем более что сама власть давно уже это сделала. КПРФ необходимо было извлечь печальный опыт своей предшественницы – КПСС, которая провозглашая, с одной стороны, курс на рынок, отвечающий, в первую очередь, интересам предпринимательского класса, который предстояло еще создать, не отказалась от защиты интересов «всех трудящихся». Эта двойственность между провозглашаемым «общенародным» характером партии и реалиями политической борьбы так и не была разрешена, она разрушала единство партии. Как КПСС, а затем ее преемница КПРФ, может в условиях реальной политической борьбы выражать интересы народа – вопрос, на который так и не был дан четкий ответ, и за короткий период партия утратила свою социальную базу.

Сегодня КПРФ очевидно, что старый членский ресурс партии, доставшийся в наследство от КПСС, физически исчерпывается. На политическую сцену выходит поколение, не знавшее СССР, порождение уже сложившегося капитализма. В недрах КПРФ зреет понимание, что в России сложилась в общих чертах социальная структура, отвечающая современному этапу развития капитализма. Изменения в партийной системе, инициированные властью в последние годы, снова побуждают искать ответы на вопросы о социальной базе партии, тем более в условиях, когда она растекается уже не между десятками псевдопартий, а между партиями, претендующими стать стержнем всей политической системы России. Поиск своего места в нынешних условиях стимулируется и очевидными провалами КПРФ на выборах.

Г. Зюганов в одной из своих последних книг подчеркивает значение анализа социально-классовой структуры общества и прямо ставит вопрос о «классовой опоре» коммунистической партии. «Необходимо ясное понимание того, на какие классы, слои и группы могут опираться коммунисты»[1]. Однако зачем это нужно партии? «Укрепить государственность, укрепить власть – это значит опереть ее на экономически самостоятельный, социально-активный и политически осознавший себя класс общества». А в докладе Г.А. Зюганова на XII (внеочередном) съезде КПРФ (24.09.2007) вообще говорится, что КПРФ является «действенным защитником и носителем государственных институтов и ценностей».

И чем же КПРФ тогда отличается от пропутинской «Единой России»? Тем, что «путинская «властная вертикаль» в бюрократическом ослеплении противопоставила себя практически всем социально активным слоям общества: от мелких и средних предпринимателей до крупнейшей буржуазии»?[2] Так это неправда. На кого же тогда опирается путинский режим? Если КПРФ на самом деле является «действенным защитником и носителем государственных институтов и ценностей», то почему же не на нее, а на «Единую Россию» опирается путинский режим?

Впрочем, Зюганов все-таки называет классовую опору режима: компрадорскую буржуазию. Тогда партии надо четко определить свою позицию по отношению к ней. Зюганов вообще-то это делает. «Новый класс крупных собственников, сложившийся в постсоветской России, – убежден Г. Зюганов, – не только не укоренен в национальную и культурную почву нашей страны, но является лишь отрядом «приказчиков» транснационального капитала. В сущности, он представляет собой модернизированное издание компрадорской буржуазии. Это – каток, сминающий все русское, советское и народное в России»[3].

По мнению Г. Зюганова, «на сегодняшний день в России более или менее сложился только высший слой буржуазного общества». «Современная российская буржуазия смогла осознать себя самостоятельным классом, понять свои эгоистические цели и задачи». Об этом свидетельствуют «профессиональные объединения, разного рода клубы, всевозможные структуры, связанные с менеджментом, отдыхом и культурным досугом». Однако при этом Зюганов избегает употребления понятия «буржуазная политическая партия», не замечает эти партии и не допускает мысли, что на наших глазах утверждается политическое господство этого класса. Называя этот слой «классовым оппонентом» (всего-то?) КПРФ и «в целом» «антинациональным», Зюганов допускает «определенное взаимодействие с теми или иными его представителями» «в зависимости от условий общественной борьбы, спектра тактических и стратегических задач, стоящих перед нами». К ним он относит «принципиально другого вида предпринимателей», «заработавших свои средства не разграблением общественной собственности, а личным трудом, готовых работать на благо страны. И не словами, а делом поддерживающих принципы социальной справедливости»[4].

Однако, в общем и в целом, «лейтмотивом всей «политики реформ», проводимой этим господствующим классом, являются экономическая экспроприация и социальная маргинализация основной массы населения России». Результатом такой политики, считает Зюганов, стало разделение «социально на «новых» и «старых» русских, пропасть между которыми углубляется с каждым днем»[5].

На другом полюсе в центре внимания Зюганова оказываются «люмпенизированные слои населения», с которыми партии «работать надо настойчиво и постоянно». Особенность этих слоев, по мнению Зюганова, в том, что «они всегда следуют за сильным», «охотнее всего поддерживают не тех, кто стремится их защищать, взывая к идеалам справедливости, а тех, кто наиболее преуспел в жизни, разбогател»[6].

«Между этими двумя социально-классовыми группами располагается сегодня вся остальная часть общества, пребывающая в состоянии своеобразного расплава». Таким образом, «маргиналитет» у Зюганова оказывается отдельной «социально-классовой группой». А рабочих и крестьян Зюганов к классам не относит, поскольку они пребывают «в состоянии своеобразного расплава». Верно констатируя, что «процесс классообразования идет медленно», Зюганов не ставит задачу содействия этому процессу вообще, а тем более не определяет класс, интересы которого партия намерена написать на своем знамени. Да, «выстраивать свою политическую работу, опираясь на этот расплав, трудно». Да, нужна не только «формальная картина расстановки классовых сил в обществе». Да, необходимо понимание «характера всех социальных слоев и прослоек нынешнего российского общества». Но вместо того, чтобы помогать своему классу прояснять этот «характер», преодолевать «три достаточно разных психологических уклада», возникающих вследствие незавершенных процессов классообразования, Зюганов размышляет над тем, «на какой из них делать ставку, обращаясь к такому человеку с нашими предложениями, пропагандой, призывами? Какая из трех его «личностей» может оказаться важнее?»[7]. Ничего, кроме запутывания сознания беспартийных масс, такая политика не представляет.

«Ошибочность позиции Г. Зюганова, – пишет известный ученый М. Руткевич, – заключается в том, что он упускает из виду важную общесоциологическую закономерность: объективное положение людей в системе общественно-производственных отношений и осознание ими своего социально-классового положения вообще не совпадают (выд. авт. – А.Ч.)». «Это явление нашло теоретическое выражение в различии понятий «класс в себе» и «класс для себя», в более общей форме в разграничении объективного классового положения людей и субъективного осознания ими своих классовых интересов» [8].

Так вот, политические партии, строгая партийность в противовес беспартийности нужны именно для того, чтобы преодолевать это несовпадение, возникшее «в силу ряда хорошо известных, в том числе и самому Зюганову, причин, таких, как запрет на деятельность партий в трудовых коллективах, продажность верхушки основного профсоюзного объединения… особенно же массированное воздействие на сознание людей монопольно господствующих проправительственных средств массовой информации»[9]. Кому, как не «партии трудового народа», «принципиально, в интересах широких масс, в интересах их освобождения от всякого рода буржуазных влияний, в интересах их освобождения, полной и полнейшей ясности классовых группировок» «всеми силами добиваться того и строжайше следить за тем, чтобы партийность была не словом только, а делом»[10].

Что пишет Зюганов о современном рабочем классе, «который крайне необходим нам в качестве социальной и политической опоры»? «Конечно, это еще не класс»[11]. «Пока же оценить состояние современного пролетариата чрезвычайно трудно». Зюганов пишет об уменьшении промышленного ядра пролетариата и выделяет три его отряда: «1 слой – «рабочая аристократия» сконцентрирована, прежде всего, в нефтегазовой и других экспортных отраслях, общественно пассивны и политически управляемы со стороны власть имущих. Найти пути и методы работы с ними – наша первостепенная задача...

2 – работники предприятий, которые постоянно балансируют на грани минимальной стабильности. С ними у партии выстраивается гораздо лучшее взаимодействие…

3 слой – трудящиеся предприятий, лежащих на боку… Здесь концентрируется громадный потенциал протеста. Здесь нам тоже предстоит многому учиться и работать, как говорится, не покладая рук…»[12].

Зюганов объективно анализирует состояние рабочего класса в современной России. «Даже тред-юнионистское сознание, то есть способность коллективно бороться за свои экономические права, за лучшие условия продажи своей рабочей силы, недоступно подавляющему большинству российских трудящихся. Его, а тем более классовое сознание, еще только предстоит вносить в их мировосприятие»[13]. Но, как известно, часто между позицией и практической политикой оказывается дистанция огромного размера. Далее мы покажем, как относится КПРФ к рабочему классу.

Что пишет Зюганов о крестьянстве? Определить «социальную суть» современного крестьянства «сейчас очень сложно»[14]. Почему? «Перед нами опять таки «социальный расплав». В нем перемешаны характерные черты очень разных классовых групп… Как и городскому слою трудящихся, российскому крестьянству еще только предстоит объединиться в нечто целостное и жизнеспособное»[15]. Не объединиться, а размежеваться, ибо при капитализме нет единого класса крестьянства, оно расслаивается на сельский пролетариат и сельскую буржуазию. Уже сейчас пресса заполнена материалами о молодых российских «помещиках» и рейдерских захватах земли. Зюганов, как народники в конце 19-го века, не хочет замечать процессы классовой дифференциации в деревне, слепо повторяя сладенькую сказку народников о России как «носительнице самобытной культурной и нравственной традиции», «общинности», стремящейся «к воплощению высших идеалов правды, добра и справедливости» (из программы КПРФ).

Именно поэтому происходит то, что Зюганов только констатирует, а не объясняет, а именно «отток крестьянства из социальной опоры Компартии». «Тем не менее, для нас, коммунистов, земледелец остается одной из центральных фигур, с которой мы выстраиваем самые тесные отношения. Наши социально-экономические интересы в целом совпадают. Наши моральные нормы и принципы – тождественны (? – А.Ч.). Однако после того как власти удалось внести раскол в аграрное движение (власти, а не капитализму? – А.Ч.), у нас ослабли рычаги взаимодействия с крестьянством. Вот их-то нам в первую очередь и надо восстанавливать, наращивать или создать заново»[16]. Эсеровщина чистой воды!

Теперь о бюрократии. Бюрократию Зюганов называет «классовой гвардией режима». В нынешнем «социальном расплаве» она – наиболее устоявшийся сегмент, этакий «почти класс». «В сущности, безгранично раздувая слой чиновничества, власть за народные средства создает и кормит ядро собственной социально-политической базы»[17]. И здесь Зюганов порывает с марксизмом. Бюрократия ни «почти класс», ни «класс» вообще. Кому, как не лидеру парламентской фракции знать о таком явлении, как сращивание государственного аппарата и капитала, о том, что в капиталистическом обществе первый стоит на службе у второго. И поэтому вовсе не только «нынешний правящий режим», и не только, и даже не столько «обманом и насилием» «вернул наше Отечество к капитализму». И дело не только в «переродившейся политической верхушке», «разложившемся и бездарном руководстве». Эти утверждения Программы КПРФ, сохраняющиеся и в проекте новой ее редакции, исторически и теоретически неверны. Марксизм учит искать причины в базисе, показывая диалектическую связь между изменениями в нем и в политической надстройке, а народническая традиция, привычка рассуждать с позиции дихотомии «народ и власть», с которой никак не может расстаться КПРФ, ставит все с ног на голову. КПРФ так боится слова «класс» (ведь за ним идет признание «классовой борьбы»!), что ревизует даже предостережение Сталина об обострении классовой борьбы в ходе социалистического строительства, заменяя их неопределенным «сопротивлением враждебных ему сил».

Поэтому и перемежаются у Зюганова классово выверенные формулировки со стремлением объять весь «народ». Тут и «бюджетники», этот «прообраз непроизводственного пролетариата», который «наиболее зависим от (капитала? Нет, см. далее. – А.Ч.) «партии власти» (! – А.Ч.), более всего придавлен ею и ей подчинен» и которому обещается вывести из подобной зависимости[18]. И «экономически неактивные граждане», представляющие «огромную силу», на которую «во многом опирается нынешний режим»[19]. И «борьба за молодежь для нас исключительно важна и жизненно необходима»0.[20] Ленин писал про подобное политическое направление, сложившееся в начале 20-го века: «Лишенное социальной основы, без всякой связи с каким-либо определенным общественным классом, оно пытается прикрыть свое внутреннее бессилие размашистостью порыва, «широтой» программы, сиречь (читай) беспринципным сочетанием самых различных и противоположных программ, одинаково приложимых, именно в силу этого их качества, и к интеллигенции, и к пролетариату, и к крестьянству»[21].

Таким образом, Зюганов претендует на то, чтобы воскресить марксистский классовый анализ. Правда, его социологические упражнения весьма противоречивы. Классы у него тонут в некоем «социальном расплаве», и КПРФ вместе с ними. Незавершенность процессов классообразования, неразвитость обоих классов капиталистического общества: буржуазии и пролетариата, размытость классового антагонизма между трудом и капиталом, отсутствие массового организованного рабочего движения объективно толкают все сколько-нибудь значимые политические силы к тем слоям общества, классовая физиономия которых отсутствует или еще не сформировалась. Из них сегодня и черпается кадровый состав этих партий. Буржуазия и пролетариат остаются пока в массе своей беспартийными. Отсюда такая всеядность КПРФ, как впрочем, не только этой партии, озабоченной проблемами своей социальной опоры в деклассированном обществе. «Слияние социализма с рабочим движением (этот единственный залог прочного и действительно революционного движения) нелегкое дело, – предупреждал В.И.Ленин, – и не удивительно, что его выработка сопровождается разными шатаниями»[22].

Но все-таки отметим как позитивный факт – подвижки КПРФ от избегания употребления слова «класс» и поклонения перед «народом» к пониманию, что при капитализме есть классы. Причем антагонистические (это слово впервые введено в новую редакцию программы КПРФ! Сохранится ли в окончательном варианте?). Безусловно, включение в проект новой редакции Программы партии положений об антагонистичности отношений между трудом и капиталом и о том, что в современной России «государственная машина стала выразителем интересов и воли крупного капитала», свидетельствует, что в КПРФ есть еще нерастраченные марксистские силы.

Но, сказав «а», надо сказать и «б». Каково отношение партии к этой государственной машине, должны ли коммунисты ставить вопрос о ее полном разрушении в случае прихода их к власти, и что коммунисты предложат взамен ее? Так и напрашивается – диктатуру пролетариата. Классический марксизм знает ответы на эти вопросы. Давал ответы на эти вопросы и В.И. Ленин. Как в конце 19-го века разложение народничества шло одновременно с развитием капитализма и осмыслением этого процесса марксистами, так и сегодня все труднее отрицать факт состоявшейся капиталистической реставрации и воспроизводства классовых отношений и противоречий, присущих этому строю. Вот почему КПРФ вынуждена возвращать в теорию и практику политической борьбы на современном этапе марксистский классовый подход. Хотелось бы верить, что «народность» (а то и «соборность»), с которой носилась КПРФ все пятнадцать лет, останется в прошлом, проявлением переходности политического сознания партийных масс и партийных активистов в условиях незавершенного процесса реставрации капитализма.