І. Французское рабочее движение на домонополистической стадии развития капитализма

«Франция – классическая страна классовой борьбы», – учат нас Маркс и Энгельс. В XIX веке (1830 и 1848 гг.) ее пролетариат поднялся на штурм бастионов, организовал уличные бои.

Рабочий класс своими забастовками, подобно героическим ткачам (прядильщикам Лиона), заставил буржуазию признать некоторые демократические права. Парижская коммуна (1871) была первой попыткой социалистической революции и установления диктатуры пролетариата. Все эти факты свидетельствуют об обоснованности оценок создателей исторического и диалектического материализма. В то же время марксисты-ленинцы не могут игнорировать некоторые слабости, присущие французскому рабочему движению. Французский социализм – это третий основополагающий источник марксизма. Имеются в виду утописты-теоретики, но главным образом богатый опыт пролетариата. Между тем, у рабочего класса были сначала ввиду его численной слабости – собственные демократические иллюзии, вытекающих из радикального характера революции 1789 г., которые подчиняли его республиканской буржуазии в действиях против реакционного и монархистского крыла капиталистического класса.

Парижская коммуна остается наиболее заметной страницей истории рабочего движения. К несчастью, руководители французских рабочих мало учились на опыте этого периода острых столкновений и рассматривали первую форму рабочей власти главным образом с точки зрения дани героизму мученикам Коммуны. Мы знаем, как Ленин всесторонне изучал и анализировал ход событий и решения Коммуны, битву класса, ведомого коммунарами, как фундаментально «изучал их поражения, как хорошую школу пролетариата».

Коммуна показала, что только рабочий класс мог осуществить общественную революцию, опыт которой противоречил идее широкого лагеря «красных цветов» в том числе с «просвещенной буржуазией», против белых монархистов. Коммунары тщетно взывали к «разуму» и «патриотизму» версальцев.

Коммуна, устанавливая широкую непосредственную демократию в своей работе, преодолела передачу полномочий к некоторым секторам буржуазии, восхвалявшихся остальными членами Коммуны и зависимость них. Однако слабостью современного коммунистического движения Франции является то, что материалистический анализ двоевластия коммунаров и версальцев, государства как органа господства определенного класса не опирался на анализ ошибочной практики Коммуны.

Уроки Коммуны сохраняют всю свою актуальность и для URCF, мы рассматриваем изучение их как первейшее условие, чтобы действительно порвать с историческими дефектами французского рабочего движения.

Другая особенность – марксизм распространился во Франции позже, чем в соседних странах: в конце XIX века современники Коммуны марксисты (Гед, Лафарг) были еще слабы. Наиболее активные рабочие оставались под влиянием мелко-буржуазных идеологов. Союз Революционеров-коммунистов Франции (URCF) считает, что для того, чтобы строить настоящую коммунистическую партию ленинцев как ответ на фактическую самоликвидацию ФКП, надо проанализировать теоретический и практический итог революционного рабочего движения, оценить его достижения и его слабости, неоднократно повторявшиеся в истории.

Нам надо снова обратиться к опыту буржуазной демократической революции 1789 года. Эта революция, классическая модель демократических революций на начальной стадии капитализма, оставила глубокий след в памяти пролетариата и всего трудового народа Франции.

1. Во время революции 1789 года сложился исторический народный блок, объединивший под руководством буржуазии мелкую буржуазию, крестьянство, ремесленников и средние слои городского населения. Больше чем в других капиталистических государствах, французская буржуазия всегда искала классовые союзы с различными слоями трудящихся. Таким образом, эти слои, противостоящие в большинстве аспектов политике капитала, встраивались в капиталистическую систему, через «Республику» и выборы, и подчинялись интересам буржуазии. Якобинство, наиболее радикальное течение буржуазной революции, восхваляло представительную демократию. Всеобщее избирательное право было задумано этим течением «как выражение общего желания». Классы народа, тем самым, были связаны с буржуазным государством, его «инвестировать».

Действительно, парламент рассматривался как власть всего народа. После поражения революции коммунаров, последовавшей ужасной расправы, у ослабленного рабочего класса долго не было другой «заботы», кроме как голосовать за буржуазных республиканских кандидатов, рассматриваемых как «оплот» против монархии.

Рабочее движение испытывало затруднение в том, чтобы обрести политическую независимость, и переживало отчуждающую раздвоенность. В качестве «трудящегося», оно противвостояло буржуазному государству, в качестве «гражданина» – оно к нему присоединялось.

Буржуазная революция, столкнувшаяся лицом к лицу с различными заговорами коалиций международных контрреволюционеров, способствовала отождествлению государства и нации, в том числе и тогда, когда это буржуазное государство потеряло какую-либо революционное демократическое содержание.

В конце XIX века, первые социалисты потребовали поддержать буржуазное государство избирательным маневром. Реформист Brousse предлагал даже завоевать власть путем создания общественной службы водо- и электроснабжения и т.д. Записавшись в последователи теорий «федералистов», жирондистов и прудонистов, он считал, что завоевание муниципалитетов означало бы постепенное установление социализма.

Другой социалист Мильеран, присоединившийся к ревизионизму Бернштейна, продолжал мысль Brousse и высказался за «необходимую и постепенную замену общественной собственностью капиталистической собственности в результате завоевания гражданской власти посредством всеобщего избирательного права».

Таким образом, очень рано, в социалистическом движении возникла концепция эволюции и «общественных преобразований» путем постепенных реформ. Как следствие отсутствия какого-либо научного материалистического анализа государства, диктатуры господствующего класса, легализм и парламентский кретинизм получили широкое распространение в общественном движении. Мильеран даже был первым социалистом, который вошел в буржуазное правительство. Эти серьезные уклоны и предательство интересов рабочего класса были осуждены ІІ Интернационалом как «министериалистский» уклон. Мильеран восхвалял «американский путь развития», планировавшийся как быстрое накопление капитала, которое и произошло, но только намного медленнее, позднее. Капитализм во Франции показал темпы централизации и объединения предприятий более низкие, чем в соседних странах, таких как Англия или Германия. В 1900 г. 85 % пролетариата работало на предприятиях с персоналом менее 5 рабочих! Мильеран восхвалял интегрирование профсоюзов с государством, но его политика провалилась. Столкнувшись с упорными забастовками, буржуазное государство выбирает путь жесткого подавления, что развеивало иллюзии о неограниченных возможностях интегрирования с капиталистическим государством. Левое крыло социалистического движения (Гед, Вайан, Лафарг) требовало «революции против буржуазного государства».

Еще довольно мощное движение анархистов восхваляло «разрушение государства», не заменяя его государством пролетариата и его союзников. Гед и его сторонники, чтобы отличаться от анархистских теорий, защищали двусмысленное понятие «завоевание государственной власти».

2. Мы говорим «двусмысленное», так как в этом определении, возобновленном Каутским, ставшим ревизионистом после измены 1914 г., нет ни слова о необходимости, обоснованной Марксом и осуществленной на практике Коммуной, задачи «сломать буржуазное государство».

В социалистическом движении господствовала тенденция, которая ставила знак равенства между нацией и государством, вместо того чтобы требовать независимости рабочего класса от этого органа политической власти господствующего класса. Так закладывалось у нас будущее политическое основание для присоединения к этому государству, в форме «священного Союза» от имени подавляющего большинства социалистической партии.

В рабочем движении действовала противоположная тенденция, обозначенная «левым уклоном». Анархисты и приверженцы «непосредственной демократии» по образцу «санкюлотов» отклоняли любой временный союз классов и видели «общественную эмансипацию» в модели, заимствованной у Прудона, – в «ассоциации свободных производителей». По отношению к этим, современным ему, различным оппортунистам Гед, при отсутствии глубокого понимания марксистской теории государства, оказался неспособным связывать сражения за насущные социальные требования с общим и стратегическим сражением против капитализма.

Согласно его мнению, реформы задуманы как средство агитации в обществе против капитализма, но Гед опасаелся, что если реформы осуществятся, то это усилит иллюзии рабочих относительно капитализма. Ленин напротив, диалектичен, когда пишет: «Марксисты, в отличие от анархистов, признают борьбу за реформы, то есть за такие улучшения положения трудящихся, которые оставляют, как и прежде, власть в руках господствующего класса. Но в то же самое время марксисты ведут наиболее энергичную борьбу против реформистов, которые ограничивают, прямо или косвенно, реформами стремления и деятельность рабочего класса. Реформизм – буржуазный обман для рабочих» (Ленин. «Њuvres Complиtes» том 19. С. 399. Французское издание).

Гед проявил также равнодушие по отношению к битве в защиту демократических свобод. Эти теоретические слабости способствовали переходу некоторых гедистов к «буланжизму» – реакционному течению, носящему имя генерала Буланже – сторонника социальной демагогии и сильной власти!

В конце XIX века профсоюзное движение быстро развивалось. ВКТ, основанная в 1895 г., разоблачила «паразитическую роль избранников», распространилось моральное неприятие коррупции. Антипарламентаризм перерастал в недоверие и даже враждебность по отношению к политическим партиям, в том числе к социалистической.

Профсоюз ВКТ приобретал «политическую миссию», намереваясь стать зародышем «социалистического общества, рождающегося внутри профсоюзного движения».

Синдикалисты, также придерживаясь позиции «внешней стороны» по отношению к буржуазному государству, усиливая раскол, желательный для того же государства, между профсоюзом и революционной партией. Социалистическое движение, разделенное до 1905 года на две конкурирующие партии: французскую социалистическую партию (Жорес) с реформистской тенденцией и партию социалистов Франции (Гед, Вайян) с марксистской тенденцией, – достигло единства, образовав единую социалистическую партию. Между тем этот шаг вперед отмечен примирением с оппортунизмом (по образцу ІІ Интернационала) и был задуман как «организационное сосуществование», без внутренней идеологической борьбы.

Единой Социалистической партией руководили интеллектуалы, которые сохраняли свой общественный статус принадлежности к средним слоям.

Источник теоретической слабости социалистов, проанализированной Лениным, во время его эмиграции во Франции, заключается в оторванности этих интеллигентов от рабочего движения. Профсоюзное движение «противопоставляло этой тенденции чрезмерный «рабочизм». В ходе «Дела Дрейфуса», названного по имени капитана-еврея, несправедливо осужденного за якобы «шпионаж в пользу Германии», буржуазия хотела распространить антисемитизм для подрыва классовой борьбы. Кроме того, это позволяло ей прикрыться флагом реваншистского национализма по отношению ко второму немецкому Рейху, чтобы удерживать рабочий класс от борьбы против эксплуатации.

3. Социалисты заняли в это время различные (в обоих случаях неправильные позиции): Жорес в борьбе «за права человека» и гуманизм объединился с республиканскими средними слоями; Гед же уклонился в экономизм и сектантскую узость в защите Дрейфуса, отказавшись от того, чтобы связать разоблачение этого скандального дела с обвинением капиталистической системы в целом.

Итак, с одной стороны, имело место расхождения в вопросе подчинение социалистических позиций демократическому движению, с другой стороны – непонимание необходи мости участия и обеспечения ведущей роли рабочего класса в широком демократическом движении. Эти уклоны дают о себе знать регулярно на протяжении всего XX века!

Современные правые марксисты разделяют прежние избирательные иллюзии рабочего движения. Несколькими десятилетиями ранее Гед настоял на добавлении в программу французской Рабочей партии, составленную Марксом, фразы «об эмансипации, допускаемой всеобщим избирательным правом». Вследствие этого категории населения, не охваченные выборами: женщины, молодежь, колониальные народы – почти игнорировались стратегией социалистической партии.

ІІ. Революционное движение на империалистической стадии капитализма во Франции

В конце XІX – начале XX вв. происходит усиление вмешательства государства в экономику страны. Это усилило иллюзии о способности буржуазного государства регулировать капиталистическую деятельность.

Жорес продолжил ревизию марксистской теории в этом вопросе, вот что он писал о государстве: «Когда социалисты говорят о буржуазном государстве, как будто бы рабочий класс не принимает в государстве никакого участия, они используют формулировку чересчур поверхностную» («Jean Jaurиs» extrait de la biographie de H. Goldberg. P. 170).

Жорес, таким образом, провозгласил во Франции тезис, который пользовался большим успехом на протяжении всей истории Социалистической партии, затем французской Коммунистической партии: государство (эту точку зрения нельзя расценить иначе, как буржуазную – Ж.Л. Салле) является «выражением лишь соотношения сил между классами»! И далее продолжает Жорес: «Не было никогда государства, которое бы было в руках господствующего класса, это инструмент на все случаи жизни и слуга всех капризов (...) фактически государство представляет не один класс, оно выражает отношения классов, я хочу сказать их силы».

Эта ревизия позволяла оправдывать все оппортунистские отклонения, благоприятствовала, без всякого сомнения, непониманию марксистской теории государства во Франции, так как у Жореса был авторитет «отца».

Эта ревизия имела большой успех и потому что фронтальная классовая борьба пролетариата против капитала завершилась полным поражением всеобщих забастовок 1906 и 1909 годов. Но это поражение было так же и следствием недоверия к партиям со стороны прославленной ВКТ.

Революционное профсоюзное движение, которое воплощал ВКТ, игнорируя необходимость союзов фактически изолировало рабочий класс от других слоев трудящихся и не без основания от Социалистической партии, занятой в действительности только избирательной борьбой.

Левые социалисты, последователи Жюля Геда, все более и более склонялись к тому, чтобы считать, что «Республика» (т.е. государство – ред.) теряет свой классовый характер. Более того, социалисты исключили всеобщие забастовки как средство классовой борьбы, объявляя их анархистскими актами. Теория парламентского пути к социализму перенацелила свое острие, когда Гед характеризовал положение таким образом: «Поскольку вместе с Интернационалом мы провозглашаем опасность для трудящихся Франции, которых хотели бы отвратить от политической деятельности под предлогом всеобщей забастовки (...) мы вместо того, чтобы поворачиваться спиной к революции, поддерживаем и продвигаем революционный путь, армию Труда, когда вместо того, чтобы опускаться на дно растраты сил в систематических забастовках, мы ей показываем политическую возможность и необходимость завоевания Государства. Вместо того чтобы взаимоисключаться, избирательное действие и революционное действие дополняли и дополняют друг друга всегда в нашей стране, где для всех партий победоносное восстание было только продолжением, венчающим голосование (...), отступление от законности всегда с необходимостью предшествовало применению этой законности (...), нынешний социализм – законный и избирательный. Революционер – избирательный бюллетень, он столь же законен, когда на почве классовых кандидатур он организует Францию Труда против Франции Капитала».

Хотя Гед был зачинателем распространения марксизма во Франции, его манифест накануне Первой мировой войны явился отходом от учения Маркса и Энгельса. Особенности оппортунизма во Франции резюмированы в этом переходе: от левой фразы о восстании к практике правых с завышенной оценкой погони за голосами на выборах и законности, которая должна обусловить восстание.

Этот манифест современного «центризма» разделялся во ІІ Интернационале и всем его лидерами, такими, как Каутский и др., позднее Троцкий. Связанные органично в одной организации с ревизионистами, центристы «во имя единства партии» примирялись с оппортунизмом, если они сами его и не разделяли. У Геда переход к социализму обусловлен завоеванием парламентского большинства, которое затем призовет к народному восстанию!!! Троцкий сделал ту же попытку в октябре 1917 года, когда настаивал на том, чтобы момент восстания совпал с открытием Съезда Советов.

Буржуазия, благодаря сверхприбылям, полученным от сверхэксплуатации народов колоний, смогла развратить социалистических руководителей посредством синекур, всякого рода парламентских привилегий. Одновременно финансовый капитал вел политику интегрирования реформистских синдикалистов в государственный аппарат, таких, например, как будущий реформистский раскольник Jouhaud. С тех пор социалистическая партия не только была вооружена революционной тактикой и стратегией, ввиду интегрирования партийных интеллектуалов и руководителей (парламентарии, адвокаты, журналисты) в аппарат буржуазного государства их переход к открытой измене интересам своего класса стал неизбежен.

Это объясняет занятую социалистической партией позицию присоединения к «священному Союзу» в 1914 г. с буржуазией, отхода от пролетарского интернационализма.

Жорес с его пацифизмом и гуманизмом оставался во Франции последним оплотом противников развязывания войны, но слабость его позиции заключалась в надежде на «Государство–Арбитр». Он был убит националистом и с его гибелью замолк последний громкий протест против милитаристской политике. Руководство ВКТ не выступило инициатором антиимпериалистической борьбы за исключением редких революционных синдикалистов (Monatte, Rosmer) присоединилось к буржуазии, в том числе и ярый «антимилитарист» Гюстав Эрвэ, который стал певцом буржуазного национализма! Еще позорнее и значительнее то, что Жюль Гед стал министром военного кабинета. Социалистическая партия превратилась, таким образом, просто в пристяжную интересов французского империализма, их проводником в рабочем движении. В 1918 г. во Франции, стране-»победителе», царил климат «национального единства», благоприятствуя шовинизму и социал-шовинизму среди значительной части рабочего класса, тем более что социал-демократия и мощный ВКТ отстаивали в ходе империалистической войны «священный союз» с буржуазией.

Колониальный характер французского капитализма способствовал также подкупу верхушки рабочего класса, образованию рабочей аристократии, экономические интересы которой сближают ее с буржуазией и которая распространяет в пролетарских массах идеологию сотрудничества классов. Репрессии против войск, наиболее решительно настроенных против войны, против «бунтовщиков», отказывавшихся под влиянием Октябрьской Социалистической революции наступать на фронте, вылились в массовые расстрелы и серьезно помешали развертыванию движения за превращение империалистической войны в гражданскую войну против капитала. Без вклада Коммунистического Интернационала Коммунистическая партия Франции «увидела бы свет» много позже и в ней господствовали бы значительно дольше социал-демократы центристского толка.

ІІІ. Рождение Французской коммунистической партии, большевизация, участие масс

В основании коммунистической партии во Франции участвовали: некоторые тогдашние политики и идеологи; рабочие (часто анархо-синдикалисты), которые в течение войны продолжали борьбу за свои требования, в то время как ВКТ поддерживала «военные усилия»; левые социалисты, которые мечтали о возвращении к прежней социалистической партии, к прежнему гедизму до 1914 г., такие как Марсель Кашен; антивоенные активисты, которые пережили на фронте на собственной шкуре все ужасы империалистической мясорубки и были убеждены в необходимости борьбы с капитализмом вплоть до его разрушения (Анри Барбюс, Жак Дюкло); первые коммунисты и интернационалисты, которые оказали прямую поддержку Октябрьской революции (Жанна Лябурб, учительница в Одессе, которая создала «французскую коммунистическую группу» при партии большевиков и погибшая слишком рано и трагически); «черноморские мятежники», моряки французской Армии, посланные помогать белой армии в ее борьбе с революционным народом во время Гражданской войны в России, но примкнувшиеся с Красной Армией (Андре Марти).