Фидель Кастро призвал «определить, каким должен быть наш мир в условиях сосуществования между двумя противоречивыми общественными системами, как мы сможем создать его на базе нынешнего мира, для которого характерны неравномерное развитие и нетерпимая слаборазвитость, мира, где продолжаются грязные войны против суверенных государств». Подчеркнув: «Чтобы избежать превращения кризиса в катастрофу, империалисты держат наши народы Юга в качестве соответствующего резерва. Путем неэквивалентного обмена они получают сырье по низким ценам; они грабят наши финансы посредством долга, возникновение и увеличение которого поощряли их международные финансовые центры; они используют наши страны в качестве рынков сбыта излишков своих товаров и источника дешевой рабочей силы, которую они принимают либо возвращают в слаборазвитые страны в зависимости от расширения или сокращения производства. Как составную часть нашей борьбы за долговременный мир все мы должны взять на себя защиту нового международного экономического порядка». Нищета, напомнил Фидель, уносит ежегодно больше детских жизней, чем сотня ядерных бомб[1].

Речь руководителя сальвадорских коммунистов, одного из пяти командантес ФНОФМ Шафика Хорхе Андаля была почти открытым предупреждением о действительной, а не выдуманной опасности, нависшей над миром и социализмом. Он заявил, что партия будет приветствовать советско-американское соглашение, но призвал «рассматривать это событие в рамках такого анализа, чтобы никоим образом не замалчивались бы все еще существующие острые моменты, поскольку империализм продолжит свои действия, направленные на обращение вспять или удушение многообразного революционного процесса в странах «третьего мира», в том числе попытки обратить вспять развитие социализма». Предостерег от того, чтобы «вновь приписывать внутренне необратимый характер разрядке международной напряженности либо провозглашать, что имперские руководители прониклись новым мышлением, ибо это привело бы к моральному и идеологическому разоружению тех сил, которые добиваются международной разрядки и чье ясное сознание и боевитость являются залогом продвижения по указанному пути». Напомнил, что «США глубоко увязли во всех контрреволюционных войнах; они жаждут крови революционеров, поражения революции, восстановления имперских порядков. Во имя мира и разрядки империализм требует такого решения региональных конфликтов, которое сохранило бы и укрепило его господство». Подчеркнул: «Только решительная борьба народов за свое освобождение может привести к поражению коварной стратегии империализма, заставить его пойти на справедливые соглашения. Следовательно, борьба народов за свое освобождение эффективно содействует делу мира и прогресса во всем мире; она заслуживает и нуждается в том, чтобы все сторонники мира и демократии на нашей планете оказывали ей моральную и материальную поддержку». Руководитель сальвадорских коммунистов рассказал, что после подписания мирных соглашений Вашингтон удвоил поставки оружия никарагуанским контрас, а после возобновления переговоров в Сальвадоре увеличил поставки режиму Дуарте оружия и ассигновал 9 млн. долл. полиции, которая каждые двое суток совершает открытое убийство либо устраивает «исчезновение без вести». Он привлек внимание к начатой правителями США кампании по дестабилизации и свержению правительства Панамы, имевшей целью сохранить там военные базы и Южное командование Пентагона как инструменты интервенции в Центральной и всей Латинской Америке. Андаль подчеркнул: «Народы Центральной Америки все более отдают себе отчет в том, что дорога к достижению мира и демократии проходит через крах американского вмешательства и восстановление суверенных прав, причем добиться осуществления этой задачи они могут лишь своей собственной борьбой и при наличии международной солидарности. Народ Сальвадора, ведущий борьбу за свое будущее и вносящий тем самым вклад в осуществление благороднейших целей человечества, нуждается в большей солидарности, в большем сотрудничестве и поддержке»[2].

К укреплению солидарности с Никарагуа, ФНОФМ Сальвадора и всеми народами Центральной Америки призвал лидер костариканских коммунистов У. Варгас Карбонель: «Мы считаем, что своей борьбой за социальную справедливость, освобождение, подлинную демократию, за установление новых международных экономических отношений эти народы вносят крупный вклад в дело мира во всем мире». Руководитель Народной партии Панамы Р. Дарио Соуса сказал: «Концентрированное наступление, ведущееся против генерала Норьеги, имеет целью навязать стране продажное правительство, которое поддерживало бы политику империалистической войны. Двусторонняя конфронтация между нашей страной и американским правительством происходит в чудовищно неравных условиях. Компенсировать это может только международная солидарность»[3].

Руководитель Доминиканской компартии Н. Иса Конде подчеркнул: «Среди революционных и антиимпериалистических сил «третьего мира» проявляется несогласие с преобладающей концепцией взаимосвязи борьбы за мир во всем мире и освобождением угнетенных народов, движения против угрозы ядерной войны и борьбы за революцию, революционную власть. Такую борьбу не следует рассматривать по-старому, как искру, которая может привести к термоядерному пожару. Это необходимые ответные действия для ограничения распространяющегося пожара. Но для дальнейших успехов необходима еще большая коллективная солидарность. Однако в нашем движении этому вопросу не придается должного значения». Выразив полное согласие с тем, что революции не экспортируются, Н. Иса Конде сделал ударение на необходимости воспрепятствовать экспорту контрреволюции. Солидарность, сказал он, особенно необходима Сальвадору, как раньше Вьетнаму[4].

Генеральный секретарь Компартии США Гэс Холл обратил особое внимание на серьезность экономических трудностей Вашингтона. Биржевой крах он расценил как прямой результат «рейганомики» и признак назревавшего во всем капиталистическом мире циклического кризиса. В первую очередь этим руководитель коммунистов США объяснял решение Конгресса сократить военный бюджет и расходы на «звездные войны», что привело к отставке министра обороны К. Уайнбергера. Соображающие должны были понять: Вашингтон идет на диалог по ограничению вооружений не от хорошей жизни и не в ответ на политические уступки Москвы, а потому, что безумно дорогая авантюра становится непосильной и для него. С этим подразумеваемым выводом органически сочетался другой, высказанный открыто: «Миру нужен новый уровень единства для того, чтобы положить конец агрессии США против Никарагуа. Требуется новый уровень интернационализма рабочего класса и единства мирового коммунистического движения. Не предпринимать шаги к укреплению рабочих отношений между партиями на классовой основе значит самим играть на руку антикоммунизму»[5].

Даниэль Ортега, выразив СССР и всему социалистическому содружеству благодарность никарагуанского народа за проявленную в последние годы солидарность, призвал «продолжать эту поддержку, потому что, хотя мы в Центральной Америке стремимся к мирному решению вопроса, Соединенные Штаты не приемлют мирного решения»[6]. На совместном торжественном заседании ЦК КПСС и Верховных Советов СССР и РСФСР Д. Ортега говорил: «Никарагуанский народ, который восемь лет назад освободился от угнетения, от капиталистической и империалистической эксплуатации, гордится своими братскими отношениями с Союзом Советских Социалистических Республик». Слова об освобождении от капиталистической эксплуатации были на тот момент преувеличением, но ясно обозначали перспективу. Через несколько месяцев Ортега в первый и последний раз публично назовет социализм целью сандинистской революции.

Президент Никарагуа напомнил, что его приезд в СССР в 1985 г. послужил США предлогом для выделения официальной помощи контрас. Приведя цифры потерь – 45 700 погибших в стране с 3-миллионным населением, 3 млрд. долл. ущерба при объеме годового экспорта 300 млн. долл., – сандинистский руководитель заявил, что народ будет защищать свободу до последней капли крови. Он сказал: «Сегодня американская администрация добивается выделения еще 270 миллионов долларов, и она постарается использовать наше участие в этих грандиозных торжествах, чтобы добиться соответствующего решения конгресса. Но несмотря на эту опасность, несмотря на давление, агрессию и шантаж, мы никогда не откажемся от братских отношений с Советским Союзом». Выразив КПСС и всему советскому народу благодарность за помощь, президент Никарагуа подчеркнул: «Несмотря на клевету и угрозы, мы утверждаем, что рассчитывали и будем рассчитывать на поддержку Советского Союза»[7].

Опасения Ортеги насчет последствий и этой поездки в Москву подтвердились: 5 ноября – как раз к сроку выполнения эскипуласских договоренностей – Палата представителей США одобрила очередной пакет помощи контрас, этими договоренностями запрещенной. Оправдался ли расчет сандинистов на поддержку Москвы, показывают дальнейшие события. Чтобы переговоры не были сорваны, Никарагуа пришлось пойти на односторонние политические уступки: отменить чрезвычайное положение и согласиться на переговоры с контрас, сняв давнее требование прямого диалога с США.

7. Предательство и подвиг

Если бы Горбачев и его окружение руководствовались не то что коммунистической идейностью и интернациональным долгом, но хотя бы государственными интересами, они должны были отреагировать на прозвучавшую в Москве критику и провести перед визитом в США ясную черту, дальше которой отступать не будут. Это способствовало бы и успеху переговоров: с теми, кто готов сдать всех и все, договариваться незачем, на них надо только усиливать нажим до полной капитуляции.

К визиту Горбачева в декабре 1987 г. в США была приурочена пропагандистская кампания вокруг майора Р. Миранды, бывшего советника министра обороны Никарагуа. Как сообщалось в печати, он «был уже известен ЦРУ, поскольку уже с год время от времени передавал США информацию». Попавшись на финансовых махинациях, он бежал в США, прихватив секретные документы, за что получил от ЦРУ 800 000 долларов – вдвое больше обычной платы перебежчикам. 13 декабря «Вашингтон пост» вышла с сенсационным заголовком на первой полосе: Никарагуа готовится иметь 600-тысячную армию, вооруженную советскими ракетами и, конечно же, МиГами! Расчет был на то, что почти никто из читателей не вспомнит численность населения Никарагуа – 2,5 миллиона – и не заглянет на 17-ю страницу, где мелким шрифтом было набрано интервью с перебежчиком. Ведь даже он говорил лишь о плане подготовить за восемь лет до 500 тысяч резервистов и милисианос, готовых взять оружие в случае интервенции, при сокращении армии с 80 до 70 тысяч в соответствии с мирным соглашением. Авторы плана исходили из того, что в ближайшие два года контрас будет нанесено окончательное поражение и долгосрочной задачей станет «отвести возможность прямого вторжения войск США и обеспечить их разгром, если вторжение все же произойдет». Президент Ортега разъяснил, что Никарагуа нуждается в массовом резерве вооруженных сил, поскольку «не защищена никаким военным пактом» и не может полагаться на благие намерения США, но готова обсудить ограничение вооруженных сил и вооружений, если будет прекращена агрессия.

На следующий день первая полоса «Нью-Йорк таймс» кричала: «Советский Союз готовится послать в Никарагуа большое количество нового оружия, несмотря на положения нового регионального мирного соглашения об ограничении размеров армий стран Центральной Америки». Через несколько дней мелким шрифтом напечатали поправку: «В соглашении прямо не сказано об ограничении армий». Разумеется, газета не сообщила, что Никарагуа согласилась ограничить свою армию и ее арсеналы еще в 1984 г., приняв план Контадоры. Из похищенного Мирандой документа явствовало, что сандинистские вооруженные силы к началу 1987 г. израсходовали запасы боеприпасов и снаряжения, полученные из «стран советского блока» на пять лет, и чтобы обеспечить оборону страны в случае блокады и вторжения США, требуются новые поставки; что им не хватает продовольствия, обмундирования и лекарств. «Нью-Йорк таймс» заключала, что «русские оказались нестабильными и ненадежными поставщиками». Через три дня Конгресс в очередной раз одобрил помощь контрас.

Во время саммита 1987 г. советская сторона впервые заявила о заинтересованности в ликвидации (?) конфликта в Центральной Америке. Предложение основоположника «нового мышления» прекратить поставки советского оружия Никарагуа, если США перестанут вооружать контрас, Рейган проигнорировал. Тема «разоблачений» Миранды не поднималась, во всяком случае публично. «Нью-Йорк таймс» цитировала чиновника госдепартамента: «Миранда был нужен для прессы и Конгресса, а не для Горбачева»[8]. Но в этом позволительно усомниться – провокацию затем и устроили, чтобы полуофициально предупредить Кремль: если он хочет договоренности по ракетному и иным вопросам, то о действенной помощи Никарагуа в обеспечении безопасности должен забыть. Судя по всему, высокие договаривающиеся стороны хорошо поняли друг друга.

23 марта 1988 г., через неделю после того, как в Москве объявили о начале вывода войск из Афганистана, представители сандинистского правительства и контрас подписали соглашение о перемирии, амнистии, «свободе печати» и «демократических» выборах. Контрас, как их афганские и прочие коллеги, шли на перемирие как на маневр, чтобы получить передышку и помощь США. Они, в отличие от революционеров, могли быть уверены, что их не бросят на произвол судьбы.

Предательство не ограничивалось Центральной Америкой. Свыше десятилетия кубинские интернационалисты вместе с войсками народной Анголы и отрядами революционеров Намибии и ЮАР противостояли оккупировавшей соседнюю страну армии южноафриканских расистов и прикрываемым ею ангольским «контрас» из группировки УНИТА. Кубинцы, начиная с первой победы над расистами в 1976 г., предлагали Луанде и Москве надежно прикрыть границу и обеспечить Анголе мир, Намибии – независимость. Но советское руководство отвечало отказом. Ангольцам предлагали воевать в пограничной полосе одним, что значило подставлять их под удар: всякий раз, когда унитовцам грозил разгром, превосходящие силы расистов вторгались на чужую территорию и выручали марионеток. Спустя два десятилетия Ф. Кастро писал об «ошибочной советской стратегии, проводимой советниками высшего ангольского командования». Но дело было не в простом недомыслии: с 1986 г. спецподразделением «Луч» велись тайные переговоры с УНИТА и спецслужбой ЮАР[9].

В ноябре 1987 г. сложилась ситуация, чреватая катастрофой: «Ангольские солдаты и офицеры, уже проникнув вглубь вражеской территории, были бессмысленно принесены в жертву, когда вступила в действие южноафриканская авиация, дальнобойная артиллерия и войска». Расистские агрессоры взяли в кольцо лучшие ангольские части. «Свободные» СМИ готовились расписывать историческую победу УНИТА и всего «Интернационала сопротивления». Независимая Ангола обрекалась на гибель, борьба народов Намибии и ЮАР – на поражение; годы совместной борьбы ангольцев и кубинцев пошли бы насмарку, международный неофашизм получил бы на юге Африки прочный плацдарм.

Фидель Кастро вспоминал: «Мы самостоятельно приняли решение покончить раз и навсегда с нападениями южноафриканских сил». Кубинским войскам в Анголе был отдан приказ ввести в бой танковую бригаду. На большее, чем от Гаваны до Москвы, расстояние с острова доставили подкрепления, перебросили зенитные установки, прикрывавшие раньше Кубу, за несколько недель построили аэродром. К середине 1988 г. кубинские войска нанесли агрессору поражение. Как раскрыл через 20 лет Фидель, «в конце последних битв кубинские бойцы, вместе со своими ангольскими братьями, чуть было не подверглись удару ядерного оружия, которое правительство Соединенных Штатов поставило режиму апартеида»[10]. Но устрашить Кубу не удалось. Не отказываясь от переговоров о политическом урегулировании конфликта и выводе своих войск, Гавана настояла на обязательном условии – предоставлении Намибии независимости. Это стало началом конца апартеида. Через три года, стоя на трибуне рядом с освобожденным из расистской тюрьмы Нельсоном Манделой, Фидель говорил: «Революция поставила на карту все, поставила на карту собственное существование, пошла на риск крупного сражения на таком расстоянии от нашей маленькой страны». Об этом подвиге Кубы можно сказать словами, которыми ее вождь выразил признательность Манделе за солидарность: «Не знаю, сознаем ли мы в полной мере всю символичность этого факта и, прежде всего, ценность этого примера в нынешние позорные времена, когда столь многие сворачивают свои знамена, в эти постыдные времена, когда столь многие раскаиваются в том, что когда-то были прогрессистами, я уже не говорю социалистами или коммунистами или друзьями коммунистов»[11].

8. Злоключения одного визита

В декабре 1988 г. Горбачев совмещал очередной саммит в США с выступлением в ООН. Намечался и первый его визит на Кубу, но в последний момент был отменен, официально – из-за землетрясения в Армении. Другой политик нашел бы возможность посетить небольшую страну, откуда в очаг катастрофы направили врачей и лекарства, где 30 тысяч человек сдали кровь для раненых, 300 тысяч строителей вызвались восстанавливать разрушенное. Тем более, что вся тяжесть организаторской работы в зоне землетрясения легла на главу правительства Н.И. Рыжкова, и в срочном приезде Горбачева вряд ли была необходимость. Скорее всего, землетрясение, помешавшее ему прилететь в Гавану, носило не сейсмический, а политический характер. Успел же он нанести визит в США, где, в частности, предложил «работать совместно» над сокращением поставок оружия в Центральную Америку. В дальнейшем последовали разъяснения, что он имел в виду прекращение помощи США контрас, а также Сальвадору, Гватемале и Гондурасу в обмен на прекращение советской военной помощи Никарагуа. Какой тут мог быть визит в Гавану? Не удивительно, что 1 января, когда Куба праздновала 30-летие победы революции, у Горбачева тоже не нашлось для нее времени. В Москве ждали вступления в должность президента Джорджа Буша-старшего.

С приходом в январе 1989 г. в Вашингтон новой администрации между госдепартаментом США и МИД СССР начались регулярные консультации. В начале 1989 г. СССР приостановил военные поставки в Никарагуа. А в феврале на встрече центральноамериканских президентов было принято решение о разоружении, демобилизации и репатриации контрас, но за это сандинисты должны были досрочно, в феврале 1990 г., провести всеобщие выборы, пересмотреть избирательное законодательство, обеспечить оппозиции «свободный и равный» доступ к СМИ. Создавались условия для «мирной» контрреволюции.

2 апреля 1989 г. произошло событие, плохо вписывавшееся в «постыдные времена»: Горбачев все же прилетел в Гавану. Что изменилось с зимы? Это можно предположить, читая изложение переговоров в Гаване: «В последнее время в Вашингтоне, как известно, продолжают анализ нынешней ситуации, в том числе перспектив перестройки в СССР». В Кремле были явно недовольны тем, что новая администрация США не спешит возобновлять диалог; чтобы поторопить ее, а то и добиться уступок, можно было протянуть руку даже Фиделю. Вряд ли Горбачев понимал, что значит по-вашингтонски «анализ перспектив» чьих-то внутренних дел, иначе не сказал бы с хлестаковской самоуверенностью: «Пусть анализируют. Мы, со своей стороны, не сидим сложа руки»…

По случаю визита на Кубе была созвана торжественная сессия Национальной ассамблеи народной власти. Руководство острова наглядно показывало не столько Горбачеву, сколько своему народу и всему миру, как обстоит на острове дело с демократией, в какой стране избранные представители народа действительно участвуют в решении важнейших вопросов, в том числе внешнеполитических. Перед депутатами выступили Ф. Кастро и высокий гость. Одобрив идею ликвидации ядерного оружия, кубинский руководитель предостерег: «Это не означает, что мы уже живем на мирной планете. Нет, мы живем на планете, где еще надо предпринять большие усилия для достижения мира. Дело состоит в том, чтобы быть уверенными относительно того, как понимает империализм мирное сосуществование и мир. Мы знаем, что думает Советский Союз и товарищ Горбачев. Но у нас нет свидетельств того, что империализм усвоил это новое политическое мышление. Наоборот, у нас слишком много оснований не доверять его поведению».

Ф. Кастро напомнил, что после подписания женевских соглашений и выполнения СССР их условий «США сохраняют за собой право продолжать поставки оружия оппозиционным и контрреволюционным силам в Афганистане», что такое же «право» они застолбили в отношении УНИТА. «Мы были свидетелями усилий центральноамериканских стран в поисках политического решения проблем, однако видим, что Соединенные Штаты сохраняют за собой право сохранять организованную контрреволюцию на территории Гондураса в качестве орудия давления на правительство и народ Никарагуа. Что касается нашей страны, то в эти дни США открыто провозгласили, что намерены продолжать враждебную, абсолютно без всяких изменений, политику по отношению к нам, что вынуждает нас предпринимать огромные усилия по укреплению обороноспособности. Следует потребовать от США отказа от их доктрины, предусматривающей оказание помощи и поставок оружия нерегулярным формированиям, выступающим против конституционных правительств»[12].

Горбачев говорил как всегда. Фразы, фразы и фразы – о перестройке, о тяжком наследии 30-х годов, о вкладе Латинской Америки в мировую культуру, обо всем и ни о чем. По самому острому вопросу, центральноамериканскому, – ровно ничего внятного. Договоренности президентов стран региона «закладывают, как представляется, хорошую основу»; с действиями и заявлениями Вашингтона, попирающего эти договоренности, «мы не можем согласиться» – кого и к чему это могло обязывать? Сальвадор, где продолжалась война, не вписывался в «новое мышление», и о нем не прозвучало ни слова. Никарагуанскому народу Михаил Сергеевич «от души пожелал» всего наилучшего, но тем и ограничился. Он мог сколько угодно «не соглашаться» с продолжением вашингтонской помощи контрас, но поскольку даже не осуждал этот акт агрессии, не говоря уже об ответных мерах, то предложенное им «прекращение военных поставок в Центральную Америку откуда бы то ни было» становилось полным аналогом «невмешательства» участников мюнхенского предательства. Никарагуанский журналист задал наивные вопросы: «Почему Вы, находясь в двух часах полета от Никарагуа, не приехали в мою страну, которой также необходимо Ваше присутствие? В будущем пригласите ли Вы президента Даниэля Ортегу на официальные переговоры в Москву? Касались ли Вы в своих беседах в Гаване темы Никарагуа?» От ответа на два вопроса Горбачев ушел, по третьему отделался фразами: «У нас активные встречи и активный диалог. Думаю, что встреча, если говорить о руководстве СССР и Никарагуа, – в недалеком будущем». Где ему было понять, что при такой политике и тому и другому руководству «в недалеком будущем» станет не до встреч, а в чуть более далеком оно перестанет быть руководством. Отвечать по существу опять пришлось Фиделю: «Да, конечно, мы говорили о Никарагуа. И это логично. В какой бы точке планеты ни встречались руководители социалистических стран, они не могут не говорить о проблемах Латинской Америки, в первую очередь проблемах Никарагуа»[13].

Участники апрельских переговоров в Гаване, согласно коммюнике, «много внимания уделили насущной проблеме урегулирования региональных конфликтов. Они выразили удовлетворение перспективой прекращения вооруженной агрессии против Анголы и провозглашения независимости Намибии. Мы вместе с ангольскими друзьями показали добрую волю и намерены четко выполнять взятые на себя обязательства, подчеркнули кубинские товарищи. Этого же следует ожидать от других участников соглашения. Здесь не должно повториться развитие событий, имеющих место сейчас в Афганистане». Последнее Горбачев должен был воспринять едва ли не как пощечину. Не легче ему пришлось при обсуждении отношений Гаваны с Вашингтоном: «Ф. Кастро отметил, что у Кубы всегда была и сохраняется готовность нормализации отношений с США. Однако со стороны Вашингтона мы пока не видим соответствующего желания».

Положение в Центральной Америке в ходе переговоров «детально рассматривалось», но конкретных предложений согласовано не было: «Надо прежде всего, чтобы все участники конфликтной ситуации (?) в Никарагуа и Сальвадоре признали, что только политическими средствами может быть достигнуто устраивающее всех (?) мирное урегулирование в регионе. Руководство Никарагуа уже признало это и действует в соответствующем духе как внутри страны, так и вне ее. Сейчас самое важное – дать возможность государствам Центральной Америки при помощи латиноамериканского сообщества самим обеспечить мирное урегулирование. Была выражена готовность Советского Союза и Кубы сделать для этого все от них зависящее»[14]. Смысл обтекаемых фраз стороны, конечно, понимали по-разному. Осудить интервенцию США или хотя бы адресовать именно им призыв «дать возможность» Горбачев, конечно, не мог даже в совместном коммюнике, даже в Гаване.

Главным итогом визита стало подписание, по инициативе советской стороны, двустороннего Договора об дружбе и сотрудничестве. Конечно, это был далеко не тот договор с гарантиями безопасности, которого кубинцы не могли добиться с начала 60-х. Но уже сам факт, что советское руководство впервые решилось подвести под отношения с Гаваной договорную основу, не мог не взбесить Вашингтон. Едва ли случайно, что именно в дни пребывания Горбачева на кубинской земле были спровоцированы кровавые беспорядки в Тбилиси. Любимый месяц Горбачева, который он считал месяцем начала своей перестройки, теперь стал для него роковым. В Вашингтоне, и не только там, от «анализа перспектив» переходили к активным действиям, завершившимся уничтожением СССР.