В российском и зарубежном левом движении, в т.ч. среди людей, называющих себя коммунистами, отношение к Сталину также неоднозначно. Заметную долю левых активистов составляют троцкисты (самоназвание – «революционные марксисты», «большевики-ленинцы»), чьё отношение к Сталину во многом повторяет резко негативную позицию Троцкого. Вот, например, характерная позиция российского троцкистского движения «Вперёд», чьей социальной базой является в основном студенчество и интеллигенция: «Сажались, уничтожались, но и боролись против сталинизма прежде всего убежденные коммунисты, которые делали революцию и создавали советскую власть для того, чтобы возникло подлинно свободное общество, свободное от эксплуатации и принуждения, а не для того, чтобы немногие пользовались большинством… Главное преступление сталинщины – это преступление как раз против Октябрьской революции, против советской власти, против коммунизма… Не стоит забывать, почему и с какой ненавистью Сталин уничтожал оппозицию ему слева, уничтожал людей, делавших революцию и прекрасно знавших, для чего она делалась»[2]. Ещё: «Мы называем сталинский СССР злой карикатурой на пролетарское государство… Мы не подпишемся под этой карикатурой, потому что все, что есть в ней страшного и жалкого, все это – плоть от плоти старого мира, мира угнетения и кровавой расправы над безропотными массами»[3]. Известный троцкист Алан Вудс прямо называет Сталина тираном[4] и излагает свою версию происходящих в СССР событий, которая вполне перекликается с точкой зрения современных официальных историков. Показательно мнение современных английских троцкистов о роли СССР в Гражданской войне в Испании: «Сталинистская политика была мотивирована… ужасом перед тем, что революционный подъем рабочего класса в Испании может повлиять на рабочий класс в Советском Союзе, к тому времени раздавленный чудовищной сталинской бюрократической машиной»[5]. Бывший лидер итальянской «Партии коммунистического возрождения» Фаусто Бертинотти высказывается вполне определённо о современных европейских левых: «Отказ от сталинизма принадлежит нашей политической идентичности… В любом случае отказ от сталинизма был признан каждой из партий, принимавших участие в основании Европейских Левых, и является одним из основных ее элементов. Отказ от сталинизма не имеет никакого отношения к нашему прошлому, но относится к нашему будущему… Без этого отказа мы не были бы способны представить нашу идею социализма. Вот почему это крайне устойчивый момент»[6]. Ему вторит Лотарь Биски, председатель Европейской партии левых: «Деформации и невыразимые преступления сталинизма дискредитировали не только тех, кто был за них политически ответственен, и их партии, но саму идею социализма в глазах людей… Михаэл Шуман сказал партии в целом: "Мы безвозвратно порываем со сталинизмом как с системой." Этот базовый консенсус был также достигнут в 2004 при основании Партии Европейских Левых, в Риме, как продолжающаяся задача реабилитации социалистического движения в Европе»[7]. Ещё одна российская молодёжная организация – «Социалистическое Сопротивление», до недавнего времени секция одного из многочисленных троцкистских «интернационалов» – называет Сталина «Великим организатором поражений Революции, ее Главным Персональным могильщиком»[8]. Все эти оценки вполне коррелируют с позицией, изложенной ещё в 1938 г. в Манифесте «конференции 4-го Интернационала»: «С помощью кровавого террора, гангстерских нападений на революционеров за границей и подкупа рабочего движения и интеллигенции реакционная бюрократия установила ненавистный тоталитарный режим в СССР…»[9].

Нетрудно заметить сходство между указанными оценками и точкой зрения современных официальных историков и пропагандистов многих буржуазных государств, в т.ч. и России. Между тем те и другие принадлежат к противоположным лагерям. Троцкисты и иные левые позиционируют себя как сторонники социализма и даже коммунизма, в то время как официальная пропаганда России, ЕС и других капиталистических стран занимает чёткую антикоммунистическую линию. Иными словами, в негативной оценке Сталина сходятся как антикоммунисты, так и многие левые, в т.ч. и те, что называют себя коммунистами. Подобная ситуация представляется парадоксом.

Видный американский политолог-марксист Майкл Паренти назвал этот парадокс феноменом «левого антикоммунизма». Рисуя портрет своих соотечественников, «ново-левых» и «истинно марксистских» активистов, он пишет: «Десятилетиями многие американские деятели левой ориентации считали преклонение перед антисоветизмом и антикоммунизмом необходимым для поддержания своей репутации. Они не могли написать статьи или произнести речи о чем-либо, чтобы не вставить в нее какой-нибудь антикоммунистической фразы. Целью такого поведения было и остается стремление дистанцировать себя от марксистско-ленинской левой»[10]. Характеризуя поведение таких левых, Паренти едко замечает: «Для того чтобы считаться достойным противником Холодной войны, надо было сначала присоединиться к ней, выступив с осуждением коммунистических обществ… Для того чтобы спасти себя от антикоммунистической охоты за ведьмами, мы должны принять в ней участие». Иными словами, эти «левые» спасаются от пресса буржуазного режима тем, что проповедуют либеральный взгляд на коммунизм, пытаются казаться «своими» для либеральной буржуазии и в итоге примыкают к буржуазному режиму в его борьбе с коммунистами, становятся тем самым «левыми» помощниками буржуазии.

Как же сохранить политическую «левизну» в таком специфическом положении? Что «социалистического» можно предложить обществу, если солидарно с буржуазной пропагандой борешься против реальных социалистов и коммунистов? С одной стороны, таким «левым» необходимо по-прежнему позиционировать себя в качестве сторонников социализма; с другой стороны, необходимо откреститься от накопленного опыта реального социализма, от так называемого «тоталитаризма» и «ужасов кровавого диктатора Сталина». Отсюда логически вытекает необходимость ратовать за социализм, но за «правильный», «истинный» социализм – тот, которого никогда ещё не было. С позиций идеала чрезвычайно удобно критиковать реальность, всевозможных «извратителей» социализма, особенно Сталина. Реальность сравнивается с идеалом и закономерно проигрывает. Идеал же в данном случае не поддаётся проверке, является неисторичным. Паренти по этому поводу иронично пишет: «Идеологические предвидения "чистых социалистов" остаются не запачканными практикой. Они не объясняют, как будут организованы многообразные функции революционного общества, как будут отбиты атаки извне и саботаж внутри, как избежать появления бюрократии, как распределить скудные ресурсы, как уладить политические разногласия, решить, что будет приоритетом, и как организовать производство и распределение. Вместо этого, они предлагают туманные заявления о том, как рабочие сами будут напрямую владеть и управлять средствами производства, и как они найдут свои собственные решения в процессе творческой борьбы. Неудивительно поэтому, что "чистые социалисты" поддерживают любую революцию... кроме тех, которые победили».

Таков в общих чертах портрет «левых антикоммунистов», будь то американские «борцы с тоталитаризмом» или их собратья, троцкисты из России.

Интересно в этой связи проследить генезис современного российского троцкизма, хотя бы в общих чертах установить его природу. Подробное рассмотрение этой проблемы выходит за рамки доклада и требует отдельного исследования, но, как нам кажется, в самых общих чертах можно сформулировать некоторые тезисы, облегчающие понимание феномена «левого коммунизма» и появление политических активистов, называющих себя сторонниками социализма и в то же время яростно нападающих на реальный социализм и эпоху Сталина.

Общеизвестно, что членской базой большинства современных троцкистских организаций является студенчество, а также профессура и иные представители интеллигенции. Это очень важное обстоятельство, которому, к сожалению, сейчас мало уделяют внимание. Интеллигенция как социальный слой обладает целым рядом особенностей, которые накладывают неизгладимый отпечаток на работу организации, на её идеологию и политические позиции. Карл Каутский, ещё будучи марксистом, писал (а Ленин вслед за ним повторял) об антагонизме между интеллигенцией и пролетариатом. Мы позволим себе процитировать наиболее важные положения Каутского, приведённые Лениным в знаменитой работе «Шаг вперёд, два шага назад»: «Антагонизм этот – иного рода, чем антагонизм между трудом и капиталом. Интеллигент – не капиталист. Правда, его уровень жизни буржуазный, и он вынужден поддерживать этот уровень, пока не превращается в босяка, но в то же время он вынужден продавать продукт своего труда, а часто и свою рабочую силу, он терпит нередко эксплуатацию со стороны капиталиста и известное социальное принижение. Таким образом, интеллигент не находится ни в каком экономическом антагонизме к пролетариату. Но его жизненное положение, его условия труда – не пролетарские, и отсюда вытекает известный антагонизм в настроении и в мышлении. Пролетарий – ничто, пока он остается изолированным индивидуумом. Всю свою силу, всю свою способность к прогрессу, все свои надежды и чаяния черпает он из организации, из планомерной совместной деятельности с товарищами. Он чувствует себя великим и сильным, когда он составляет часть великого и сильного организма. Этот организм для него – все, отдельный же индивидуум значит, по сравнению с ним, очень мало. Пролетарий ведет свою борьбу с величайшим самопожертвованием, как частичка анонимной массы, без видов на личную выгоду, на личную славу, исполняя свой долг на всяком посту, куда его поставят, добровольно подчиняясь дисциплине, проникающей все его чувство, все его мышление. Совсем иначе обстоит дело с интеллигентом. Он борется не тем или иным применением силы, а при помощи аргументов. Его оружие – это его личное знание, его личные способности, его личное убеждение. Он может получить известное значение только благодаря своим личным качествам. Полная свобода проявления своей личности представляется ему поэтому первым условием успешной работы. Лишь с трудом подчиняется он известному целому в качестве служебной части этого целого, подчиняется по необходимости, а не по собственному побуждению. Необходимость дисциплины признает он лишь для массы, а не для избранных душ. Себя же самого он, разумеется, причисляет к избранным душам... Философия Ницше, с ее культом сверхчеловека, для которого все дело в том, чтобы обеспечить полное развитие своей собственной личности, которому всякое подчинение его персоны какой-либо великой общественной цели кажется пошлым и презренным, эта философия есть настоящее миросозерцание интеллигента, она делает его совершенно негодным к участию в классовой борьбе пролетариата...»[11].

Таким образом, можно констатировать следующее. С одной стороны, интеллигенция благодаря своим знаниям и широкому кругозору при прочих равных условиях легче других достигает идей социализма, осознаёт справедливость социалистических принципов организации общества. Именно интеллигенция, по мнению Ленина, может привнести социалистические идеи в рабочее движение. Но с другой стороны, интеллигенции свойственно мелкобуржуазное сознание, в частности индивидуализм. Её пугает смешение с серой толпой, обезличивание, утрата самоидентификации и простора для самовыражения. Во главу угла интеллигенция обычно ставит свободу личности, а не свободу масс. Именно поэтому антикоммунистическая пропаганда, расписывающая «ужасы тоталитаризма», «подавление свободы» и «насилие над личностью», падает на благодатную почву в сознании интеллигенции. Представители этого социального слоя, принявшие «левую» сторону, оказываются в двойственном положении: с одной стороны, они чувствуют привлекательность социалистических идеалов; с другой стороны, они чураются той реальной классовой борьбы, которая неизбежно будет связана с достижением этих идеалов. Они хотели бы достичь социализма, но не хотели бы ради этого запачкать руки. Главное же в том, что интеллигенцию страшит перспектива всецело подчинить себя интересам масс, обезличиться, стать безымянным винтиком в общем деле.

Именно здесь, в диалектическом сочетании противоположностей, и рождается «левый антикоммунизм». В результате сочетания социалистических идей и антикоммунистической пропаганды, воспринимаемой сознанием индивидуалиста, возникает троцкизм – суррогат того и другого, коммунизм в мелкобуржуазной интерпретации, «салонный» марксизм. Троцкисты не ревизуют цели коммунизма, но их тактика не имеет ничего общего с марксистско-ленинской, а само движение

напоминает скорее меньшевистскую партию. Дальнейшим развитием того же либерального перерождения марксизма являются различные группы типа сторонников франкфуртской школы и еврокоммунистов, у которых ревизии подвергается и цель движения, а марксистские положения носят характер вкраплений в буржуазно-либеральную систему взглядов. Понятно, что все они ненавидят Сталина – деятеля, который при всех своих недостатках всегда держался марксисткой теории и классового подхода. Они ненавидят его не за его ошибки, а за то, что на фоне созданной им системы стран социализма видна их ничтожность, тщетность всех их усилий.