¡Hasta siempre, comandante!^[1]

А.В. Харламенко

Эрнесто Геваре де ла Серна – сыну Аргентины, Герою-Партизану Кубы, Конго и Боливии, неистовому Че – сегодня уже 90. Трудно в это поверить тем, кто помнит его как воплощение и символ самой Молодости, восставшей против дряхлеющих – как казалось многим, уже безнадежно одряхлевших – буржуазных порядков. Но История не движется прямыми путями. Древние, мифологически осознававшие ее в образе неумолимой Судьбы, над которой не властны и боги, говорили, что любимцы Судьбы или богов уходят от нас молодыми. Как большинству латиноамериканских революционеров, Че не было суждено достичь сорокалетия.

С тех пор, как физическую жизнь Эрнесто Гевары оборвала очередь вражеского автомата, минуло более полувека. Редеют ряды наших старших сестер и братьев, взрослевших под сенью революционного подвига Че и его товарищей. И мы, ровесники его детей, теперь немолоды. Вступают в жизнь новые поколения, для которых революции середины XX века – уже прошлое, и не самое близкое.

Сохранить преемственность истории в сознании меняющегося общества в наши дни сложнее, чем когда-либо прежде. Ибо именно за последние полвека буквально все вокруг нас и в нас самих – технические основы жизни человечества, структура созданной им «второй природы», облик преобразуемой или разрушаемой им «первой» природы нашей планеты, характер получаемой людьми информации и восприятия ими окружающей реальности – изменилось и продолжает меняться. Эти перемены во многих отношениях не меньше тех, что произошли за предшествующие тысячелетия. Прогресс неостановим, но характер его в эксплуататорских обществах Маркс не зря уподоблял идолу, пьющему нектар из черепов. И сегодня человечество выходит на новый уровень технической мощи и всемирности истории не под знаменем подготовившей это Революции, а после пирровой победы ее врагов, при господстве реакции, вынужденной неосознанно для себя и других становиться ее же «душеприказчиком».

Марксисту не к лицу забывать, что подобное в «предыстории человечества» случалось не единожды. Но еще никогда силы старого мира не получали столь огромных возможностей как материального разрушения и массового уничтожения людей, так и манипулирования массовым сознанием. Последнее облегчается тем, что время не только непрерывно, но и дискретно. Каждое поколение вступает в жизнь в условиях во многом новых, в нашу динамичную эпоху – существенно новых. Механизмы же передачи и усвоения исторической памяти сегодня не в лучшем состоянии. Старые, работавшие так или иначе на всем протяжении «предыстории», вместе со всеми атрибутами последней изношены до предела, а новые еще не выработаны историей. В условиях политического безвременья вся мощь монополистического капитала и принадлежащих ему средств «духовного производства» бьет в эту брешь, стремясь расширить ее и превратить в пропасть.

Еще молодой Энгельс, прозорливо предвидевший как победы, так и поражения грядущих революций, предрек посмертную судьбу себе, товарищам и продолжателям: «…Прежде чем мир будет в состоянии дать историческую оценку подобным событиям, нас станут считать не только чудовищами, на что нам было бы наплевать, но и дураками, что уже гораздо хуже». С этим перекликаются слова, открывающие первую главу одной из главных ленинских работ: «Угнетающие классы при жизни великих революционеров платили им постоянными преследованиями, встречали их учение самой дикой злобой, самой бешеной ненавистью, самым бесшабашным потоком лжи и клеветы. После их смерти делаются попытки превратить их в безвредные иконы…».

Образ Че в буржуазном и производном от него обывательском сознании прошел и проходит подобный же путь, но с некоторыми вариациями. При жизни его изображали и теперь снова пытаются выставлять «красным чудовищем», «экстремистом» и «террористом», подлежавшим немедленному уничтожению без намека на следствие и суд. Вскоре после смерти из него сотворили одного из кумиров «нового левого движения», конечно же непримиримо враждебного «сталинскому тоталитаризму» (хотя сам Че, современник XX и XXII съездов КПСС, при глубочайшей благодарности СССР за жизненно важную поддержку Кубы, никогда ни единым словом не поддержал антисталинскую кампанию тех лет, видя в ней фактор губительного раскола мирового коммунистического движения, чему как мог пытался противодействовать). Объявляли его и «безумцем», наивно пытавшимся водворять на Острове Свободы полный коммунизм, а затем поднимать на революцию то конголезские племена, то крестьян индейской Боливии.

И на иконы он действительно попал и в переносном, и даже в прямом смысле. Правда, и такое восприятие, вошедшее в идейный арсенал «теологов освобождения», было взято на вооружение революционерами Никарагуа, Сальвадора, Венесуэлы, Боливии. И все же, не отрицая исторических заслуг и личного героизма приверженцев подобной идеологии, нельзя не признать, что в ней отразился «дрейф» массового сознания к вере, чуду и утопии, свойственный эпохам исторических поражений. Снова и снова приходится убеждаться на горьком опыте: любые иконы, пусть даже не безвредные для угнетателей, а где-то и когда-то помогавшие угнетенным подниматься на доступную им борьбу, в итоге не способствуют ни эффективности этой борьбы, ни идейно-политическому самоопределению новых поколений.

Но и это – еще далеко не худшее, что ждало образ Героя-Партизана на перепутьях новейшей истории. Хуже всякой иконы – постмодернистская мешанина из обрывков всего и вся, где визуальный образ Че запросто может соседствовать с символикой хоть Муссолини, хоть Бандеры. Эта хаотизация мировосприятия, тиражируемая нынешним клиповым сознанием, грозит новым поколениям разрушением всей системы логических структур и моральных ориентиров.

Как людям, освобожденным техникой от принудительной физической нагрузки, не сохранить здоровья без физкультуры, так и человеческой мысли, особенно в наши дни, нет иной защиты, кроме сознательного выстраивания, поддержания и развития целостного мировоззрения, основанного на научной истине и нравственной правде Истории. В это необходимое дело старался внести посильный вклад, наряду с ушедшими и живущими товарищами, и автор этих строк. Мне уже приходилось участвовать в переводе на русский язык ряда работ Че и предпринимать попытку объективного анализа его исторических свершений и неудач в контексте эпохи. В сегодняшней небольшой статье нет ни возможности, ни необходимости повторять предыдущие. Хотелось бы сказать лишь о том, что представляется наиболее важным именно в наши дни.

История распорядилась так, что каждую из хронологически «круглых дат», отмеривших и последнее десятилетие жизни Эрнесто Гевары, и каждое из десятилетий после его гибели, Латинская Америка и мир встречали в ситуации, качественно отличной от предыдущей. Каждые десять лет годовщина его рождения – предваряемая уже полвека годовщиной последнего в его жизни боя – закономерно высвечивала в образе героя и мыслителя новые грани.

Тридцатилетие Эрнесто, только недавно получившего у боевых товарищей, по излюбленному аргентинцами междометию, прозвание «Че», совпало с переломом в ходе кубинской герильи – разгромом последнего наступления батистовских карателей, что превратило революционную ситуацию на Острове в Революцию. Это был перелом не только национального, но и регионального масштаба: не прошло и пяти месяцев с радостных дней победы венесуэльского народа над режимом Переса Хименеса, круто изменившей международную обстановку в пользу кубинских революционеров.

Сорокалетие Че волею Истории народы встречали не под знаком поражения и гибели, как могло казаться еще полгода назад, а под знаком всемирного революционного подъема. Это нисколько не удивило бы Гевару, мотивировавшего свою боливийскую эпопею не в последнюю очередь тем, что в центрах империалистической системы в ближайшие годы «противоречия примут взрывной характер». Страстно ожидаемый им подъем открылся в январский день праздника Тэт генеральным наступлением Национального фронта освобождения Южного Вьетнама; продолжился в США пиком протестов против грязной войны и волной восстаний черных гетто; взметнулся девятым валом рабочих и студенческих выступлений от Парижа до Мехико, от Западного Берлина до Сан-Паулу, от Милана до Каракаса, от Токио до Монтевидео. Лишь за считанные дни до юбилея Героя-Партизана империализму удалось усмирить угрозой натовской интервенции рабочий Париж, ввести чрезвычайные законы в Западной Германии, поставить свинцовую точку в становившейся для него непредсказуемой предвыборной кампании Роберта Кеннеди в США. Тот прилив и отлив всемирной революционной волны, на которой пресловутая «пражская весна» была всего лишь грязной пеной, во многом сформировали облик современного мира.

Пятидесятилетие Эрнесто Гевары совпало с вершиной следующего революционного подъема, правда уже не столь грандиозного – только на зависимой периферии мировой капиталистической системы, – но достаточно грозного для империализма, едва начавшего выбираться из затяжного кризиса и вырабатывать новые механизмы стабилизации своего господства. Всего месяц назад убийство террористами итальянского политика Альдо Моро переломило в пользу реакции ход событий в стране с самым сильным в то время рабочим движением. Но вся боровшаяся за свободу Африка смотрела на Анголу и Эфиопию, где кубинские воины плечом к плечу с патриотами этих стран нанесли сокрушительные поражения ее вековым врагам – расистам ЮАР, наследникам аравийских работорговцев, белым и черным наемникам. Средний и Ближний Восток сотрясали сейсмические толчки от красного Апреля в Афганистане и надвигавшегося крушения шахской деспотии в Иране. Народы Латинской Америки, стонавшие под пятой военно-фашистских диктатур, устремляли взоры на Никарагуа, где внуки Сандино поднимались на победоносное восстание. И всюду бойцы за свободу шли в бой с именем и образом Че.

Шестидесятилетие Че выпало на совсем иной момент истории. Сумерки «перестройки» некоторым – кому по наивной доверчивости, кому от безысходного отчаяния – еще казались рассветными. Многим из тех, кто привык воспринимать СССР как единственную надежду или непогрешимый образец, в трелях «соловьев перестройки» слышался победный гимн подлинной демократии для СССР и для всего мира. По всем горячим точкам «третьего мира» с подачи Кремля начинались переговоры о «национальном примирении» без должных политических гарантий, которые почти везде вылились в реванш буржуазной реакции, а то и просто бандитствующей контры, бессильной победить на поле боя, но готовой упиваться расправой над безоружными и разоружившимися. Но даже в ту мрачную годину многих уберег от гибели пример и авторитет Че, завещавшего революционерам ни при каких обстоятельствах «нисколечко» (ni un tantito asi) не доверять империализму.

Семидесятилетие Че можно считать переломным моментом перехода Латинской Америки, а отчасти и всего мира, от недолгого «победного пира» не рассчитавших своих сил временщиков неолиберализма к «левому повороту». Это было не просто хронологическим совпадением: предшествующее юбилею на восемь месяцев 30-летие гибели Героя-Партизана сыграло решающую роль в консолидации альтерглобалистского движения в латиноамериканском и мировом масштабе. В середине 1998 г. в Венесуэле уже развертывалась избирательная кампания Уго Чавеса, чья победа спустя полгода открыла новую страницу латиноамериканской истории, прозвучав похоронным звоном по «Зоне свободной торговли Америк» – пресловутой ALCA.

Восьмидесятилетие Эрнесто Гевары пришлось на вершину «левого поворота». К Венесуэле, двигавшей вперед Боливарианскую революцию при братской поддержке Кубы, уже присоединились Боливия, Эквадор, Никарагуа. К прогрессивным переменам приступили Бразилия, Аргентина, Уругвай. Нащупывали пути вперед Чили, Панама, Сальвадор, даже веками задавленные Парагвай, Гватемала, Гондурас, Гаити. Латинская Америка впервые выстраивала систему региональных организаций без опеки «великого северного соседа». Через считанные недели после того юбилея правительству Эво Моралеса и народу Боливии удалось, при поддержке новых институтов региональной безопасности, малой кровью справиться с попыткой фашистского мятежа в тех самых восточных департаментах, где Че с товарищами пали в неравном бою и где их ныне чтут как национальных героев.

Не по-праздничному суровым приходит к нам нынешний юбилей, последний перед вековым. Мировая и латиноамериканская реакция бешено контратакует. Растоптаны робкие попытки реформ в Гондурасе и Парагвае, лишены суверенитета Гаити и Гватемала. Правая волна накрыла Аргентину и Чили. Бразилия, став жертвой парламентско-судебного переворота, теряет завоевания трудящихся за целое столетие, поставлена перед реальной угрозой нового переворота, уже откровенно фашистского. Расколота и отброшена вспять «гражданская революция» в Эквадоре. Открыто готовят реванш «вечно вчерашние» в Сальвадоре и Уругвае. В осаде Венесуэла, снова пылает Никарагуа, под угрозой Боливия. Во многих странах творится «судебная» расправа над народными лидерами; снова актуален лозунг: «Свободу узникам империализма и реакции!» Ответственный момент наступил на социалистической Кубе, где новые поколения держат экзамен на верность Революции, всегда умевшей соединять действительный патриотизм с подлинным интернационализмом. Все это непосредственно относится к наследию Эрнесто Гевары, к его сегодняшнему и завтрашнему восприятию.

Можно ожидать, что империалистическая идеология, как никогда слаженно поворачивающая от демократии к реакции, будет менять и свое отношение к образу Че, переходя от попыток его интеграции в свой состав в качестве коммерческого брэнда или идола к тотальной «зачистке» как части общей «декоммунизации» неофашистского толка. Подобные устремления уже видны невооруженным глазом, особенно со стороны айамских ультра, набирающих все больший вес в администрации Трампа-Пенса.

В этой обстановке для нас сегодня из всего идейно-политического наследия Эрнесто Гевары, пожалуй, наибольшую актуальность приобретает антифашистский аспект. Че стал коммунистом во многом потому, что видел воочию оскал фашизма – и на своей родине, и в охваченных кровавым террором Колумбии и Гватемале. С точки же зрения объективно-исторической, есть серьезные основания полагать, что победа Кубинской революции предотвратила перерастание военной диктатуры Ф. Батисты в разновидность «тропического фашизма». Кубинский капитализм был достаточно для этого развит и экономически, и в плане зрелости социально-политических антагонизмов. Режим явно проявлял тенденции к фашизму, особенно опасные ввиду его теснейших связей с монополиями США и влиятельной в их тогдашней политической системе организованной преступностью. Срастание фашизма с оргпреступностью, что мы видим и сегодня в латиноамериканских странах, охваченных «наркотеррором», – явление не новое. В частности, игорный бизнес на Кубе контролировался Батистой на паях с «Коза Нострой», и именно к ее услугам ЦРУ прибегло для организации покушений на Фиделя Кастро, а вероятно и на собственного президента.

Че предстояло еще не раз скрещивать оружие с охвостьем фашизма. И в Конго, где нацистские недобитки составляли в те годы ядро белых наемников, пользовавшихся поддержкой вполне фашистских режимов в расистской ЮАР и салазаровской Португалии. И в Боливии, где важную, а возможно и решающую, роль в «охоте» на Гевару и его отряд сыграл укрывавшийся в тех краях «лионский мясник», эсэсовец Клаус Барбье. И после физической гибели Че его товарищи продолжали битву с фашизмом, выигранную в Европе советским народом. В Чили, где фашисты, опиравшиеся во многом на нацистскую «Колонию Дигнидад», не раз взрывали памятник Че, пока не отправили его в переплавку сразу после пиночетовского переворота. В Никарагуа и Сальвадоре, где революции 70-х – 80-х гг. встали на пути фашизации диктаторских режимов и гегемонии фашистского блока во всем регионе. На юге Африки, где при решающей роли Кубы был сокрушен последний бастион «классического» нацифашизма (именно так говорят наши латиноамериканские товарищи, и по существу они правы).

Че с нами и сегодня, когда империалистическая реакция пытается реабилитировать прошлые преступления фашистов и их пособников, норовит реанимировать фашистское чудовище, надеясь вновь использовать его против прогресса и мира.

Скажем в этот день на языке, которым говорил Че: ¡No pasarán! А к нему обратим слова, которыми на Кубе принято прощаться с героями:

¡Hasta siempre, comandante!

Сейчас не день похорон, и не для нас первый смысл этих слов – «Прощай навсегда, команданте». Нам подходит другой перевод двух начальных слов – «До вечности», то есть «Ты с нами навеки».

Сегодня, завтра, всегда!