Я давно знаю и очень ценю и уважаю замечательного ученого,
великолепного знатока истории философии, доброго человека Арсения Николаевича.
Моя память сохранила о нем только самые светлые воспоминания. Он был секретарем
парторганизации кафедры истории зарубежной философии, где я в то время училась.
Запомнилось, как он делал выговор заведующему кафедрой «самому»
Т.И. Ойзерману, опоздавшему минут на двадцать на собрание: «Почему Вы
позволяете себе опаздывать на партийное собрание?». И как с сотрудницей кафедры
приехал в Подольск, где я тогда жила, навестить меня, – на кафедре прошел слух,
что я заболела. Но «больная» в это время уехала в Ленинскую библиотеку, забыв
запереть дверь квартиры. В недоумении посетители просидели часа четыре и уехали,
а я застала потом на столе записку и несколько машинописных страниц со стихами,
подписанными «Прохожий». На протяжении последующих лет мы не раз мимоходом
встречались в коридорах факультета, и я чувствовала его расположение к себе:
иногда он давал мне свои стихи – на листочке, в газете «За СССР», или даже в
брошюре. Последняя подаренная брошюра называлась «Бог», в которой он с юмором
выяснял свои отношения с Богом, а вернее, свое же собственное отношение к
самому себе и к окружающей жизни. Однако Арсений Николаевич никогда не
интересовался тем, чем я занимаюсь, и, тем более, чем занимается кафедра, на
которой я работаю. Предполагаю, что вряд ли он пытался сколько-нибудь серьезно
вникнуть в сферу деятельности кафедры. Недостаток информации привел Арсения
Николаевича к выводам, с которыми мне трудно согласиться, хотя я разделяю его
взгляды на общую социально-политическую и духовную ситуацию в современной
России.
Прежде всего, о некоторых неточностях, имеющихся, на мой
взгляд, в записке А.Н. Отделение религиоведения – одно из трех отделений на
философском факультете МГУ. Не буду затрагивать деятельности кафедр на двух
других отделениях, поскольку конкретных знаний
об этом у меня маловато, однако, предполагаю, что они, как и наше отделение,
пребывают в общей духовной атмосфере факультета, которая характеризуется научным поиском, стремлением
совершенствовать именно научные методы
постижения как самой философии, так и других форм духовной деятельности, в том
числе и религии. На нашем отделении пока существует одна кафедра, и называется
она «кафедра философии религии и
религиоведения». Так что само название кафедры свидетельствует о том, что
применить к ней тезис «религиоведение без философии религии» некорректно.
Возьмем учебное пособие «Религиоведение», написанное в основном преподавателями
кафедры; по нему обучаются студенты не только кафедры, но и всего факультета.
Уже в самом начале, в разделе, написанном профессором И.Н. Яблоковым (он
же заведующий отделением религиоведения и главный редактор учебника), читаем: «религиоведение
опирается на наследие философской мысли, на историю естественных и общественных
наук, особенно на достижения современной научно-технической революции, на
научное объяснение религии». И далее: «Философия
религии является базовым разделом религиоведения». (Религиоведение. Учебное
пособие. М., 1998. Под ред. профессора И.Н. Яблокова. С. 10, 11). Нужны ли
к этому комментарии? Нужны! Но ограничусь лишь призывом к нынешним критикам «слева»,
которые по незнанию, с горечью ощущая сгущение религиозно-мистической атмосферы
в обществе и опасаясь ее распространения на научные и образовательные
учреждения, необоснованно предполагают также «теологизацию» отделения религиоведения
и философского факультета в целом: знакомьтесь хотя бы с нашими учебниками и
учебными пособиями – это, помимо упомянутого «Религиоведения», – «Лекции по
религиоведению», М., 1994; периодически переиздаваемые «Основы религиоведения»,
«Введение в общее религиоведение», М., 2001; «История религий. В двух томах»,
М., 2004 (все под ред. проф. И.Н. Яблокова). Думаю, что ни один разумный
атеист не упрекнет авторов этих учебников в апологии религии, в «пропаганде антинаучного
мировоззрения», как и ни один добросовестный верующий не обвинит их в каком-то
идеологизированном, сугубо «атеистическом» предвзятом подходе к религии, хотя в
«Основах религиоведения» есть раздел «История свободомыслия», рассматривающий
формы критического отношения к религии в истории духовной культуры, и прежде всего
в истории философии. Наш критик «слева» найдет там и формы оппозиции
религиозному авторитаризму и догматизму в средневековой религиозной философии, и изложение атеистических взглядов
французских материалистов, русских революционных демократов, К. Маркса,
Ф. Энгельса, В.И. Ленина,- вплоть до современных западных светских
философов. А в «Религиоведении» и «Введении в общее религиоведение» найдет
разделы о развитии философских знаний о религии от древности до современности;
при этом И.Н. Яблоковым, который читает студентам годовой курс философии
религии, основательно рассмотрены взгляды на религию Д. Юма,
И. Канта, Г.В.Ф. Гегеля, Л. Фейербаха, К. Маркса и
Ф. Энгельса, представителей философии жизни, аналитической философии,
экзистенциализма , известнейших в мире социологов религии и т.д. На семинарах
по философии религии рассматриваются наряду со взглядами Эпикура, Лукреция,
христианских мыслителей II-V веков, Фомы Аквинского,
Ибн-Рушда, Дж. Бруно, П. Помпонацци, Б. Спинозы,
П. Гольбаха и перечисленных выше философов также взгляды русских
марксистов (Г.В. Плеханова и В.И. Ленина) и русских религиозных
философов (Вл. Соловьева, П. Флоренского, С.Н. Булгакова);
учения западных философов, как относящихся к религии с позиций свободомыслия
(Ф. Ницше, Э. Кассирера, В. Дильтея, Б. Рассела,
П. Куртца и др.), так и обосновывающих ее средствами философии (А. Бергсона,
А. Уайтхеда, М.де Унамуно,
К. Ясперса). Такой отбор разных в мировоззренческом плане философов,
осмысливавших проблемы религии, вовсе не является свидетельством
эклектического, тем более теологического? подхода к религии. Установка на
изучение религии одна: научный, объективный подход к религии и ко всем
сколько-нибудь распространенным теориям ее объяснения от древности до современности.
Это касается как неверующих, так и верующих студентов и преподавателей. «Как? –
спросит строгий ревнитель научного подхода. – Всё-таки у вас есть верующие
преподаватели, не говоря уже о студентах?». Да, есть, – есть и преподаватели
верующие, и студенты, и их число, вероятно, уменьшаться не будет, как и в любых
других вузах страны. Почему? Иногда можно слышать мнение: «религия – это мода;
она так или иначе пройдет». Частично с тем, что религия ныне превращается в
моду, можно согласиться: демонстрация приверженности какой-либо религии сегодня
считается признаком хорошего тона, – конформисты в любом обществе составляли
немалую его часть. Но насчет того, что религия отступит, когда «пройдет мода»
на неё, можно усомниться…
Сегодняшнее состояние религиозности связано с теми условиями,
в которых вот уже полтора-два десятилетия живет наша страна: это разрушение
СССР и утрата Россией статуса сверхдержавы, экономическая нестабильность,
социальные и межэтнические конфликты, возрастание аморализма в связи с установлением
в стране «дикого» капитализма, неуверенность большинства населения в завтрашнем
дне и т.д. Прав был К. Маркс, говоря, что религия – это «сердце бессердечного
мира», «дух бездушных порядков», и одновременно – протест против существующих
порядков. Однако это протест пассивный: человек не приемлет «превратного», как
говорит Маркс, мира, находя «духовную усладу» в религии. Такого рода протест
вполне приемлем для господствующих слоев, – в том случае, если религия не
превращается в оболочку реального социального протеста. Ныне возрастание религиозных,
мистических настроений в условиях упрочения буржуазных, отнюдь не гуманных,
отношений есть свидетельство не всегда осознаваемого неприятия «дикого» капитализма, протеста (пассивного) против него,
что отражается и в искреннем обращении
многих прежде неверующих к религии. Религия в ее разнообразных формах вполне закономерно востребована значительной
частью россиян в условиях, не созревших для реального
социального протеста. И с этим фактом нельзя не считаться.
Наши учебные заведения находятся не на изолированном «чисто
научном» или атеистическом острове, а в обществе, где религия имеет тенденцию
ко всё большему распространению. В вузы, естественно, поступает и верующая
молодёжь, – социологические исследования свидетельствуют о том, что прослойка молодых
среди верующих довольно внушительна. Но выяснять «состояние мировоззренческого
сознания абитуриента» с целью отвадить сразу же «закоренелых фидеистов» от
философского факультета – дело неблагодарное. Как-то в советские времена я
участвовала в комиссии по приему абитуриентов на наш факультет; при
собеседовании с ними нам в голову не приходило спрашивать, не являются ли они
верующими. Критерии отбора были и есть одни и те же: основательное знание
школьных предметов, творческое мышление, интерес к философии. Да, среди
студентов кафедры философии религии и религиоведения (как и везде) есть
верующие, – и некоторые из них на первых порах на семинарах пытаются навязывать
богословские оценки тем или иным явлениям духовной жизни. Но прочная установка
кафедры именно на философское, научное осмысление изучаемого материала способствует
формированию и у них – воспользуюсь словами А.Н. Чанышева – «ясного, отчетливого,
самостоятельного, критического, логического мышления» и выдерживанию курсовых и
дипломных работ в рамках философии, а не богословия. Бывает, что в научных
работах студентов и аспирантов (как и в некоторых исследованиях сотрудников
факультета) обнаруживается их приверженность религиозным взглядам. Любопытно,
что иные из верующих студентов обладают чувством ответственности в учебе,
трудолюбием, эрудированностью в большей мере, чем многие из индифферентных по
отношению к религии. Бывает (правда, в единичных случаях) и так, что студент,
пришедший на факультет индифферентным в религиозном плане, через некоторое
время склоняется к религии. Что, например, побудило русскую студентку, научным
руководителем которой я была со второго курса, принять на четвертом курсе
ислам? Ведь мы часто с ней встречались, у нас во многом совпадали взгляды на
жизнь; она писала превосходные курсовые работы о средневековой катарской ереси.
Посещая курсы арабского языка (вне факультета), студентка увлеклась исламом и
стала мусульманкой, что стало для меня полной неожиданностью. Ощущая свою
несостоятельность как научного руководителя, я растерянно задала ей бестактный
вопрос: «И неужели Вы искренне
веруете в Аллаха?», получила положительный ответ и поняла, что это серьезно.
Она переживала социальные беды в стране как личную трагедию, поиски выхода из
этого положения привели ее, как и многих наших современников, к религии; не
случайна тема ее дипломной работы – «Идея социальной справедливости в
мусульманской теологии ХХ века». Но факультет дал ей, как и другим нашим
студентам, основательное философское образование, позволившее новоявленной
мусульманке не утратить принципов и навыков научного
исследования: кафедра отметила, что ее работа носит новаторский, творческий,
научный характер.
Так может ли верующий в наши дни внести вклад в научное
знание? преподавать философию или религию с научных позиций? Не будучи
сторонником модной ныне среди интеллигенции идеи единства науки и религии,
полагаю, что может. В XIX в. монах Иакинф Бичурин, руководивший духовной
миссией в Пекине, был признанным ученым-китаеведом. Протоиерей
Н.А. Руднев, будучи еще студентом духовной академии, в 1838 г.
опубликовал книгу «Рассуждение о ересях и расколах», на которую как на научный
авторитет ссылался видный советский историк А.И. Клибанов. Архимандрит
Борис (В.В. Плотников) написал труд о сравнительной мифологии Макса
Мюллера, а также интереснейшее историко-философское сочинение о ранней христианской
философии. Насколько я могу судить, подобные исследования, не говоря уже о трудах
многих верующих естествоиспытателей за рубежом и в нашей стране, дают
существенное приращение знаний в области религии и философии.
Сегодня немало специалистов, в том числе учёных и педагогов,
работающих в вузах, оказываются верующими. Есть они и на философском факультете,
и среди них – талантливые ученые, прекрасные знатоки философии, блестящие
лекторы. Вполне допускаю, что иные из них были верующими и до девяностых годов,
однако не демонстрировали этого; другие пришли к религии в силу тех или иных
обстоятельств, связанных с переворотом в общественных отношениях. Их вера –
дело глубоко интимное, личное, не подвластное кому бы то ни было. Главное, –
чтобы при этом сохранялась приверженность науке и научным принципам исследования,
в нашем случае – философии и философским методам исследования. Надо сказать,
что руководство философского факультета, как, полагаю, и всех других
факультетов МГУ, в сложнейших условиях идеологического натиска со стороны
религиозных организаций, издательств, широким потоком выпускающих религиозную
продукцию, средств массовой информации и т.д., твердо придерживается курса на научное познание мира и человека,
несовместимое с фидеизмом (последний, как правило, осмысливается тоже с научных
позиций). Светский принцип государственного образования реализуется
неукоснительно. Такой подход осуществляется в преподавании философских, естественнонаучных
и гуманитарных дисциплин на факультете, и в частности на нашей кафедре, хотя и
здесь всё не столь уж просто. Например, зададимся вопросом: может ли на кафедре
философии религии и религиоведения читать курс лекций профессор богословия?
Надо ли давать возможность выступать перед коллективом кафедры представителям
различных религиозных течений? Полезно ли устраивать совместные со студентами
духовной семинарии конференции?
Нашим студентам
лекции по теологии читает профессор богословия диакон А.В.Кураев (кстати, выпускник
нашей кафедры). Не уступка ли это фидеизму? Но ведь религиовед просто обязан
знать теологию хотя бы в объеме учебного курса. Однако читать теологию на профессиональном уровне
пока что ни один светский философ не может, приходится прибегать к помощи
верующего знатока теологии. Вполне возможно, что внимающие сему знатоку
студенты обнаружат его религиозные пристрастия. Но элементы субъективных
мировоззренческих пристрастий в той или иной мере есть у любого лектора при
всем его желании быть объективным. Наверное, невольно обнаруживается и моя
мировоззренческая (диалектико-материалистическая) позиция, и не только в
процессе преподавания дисциплины, называемой «История свободомыслия». Кстати,
курс истории свободомыслия, в котором значительное место занимают проблемы
атеизма, рассчитан на год, и уже одно это обстоятельство должно было бы снять
подозрения в «пропаганде антинаучного мировоззрения» философским факультетом.
На последнем философском конгрессе наша кафедра выступала в трех «ипостасях»,
организовав две секции и один «круглый стол» «Философские проблемы исследования
свободомыслия», на котором с научных позиций успешно выступали и сторонники
материализма и атеизма. Кстати, на философском факультете плодотворно работает
с 1995 года «Российское гуманистическое общество», объединяющее в своих рядах
скептиков, атеистов, материалистов, антиклерикалов, светских гуманистов, вообще
всех свободомыслящих, во главе с профессором кафедры отечественной философии
В.А. Кувакиным. Общество издает обширную литературу, в которой критически
осмысливаются мистика и оккультизм, деятельность религиозных организаций,
активно и аргументированно защищаются позиции науки и гуманизма. Издан даже
учебник «Основы современного гуманизма».
На протяжении ряда
лет на кафедру или на религиоведческие конференции приглашались и выступали
люди, ничего общего с научным подходом к религии не имевшие, – представители
различных религиозных направлений: православия, католицизма, иудаизма,
баптизма, ислама, неоязычества, бахаизма, ТМ (Трансцендентальной Медитации) и
других; в начале 90-х годов, помнится, читал курс по протестантской теологии
богослов из США. Естественно, все эти выступления так или иначе преследовали
пропагандистские цели. Однако польза от этих встреч для философов-религиоведов
несомненна, – и не только для расширения конкретных знаний о содержании тех или
иных религиозных учений, но и для формирования и укрепления толерантности по
отношению к людям различных мировоззрений. Недавно на факультетском «Дне науки»
наряду с нашими религиоведами выступали и студенты Московской Духовной Семинарии
(МДА), что отнюдь не вело к теологизации религиоведения, скорее наоборот.
Например, студент МДА Н. Солодов сделал интересный доклад о теософском
обществе «Новый Акрополь», основанный на большом количестве первоисточников и
научных работ. Доклад начинался словами: «Научное исследование новых
религиозных течений…» и содержал в себе достаточно обширную объективную
информацию об этом обществе, безусловно полезную для религиоведов. Выступление
семинариста с научным докладом в студенческом философском «Дне науки» может
только приветствоваться нами. Возможно, стоит стимулировать подобного рода
контакты как для расширения знаний наших студентов в области религии, так и для
разъяснения молодым богословам достоинства научных методов исследования – и это
было продемонстрировано в интереснейших, разнообразных по тематике докладах
наших религиоведов.
О научной и
педагогической работе кафедры философии религии и религиоведения, как и
философского факультета МГУ, можно рассказывать бесконечно. В упомянутой
записке А.Н. Чанышева отразились настроения в той части представителей
интеллигенции, которые в период возрастания религиозно-мистических настроений в
стране справедливо опасаются сохранить свои нерелигиозные убеждения, но,
опасаясь за судьбу светской культуры, явно преувеличили (у страха глаза
велики!) влияние религии (теологии) на процесс преподавания в государственных
вузах. Видимо, нужно осознать, что мы живем в стране, где религиозное мироощущение,
мышление и поведение становится повседневностью, что в этих условиях для
отстаивания научных принципов требуются гражданское
и интеллектуальное мужество, глубокое осмысление происходящих в сознании
населения процессов, выработка наиболее эффективных методов научно ориентированного
образования и воспитания молодого поколения.
