4. «Левый поворот»: реформа и революция
Можно ли говорить о революции в Латинской Америке после 1991 г.? Первые шесть-семь лет вряд ли кто рискнул бы дать на этот вопрос положительный ответ. Всем государствам юга Западного полушария, кроме блокированной Кубы, был навязан «вашингтонский консенсус» – своего рода присяга в верности догмам неолиберализма: максимальной приватизации госсектора, свободе перемещения капиталов через границы, приоритету выплаты «внешнего долга» перед внутренними социальными и экономическими задачами, независимости национальных банков от своих правительств, подразумевающей зависимость от транснациональных финансистов. В 1992 г. США, Канада и Мексика заключили соглашение о «Североамериканской зоне свободной торговли» (NAFTA). Снятие защитных барьеров перед экспансией северных соседей обрекло все отрасли мексиканской экономики на гибель либо подчинение транснациональному капиталу. Намереваясь распространить те же условия на все Западное полушарие, Вашингтон выдвинул в 1994 г. проект «Зоны свободной торговли Америк» (ALCA). Программа-максимум экономической аннексии южных соседей Соединенными Штатами, заложенная в идеологию панамериканизма более ста лет назад, при опоре на мощь транснациональных корпораций вплотную приблизилась к осуществлению. Даже те, кто не поддался гипнозу «конца истории», полагали, что ночь реакции будет долгой.
Но мрак с самого начала разрывали всполохи сопротивления. «Особый период в мирное время» не мог сломить Кубу. Не сдавалась колумбийская герилья. В 1992 г. Венесуэлу потрясли два восстания военных, одним из которых руководил Уго Чавес. В день вступления в силу NAFTA и официального выдвижения плана ALCA в мексиканском штате Чиапас началось восстание индейцев под руководством Сапатистской армии национального освобождения. Это еще можно было преподносить как частные случаи, инерцию прошлого. Но в 1998 г. Уго Чавес был триумфально избран президентом Венесуэлы. В конце 2001 г. аргентинскую витрину неолиберализма сокрушили финансовый дефолт и невооруженное восстание обреченного на нищету народа. Через год Лула был с четвертой попытки избран президентом Бразилии. В последующие семь лет левые возглавили Аргентину, Боливию, Уругвай, Эквадор, Никарагуа, Сальвадор. Заговорили сначала о «левом повороте», затем и о «социализме XXI века».
Латиноамериканский опыт опроверг представления об устарелости идущей от Великой Французской революции шкалы «левые–правые». Ход идейно-политической борьбы свидетельствует, что эти термины и сегодня обозначают силы, выражающие, при всех конъюнктурных переменах в их массовой базе, интересы трудящегося эксплуатируемого большинства (левые) или частнособственнического эксплуататорского меньшинства (правые).
«Левый поворот» стал ответом народных масс региона на глобальную реакцию, последовавшую за поражением европейского социализма. Программа форсированного демонтажа национального суверенитета, экономических и социальных функций государства, выраженная в идеологии неолиберализма и особенно в плане АЛКА, натолкнулась на 200-летнюю традицию борьбы за национальное и социальное освобождение исторически взаимосвязанного региона. Важнейшей предпосылкой «левого поворота» послужили авторитет, пример и опыт социалистической Кубы как неотъемлемой части региона.
В то же время прогрессивные силы Латинской Америки хорошо освоили конституционно-представительные институты, упрочившиеся с крахом военно-фашистских хунт. «Левый поворот» проходил в мирных формах, не давая империализму повода для интервенции и экономической блокады.
Большую роль сыграло наличие у ряда стран (Венесуэла, Боливия, Эквадор) крупных нефтегазовых богатств, экономически позволявших проводить преобразования компромиссным путем, а также оказывать материальную поддержку другим странам. Предпосылкой успехов стран «левого поворота» стало и то, что военные силы США и их союзников были заняты в других частях мира.
«Левый поворот» глубоко изменил облик региона. Природные ресурсы богатых нефтью стран, ранее служившие обогащению горстки дельцов, были направлены на экономическое развитие и масштабные социальные программы. Страны «левого поворота» добились компромиссного решения проблемы внешнего долга, им до последних лет удавалось сохранять высокие темпы экономического роста. Даже международные финансовые организации признают их успехи в снижении бедности и нищеты. Десятки миллионов людей впервые получили бесплатное образование и медицину, доступное жилье, достойную работу. Большое политическое влияние завоевали массовые организации трудящихся, сыгравшие решающую роль в провале реакционных переворотов в Венесуэле, Боливии, Эквадоре.
«Левый поворот» был внутренне неоднородным. В нем четко обозначилось несколько эшелонов:
1) «радикальный» (Венесуэла, Боливия, Эквадор, Никарагуа), где произошли серьезные перемены в отношениях собственности и/или коренная трансформация политической системы вплоть до постановки социалистических целей;
2) «умеренный» (Аргентина, Бразилия, Уругвай, Сальвадор), где отсутствие парламентского большинства заставляло делить власть с частью буржуазии в рамках левоцентристского блока, а преобразования не выходили за рамки социальных реформ;
3) «неудавшийся», где прогрессивные меры были прерваны в самом начале отстранением левоцентристских правительств от власти (Гаити, Гватемала, Гондурас, Панама, Парагвай), подчинением их неолиберальной гегемонии (Чили, Перу) или поражением уже на «подходе» к власти (Колумбия, Мексика) ввиду слабости народных организаций при максимальной экономической и военно-политической зависимости от США.
Но, при всей неоднородности «левого поворота», есть объективные основания рассматривать его как явление общерегиональное. Внутреннее единство данного феномена определяется качественными изменениями в региональных международных отношениях. Была прорвана блокада Кубы, сорван план АЛКА, созданы новые институты региональной интеграции без участия США. Стала складываться система коллективной безопасности, позволявшая совместно разрешать конфликтные ситуации без непрошеных посредников, оперативно давать отпор попыткам переворотов и интервенций.
Есть основания говорить и о глобальной проекции «левого поворота». Прежде всего, качественно повысилась роль стран Латинской Америки в мировых делах. Без новой нефтяной политики Венесуэлы – одной из учредителей ОПЕК – странам-экспортерам углеводородов не удалось бы полтора десятилетия поддерживать цены на них, а Россия после потрясений 90-х гг. оказалась бы в крайне тяжелых условиях. Следуя той же объективной логике, Бразилия налаживала взаимодействие с Россией, КНР, Индией и ЮАР в составе БРИКС.
В едином взаимосвязанном мире «левый поворот» мог бы устойчиво развиваться лишь в контексте аналогичной тенденции глобального масштаба. Ведущие лидеры латиноамериканских левых сознательно пытались помочь «повороту» выйти за пределы своего региона. В 2010 г. Лула совместно – трудно сейчас поверить – с Эрдоганом предпринял попытку посредничества в конфликте вокруг ядерной программы Ирана, а У. Чавес совершил поездку по говорящему за себя маршруту: маршруту Москва – Минск – Киев – Тегеран – Дамаск – Триполи – Лиссабон. «Левый поворот» неразрывно связан с планетарным по масштабу альтерглобалистским движением, без которого не было бы нынешних левых сил как реального политического фактора в Западной Европе и США[18]. Глобальное значение имело возрождение социалистической идеи, прежде всего благодаря стойкости Кубы и чавистской Венесуэлы.
Учитывая все эти аспекты, есть основания рассматривать «левый поворот» как четвертый период латиноамериканского освободительного движения (с начала 1990-х гг. по настоящее время) – антианнексионистско-антинеолиберальный по непосредственным задачам.
В то же время «левый поворот» явился исторически новым феноменом, противоречиво сочетающим в себе черты социальной реформы и социальной революции. Такое положение сложилось по двум причинам. Во-первых, потому, что развитию «классической» революции препятствовали международные условия после поражения социализма в Европе. Во-вторых – по счету, но не по значению, – потому, что массированная экспансия транснационального капитала и тем более экономическая аннексия региона Соединенными Штатами грозила социальному бытию не только движущих сил пролетарской революции, но также значительной части буржуазии и средних слоев, так или иначе связанных с национальным государством и его экономическими функциями. Даже латиноамериканские армии, не так давно выполнявшие функцию подавления революционных сил, теперь были лишены монополистической олигархией прежней экономической базы и вдобавок превращены в «козла отпущения» за все содеянное по ее же приказам. Неудивительно, что военные предпочли оставаться в казармах, чем свергать левые правительства.
В то же время обнаружились внутренние противоречия «левого поворота», его объективные пределы при глубокой включенности стран региона в мировое капиталистическое разделение труда и при глобальном соотношении сил, препятствующем углублению революционного процесса. Эти условия сделали неизбежными компромиссы с транснациональной и местной монополистической буржуазией на условиях еще более стеснительных, чем продиктованные в 1970 г. правительству С. Альенде в Чили буржуазным большинством конгресса. Практически исключалась национализация собственности местной буржуазной олигархии, в том числе СМИ, обеспечивающих ей по сути информационную монополию. Не могло быть и речи о запрете организаций правой оппозиции, даже экстремистского толка. Не имея возможности расширения своей экономической и политической базы, левые правительства могли финансировать социальные программы главным образом за счет доходов от экспорта сырья, воспроизводя в основе старую экономическую модель.
Постановка социалистических целей, отражающая уровень развития объективных противоречий капитализма, вступала в противоречие с необходимостью партнерства с транснациональным и местным капиталом. Радикальные фракции народного движения, склонные видеть в вынужденных компромиссах лишь измену идеалам, отходили от правительства, подчас играя на руку реакции. Маргинальная молодежь, получившая элементарные гарантии от голода и полицейской расправы, но не видящая социальной перспективы, зачастую поворачивала на криминальный путь, вызывая у обывателя озлобление против власти, «не способной навести порядок».
Даже избавление миллионов трудящихся от нищеты зачастую воспринималось ими, в духе устойчивых «популистских» традиций, не как результат собственного труда и классовой борьбы, а как «дар» государства. В полной мере оправдалось ленинское предостережение: «Серьезно думать о том, что при капитализме возможно включить в организации большинство пролетариев, не доводится»[19]. У граждан, впервые познавших мало-мальски человеческую жизнь, но не принимавших активного участия в ее достижении и защите, усиливаются потребительские установки, побудившие многих залезть по уши в ловушку кабальных кредитов. Когда же «рука дающего» оскудевает – те же люди готовы, не вдаваясь в причины, предъявлять на улице или у избирательных урн претензии вчерашнему кумиру, как будто в его силах совершить чудо…
Нашим латиноамериканским товарищам, как и нам, нет смысла винить в неудачах и поражениях лишь правящие партии и их лидеров (особенно когда классовый враг упоенно сводит счеты и с живыми, и с мертвыми). Надо трезво понимать, что проводимый ими курс определяется не столько субъективными достоинствами или просчетами, сколько объективным соотношением классовых сил. Именно оно в конечном счете обусловливает большую или меньшую активность народных масс, силу или слабость воздействия снизу на участников политической борьбы, не в последнюю очередь на свое руководство. Вспомним еще раз Ленина: «Единственной действительной силой, вынуждающей перемены, является лишь революционная энергия масс»[20].
5. Правое контрнаступление в латиноамериканских странах: региональные и глобальные аспекты
Конец 2015 и 2016 г. отмечены в Латинской Америке серьезными реакционными сдвигами: избранием президентом Аргентины лидера правых М. Макри, образованием оппозиционного большинства в Национальной ассамблее Венесуэлы, неудачей левого правительства Э. Моралеса на конституционном референдуме в Боливии, фактическим государственным переворотом в Бразилии. За те же месяцы правые выиграли выборы в Гватемале, Колумбии, Перу, резко активизировались в Сальвадоре, Уругвае, Чили, Эквадоре.
Внутренние тенденции к кризису «левого поворота» были заметны уже давно, особенно в странах «умеренной» группы, где соотношение социально-политических сил не позволило провести конституционную реформу. Рабочее движение, приученное «популистскими» режимами к «классовому партнерству», а затем ослабленное фашистскими репрессиями и неолиберальными «реформами», не проявляло снизу высокой активности. В этих условиях действовать в политике «так, чтобы быть понятными не только для организованных рабочих, которые всегда останутся при капитализме меньшинством пролетариата и угнетенных классов вообще, но и для большинства эксплуатируемых»[21], левым партиям и профсоюзам удавалось нечасто. Всей логикой «мирной» работы при недостаточной активности масс руководство рабочих организаций втягивалось в аппарат буржуазного государства с его теневой механикой выборов и парламентских блоков, с устоявшейся практикой полулегального распределения бюджетных средств, которую почти невозможно отделить от коррупции. Новое подтверждение получила ленинская мысль о непреоборимости, при сохранении основ буржуазного строя, «косвенного проведения в жизнь всевластия капитала». Социалистам и коммунистам стран Южного конуса пришлось на горьком опыте убедиться: «Раз господствует товарное производство, буржуазия, власть денег – подкуп (прямой и через биржу) «осуществим» при любой форме правления, при любой демократии»[22]. Буржуазная оппозиция, сама поднаторевшая в этом, при поддержке из-за рубежа имела все возможности «ловить за руку» неугодную ей власть.
Уязвимость левоцентристских правительств усилилась в последние годы, когда глобальная организация капитала вышла на новый уровень. В условиях затяжной «рецессии», последовавшей за мировым финансово-экономическим кризисом 2008 г., произошел новый скачок в концентрации и централизации транснациональных корпораций (ТНК), прежде всего североамериканского происхождения. Они монополизируют новейшие технологии, позволяющие уменьшить потребность в импорте энергии и сырья, и имеют возможность быстро переводить инвестиции из страны в страну, что сокращает возможности защиты суверенитета и классовой борьбы пролетариата в национальных рамках. Все это служит объективной основой «второй волны» неолиберализма. Особенно высоко она поднялась в последние два-три года, на фоне секретных переговоров о трансатлантическом и транстихоокеанском «партнерствах», меняющих условия многочисленных «договоров о свободной торговле» в пользу ТНК. План АЛКА был фактически возрожден на новом, «полуглобальном», уровне. В случае его реализации ТНК получили бы полную свободу рук в отношении национальных государств вплоть до права преследовать их в судебном порядке без права на апелляцию.
Уже сейчас в новую систему отношений явочным порядком начали втягивать латиноамериканские страны. Мексика, Перу, Чили и Колумбия с 2012 г. включены в «Тихоокеанский альянс», ориентированный на интересы ТНК, а три первых в феврале 2016 г. вошли в число подписантов «Транстихоокеанского торгового партнерства».
Латиноамериканские страны с левыми правительствами первыми подверглись репрессиям ТНК на «основании» трансграничной юрисдикции судов США и Западной Европы. Поражение левоцентристской власти Аргентины подготовила диверсия т.н. «банков-стервятников», специализирующихся на скупке за бесценок долговых обязательств стран-банкротов с целью их ростовщического ограбления. Отказавшись от условий реструктуризации внешнего долга, принятых 93% кредиторов, «стервятники» в 2012 г. потребовали выплаты всей суммы, что не только наносило стране тяжелый удар, но и подрывало реструктуризацию остального долга и обрекало на банкротство. Правительство К. Фернандес отказалось платить ростовщические долги. Но «стервятники» добились в одном из судов США решения о запрете Аргентине до расчета с ними платить всем остальным кредиторам. Решение, противоречащее международному праву, было утверждено одной из «ветвей власти» США – Верховным судом. В настоящее время аналогичная диверсия совершается в отношении Эквадора. Та же тенденция проявляется в ужесточении Вашингтоном, даже в условиях «нормализации» отношений с Кубой, штрафных санкций против зарубежных компаний, ведущих с ней дела.
Важнейшей предпосылкой контрнаступления реакции стало резкое падение мировых цен на экспортные продукты латиноамериканских стран, особенно на нефть и газ. Не удивительно, что экономическая динамика региона в последние год-два меняется с положительной на отрицательную. Венесуэла разом потеряла порядка 70% доходов, Эквадор – около 30%. Даже в огромной Бразилии детонатором кризиса послужила государственная нефтяная корпорация «Петробраз», чьи глубоководные нефтепромыслы рентабельны лишь при высоких ценах на «черное золото». Воспользовавшись ситуацией, зарубежные и внутренние противники, давно мечтающие приватизировать нефтяные богатства страны, через своих людей в судебной власти предъявили «Петробразу» коррупционные претензии. В скандале оказались замешаны буржуазные союзники ПТ и буржуазная оппозиция, что помогло организаторам переворота подготовить парламентско-судебное низложение президента Д. Руссефф.
Изменилась в неблагоприятную сторону и международная обстановка в целом. Условия для всемирного «левого поворота» пока не сложились. Ближневосточные союзники Венесуэлы подверглись империалистической агрессии в новых формах, оставляющих агрессору «свободу рук» в других регионах. В США и Западной Европе кризис, как бывало и прежде, «сработал» не столько на левых, сколько на правых и ультраправых.
Кризис «левого поворота», имея объективной основой экономическую и внешнеполитическую ситуацию, отнюдь не является ее стихийным продуктом. Официальный Вашингтон на протяжении многих лет готовил правую оппозицию к контрнаступлению. Страны региона пронизаны сетью «неправительственных» организаций, официально финансируемых из бюджета США через Агентство по международному развитию (USAID), международные институты обеих буржуазных партий и по многим другим каналам. Теснейшие связи этой сети с правой, а отчасти и «левой», оппозицией неоднократно становились достоянием гласности. Любая попытка употребить власть в отношении правых террористов влечет за собой политическую травлю и экономические санкции со стороны США. Любая вылазка оппозиции, даже подпадающая прямо под определение терроризма, широко рекламируется мировыми и «национальными» частно-монополистическими СМИ, ставшими по сути главной «партией» олигархии.
Как попытка «мирного пути к социализму» в Чили 1970-73 гг. ретроспективно выступает генеральной репетицией «левого поворота», так и кризис последнего имеет много общего с тем, что предшествовал военно-фашистскому перевороту 11 сентября 1973 г. И тогда и теперь организующей силой контрреволюции, ее генеральным штабом и главной кассой выступают ТНК и выполняющие их волю правящие круги США. «Пехоту» составляет молодежь средних слоев, обостренно ощущающих угрозу социальным привилегиям, потерю престижной работы при экономическом кризисе и санкциях, озлобленных уличной преступностью, действительной и воображаемой коррупцией. Функцию «генералитета» выполняют объединения крупной буржуазии, организующие из «тени» экономический саботаж, а на заключительном этапе готовые возглавить переворот. Аналогично ведет себя тесно связанный с имущими классами епископат католической церкви; его состав за три десятилетия, прошедшие со времен расцвета «теологии освобождения», значительно «поправел», и даже весьма умеренная апелляция нынешнего главы Ватикана к социальной справедливости встречает глухое сопротивление церковных верхов. Еще более реакционную роль играют протестантские секты фундаменталистского толка, при активной поддержке из США теснящие во многих странах католицизм; нередко они выступают ударным отрядом переворота, орудием фашистского террора.
Как и в 70-е гг., Латинская Америка выступает мировой лабораторией реакции. «Майдан» был во многом отработан в 2013 г. в Бразилии, а в начале следующего года инсценирован в Каракасе – хоть и не слишком успешно, но синхронно с Киевом, куда «спектакль» транслировался в прямом эфире. Сегодня на очереди механизмы «парламентского» переворота типа бразильского 2016-17 гг., включая пропагандистскую подготовку выборов, фальсифицированные «суды» над неугодными лидерами, выборочный террор против народных организаций.
Основное отличие нынешней Латинской Америки от 70-х гг. – меньшая сила и организованность рабочего движения, ослабленного неолиберальными «реформами», утратой зримой социалистической перспективы, затяжным экономическим кризисом, миражами «общества потребления» и кредитной кабалой. Партийно-профсоюзный актив поддерживает левые правительства, организует сопротивление переворотам, но рабочие пригороды подчас голосуют за правых, обещающих привлечь инвестиции и создать рабочие места, а массовость и активность выступлений трудящихся именно в решающие моменты политической борьбы оставляет желать лучшего. Форсирование неолиберальных «реформ», набирающих силу в Аргентине (одной из первых вполне ожидаемо стало принятие кабальных условий «банков-стервятников») и Бразилии, открыто подготовляемых правыми других стран, может резко усилить классовую поляризацию и вновь создать альтернативу: либо народная власть, либо новое издание фашизма. Жизнь в очередной раз подтверждает ленинский прогноз: «От силы революционного движения, в случае его малого успеха, будет зависеть то, какая доля из «обещанных» реформ осуществится на деле и принесет хоть сколько-нибудь пользы дальнейшей борьбе рабочего класса»[23].
«Правый поворот», вернее реванш, представляет реальную угрозу не только для Латинской Америки, но и для всего мира. В годы, когда мэром Буэнос-Айреса был нынешний президент М. Макри, аргентинская столица регулярно служила местом сбора фашиствующих ультра не только своего региона, но и Европы и США. Поражения латиноамериканских левых в значительной мере способствовали срыву попытки «левого поворота» в Испании, что усилило реакционные тенденции в других странах ЕС. «Фонды-стервятники» принадлежат к числу главных финансистов ультраправого крыла Республиканской партии США. Успех их авантюры в Аргентине (одной из первых акций правого правительства Макри ожидаемо стало принятие кабальных условий «банков-стервятников») явился одним из факторов, обусловивших ставку влиятельных кругов монополистической олигархии США на правых республиканцев и конкретно Д. Трампа. Сам он, подобно своему предшественнику Р. Рейгану, имеет давние деловые и политические связи с латиноамериканскими правыми. В его правительстве пост госсекретаря занял топ-менеджер крупнейшей ТНК Exxon-Mobil, первой ставшей на путь судебного преследования Венесуэлы, а пост секретаря по внутренней безопасности – недавний глава Южного командования Пентагона и автор плана интервенции в Венесуэлу.
Новая администрация США немедленно приступила к целому ряду мер, враждебных жизненным интересам всей Латинской Америки. Это и ужесточение иммиграционного законодательства, и трамповский прожект «великой американской стены», и отказ от Парижского соглашения 2015 г. по климату, и референдум об окончательной аннексии Пуэрто-Рико. Разрыв самим Вашингтоном соглашения NAFTA и односторонний выход США из проекта Транстихоокеанского партнерства грозят латиноамериканским странам последствиями еще более тяжелыми, чем сами соглашения. Мексика, и без того охваченная необъявленной гражданской войной, поставлена перед реальной угрозой серьезнейшей внешней и внутренней конфронтации.
Все эти акции вызвали в регионе практически единодушное осуждение. Исключение составляет лишь контрреволюционная «пятая колонна», рассчитывающая на усиленную поддержку Вашингтоном подрывных действий против прогрессивных правительств. Эти ожидания не лишены оснований, как показывают отмена Трампом даже робких шагов предшественника по нормализации отношений с Кубой, усиление вмешательства в дела Венесуэлы, подготовка санкций против Никарагуа.
Форсирование неолиберальных «реформ», набирающих силу в Аргентине и Бразилии, открыто подготовляемых правыми других стран, резко усиливает классовую поляризацию и может вновь создать альтернативу: либо народная власть, либо новое издание фашизма. Вся первая половина 2017 г. была отмечена ожесточенными атаками фашиствующей «оппозиции» на законную власть в Венесуэле, антинародным реваншем в Аргентине и Бразилии, консолидацией правых сил в других странах региона. Вместе с тем, сопротивление защитников боливарианской революции, стойкость прогрессивных правительств Боливии и Сальвадора, избирательная победа левых сил Эквадора, всеобщие забастовки против антинародных «реформ» в Аргентине и Бразилии, рабочие, крестьянские и студенческие выступления в Колумбии, Парагвае и Гватемале подтверждают: потенциал антиимпериалистического движения далеко не исчерпан.
До конца 2018 г. латиноамериканцам предстоит весьма напряженный и ответственный период. Это – время обновления руководства на Кубе, избрания и работы венесуэльской Конституционной ассамблеи, президентских и парламентских выборов в Аргентине, Чили, Колумбии, Мексике, Сальвадоре, Бразилии, Венесуэле. Главное будет решаться не в правительственных кабинетах и парламентах, а на улицах городов и сел, в заводских цехах, университетских городках, солдатских казармах. Ход и исход нынешнего этапа классовой борьбы определят, получит ли «левый поворот» дальнейшее продолжение либо сменится более или менее продолжительным периодом реакции.
Одной из первоочередных задач современной антифашистской борьбы должна стать солидарность с рабочим движением и независимыми правительствами Латинской Америки, прежде всего Кубы, Венесуэлы, Боливии, Эквадора, Никарагуа, Сальвадора. Для нас не потерял силы лозунг защитников Испанской республики: «¡No pasarán!» – «Они не пройдут!» Продолжатели Чавеса в Венесуэле выдвинули близкий по смыслу лозунг, актуальный для всех борцов против современной Реставрации: «¡No volverán!» – «Они не вернутся!»
Чтобы сделать лозунги реальностью, необходимо поднять антиимпериалистическую борьбу на новый уровень. В любом случае для последовательных борцов против империалистического гнета останутся актуальны ленинские слова, написанные ровно век назад: «Через использование буржуазного демократизма – к социалистической и последовательно-демократической организации пролетариата против буржуазии и против оппортунизма. Иного пути нет. Иной «выход» не есть выход. Иного выхода не знает марксизм, как не знает его действительная жизнь»[24].
[18] В том же контексте следует рассматривать неудачную попытку венесуэльского лидера инициировать создание «V Интернационала».
[19] Ленин В.И. Империализм и раскол социализма / ПСС. – Т. 30. – С. 178.
[20] Ленин В.И. Пацифизм буржуазный и пацифизм социалистический / ПСС. - Т. 30. - С. 282.
[21] Ленин В.И. Задачи левых циммервальдистов в швейцарской с.-д. партии / ПСС – Т. 30. – С. 202.
[22] Ленин В.И. О карикатуре на марксизм и об «империалистическом экономизме» / ПСС. – Т. 30. – С. 98.
[23] Ленин В.И. Поворот в мировой политике / ПСС. – Т. 30. – С. 348.
[24] Ленин В.И. Ответ П. Киевскому (Ю. Пятакову) / ПСС. - Т. 30. - С. 74.
|
