Как бы нам половчее «перескочить»
к новой программе...
Г.В. Плеханов

I.

Действующая Программа КПСС, принятая на XXII съезде КПСС, несомненно явилась важным марксистско-ленинским документом, в котором дана оценка международной и внутренней обстановки, намечены пути совершенствования социалистического общества, освободительной борьбы трудящихся всего мира. В Программе были отражены определенный этап общественного развития, степень понимания стоящих задач. В то же время Программа не избежала отклонения от одного важного методологического требования, выдвинутого Лениным еще накануне VIІІ съезда партии: «Надо сказать то, что есть: программа должна заключить абсолютно непререкаемое, фактически установленное, только тогда она – программа марксистская»[2].

Исходя из требования «абсолютной непререкаемости», необходимо было избежать установления точных календарных дат построения высшей фазы коммунистического общества. Во-первых, история никогда не развивается по календарю, тем более, когда речь идет о смене ее исторических этапов. Во-вторых, народ, разочаровавшись в точности календарного прогноза (построение высшей фазы к 1980 году), неизбежно должен терять доверие, как к составителям прогноза, так и к самой цели. Программа должна говорить о конкретных шагах и этапах общественного развития, о конкретных социально-экономических целях и периодах, не расписывая их календарно.

В то же время вряд ли принесет пользу и сдвиг в противоположную сторону: подчеркивание длительного (какова мера этой длительности: поколение, два?) характера развитого социализма. Темпы истории могут неожиданно меняться: Программа не должна исключать подобной возможности. Строительство нового общества на каждом своем этапе включает в себя и реформу, и революционное преобразование: «Быть революционером значит ломать все вредное, отжившее самым решительным, самым беспощадным образом»[3]. Для революционеров всегда свойственно несколько поторапливать историю, поскольку им приходится преодолевать силы, стремящиеся ее притормозить. «Стоять на месте нельзя – в истории вообще, во время войны в особенности. Надо идти либо вперед, либо назад»[4].

ІІ.

Несколько слов об этом злополучном движении «назад». Действующая Программа провозгласила дату построения высшей фазы коммунизма; с момента ее принятия страна во многом и значительно продвинулась вперед: вырос производственный потенциал, улучшилось благосостояние народа, достигнуты прогрессивные рубежи в некоторых областях науки и техники (ракетоплавание, атомная энергетика, биотехнология), возросло оборонное могущество нашего Отечества.

Однако если взять провозглашенную в Программе цель, то в ряде важных направлений движение шло скорее вспять, чем вперед, к коммунизму. Замедлились темпы промышленного и сельскохозяйственного развития, растягивается обновление основных фондов, падает фондоотдача; проблема внедрения новых технологий превратилась в какую-то постоянно ноющую зубную боль. Расширилась сфера действия товарно-денежных отношений, в первую очередь в обмене между городом и деревней, промышленностью и селом. Приобрели более широкий характер различные стихийные тенденции в производстве, обмене, распределении. Они, как было сказано в партийных документах, направлены на подрыв основ нашего общественного строя. Нарушители дисциплины, тунеядцы, лодыри, несуны, алкоголики, спекулянты, взяточники, казнорады, блатмейстеры, – всё они по существу являются выразителями мелкобуржуазной стихии – главного врага социализма[5]. Оживление этих неприятных процессов является также отражением давления на нас капиталистического соседства, неизбежной диффузии, взаимовлияния двух противоположных общественных систем, которые нельзя расселить на разные планеты. Имеются формы, которые капитализм пытается нам активно навязать (буржуазный образ жизни, массовая псевдокультура, мода, вкусы, нормы). Это – выражение классовой борьбы, идущей во всем мире, и было бы наивно думать, что мы отгорожены от нее китайской стеной. Если мы проявляем беспечность, то этим пользуется классовый противник. Жулики, тунеядцы, хулиганы – «родные братья, дети капитализма», – отмечал Ленин[6], и если число их возрастает, то, стало быть, движемся мы в некоторых отношениях, во всяком случае, не к высшей фазе коммунизма.

Марксизм-ленинизм, традиции большевизма – непримиримые, ярые, яростные враги всяческой стихийности как проявления коренной сущности буржуазных, а еще шире – всех досоциалистических формаций. Не случайно Маркс в "Учредительном манифесте международного товарищества рабочих" писал: «Здесь дело шло о великом споре между слепим господством закона спроса и предложения, в котором заключается политическая экономия буржуазии, и общественным производством, управляемым общественным предвидением, в чем заключается политическая экономия рабочего класса»[7].

Марксистская теория требует «устранения всякой стихийности», подчинения общественного производства общему разумному плану. Это достигается не за один год, но задача борьбы со стихийностью не снимается в нашей жизни; напротив, она усложняется, поскольку носителем стихийности оказывается не только рыночный спекулянт, но советский бюрократ, партийный чиновник, ведомственный аппаратчик, местный вельможа, если их интерес не основан на общегосударственном интересе, плане и дисциплине. Здесь возникает не столько репрессивная, сколько культурная задача, о чем позже.

III

Теперь о характеристике переживаемой эпохи. В свое время Ленин писал: «Будет диктатура пролетариата. Потом будет бесклассовое общество»[8]. А как быть, если диктатуры пролетариата уже нет, а бесклассового общества еще нет? Получается довольно загадочная история. Не правильнее ли считать, учитывая международный характер социалистической революции, что до ее победы в мировом масштабе природа любого общества может быть либо диктатурой буржуазии, либо диктатурой пролетариата. Середины быть не может, середины не бывает.

Диктатуру пролетариата не любит буржуазия, которая рада, когда о ней забывают; диктатуру пролетариата не любит и мелкая буржуазия со своими иллюзиями внеклассовой демократии; диктатуру пролетариата не любят реформисты, буржуазные социалисты, еврокоммунисты – сторонники «чистой демократии»; диктатуру пролетариата не любят жулики и другие антиобщественные элементы в социалистических странах. Мы знаем сколько было ахов и охов по поводу диктатуры пролетариата, в частности на ее счет относили неоправданные репрессии тридцатых годов; не трудно, однако, видеть, что эти печальные факты были следствием не диктатуры пролетариата, а известного ее ослабления под воздействием многочисленных непролетарских элементов! Мнительность, подозрительность, отсутствие чувства солидарности, дрожание за свою шкуру, доносы и клевета, беспринципность и предательство, авантюризм и провокации – все эти «качества» не пролетарские, а типично мелкобуржуазные.

Конечно, когда в стране преодолены и ликвидированы буржуазные элементы, то трудно сказать, против кого направлена диктатура пролетариата. Казалось бы, нет для нее объекта. Но, во-первых, диктатура пролетариата есть явление международное, и не могут социалистические страны качественно различаться по тому, что в одной есть диктатура пролетариата, а в другой – нет. У всех один классовый противник – диктатура буржуазии. Во-вторых, опыт показывает возможность оживления, проникновения непролетарских, буржуазных элементов внутри данной социалистической страны. Пока имеются капиталистические соседи, пока возможно присвоение чужого труда в результате хищения, перераспределения по монопольной силе, спекуляции, взятки, пока возможно накопление нетрудового богатства, до тех пор имеются достойные объекты для диктатуры пролетариата. В странах, где социализм достаточно развит, она трансформируется в диктатуру трудящихся, которая и есть социалистическая демократия, выступает через деятельность их организаций, советов, союзов, партии. Но содержание остается одним – диктатура международного рабочего класса

V

Из выступлений нашей печати мы можем сделать вывод о том, что стержнем Программы, вокруг которого концентрируется все другие проблемы, явится идея совершенствования развитого социализма. Ну что ж, совершенствование – вещь неплохая, это означает улучшение, рост. И все же задача совершенствования развитого социализма не имеет ясных, предметных, конкретных целей. Не спасает дело и встречающиеся в печати рассуждения о всестороннем и планомерном совершенствовании. Здесь в абстрактных эпитетах теряется конкретное содержание задачи. Ленин ставил вопрос так: «увлечь массу рабочих и сознательных крестьян великой программой на 10-20 лет»[9]. Партия всегда стремилась дать массам подлинно великую программу действия, памятуя, что великая энергия рождается только для великой цели. План ГОЭЛРО, индустриализация страны (догнать и перегнать), революционное преобразование деревни на коллективистских началах, победа над врагом в Отечественной войне, послевоенное восстановление хозяйства, – это были великие исторические задачи, ясные для народа, конкретные по своим целям, рождающие энергию и активность.

Обладает ли этими мобилизующими качествами тезис совершенствования? Рассмотрим подробное содержание этого понятия.

Совершенствование общественного уклада означает, по-видимому, следующее:

Во-первых, сохранение, упрочение, закрепление основных качественных характеристик данного общественного уклада, неизменность его природы.

Это, во-вторых, расширение отношений данного общественного уклада на сферы, где он почему-то еще не действует, где имеются пережиточные хозяйственные, идеологические формы иных, скажем, досоциалистических укладов. История полностью подтвердила правоту ленинских слов: «на самом деле остатки старого в новом показывает нам жизнь на каждом шагу, и в природе и в обществе. И Маркс не произвольно всунул кусочек «буржуазного» права в коммунизм, а взял то, что экономически и политически неизбежно в обществе, выходящем из недр капитализма»[10]. Не будем закрывать глаза на то, что у нас не только в фольклоре, но и в экономике, и в политике, и в идеологии не изжиты отдельные черточки не только буржуазных, но и докапиталистических укладов (религия, патриархально-родовые отношения как доминанта в хозяйствовании и подборе кадров, даже домашние формы эксплуатации).

Это, наконец, воздержание от введения таких общественных отношений, которые заключают в себе принципы более высокой фазы развития.

Рассмотрим, по каким же конкретным направлениям возможно и необходимо совершенствование социалистических отношений.

1. Укрепление основного принципа социализма: от каждого по способностям, каждому по труду. Главное здесь – решительная, беззаветная борьба против всяческих привилегий, против нетрудовых доходов, против перераспределения общественного продукта по социальной силе, по монопольному, пусть мгновенному, владению условиями и средствами производства. Нетрудовые, спекулятивные доходы еще встречаются в экономических взаимоотношениях между городом и деревней; об этом свидетельствуют постоянно ползущие рыночные цены. Надо, наконец, отучить нашу милую бюрократию использовать свое служебное положение в тысячах жизненных ситуаций: от рождения ребенка в привилегированном роддоме до похорон на привилегированном кладбище, а в середине – квартиры, дачи, машины, закрытые источники питания, дефицит, привилегированные вузы, редкие книги, закрытые места отдыха, охоты, развлечений и выпаса, выпаса на заграничных травах с дележом должностей, стран и чеков.

Нового здесь ничего нет. Это требования врагов всяких привилегий – Маркса и Ленина. Но этого надо практически добиться, поскольку смело можно утверждать, что недостаток трудовой дисциплины является прямым следствием наличия этих и подобных привилегий, оскорбляющих естественное чувство справедливости, рождающих протест и социальную неудовлетворенность у тех, кто лишен подобных привилегий. Никуда не деться от ленинского требования: «выработать меры по устранению неравенства в условиях жизни, в размере заработка и пр. между «спецами» и ответственными работниками, с одной стороны, и массою, с другой стороны, – неравенства, которое нарушает демократизм и является источником разложения партии – и понижения авторитета коммунистов»[11].

К этой же области относится и ликвидация каких-либо привилегий на национальной почве, включая преодоление племенных, жюзовых, тейповых принципов выдвижения кадров в руководство и на теплые места.

2. Как отмечал Энгельс, пролетариат в ходе революции призван установить такой общественный строй, «который предоставит каждому члену общества возможность участвовать не только в производстве, но и в распределении и управлении общественным богатством»[12]. Не только в производстве, но и в распределении и управлении должен участвовать каждый член общества, а не только передовик, не только депутат, не только никем не избранный чиновник (их у нас миллионы).

Аналогично ставил вопрос и Ленин, который призвал поднять наинизшие низы к историческому творчеству, привлечь всех граждан поголовно к управлению страной, пропустить всех через Рабкрин. У нас в чиновничьей среде возник другой тезис: народ любит, когда им хорошо управляют. Конечно, управлять хорошо – дело полезное и приятное. Но приведенный бюрократический догмат уж очень смахивает на классическое: карась любит, когда его жарят в сметане.

3. Необходимо принять специальные меры против проникновения в систему экономических и социальных отношений элементов стихийности. К сожалению, можно привести массу тяжелейших хозяйственных решений, в основе которых лежали стихийность, субъективность и волюнтаризм; не следует закрывать глаза на то, что подобные стихийные действия иногда припудриваются и под инициативу и фиксируются в плане.

Теоретически важным аспектом этой проблемы является роль и место товарно-денежных отношений и категории стоимости. В реальной практике именно здесь проявляются элементы стихийности. Никто не хочет роста цен, а они растут. Вопреки всякому разуму неквалифицированный ручной труд начинает оплачиваться выше, чем труд инженера или ученого. Все вроде против, а никто ничего не может поделать. У нас даже в высокой партийной печати промелькнуло суждение о том, что регулирование цен на базаре противоречит стихийной природе свободных рыночных отношений.

Люди нередко отождествляют стихию рынка с отношениями стоимости. Эту ошибку вскрыл еще Маркс, который писал: «... по уничтожении капиталистического способа производства, но при сохранении общественного производства отношение стоимости остается господствующим в том смысле, что регулирование рабочего времени и распределение общественного труда между различными группами производства, наконец охватывающая все это – бухгалтерия становятся важнее, чем когда бы то ни было»[13]. Итак, с одной стороны, преодоление стихийности, стоимостных отношений, с другой – точный учет затрат труда и контроль за мерой потребления.

Это единственный путь упорядочения системы цен и заработной платы.