Советская экономика 1947-1991 гг. по аналитике ЦРУ 

Окончание. Начало 

Внешнеэкономическая политика

К середине 1950-х гг. интерес Вашингтона относительно советских намерений и возможностей в международной экономической сфере инициировал программу обширных исследований в ЦРУ – таких, которые продолжались до последних дней Советского Союза. К концу 1950-х гг. беспокойство Вашингтона по поводу советского «экономического наступления» в «третьем мире» было чрезвычайно велико. В лучшем, возможно, документе ЦРУ (октябрь 1962 г.) по теме аналитики констатировали, что к середине 1950-х гг. СССР достиг фундаментальной экономической независимости и был готов приступить к активной и агрессивной внешнеэкономической политике. Советская внешняя торговля с Западом поднялась, и в 1962 г. 45% ее объема приходилось на развивающиеся страны. С 1961 г. СССР достиг позиции влияния в экономике Египта, Индии, Афганистана, Индонезии и Кубы.

По оценкам середины 1960-х гг., СССР установил присутствие в развивающихся странах, представленное специалистами, оборудованием и новшествами, и преуспел в вытеснении влияния Запада, частично через поддержку национализации принадлежащей Западу собственности. С другой стороны, были некоторые известные неудачи. Развивающиеся страны часто выражали неудовлетворенность при медленном выполнении соглашений о помощи. ... Кроме того, снижение западного влияния не обязательно вело к увеличению советского.

В документе ЦРУ, подготовленном в мае 1976 г., отмечалось, что иерархическая структура сосредоточила решение всех важных проблем внешнеэкономической помощи на верхах. Однако программы управлялись опытными чиновниками, которые могли воздействовать на менее информированных вышестоящих руководителей; и зачастую их рекомендации подчинялись противоречивым целям и конкуренции многочисленных ведомств, вовлеченных в процесс управления. Наконец, советское руководство отдавало предпочтение военной, а не экономической помощи, полагая, что это обещает большие политические дивиденды.

В 1985 г. ЦРУ исследовало торговлю между СССР и развивающимися странами более детально, с помощью тщательно построенной статистики, прежде недоступной. Анализ показал, что «обычное представление о природе и важности торговли несколько ошибочно». Во-первых, советский экспорт невоенных товаров в развивающиеся страны увеличивался слабо, начиная с начала 1970-х гг., в то время как условия торговли с ними ухудшились. Во-вторых, Советский Союз, как оказалось, не являлся существенным рынком для их экономики. В-третьих, цены, по которым платил СССР за импорт сырья из развивающихся стран, были не более устойчивы, чем цены для западных рыночных хозяйств. В целом, немного развивающихся стран, кроме находящихся в сфере советского политического влияния, критически зависели от торговли с СССР, и экономическая взаимозависимость между СССР и ними росла, по-видимому, гораздо слабее, чем воспринималось многими на Западе и заявлялось Советами.

Сокращение военной угрозы

Вклад экономических аналитиков ЦРУ в достижение четвертой цели Макса Милликана в сфере иностранного экономического анализа охватывал обоснование контроля за торговлей, оценки эффективности торговых ограничений, а также воздействия технологического обмена на советскую экономическую и военную мощь.

В 1950-е гг. выполненный ОRR всесторонний анализ пролил свет на многие прежде не изученные Западом области, идентифицировали возможные источники уязвимости западного эмбарго и других средств контроля торговли. Несколько позже ЦРУ для поддержки экспортных ограничений сосредоточилось на специальном перечне стратегических изделий. Например, меморандум для Директора Министерства торговли по экспортному контролю (апрель 1973 г.) констатировал, что технология производства полупроводников в СССР была весьма отсталой, и приводил список необходимого оборудования, для которого Советы пробовали найти зарубежные образцы.

К 1962 г. ОRR проанализировал потенциал СССР по изготовлению труб большого диаметра в связи с возможным эмбарго. В мае 1970 г. ОRR отметил постоянство в попытках СССР закупить зубонарезные станки Глисона (Gleason), что было понятно с учетом технологического состояния советской автомобильной промышленности. Эти станки являлись «критически» важными для модернизации производства грузовиков и увеличения выпуска полноприводных транспортных средств – наиболее подходящих для армейских тактических операций ... Осуществляя подобный вклад и в техническую поддержку консультативных комитетов, обеспокоенных определенными областями экспортного контроля, аналитики ЦРУ сообщали о состоянии советских технологий и доступности оборудования в странах, не участвующих в экспортном контроле.

Санкции и торговые ограничения

Когда Хрущев начал свою кампанию химизации, СССР понадобились крупные западные кредиты и более длительные сроки погашения. ОRR определил, что кредиты предотвратят отвлечение ресурсов от других первоочередных программ и, используя различные гипотезы, рассчитал множество сценариев, прежде чем заключил, что Советский Союз сможет вернуть кредиты, если будет увеличивать экспорт на Запад на 5% в год. В 1980-е гг. вопрос об эффективности ограничения кредитов являлся самым важным при обсуждении политики. Один из анализов (март 1982 г.) показал, что финансовые связи СССР и Восточной Европы обеспечивают «редкую возможность использования экономических мер, чтобы влиять на поведение Москвы».

Используя финансовую модель (январь 1982 г.), SOVA предусмотрел различные схемы кредитования, чтобы определить, каким будет советский спрос на импорт. К тревоге тех, кто поддерживал подталкивание Западной Европы и Японии к ужесточению ограничений в отношении новых кредитов Советскому Союзу, меморандум указывал, что после 1985 г. прирост стоимости долгового обслуживания стал сопоставимым с приростом объема нового кредитования. Таким образом, советский спрос на импорт оставался почти неизменным по объему, несмотря на получение новых кредитов.

ЦРУ последовательно выказывало пессимизм относительно эффективности западного эмбарго на экспорт в Советский Союз и советский Блок. Обычно выдвигались две причины: трудность приобщения других стран к участию в эмбарго и способность Блока внутренне приспособиться к мерам эмбарго. Один из документов (июль 1961 г.) является показательным. В нем сказано, что одностороннее американское эмбарго будет неэффективным, потому что объем американо-советской торговли чрезвычайно мал. Подключение НАТО и Японии, согласно множественным расчетам, отняло бы западные товары стоимостью около 4 млрд. долл., но эффект был бы, главным образом, только в первые шесть месяцев. Затем Блок мог обратиться к альтернативным поставщикам. В 1980 г. Соединенные Штаты ограничили экспорт зерна в Советский Союз после советского вмешательства в Афганистане и заключили соглашение с другими главными экспортерами зерна, чтобы те не поставляли в СССР зерно вместо США.

С подобными ограничениями США попытались вмешаться в строительство газопровода Сибирь – Европа. Но Западная Европа, приветствуя газовый проект, отказалась свернуть поставки компрессоров и труб большого диаметра для трубопровода. К тому же по техническим условиям СССР и на основе внутреннего производства был способен выполненить проект без американских компрессоров. ... Кроме того, Западная Европа была «глубоко возмущена» решением США диктовать свои условия при торговле компрессорами, изготовленными в Западной Европе по американской лицензии.

Контроль за передачей технологий

Вашингтонские должностные лица жадно требовали оценки роли передачи технологий для советского экономического и военного развития. Обычно ответ ЦРУ сводился к следующему: (а) фактически все советские технологии были относительно отсталыми, что создавало спрос на более передовые западные технологии; (б) вклад импортируемых технологий определялся их концентрацией в относительно узких областях, поскольку оборудование, которое Москва могла закупать или добывать, составило только малую долю полного цикла; и (в) системные недостатки, влиявшие на освоение и распространение новых западных (или советских) технологий, еще больше ограничивали эффект воздействия. Вместе с тем ЦРУ приводило очень многие случаи, когда Советский Союз копировал или приспосабливал западные проекты, т.е. использовал форму передачи технологий, не подверженную контролю или легко обходившую контроль.

Документы ЦРУ по сельскохозяйственным технологиям (ноябрь 1975 г. и май 1976 г.) фиксировали сложности, которые Советы имели при освоении западных агротехнологий, и утверждали, что даже успешная адаптация западных проектов завершилась результатами низкого качества из-за недостатков в планировании и стимулах.

Советский фокус на приобретение технологий для секторов, существенных в военном отношении, стимулировал особенно тщательные исследования. Один из наиболее потрясающих примеров (декабрь 1986 г.) касается сферы микроэлектроники, где Запад благодаря своему оборудованию «радикально продвинул качество и количество» производства. СССР отставал теперь от передового уровня развития интегральной схемы на 8-9 лет; без западной помощи отставание могло достигать 18-19 лет. По сделанной тогда оценке, установленное (в СССР – С.Г.) западное оборудование обеспечивает приблизительно третью часть «критически важного оборудования для всех отраслей производства».

Сопоставление сил Востока и Запада

Пятая цель Макса Милликана привлекла, возможно, наибольшее внимание и вызвала большее количество противоречий, чем любой другой аспект экономического анализа ЦРУ по Советскому Союзу. В 1950-е гг. многих волновал тот факт, что баланс сил Востока и Запада – или, по крайней мере, СССР и США – склонялся в пользу Востока. Аналитики ЦРУ выполнили оценки долларовой стоимости советского ВНП и каждого из его компонентов – конечного потребления, инвестиций, оборонных расходов и расходов на государственное управление.

Процедура определения оценок ЦРУ начиналась, за некоторыми исключениями, с расчета стоимости компонентов советского ВНП в рублях и конвертирования этих стоимостей в долларовый эквивалент. Расчеты выполнялись с применением паритетных соотношений между долларом и рублем, чтобы выразить то, сколько будет стоить в долларах товар или услуга, если покупки в рублях относятся к конкретному сегменту советского ВНП. Затем компоненты ВНП США были конвертированы в рублевые стоимости, с использованием паритетных соотношений рубля и доллара, выражающих, какой будет стоимость в рублях, если покупать за доллары товары или услуги данного сегмента американского ВНП. Результатом сопоставления становился набор сравнений американского и советского ВНП, выраженного альтернативно в долларах и в рублях. В документах, выпускаемых ЦРУ, обычно сообщалось единственное сравнение – среднее арифметическое из паритетных соотношений рубля и доллара.

Исследование, требуемое для того, чтобы получить соответствующие паритетные отношения, было огромным и в значительной степени описано в ряде несекретных публикаций. При расчете пропорций конвертирования рубля и доллара ЦРУ широко консультировалось с американскими фирмами – даже вплоть до закупки советских товаров для оценки их стоимости американскими изготовителями аналогичных изделий.

Сравнения

В одном из первых документов ЦРУ, посвященных американо-советским сравнениям (декабрь 1954), оценивался физический выпуск в расчете на каждого рабочего в тех отраслях промышленности и транспорта, где данные позволяли такие сравнения. Было найдено, что производительность труда в СССР варьирует от 15% (хлопчатобумажное прядение) до 73% (доменные печи) уровня США. Различия в производительности приписывались различиям естественных условий в добывающих секторах и различиям технологий и инвестиций в других секторах. Системные различия, столь заметные при более поздних сравнениях производительности, не упоминались.

Анализ, представленный в 1959 г. Объединенному экономическому комитету Конгресса США, был построен на исследованиях корпорации RAND. Результаты для СССР выражены как доля уровня США (см. таблицу).

Сопоставление в долларовом выражении может интерпретироваться как грубая оценка относительной способности СССР и Соединенных Штатов, если производится советский набор товаров и услуг. В рублевом выражении, наоборот, – их относительной способности, если производится американский набор товаров и услуг. Учитывая обеспеченность ресурсами и условия производства, следовало ожидать, что Советский Союз лучше выглядит в долларовом выражении (относительная способность произвести советский набор), чем в рублевом (относительная способность произвести американский набор).

В последующие годы были развиты и применялись новые методы оценки рублевой стоимости советского ВНП и соотношений рубля; среднее арифметрическое показывало изменения в состоянии СССР. В середине 1960-х гг. (март 1966) проверялись поправки на низкое качество советских товаров длительного пользования и низкую производительность в сфере здравоохранения и образования. Выработанный метод паритетных соотношений распространился на еще более широкий круг товаров и услуг, а также содействовал организации программы международных сопоставлений ООН.

Советский ВНП в 1976 г. составлял, согласно анализу ЦРУ, 60% американского ВНП (по среднему арифметрическому), потребление на душу населения – 37%, расходов на оборону и космос – 136% уровня США.

В 1981 г. Объединенный экономический комитет издал отчет ЦРУ, где долларовое выражения стоимости советского конечного потребления пересмотрено в сторону понижения (август 1981 г.). Как отмечалось, с 1960 г. японский жизненный уровень «догнал СССР и вырвался вперед, в то время как Франция, Западная Германия и Италия увеличили свое лидерство».

Следующее общее сравнение ВНП за 1960-1983 гг. появилось в августе 1984 г. Согласно документу, советский ВНП достигал 49% американского ВНП в 1960 г. и 55% – в 1983 г. Советское потребление на душу населения составляло в 1983 г. треть уровня США.

В 1991 г., согласно оценкам в долларах, соотношения СССР – США поднимаются к пику около 1970 г., выравниваются в 1970-е гг. и устойчиво падают в 1980-х гг.

Оценки стоимости советских оборонных программ в рублях и долларах были спорными, но они были единственными, которые точнее всего отражали физические количества (стратегических вооружений – С.Г.), намеченные этими программами.

Насколько хороши были долларовые сравнения?

Долларовые сравнения американского и советского ВНП критиковались – справедливо – за недостаточный учет качественных различий в производстве изделий, которые применялись как основа для расчета паритетных соотношений рубля и доллара. Конечно, ЦРУ стремилось решить проблему все эти годы.

Что именно измеряли сопоставления – не очевидно. ЦРУ утверждало, что они больше отражали меру реального дохода, чем производственный потенциал. Можно быть более требовательным в отношении предмета анализа, однако структура международных сравнений, созданных за эти годы (например, в ООН) разрушится, а вместе с ней утратит силу многое из статистического анализа источников экономического роста, основанного на этих сравнениях. Для Советского Союза, кроме того, требования теоретической чистоты находились в противоречии с заказами (из Вашингтона – С.Г.) политически значимого анализа.

Послесловие

Едва ли имеет смысл вдаваться в дискуссию, развернутую ныне американскими исследователями по поводу достоверности «советологических» оценок ЦРУ на протяжении 1947-1991 гг., т.е. об эффективности аналитического инструментария, выработанного и используемого ЦРУ для анализа экономического потенциала зарубежных держав и межгосударственных союзов.

Во-первых, далеко не все аналитические методы ЦРУ рассекречены, и в очерке Дж. Норена описывается только часть их, притом не самая содержательная. Во-вторых, довольно хорошо известно, что в числе методов, отмеченных в публикации, наибольшей аналитической ценностью обладают те, которые используют формулы межотраслевых балансов (агрегированных, трудовых, энергетических, экспортно-импортных, динамических, оптимизационных и т.д.). В-третьих, представляется более важным обратить внимание на аспекты, особо значимые для нашей страны в ее нынешнем положении.

Системный вопрос

Когда говорится о системном кризисе в СССР, нельзя довольствоваться абстрактным утверждением, а следует четко различать истинный его объект. За время существования Советского Союза (1922-1991 гг.), в разные его периоды одна другую сменили десятки различных системных моделей, в том числе, к сожалению, и антагонистически противоположные.

Так, в 1929-1953 гг. сложилась и работала система народнохозяйственного расчета. Именно ей обязан СССР своими беспрецедентными успехами на «плановом фронте» в период индустриализации, Великой Отечественной войны, послевоенного восстановления.

Только народнохозяйственный расчет с безусловным приматом общегосударственных интересов позволил Советскому Союзу в кратчайшие исторические сроки стать второй промышленно развитой державой мира. И не случайно США именно к середине 1950-х гг. испытывали опасение уступить СССР первое место в мировой экономике. Примечательно, что именно к тому времени относится оценка ЦРУ, приведенная Дж. Нореном, согласно которой Советский Союз добился и обладает «экономической независимостью».

Ситуация кардинально изменилась после 1953 г. Причина – в «реформах» Хрущева. По сути, они явились исходным этапом слома системы народнохозяйственного расчета и отступления к «хозрасчету предприятия», с катастрофическими результатами испытанного еше в 1920-е гг. («ножницы цен», частнохозяйственная стихия, срыв накопления и индустриализации, дезорганизация централизованного сектора, инфляция, карточная система и т.д.).

«Инициативы» Хрущева, о чем надо напомнить особо, свелись к уничтожению Госплана СССР, расформированного в 1957 г. и восстановленного через 7 лет лишь в виде недееспособной копии прежнего. Группировка Хрущева не простила Госплану СССР решительного выступления в 1953 г. против перехода к политике «стимулирования» промышленности и сельского хозяйства увеличением цен, т.е. за сохранение политики снижения народнохозяйственных издержек.

Уничтожение Госплана СССР означало подчинение не просто плана неуправляемым ценам, а общих интересов – хозрасчетным, основанным на прибыли. Оно стало началом конца социально-экономического прогресса СССР, ибо застопорило главные его движущие силы и изменило на попятный весь курс. И, кроме того, оно оставило Советский Союз без центра планового принятия аналитически проработанных решений, т.е. без генерального штаба государственного управления народным хозяйством.

Со времен хрущевских «инициатив» исчезли планово-цифровое обоснование навязываемых стране решений и «реформ», оценка долгосрочных их итогов и последствий. Так было с «целинной эпопеей», химизацией, кукурузным наваждением, жонглированием закупочными и оптовыми ценами, ликвидацией МТС, совнархозами, вторым пришествием прибыли и т.д. Страна была отброшена к «решениям без цифр», известным по дореволюционному стилю самодержавного волюнтаризма, искусно направляемого иностранным капиталом.

Без «цифрового» обоснования обошлись и все последующие реформы. Никакими макроэкономическими расчетами не подкреплялись решения о «полном хозрасчете» предприятий (1965-1967 гг.), о «перестройке» (1985-1987 гг.), о приватизации и либерализации (1989-1991 гг.).

Начиная с 1953 г., принцип общехозяйственной эффективности в экономической политике не действует, вследствие чего вся эта политика множит неэффективность экономики.

Президенту США Л. Джонсону в 1961 г. было ради чего снаряжать в столицы Западной Европы специальную делегацию: политика Хрущева за считанные годы отвела от Запада советскую экономическую угрозу и ликвидировала то, что вошло в мировую историю под справедливым названием «советского экономического чуда».

Подлинно плановая, система народнохозяйственного расчета в 1929-1953 гг. поднимала экономику СССР. Псевдо-плановая, система «хозрасчета предприятия» со второй половины 1950-х гг. подрывала советское народное хозяйство. Модифицированная в 1985-1987 гг. моделью «самофинансирования», хозрасчетная система сбросила прежние формы маскировки и быстро проявила себя последствиями, свойственными для частнокапиталистической. Именно она окончательно разрушила и экономический базис, и политическую надстройку Советского Союза.

Но системное падение продолжилось и после, ибо частнокапиталистическая система сразу и целиком оказалась под влиянием иностранного корпоративного капитала, вследствие чего выродилась в компрадорскую.

Плановая система, демонтированная во второй половине 1950-х гг., ни разу не испытывала ни малейшего кризиса. Напротив, она оградила советскую экономику от всякого воздействия циклических кризисов зарубежного капитализма.

Системный кризис возник с введением в 1965-1967 гг. «полного хозрасчета» и принял открытую форму сразу после перехода в 1985-1987 гг. к «самофинансированию» и «договорным» ценам.

Если следовать не мифам, а фактам, то вполне понятно, в чем причина такого кризиса. И «полный хозрасчет», и «самофинансирование», и рыночные предприятия – все это модификации одной и той же системы децентрализованного, частнохозяйственною типа, без вертикальной интеграции промышленного капитала. Дальше депрессии такого рода система вести не может. Вперед современный мир движет система не либерального и домонополистического, а государственно-корпоративного капитализма.

От народнохозяйственного расчета и экономической независимости СССР до компрадорской и экономически зависимой России – таким оказался пройденный за 1922-2004 гг. системный путь. Он не был прямым. Он оказался насыщенным чередованием прогресса и реакции. Теперь на очереди системный прогресс, за который стране и необходимо бороться в ближайшее время.

О центре принятия макроэкономических решений

До середины 1950-х гг. Советский Союз обладал дееспособным центром принятия эффективных общехозяйственных решений, многовариантно рассчитанных по конечным результатам и затратам и нацеленных на подъем производительности труда из года в год, из пятилетки в пятилетку.

После хрущевских «инициатив» Кремль остался без центра принятия народнохозяйственных (в нынешней терминологии – макроэкономических) решений в общегосударственных интересах. Такого центра нет до сих пор. Нет продвижения и к вертикальной интеграции предприятий, к интеграции, отличительный признак которой состоит в организационно-экономическом объединении добывающей и обрабатывающей промышленности с целью оптимизации полного цикла воспроизводства наукоемкой продукции конечного спроса. Россия по-прежнему проводит политику, не нацеленную на эффективность экономики и критически зависимую от крупных иностранных корпораций.

О «железном занавесе»

Реформаторы переписывают учебники истории, дабы внушить иллюзию, будто отсталый Советский Союз отгораживался от процветающего Запада. Но факты неумолимы и свидетельствуют о другом. Политика эмбарго и торговых ограничений являлась, как видно из материала Дж. Норена, политикой США, а не СССР. «Санитарный кордон» в 1920-е гг., «железный занавес» в послевоенное время устанавливались не Советским Союзом, а против Советского Союза. Что же касается внешнеэкономической политики СССР, то в период, когда она была преимущественно независимой (до импорта пшеницы), главной ее целью было содействие индустриальному развитию стран «третьего мира». В отличие от США, СССР не сдерживал, а поддерживал интернациональный технологический обмен. Сейчас Советского Союза нет. Но США все так же используют политику технологического эмбарго.

О конвертируемости рубля

По данной теме у нас возобладали в последнее время крайне примитивные представления, продиктованные конъюнктурными соображениями. В своей работе по исчислению паритетной покупательной способности рубля и доллара ЦРУ, как хорошо показывает Дж. Норен, руководствовалось более корректными постулатами. Деньги – это товарная стоимость. Замещение одной валюты другой базируется на замещении товаров.

Так, чтобы рубль был конвертируемым в доллар, необходимо одно простое базовое условие: чтобы товары российского производства свободно замещали – по технологическому уровню, качеству и цене – товары американского производства на всем пространстве мирового товарообмена.

Вопрос о конвертируемости является на деле вопросом о технологическом строении и эффективности производства. В современном мире конвертируемой может быть валюта лишь той страны, где господствует производство высоких технологий и высокотехнологической продукции. То же самое относится и к резервной мировой валюте, дополнительное условие в отношении которой – доминирование также по сфере политического влияния.

О доступности высоких технологий и наукоемкой продукции

У нас ныне повсеместно ссылаются на недоступность оборудования и техники, необходимых для крупномасштабной технологической модернизации народного хозяйства. А их недоступность объясняют дефицитом денег, или инвестиций. Круг замыкается: без прогрессивных технологий нет накоплений, а без накоплений – высокопроизводительных технологий. И ситуацию начинают преподносить как безвыходную.

На самом деле вопрос о доступности эффективных технологий есть вопрос не денег, а экономической системы. Если при господствующей системе хозяйствования стране и населению недоступны лучшие виды техники и технологий, значит необходимо обосновать и установить такую систему, при которой они станут широкодоступными. На практике проблема решается не деньгами, а специально регулируемыми ценовыми соотношениями, которые необходимо системным образом обеспечить и поддерживать в долгосрочной перспективе. Для компрадорской системы, разумеется, такая задача непосильна. Но для системы народнохозяйственного, или вертикально-интегрированного расчета данная задача вполне разрешима, что на деле доказал СССР в период до хрущевских «инициатив».

Перспектива России

В материале Дж. Норена только мимоходом упомянуто об «этнических конфликтах». Но для нашей страны затронутый вопрос заслуживает куда более пристального внимания. Нельзя игнорировать закономерности и уроки новейшей истории.

Первый и главный: в мире нет ни одной многонациональной страны, которой удалось бы сохранить территориальную целостность в условиях господства частного капитала.

Причина очевидна: частный капитал быстро принимает этнические, религиозные и даже расистские формы, которые вступают в кровавую конкурентную войну одна с другой за передел сфер влияния.

Действительность камня на камне не оставляет от голословных и бездумных утверждений, будто Октябрь 1917 г. прервал преемственность развития России. «Особый» путь становления капитализма в дореволюционной России объясняется выбором между государственно-территориальной целостностью, ассоциируемой с самодержавием, и формами капиталистических отношений. К 1917 г. выбора не стало, да он и не мог быть бесконечным. Сложившийся после Октябрьской революции Советский Союз нашел верную форму сохранения и упрочения единства народов и народностей – общее национализированное хозяйство.

Когда господствует национализированный, этнически обезличенный капитал, тогда народам и народностям делить нечего, ибо все достояние, начиная с земли, становится всеобщим и не является предметом передела. И сегодня положить конец кровавому переделу разом может только национализация земли и важнейших промышленных предприятий, объектов и сооружений.

Денационализация не для России. Мировой рынок безжалостно избавляется не только от неконкурентоспособных товаров, но и от неконкурентоспособных стран. С точки зрения исторического процесса, у приватизированной России, которой грозит раскол на враждующие зоны этнического капитализма, не может быть ни перспективы развития, ни даже перспективы сохранения.